"Ванина Ванини": анализ новеллы, главные герои.

Что такое любовь и кто ее достоин? С чего начинается это чувство? Как его сберечь? Эти вечные вопросы волновали человечество во все времена. Они не оставили равнодушными и французского писателя Стендаля. Его новелла «Ванина Ванини» - история любви молодых итальянцев.

Мы знакомимся с главной героиней произведения на великосветском балу, куда были приглашены самые обворожительные женщины. Королевой выбрали княжну Ванину Ванини, которая пленила всех своей красотой. Молодая княжна еще не была влюблена, поэтому она с легкостью причиняет боль страстно полюбившему ее юноше Ливио Савелли. Внимание княжны привлекают только деятельные, решительные мужчины, способные на поступок. Ванина Ванини мечтает о любви такого человека. Внезапно разлетается весть о побеге из крепости молодого карбонария - борца за национальное освобождение Италии. Это событие волнует воображение главной героини новеллы

Девятнадцатилетнюю княжну окружают знатные и красивые юноши. Но их лощеный вид надоел Ванине Ванини. Горячо влюбленный Ливио Савелли тоже кажется девушке неинтересным, скучным человеком, и она отвергает его любовь.

Княжна была очень требовательна не только к другим, но и к самой себе. Узнав, что в ее доме прячется тот самый беглый карбонарий, она, забыв о княжеской чести, помогала ему, беспокоилась о нем, искренне сочувствуя молодому борцу за свободу. Неудивительно, что это беспокойство переросло в пылкую любовь. Девушка боялась перемен, которые происходили в ее мыслях. Объясниться в любви первой она не могла, потому-что была очень гордой. Единственное, что могла позволить себе Ванина Ванини, это приходить ночью и прислоняться щекой к окну комнаты молодого карбонария. Гордость княжны кажется непреодолимой. Ванина Ванини убеждает себя, что она больше не должна видеться с Пьетро. Стендаль мастерски описывает смятение чувств главной героини. Карбонарий, помня о своем простом происхождении, не хотел признаться в любви первым.

Чувство Ванины Ванини оказалось сильнее всего, и девушка не смогла его сдержать. Со временем любовь княжны становится требовательнее и толкает ее к измене. Ванине Ванини казалось, что любовь к Италии заставляет Пьетро забыть о ней. Раскрыв адреса и фамилии единомышленников карбонария, княжна полагает, что наконец-то любимый будет принадлежать только ей. Но девушка невольно становится виновницей его ареста. Ванина Ванини вынуждена прибегнуть к хитрости, даже рискует собственной жизнью, чтобы спасти любимого человека. К сожалению, ее любовь не имеет власти над Пьетром, у которого в жизни есть одна высокая цель: погибнуть в тюрьме или борьбе за свободу Италии. Княжна откровенно рассказывает о своем страшном поступке, о своей измене, надеясь, что любимый поймет: она делала это только ради него. Но вместо благодарности Ванина Ванини слышит злое проклятие. Этот неожиданный ответ изменяет жизнь главной героини: она в скором времени выходит замуж за аристократа Ливио Савелли.

В своей новелле Стендаль отвергает такую эгоистичную любовь, которая ведет только к разрушению, и превозносит чистую любовь, способную защитить любимого человека от опасности, подарить ему счастье и покой.

Если домашнее задание на тему: » Кто достоин любви? (По новелле Стендаля «Ванина Ванини») оказалось вам полезным, то мы будем вам признательны, если вы разместите ссылку на эту сообщение у себя на страничке в вашей социальной сети.

Свежие новости

Категории

Новости

Сочинения по теме

В течение девяти лет (1830-1839) Стендаль создал свои самые совершенные произведения - романы "Красное и черное", "Люсьен Левен" ("Красное и белое"), "Пармский монастырь". Творческий расцвет был подготовлен всей жизнью Анри Бейля. Он добывал строительный материал, изучая эпоху, все лучше узнавая cовpеменников. Он учился по-новому строить, вырабатывая новаторский творческий метод, индивидуальный стиль. Он начал создавать романы - по-новому прекрасные,- когда уже научился и под них подводить тот прочный фундамент, который давно начал складываться в его других работах и статьях,- знание политической действительности.

Стендаль, критикуя в публицистических произведениях существующий социальный строй, всегда отвечал на вопрос: что он дал молодым людям, принадлежащим ко всем классам, ко всем слоям общества?

И создавал свои произведения он для демократических читателей - для юношей, которые ютятся на шестых этажах * .

* (Во Франции нижний этаж дома называется rez-de-chaussee (на уровне земли), второй этаж - первым и т. д. Во времена Стендаля на первых этажах обитала крупная буржуазия, на вторых - люди среднего достатка - врачи, адвокаты, на пятых и шестых - бедные студенты, мелкие служащие. )

Молодежь - "надежда отечества",- писал Стендаль (Corr., II, 245), Она - будущее нации. Какое же наследие получили юноши, родившиеся в годы владычества Наполеона или после реставрации Бурбонов? (С. А., III, 440 и др.). Какие пути к счастью могут они избрать? В чем они видят свой долг? Почему драматичен их жизненный путь? Чему их опыт учит следующие поколения? После "Арманс" Анри Бейль вновь и вновь обращается к этим мотивам и в новеллах, и в незаконченных произведениях, и в своих шедеврах.

Стендаль, начиная с "Арманс", и Бальзак, начиная с "Шагреневой кожи", многократно отвечали на вопрос: какою практическою деятельностью можно заниматься в условиях капиталистического общества, не будучи мещански "благоразумным" стяжателем? Кем может стать молодой человек, не приспособляясь к условиям, жестоко уродующим его в интеллектуальном и нравственном отношениях? Эта тема, одна из магистральных во французской реалистической литературе XIX-XX столетий, впервые смело и гневно, глубоко человечно и беспощадно трезво прозвучала в "Красном и черном".

В то самое время, когда аристократ Октав пренебрегал своим высоким положением в обществе, в 1827 году, бедный и безвестный юноша низкого происхождения - Жюльен Сорель ("Красное и черное") решил во что бы то ни стало возвыситься и поэтому вынужден был приспособляться к господствующим классам, приняв их правила игры.

Читателям, которые обвиняли Жюльена в цинизме, лицемерии, бесчестности, Стендаль отвечал: существующие условия таковы, что у энергичного характера есть одна возможность проявлять себя - в "некотором плутовстве". "Уверяю вас, никто не сколотил большого состояния, не будучи Жюльеном" * .

* (Les plus belles lettres de Stendhal, pp. 79, 75. )

Другой молодой человек, Люсьен Левен (герой одноименного романа) убедится, что практическая деятельность на государственной службе в годы Июльской монархии требует умения и желания быть бессовестным, бессердечным, бесчестным.

Третий молодой человек, итальянец Фабрицио Дель Донго ("Пармский монастырь") откажется от практической деятельности и убьет в себе вместе с огромной своею энергией солнечную жизнерадостность.

"Личная инициатива" в произведениях Стендаля - синоним того, что он называл плутовством. Автор "Красного и черного", должно быть, отчасти и по той причине восхищался всегда "Томом Джонсом", что Филдинг в этом романе именно так осмыслил поэтику плутовского романа. У Стендаля, Бальзака, Домье социально-конкретные, типичные для эпохи образы плутов становятся чрезвычайно емкими по содержанию...

После того как революция пробудила энергию народа, молодые люди смогли проявлять дарования в политической деятельности, или защищая на полях сражений независимость родины, или в области промышленности и техники, или же - в литературе, идеологии (подобно Бейлю и Жозефу Рею).

Наполеон умело использовал эту энергию по-своему: армия завоевателя поглощала молодежь, и воинскую славу поэтизировали как единственно возможный ее идеал.

При Бурбонах и военная карьера становится привилегией дворян. А пробужденная энергия в 20-х годах, когда уже развиваются буржуазные общественные отношения, клокочет. Она, более чем когда бы то ни было, нужна промышленности и торговле: масса эксплуатируемых растет одновременно с богатством предприимчивых людей. Но талантливая молодежь мечтает об ином уделе. "Желание созидать во всех областях столь же повелительно, как жажда свободы", и "неудовлетворенная потребность в деятельности" находит выход в увлечении наукой, литературой, учениями утопических социалистов,- говорит о молодом поколении той эпохи французский литературовед Р. Пикар * . Сыновья врачей, юристов, наполеоновских офицеров, даровитые выходцы из "низов" общества устремляются в Париж, надеясь завоевать успех. Один из них, сын генерала Республики, приехав в столицу с пятьюдесятью тремя франками в кармане и преодолев все препятствия, сделал свое имя - Александр Дюма - знаменитым. Но не всем дано стать писателями или учеными (подобно В. Жакмону). Счастливцы оканчивают Политехническую школу. А путь множества юношей, усыпанный обломками надежд и иллюзий, безрадостен. Они - и прежде всего настроенные республикански,- пополняют ряды бедствующих интеллигентов.

* (R. Picard, Le romantisme social, p. 61. )

Таким людям противостоят знать, "невежественная и ленивая" (Стендаль), коварные иезуиты, ненасытные хищники-буржуа. Реакция и в 20-х и в 30-х годах обороняется от талантливой и энергичной молодежи, препятствуя ее активности, небезопасной для существующего строя. "Наше общество стремится уничтожить все, что возвышается над ограниченностью",- писал Стендаль в 1831 году (Corr., III, 25).

Но все труднее заглушить требования даровитых юношей из народа и мелкобуржуазной среды, невозможно подавить в них чувство собственного достоинства и сознание, что их требования справедливы. Нестерпимое положение молодого поколения и страх господствующего класса перед ним - типические черты и предреволюционной ситуации в конце 20-х годов, и эпохи, наступившей после Июльской революции. В финале "Красного и черного" Жюльен Сорель точно сказал об этих особенностях политической ситуации, породивших драматизм конфликта между личностью и обществом и сделавших столь горестным удел самого Жюльена.

Борьба молодого бунтаря против враждебного ему общества - излюбленная тема французских романтиков в эпоху Реставрации. При этом не только в таких романах, как "Жан Сбогар" Ш. Нодье, но и в "Эриани" В. Гюго условности декораций соответствовала подобная же обрисовка экзотических образов, вырванных из обстоятельств, характерных для современности.

Герои Стендаля живут в конкретной политической обстановке; в столкновении с нею развиваются их характеры. Они неотделимы от эпохи, ее приметы запечатлены в их духовом облике, в индивидуальном своеобразии их чувств и поступков. Каждый из них - неповторимая личность и обобщенный характер, типичный для своего времени. Читатель не сомневается в том, что они реальные люди, всё достоверно и в их необыденных жизненных путях, и в картине общества.

Стендаль воспринял как писатель-историк обстоятельный отчет о деле Антуана Берте, опубликованный в конце декабря 1827 года в "Gazette des Tribunaux" ("Судебной газете") * . Семинарист Берте, сын крестьянина-кузнеца, гувернер в буржуазной семье Мишу, удостоился благосклонности хозяйки дома; затем его уволили. Став гувернером в семье помещика-аристократа, Берте затеял интрижку с его дочерью - и вновь был уволен. Решив, что это произошло по вине г-жи Мишу, самолюбивый и мстительный юноша выстрелил в нее в церкви. Его предали суду в Гренобле и казнили в 1828 году на той самой Гренетской площади, на которую выходил окнами дом деда Анри Бейля.

Этот отчет - один из источников замысла романа о Жюльене Сореле, первоначальный вариант которого ("Жюльен"), написанный, должно быть, в конце 1829 года, не сохранился.

Второй источник замысла "Красного и черного" - судебный отчет о деле Лаффарга, использованный и прокомментированный Стендалем в "Прогулках по Риму". Лаффарг, рабочий-краснодеревец, выходец из мелкобуржуазной среды, очень любил свое ремесло, увлекался философией и литературой, был скромен, но самолюбив и горд. Одной легкомысленной девице взбрело на ум сделать его своим любовником. Потом она грубо порвала с Лаффаргом, а ее мать попросила прокурора оградить дочь от его преследований. Оскорбленный этим предательством и вызовом в полицию, измученный ревностью, молодой рабочий решил: он накажет злодейку, этого требует справедливость. Убив девушку, он неудачно пытался покончить с собою.

Французский литературовед Клод Липранди привел в своей очень обстоятельной монографии об источниках" "Красного и черного" много доказательств того, что образ Жюльева Сореля, несомненно, ближе личности, характеру романтического, нервного и благородного (в изображении газетных репортеров) Лаффарга, нежели довольно мелкому Берте * .

* (Claude Liprandi, Au coeur du "Rouge". L"affaire Laffargue et "Le Rouge et le Noir". )

Но и Лаффарга, так же как Берте, нельзя отождествлять с Жюльеном Сорелем. Стендаль отталкивался и от дела Берте, и от дела Лаффарга, подсказавших ему идею и сюжет романа; они были, так сказать, горючим для его мысли и фантазии, активизируя их.

Отсюда не следует, что можно недооценивать помощь фактического материала, который помог Анри Бейлю привести в движение свой жизненный опыт, творчески реализовать свое знание эпохи и человеческого сердца.

Драматизм дела Лаффарга, атмосфера страсти в нем очень заинтересовали Стендаля и запомнились ему. "Если убивают теперь в народе, то из-за любви, как Отелло",- читаем в главе "Прогулок по Риму", посвященной Лаффаргу * . И теперь в народе обнаружил шекспировские страсти автор "Истории живописи в Италии". И он недаром назвал Отелло: мавр стал генералом, нужным и полезным венецианской знати, но противостоит ей как чужак, пришедший из иного мира,- и таким же был бы удел Жюльена Сореля, даже если бы ничто не помешало его блестящей карьере.

* (А не ради денег, что, как не раз напоминал Стендаль, более свойственно буржуазному XIX веку. )

Сближение народа, страсти и Шекспира, как камертон, предопределило и драматическую напряженность, и антибуржуазность романа. Для Анри Бейля, так же как во время сочинения памфлетов "Расин и Шекспир", имя английского драматурга - синоним естественности, национального, народного искусства, синоним отрицания условностей, рожденных бытием высших классов.

Но творческое воображение не могло опереться на аналогию с Отелло: на ее основе возникла бы лишь самая общая схема, которой не хватало бы конкретности.

Ее внесли размышления Стендаля о Лаффарге как о социальном типе послереволюционной! эпохи.

Они привели писателя к другой аналогии - не литературной, а исторической.

Молодые люди, подобные Лаффаргу,- говорит автор "Прогулок по Риму",- если им и удается получить хорошее воспитание, вынуждены трудиться и бороться с настоящей нуждой, почему и сохраняют способность к сильным чувствам и ужасающую энергию. Вместе с тем у них легко уязвимое самолюбие. А так как из сочетания энергии и самолюбия нередко рождается честолюбие, Стендаль закончил характеристику молодого плебея следующим замечанием: "Вероятно, все великие люди будут отныне выходцами из класса, к которому принадлежит г. Лаффарг. Когда-то Наполеон сочетал в себе те же особенности: хорошее воспитание, пылкое воображение и крайнюю бедность".

В "Воспоминаниях о Наполеоне" Стендаля артиллерийский лейтенант Бонапарт изображен как бедный, гордый и необычайно разносторонне одаренный молодой человек с пламенным сердцем и неистощимой энергией. Отстаивая республиканский строй, он смог проявить талант полководца, ум государственного деятеля. Пылкое воображение увлекло его на путь честолюбия. Он раздавил революцию, чтобы захватить власть в стране. Великий человек стал "гением деспотизма".

Наполеон, так сказать, классический тип безвестного, но выдающегося юноши, одинокого честолюбца, способного преодолеть любые препятствия, чтобы завоевать успех в собственническом обществе - почет, славу, богатство, могущество. Вот почему писатель, рассказывая о Лаффарге, вспомнил о Наполеоне. Какой будет судьба пылкого, энергичного и честолюбивого бедняка в эпоху Реставрации? Удастся ли такому юноше, выходцу из среды, к которой принадлежит Лаффарг, стать "великим человеком"? Какие препятствия придется ему для этого преодолевать в современных условиях? Каким должен быть его характер, чтобы он смог добиться полного успеха?

Рассматривая жизненные пути Берте и Лаффарга в свете своих размышлений об истории Франции, Стендаль обнаружил в фактах уголовной хроники источник грандиозного по размаху художественного и философского обобщения о природе современного общества.

Тогда же, когда писатель воплощал это обобщение в образах, в драматизме политического романа "Красное и черное", он рассказал о пути другого бедного, гордого и пылкого молодого человека XIX столетия.

2

Чтобы верно понять сложный характер Жюльена Сореля, надо увидеть, как он внутренне связан с образом Пьетро Миссирили, героя новеллы "Ванина Ванини", и вместе с тем - противопоставлен ему. В новелле "Ванина Ванини" и в романе "Красное и черное" мы обнаруживаем два варианта разработки одной и той же проблемы.

Эта новелла - произведение "истинного романтизма", который Стендаль, "гусар свободы", не отождествлял с французским романтизмом.

В ней изображена реальная, существующая в жизни романтика возвышенной страсти к свободе. Эта страсть борется в сердце героя -с любовью; сердце героини - во власти любви, гордости и ревности; могучие, неистовые чувства заставляют героя и героиню без колебаний пренебрегать опасностью.

Романтика пылких чувств изображена Стендалем реалистически, с удивительной естественностью. Герой новеллы, карбонарий Пьетро Миссирили - стендалевский романтический характер. Но он воплощен Стендалем-реалистом.

Миссирили неотделим от своего времени. Индивидуальная ситуация, в которой он действует, порождена исторической, политической ситуацией, в условиях которой и сформировался его характер. Индивидуальный конфликт в новелле обусловлен накалом политической борьбы.

О политической ситуации говорит подзаголовок новеллы: "Особые обстоятельства разоблачения последней венты карбонариев в Папской области".

Подзаголовок в стиле не то исторической статьи, не то газетной хроники происшествий как бы подчеркивает неоспоримую реальность необыденного содержания новеллы. И, словно камертон, подзаголовок дает прозе Стендаля ее общую тональность - деловито-суховатую, внешне бесстрастную.

Б. Г. Реизов показал, что, хотя в подзаголовке и в стиле" "Ванины Ванини" имеется установка на документальность, содержание новеллы далеко от "анекдота", на который фантазия Стендаля опиралась, совершенно трансформируя его. "Поэтому вернее было бы говорить не столько об "источниках" "Ванины Ванини", сколько о материалах, которые вдохновили Стендаля и помогли ему в его созидательной работе мысли и воображения" * . Вывод, характеризующий стиль работы Бейля не только над этой новеллой; он верен и по отношению к шедеврам Стендаля - "Красному и черному", "Люсьену Левену", "Пармскому монастырю".

* (Б. Г. Реизов, К вопросу об источниках новеллы Стендаля "Ванина Ванини".- Ученые записки Ленинградского университета, № 299, серия филологических наук, вып. 59, Романская филология Л. 1961, стр. 171. )

"Ванина Ванини" - драма нового, стендалевского типа в форме новеллы-хроники. Действие в ней развивается еще более стремительно, чем в написанных до нее новеллах Мериме. И даже среди большей части произведений Стендаля проза "Ванины Ванини" выделяется лаконичностью и энергией. Это впечатление усилено ее емкостью: автор немногословен, но не упустил ни одного обстоятельства, не пожертвовал ради сжатости ни одним существенным переходом, нюансом в переживаниях и мыслях героев. Читатель уверен и в подлинности драмы, и в том, что он все узнал о ней; дополнительные подробности ослабили бы ее напряженность.

Максим Горький рассказал в заметке о Бальзаке, как высоко оценивал Л. Толстой умение Стендаля, Флобера, Мопассана "концентрировать содержание" * . Это искусство Стендаля вполне проявилось в новелле "Ванина Ванини".

* (М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, т. 24, стр. 140. )

В экспозиции, занимающей всего две страницы, охарактеризованы: политическая ситуация, среда, к которой принадлежит Ванина, событие, ставшее предпосылкой завязки драмы (романтический побег Миссирили из тюремного замка). В экспозиции дана и психологическая мотивировка закономерности завязки, дальнейшего развития драмы и конфликта: Ванина - типичный для произведений Стендаля характер романтической знатной девушки, презирающей изящных, но пустых молодых аристократов и способной признать достойном ее уважения и любви умного, энергичного, смелого человека из народа.

Кульминация в развитии действия (ее значение Стендаль подчеркнул курсивом) занимает всего шестнадцать строк. В них с необычайным лаконизмом сконцентрированы и конфликт, в котором трагически столкнулись Ванина и Миссирили, и главные черты этих образов.

Юный карбонарий Миссирили, бедняк, сын хирурга, и Ванина, выделяющаяся своим умом, независимостью суждений, удивительною красотой и высоким положением в обществе, полюбили друг друга. В чем новизна этих характеров?

Максим Горький назвал "истинной и единственной героиней книги Стендаля" волю к жизни * . Огромная жизненная энергия и целеустремленность героев произведений Анри Бейля всегда выражены в воле к жизни - не такой, какую им навязывают обстоятельства, а иной, прекрасной в их представлении.

* ()

В Миссирили все подчинено его несгибаемой воле: он поможет освободить и объединить Италию. Только так желает он жить - для борьбы и победы. Ему чужда жертвенность. Он страдает вместе со своим униженным народом, и для него долг перед родиной - это долг перед самим собою. Он, гордый патриот и революционер, никогда не покорится! В Ванине, гордой сознанием, что ее личность значительна, все подчинено воле завоевать счастье, какого ей не может дать светское общество.

Это счастье Ванина находит в любви к Миссирили. Она предпочла юного карбонария всем и будет единственной владычицей его сердца, вытеснив из него свою соперницу - Италию.

Но это невозможно. Миссирили "безрассуден". Он, "безумец", предпочитает удел гонимого бунтаря личному счастью: ничто не заставит его изменить священному долгу. Миссирили, так же как Ванина,- целостный характер.

Конфликт неизбежен.

Запомнив обещание, которое дал ей Миссирили (восстание, организуемое им, будет последней попыткой освободить родину), Ванина пересылает папскому легату список членов венты; имя своего возлюбленного она предусмотрительно вычеркивает. Миссирили узнает, что его товарищи арестованы. Его отчаяние и гнев беспредельны. Кто же предатель? Он-то на свободе и подозревать будут его! Следовательно, он должен немедленно отдаться в руки легата. Прощаясь с Ваниной, Миссирили требует: "Погубите, уничтожьте предателя, даже если это мой отец".

"Да, я накажу подлого предателя, но сначала нужно вернуть Пьетро свободу",- восклицает Ванина, охваченная жестоким горем.

Такова корнелевская кульминация романтической драмы Стендаля.

Но только характер Миссирили - на уровне высокой трагедии. С героической честностью и прямотою выносит он суровый приговор себе: он изменил долгу, отдав женщине свое сердце, принадлежащее родине; вот почему провалилось восстание. "Требования долга жестоки, мой друг,- просто, искренне, без малейшей рисовки говорит он,- но если б их можно было исполнить легко, в чем состоял бы героизм?"

Представим себе, что Ванина сдержала слово, данное ею в порыве раскаяния и горя, и наказала предательницу - себя. Тогда и она стала бы вровень с Миссирили. Как потрясала бы трагичность ее судьбы! Это произошло бы, если бы Ванина была столь же преданной интересам родины, как Миссирили, и если бы она не могла простить себе ослепившую ее гордость. Но она в отчаянье лишь потому, что по ее вине Миссирили лишает себя свободы. Ее безрассудная - она сама так думает- страсть к юному карбонарию несравнима с той любовью-преданностью, какую Стендаль изображал в других произведениях как страстное и одухотворенное слияние двух существ. Ванина увлеклась и поступает безрассудно-смело, но не так, как ее возлюбленный. Она остается человеком из другого мира, чуждого и враждебного Миссирили. Любовь к нему - лишь необычайный, романтический и трагический эпизод в однообразном, словно вечное празднество, тепличном существовании знатной девушки.

Стендаль признался в "Воспоминаниях эготиста": он не представляет себе "настоящего человека не наделенным хоть в малой мере мужественной энергией * и стойкостью, глубиною убеждений...". В новелле "Ванина Ванини" писатель создал обобщенный поэтический характер такого настоящего человека - участника тайного революционного общества, мужественного, несгибаемо-стойкого, уверенного, что он избрал верный путь. Очень важно, что Миссирили - не "сверхчеловек", не загадочный, редкостный герой. Скромный, он считает себя одним из многих. Он не приподнят над своими товарищами. Его героический стиль жизни мотивирован и изображен как "бесстрашная последовательность честного человека, настоящего патриота. И честная точность чуждого риторики, хроникального стиля новеллы, железная логика и естественность в развитии ее драматического действия кажутся неотделимыми от облика героя новеллы. Гармоническое соответствие стиля и построения сюжета характерам, сквозному действию главных героев и в дальнейшем останется отличительной особенностью реалистического мастерства Стендаля.

* (Курсив Стендаля. )

Передовой молодой человек XIX столетия Миссирили не ошибся, избрав цель, стремлению к которой стоит посвятить жизнь.

И во Франции были в годы Реставрации карбонарии - "благородные безумцы", избравшие ту же цель, что Миссирили.

Их современник, другой молодой человек XIX столетия, Жюльен Сорель, пойдя по иному пути, трагически ошибся.

3

В "Жизни Анри Брюлара" Стендаль вспомнил: он был счастлив в 1830 году, работая над "Красным и черным". Издатель получал одну за другой отредактированные, дополненные новыми эпизодами и подробностями главы. Страницы, написанные накануне Июльской революции, были набраны и отпечатаны в августе: типографские рабочие, сообщает А. Мартино, в дни восстания сражались на улица".

В "Красном и черном" Стендаль изобразил Францию "такой, какой она является в 1830 году". Подзаголовок романа "Хроника 1830-го года" Стендаль затем заменил другим - "Хроника XIX столетия", который более соответствовал и словам автора (в обращении к читателям) о том, что книга была написана в 1827 году, и хронологии "Красного и черного" (его действие начинается осенью 1826 года и кончается в июле 1831 года, причем в финале, как выяснил А. Мартино, проследивший хронологическую канву романа, в датировке событий имеются неувязки).

"Правда. Горькая правда". Эти слова - эпиграф к первой части "Красного и черного". Стендаль приписал их Дантону: ведь правда - революционная сила.

Роман - зеркало, которое проносят по большой дороге,- читаем в "Красном и черном"; оно отражает и лужи и лазурь неба, и низменное и возвышенное. Слово "зеркало" звучит здесь как синоним реализма (но не натурализма). Творчество Стендаля никогда не было зеркальным копированием действительности или его имитацией.

Стендаль не любил описывать обстановку, костюмы. И не внешнее правдоподобие описаний считал он достижением литературы, точно изображающей жизнь. Но, создавая роман, он всегда опирался на факты, на действительность. Как он это делал?

Клод Липранди в своей первой монографии о "Красном и черном" * справедливо утверждал, что подзаголовок этого романа - "Хроника XIX столетия" - имеет программный характер. Выражая уверенность в том, что в произведении Стендаля содержится множество еще не разгаданных намеков на события эпохи, что за "малейшими подробностями" скрываются реальные факты, К. Липранди привел некоторые из них, расшифрованные им. Его выводы: в ("Красном и черном" изображена история и "такою, какой она могла быть" ("то, что могло бы произойти"), и "такою, какой она была" ** . Это верно. Но К. Липранди не прав и противоречит себе самому, говоря, что "Красное и черное" - "не политический роман" *** и что Стендаль изображал типические черты современности, оставаясь нейтральным, то есть объективистски используя факты, не преображая их.

* (Claude Liprandi, Stendhal, le "bord de l"eau" et la "note secrete", Avignon, 1949. )

** (Claude Liprandi, Stendhal, le "bord de l"eau" et la "note secrete", Avignon, 1949. p. 136. )

*** (Claude Liprandi, Stendhal, le "bord de l"eau" et la "note secrete", p. 188. )

Конкретность, точность воплощения действительности в "Красном и черном" и других произведениях Стендаля не имеет ничего общего с объективизмом. Критически изучая жизнь общества, создавая ее реалистическую обобщенную картину, писатель переплавлял в своей творческой лаборатории реальные факты, выделял в них самое главное, возвышал, типизируя, и подчинял все подробности своему замыслу.

"Доминик - сторонник деталей..." - записал Стендаль (M. I. M., II, 97,). "Маленькие подлинные факты" (как он назвал их) - кирпичики достоверности, из которых писатель-реалист строит, изображает движение жизни. Они связаны с идейным замыслом и помогают развитию действия. После длительной тренировки Бейль научился сразу, "не подготовляя заранее" (M. L., I, 157), находить необходимые характерные детали.

И большие подлинные факты (все, что связано с уже ставшей исторической темой Наполеона, или судебные отчеты в "Gazette des Tribunaux"), и "фактики" нужны были Стендалю как опора для его творческого воображения. Он даже подчеркивал, случалось, на полях рукописи, что такая-то деталь не выдумана им (например, на полях "Пармского монастыря" сделал пометку: мозаичный флорентийский столик, о котором он только что написал, он видел тогда-то, там-то). Такие "подлинные фактики" облегчали Стендалю процесс перевоплощения, помогали добиваться естественности изображения.

Опыт убедил Стендаля и в том, что писателю полезно, вынашивая образы, лепя характеры, представлять себе реальных людей, которых он хорошо знает * . Французские исследователи выяснили, что у персонажей "Красного и черного" были реальные прототипы ** . То же с уверенностью можно оказать о иных эпизодах. Выяснено, что даже дворец маркиза де ла Моль срисован с роскошного дома Талейрана.

* ("Описывая мужчину, женщину, местность, думайте при этом о реальных людях, реальных вещах",- советовал он в 1834 году начинающей писательнице г-же Готье (Corr., III, 115). )

** (Прототипы некоторых героев "Арманс" назвал сам Стендаль. )

Но персонажи романа - не движущиеся портреты. Художественно и исторически конкретный характер Жюльена Сореля несравненно крупнее, глубже, сложнее, содержательнее, типичнее и поэтому - реальнее для нас, чем житейски конкретные люди 20-х годов XIX века - Берте и Лаффарг, какими они предстают в судебных отчетах и других материалах. Дворец маркиза де ла Моль - не фотография дома Талейрана. И Верьер - обобщенный образ провинциального городка. Постоянно беря жизненный материал из обильных запасов памяти и никогда не сковывая фантазию, Стендаль создал типические характеры - новые и по социальному содержанию, и по их художественному своеобразию. При этом в них индивидуальны и социально-характерные черты. Провинциальный обуржуазившийся дворянин де Реналь, парижский аристократ де ла Моль, простой человек Фуке выглядят словно люди из разных миров, хотя все они - французы эпохи Реставрации.

Чтобы обрисовать основную - историческую, предреволюционную - ситуацию "Красного и черного", Стендаль изобразил в главах, посвященных секретной ноте, заговор ультрароялистов: предвидя неизбежность революции, они решают создать отряды белой гвардии и призвать иностранных интервентов для обуздания парижан и всего французского народа. Но, как мы знаем, типичной для эпохи политической ситуацией порожден и центральный в романе частный конфликт между бедняком Жюльеном и общественным строем, враждебным беднякам.

Автор романа не скрывает: он не бесстрастен. Но, любя и ненавидя, он всегда трезво исследует истинные побуждения своих современников. Именно благодаря этой драгоценной особенности реализма Стендаля - справедливости его "поэтического правосудия" - так жизненны и пластичны образы романа и столь неоспорима критика социального строя, содержащаяся в нем.

Герой Сопротивления, поэт Жак Декур утверждал в статье о "Красном и черном", напечатанной после его гибели: Стендаль изобразил развитие характера Жюльена с железной логикой математика, словно решая одну задачу за другой. И весь роман с первой страницы побеждает читателя железной логикой, с какою каждая деталь подготовляет и показывает объективную обусловленность развития драматического действия.

В 1826 году Анри Бейль заметил: роман следует писать так, чтобы вы, читая одну его страницу, "никогда не могли догадаться о содержании следующей" (С. А., III, 155). В 1838 году Стендаль посоветует одному литератору: с шестой - восьмой страницы романа должны начинаться "приключения" (действие). В "Красном и черном" на каждой странице таится непредвиденное читателем, и с первой же страницы все детали знакомят со средой, с персонажами таким образом, что подготовляют действие.

Начав читать роман, мы узнаем: сады богача г-на де Реналя, "где сплошь стена на стене", потеснили лесопилку Сореля, отца Жюльена. Пейзаж не просто описан. Он активно участвует во взаимоотношениях между героями и в экспозиции. Мы видим, как тщеславие чванливого мэра Верьера (одного из тех буржуа, которые чувствуют себя патриотами, когда с гордостью поглядывают на свою мебель; M. I. M., II, 92) и жадность старого крестьянина - главные черты их характеров - проявляются в переговорах при покупке де Реналем земельного участка Сореля.

В эпиграфе к первой главе - образ клетки; писатель не раз упоминает в этой главе о стенах, ограждающих частные владения, о тирании "общественного мнения" провинциальной буржуазии. Мотив стен, ограждений, клетки - ключ к теме бытия собственников и бедняков в провинциальном городке, к теме неподвижности этой жизни, всеобщей разобщенности, недоверчивости, скованности. В этой клетке благоденствует г-н де Реналь, дворянин-ультра, стыдящийся того, что стал промышленником, самодовольный собственник, имеющий отличный дом и прекрасно воспитанную жену. В этой клетке задыхается Жюльен Сорель.

4

На полях "Арманс" Стендаль записал: "роман создается действием" (M. I. M., II, 76). Жюльен много думал о жизни, но не знал ее. Он ежечасно - в доме г-на де Реналя, в семинарии, в Париже - сталкивается с не предвиденными им обстоятельствами, которые вынуждают его к поступкам. Познание жизни Жюльеном действенно. Развитие его характера связано с резкими поворотами в действии.

Автор "Красного и черного" после издания этого произведения не раз выражал сожаление о том, что ненависть к вялому, вычурному "красноречию" Шатобриана побудила его сделать "сухими" некоторые главы романа и предпочесть "резкий" стиль, "слишком сжатые", "отрывистые", "рубленые" фразы (M. I. M., II, 137, 140, 141, "Жизнь Анри Брюлара"), затрудняющие - опасался он - восприятие его произведения. Справедлива ли эта самокритика? Каждая фраза романа о загубленной энергии талантливого бедняка насыщена энергией, которая порождена содержанием книги. Этот лаконичный стиль всецело приспособлен для изображения действия. Не следует преувеличивать значение статистических данных для характеристики стиля; все же не случайно в "Красном и черном" существительные не намного преобладают над глаголами * .

* (В "Отце Горио" Бальзака существительных вдвое больше, нежели глаголов. Как выяснил известный французский лингвист Марсель Коэн, в романтической прозе довольно обычна фраза без глагола. Интересны выводы советской исследовательницы Н. Н. Тетеревниковой из ее наблюдений над стилем "Красного и черного"; он становится "рубленым" и особенно лаконичным "в наиболее драматические моменты действия, как бы двигающие вперед основные события романа, или в моменты наивысшего эмоционального напряжения"; ритм прозы в этом романе "как бы подчиняется ритму самого действия, иногда самой мысли персонажа" (то есть внутреннему действию.- Я. Ф.); особенности стиля Стендаля оправданы ситуацией, внутренне связаны с содержанием (Н. Н. Тетеревникова, О стиле Стендаля (стилистическая роль некоторых форм построения и сочетания предложений).- Ученые записки Ленинградского университета, № 299, серия филологических наук, вып. 59, Романская филология, Л. 1961, стр. 224-237). )

Диалог в "Красном и черном" напряженно действен. И Стендаль широко, виртуозно использовал новаторское открытие - полный драматизма внутренний монолог, чтобы изобразить все нюансы в размышлениях и переживаниях Жюльена, г-жи де Реналь и Матильды де ла Моль - внутреннее действие, продолжением которого являются неотделимые от него поступки.

Психология героев романа сложна, противоречива. Их взаимоотношения неотделимы от душевной борьбы. Именно в работе мысли и в душевных движениях Жюльена воплощены со скульптурной рельефностью и его действенная устремленность к цели, и внутренняя борьба, которую он при этом переживает. Вероятно, об этой важнейшей особенности мастерства Стендаля думал великий художник "диалектики души" Лев Толстой, когда он, перечитывая "Красное и черное", заметил, что, так же как в начале сороковых годов, и теперь в 1883 году не все нравится ему в этом романе, но симпатию его вызывают "смелость, родственность" Стендаля ему, Толстому * .

* (Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., серия 3, Письма, т. 83. Гослитиздат, М. 1938, стр. 410. )

В глубоко интеллектуальном облике Жюльена - героя, для которого характерна напряженная работа мысли, запечатлена следующая после "Арманс" окончательная победа нового способа изображать людей. "Это празднество ума, оказавшееся возможным благодаря новой технике, было решительным разрывом с романтической традицией, модой",- справедливо заметил Жан Прево в работе "Созидание у Стендаля". Жюльен проницательным взором врага видит мир, в котором он живет, исследует и его и свои переживания, проникает мыслью в прошлое, старается разглядеть свое будущее. Читатель вместе с героем романа осмысливает события, и ему все ясно. "Итак, роман - уже не таинственная история, в которую вносит ясность развязка?" - писал Жан Прево, развивая свою мысль, противопоставляя "Красное и черное" романтической традиции * . Герой, критически взирающий на свою жизнь, впервые появился в произведении автора памфлетов "Расин и Шекспир", чей девиз - "Исследуем". Стендаль осуществлял свою новаторскую программу. Он возвел,- сказал М. Горький,- "весьма обыденное уголовное преступление на степень историко-философского исследования общественного строя буржуазии в начале XIX века" ** , Сам Стендаль также назвал "Красное и черное" "философским повествованием".

* (Jean Prevost, Creation chez Stendhal, Paris, 1951, p. 253. )

** (М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, т. 26, стр. 219. )

В романе, как верно отметил Ж. Прево, сталкиваются две точки зрения: читатель видит все, что происходит в "Красном и черном", и глазами Жюльена, и глазами автора, кругозор которого несравненно шире, который знает то, что неясно его герою, и с вышки своего мировоззрения пристально рассматривает политическую ситуацию, общество и путь Жюльена в нем. Техника "двойного зрения" - изобразительное средство, подчиненное бдительному критицизму и создающее впечатление полной объективности; она участвует и в создании глубины, соответствующей перспективе в живописи.

Напряженная работа мысли и острота переживаний Жюльена Сореля мотивированы тем, что мир собственников и знати предстает перед героем романа как область неведомого, полная опасностей,- словно незнакомая Жюльену страна с головокружительными кручами и глубокими пропастями. Изображение жизненного пути Жюльена Сореля как необыкновенных приключений в сфере мыслей и переживаний оправдано не только психологически, но и социально - плебейским происхождением героя.

5

Итак, во Франции, где господствует реакция, нет простора для талантливых людей из народа. Они задыхаются и гибнут, словно в тюрьме. Тот, кто лишен привилегий и богатства, должен для самообороны и, тем более, чтобы добиться успеха, приспособляться.

Поведение Жюльена Сореля обусловлено политической обстановкой. Ею связаны в единое и неразрывное целое картина нравов, драматизм переживаний, судьба героя романа.

Жюльен Сорель - юноша из народа. К. Липранди выписал из романа слова, характеризующие Жюльена в социальном отношении: "сын крестьянина", "молодой крестьянин", "сын рабочего", "молодой рабочий", "сын плотника", "бедный плотник". В самом деле, сын крестьянина, имеющего лесопилку, должен работать на ней, как и его отец, братья. По своему социальному положению Жюльен - рабочий (но не наемный); он чужой в мире богатых, воспитанных, образованных. Но и в своей семье этот талантливый плебей с "поражающе своеобразным лицом" - словно гадкий утенок: отец и братья ненавидят "щуплого", бесполезного, мечтательного, порывистого, непонятного им юношу. В девятнадцать лет он выглядит как запуганный мальчик. А в нем таится и клокочет огромная энергия - сила ясного ума, гордого характера, несгибаемой воли, "неистовой чувствительности". Его душа и воображение - пламенные, в глазах его - пламя.

Это - не портрет байронического героя, подобного Корсару, Манфреду. Байронизм довольно давно уже освоен великосветскими снобами, стал позой, которая вскоре в парижских дворцах пригодится и Жюльену Сорелю. Романтически предельное, как бы чрезмерное развитие всех черт, качеств, способностей в портрете Жюльена (гармонирующее с самыми резкими поворотами действия и невероятными ситуациями) -бытового и политического происхождения. Стендалю необходимо было, чтобы читатель почувствовал и увидел, какая огромная и драгоценная человеческая энергия, пробужденная в "низших" классах эпохою французских революций, переполняет этого даровитого юношу из народа и, не находя выхода, питает все более разгорающийся в нем "священный огонь" честолюбия. О трагической ненужности этой народной энергии в реакционную эпоху и написан роман Стендаля. Жюльен стоит у подножья социальной лестницы. Он чувствует, что способен на великие деяния, которые возвысили бы его. Но обстоятельства враждебны ему.

Американский литературовед Майкл Гуггенхейм обвинил в статье "Коммунисты и Стендаль" Арагона, Жана Варлоо и некоторых других французских литераторов-коммунистов в том, что они исказили облик Анри Бейля, рисуя его демократом и передовым человеком эпохи. Лишь в их работах этот "мечтатель протягивает руку пролетарию",- иронизирует М. Гуггенхейм. Всю сложность отношения Стендаля к народным массам американский литературовед подменил его "отвращением, к вульгарному" (которое М. Гуггенхейм, как видно, совершенно отождествляет с народным).

Субъективный подход М. Гуггенхейма к литературе столкнулся с научной объективностью партийного подхода - и вот что получилось. Как мог Арагон - восклицает автор статьи - назвать сыном бедного плотника Жюльена Сореля, обладающего тончайшей чувствительностью! "Арагон поторопился забыть обо всем, что сближает героя "Красного и черного" с юным Анри Бейлем (сыном зажиточного буржуа). Если бы в Жюльене было существенно то, что он - сын бедного плотника, он не был бы так близок к Фабрицио или Люсьену Левену, которые принадлежат к лучшим семействам" * .

* (Michael Guggenheim, Les communistes et Stendhal.- "Symposium", vol. XI, № 2, Fall 1957, Syracuse, New York, pp. 258-259. )

Автор "Красного и черного" не раз назвал Жюльена "сыном плотника", "сыном рабочего", "бедным плотником". Как видно, он считал очень существенным, что "безродный" юноша, человек из народа, умнее, чувствительнее, благороднее, талантливее отпрысков аристократии, с которыми он сталкивается в романе. Что же касается "лучших семейств", то придется, забегая вперед, напомнить, что отец Люсьена Левена (в одноименном романе), богатый банкир, изображен как умнейший и обаятельный "плут", а старик Дель Донго в "Пармском монастыре" обрисован как отвратительно вульгарный и низкий человек (причем читателю сообщено, что отец Фабрицио не он, а французский офицер).

Итак, М. Гуггенхейм вступил в полемику не с Арагоном и другими французскими литераторами-коммунистами, а с Анри Бейлем, сыном зажиточного буржуа. Автора статьи подвел его примитивный биографизм, вульгарно-социологический способ анализа литературы.

Жюльен твердо знает: он живет в стане врагов. Поэтому он озлоблен, скрытен и всегда насторожен. Никто не знает, как ненавидит он высокомерных богачей: приходится притворяться. Никто не знает, о чем восторженно мечтает он, перечитывая любимые книги - Руссо и "Мемориал острова святой Елены" Лас-Каза. Его герой, божество, учитель - Наполеон, лейтенант, ставший императором. Если бы Жюльен родился раньше, он, солдат Наполеона, завоевал бы славу на полях сражений. Его стихия - героика подвигов. Он поздно появился на земле - подвиги никому не нужны. И все же, подобный львенку среди волков, одинокий, он верит в свои силы - и больше ни во что. Жюльен - один против всех. И в своем воображении он уже побеждает врагов - как Наполеон!

В 1838 году Стендаль отметил, что необузданное воображение Жюльена - одна из важнейших особенностей его характера: "Десятью годами ранее автор, желая нарисовать чувствительного и честного молодого человека, сделал его, создав Жюльена Сореля, не только честолюбивым, но также с головой, переполненной воображением и иллюзией" (M. L., I, 235-236).

В этом сочетании (обостренная чувствительность и честность, сила воображения, честолюбие и вера в иллюзию) - все неповторимо-индивидуальное своеобразие характера Жюльена, кристаллизации его чувств, его сквозного действия.

Пылкое воображение Жюльена возвышает его над окружающей средой, над ограниченными собственниками и чиновниками, способными мечтать лишь о новом приобретении, новой награде. "Благоразумным" де Реналю, Вально и им подобным Жюльен противостоит как поэтический характер, как "безумец", презирающий низменную прозу их бытия. Характеризуя Жюльена в своей неопубликованной статье, написанной для итальянского журнала "Antologia" ("Антология"), Стендаль высоко оценил изображение "безумств" Жюльена Сореля: они изумляют, но обрисованы с той естественностью, в которой автор романа видит идеал прекрасного в стиле (M. L., II, 351).

Но герой "Красного и черного" - не такой "безумец", как Пьетро Миссирили. И юного карбонария его мечты возвышают над окружающей средой. И он противостоит "благоразумным" аристократам и угнетателям Италии как необычайный, поэтический характер. Но "безумства" Пьетро Миссирили порождены его принципиальностью, честной последовательностью борца за свободу родины.

В Жюльене Сореле воображение подчинено неистовому честолюбию.

Честолюбие само по себе - не отрицательное качество. Французское слово "ambition" означает и "честолюбие" и "жажду славы", "жажду почестей" и "стремление", "устремленность"; честолюбия,- как сказал Ларошфуко,- не бывает при душевной вялости, в нем - "живость и пыл души". Честолюбие заставляет человека развивать свои способности и преодолевать трудности.

За что Жюльен ни возьмется - живость и пыл души его совершают чудеса. Его психофизиологическая организация- замечательный по чувствительности, быстроте и безупречности действия аппарат; об этом позаботился Стендаль-физиолог. Жюльен Сорель подобен кораблю, оснащенному для большого плавания, и огонь честолюбия в иных социальных условиях, предоставляющих простор для творческой энергии народных масс, помог бы ему преодолеть самое трудное плавание.

Но теперь условия благоприятствуют не Жюльену, и честолюбие заставляет его приспособляться к чужим правилам игры: он видит, что для достижения успеха необходимы жестко-эгоистическое поведение, притворство и лицемерие, воинственное недоверие к людям и завоевание превосходства над ними.

Юный плебей - во власти иллюзии: он, один против всех, добьется успеха, как Наполеон! Он, честолюбец, ни перед чем не остановится!

Но природная честность, великодушие, чувствительность, возвышающие Жюльена над окружением, вступают в противоречие с тем, что ему диктует в существующих условиях честолюбие.

На основе этого противоречия и формируется сложность характера, личности молодого "безумца"...

Некоторые романтики, выражая отвращение к низменной прозе пошлого буржуазного строя, славили отчужденность от общества. "Одиночество священно",- воскликнул Виньи. "О трижды священное одиночество!"- вторил ему Мюсее.

"Взаимная и всесторонняя зависимость индивидов, друг для друга безразличных, образует их общественную связь" * , порождаемую капиталистической экономикой. Романтики-индивидуалисты, поэтизируя (взаимное безразличие, воображали, будто призывают таким образом защищать права личности от враждебных ей общественных отношений, восстают против зависимости от них. В действительности индивидуалист лишь пытается вполне приспособиться к этим отношениям. Такой индивидуализм был - и остается - мнимой самообороной личности от общества, самообманом, порожденным иллюзией.

* (К. Маркс, Глава о деньгах, Архив Маркса и Энгельса, т. IV, Партиздат, М. 1935. стр. 87. )

Объективные наблюдатели еще до революции 1830 года видели, что и в самом буржуазном обществе, которое презирали романтики-индивидуалисты, процветал тот же индивидуализм, но в форме волчьей борьбы за успех. Во Франции "chagun pour soi" * - это есть основание мудрости, внушаемое детям". "Сие существование для себя есть первейший источник всех зол, постигших французов",- читаем в письме из Франции, напечатанном в 1829 году в московском "Вестнике естественных наук и медицины" (№ 7).

* (Каждый за себя (франц.). )

И для Жюльена одиночество - иллюзия освобождения из клетки. Но, как мы уже знаем, он мечтает об одиночестве не для самообороны, а для победы. "Каждый за себя" - и его девиз. В горах, стоя на высоком утесе, Жюльен завидует парящему над ним ястребу-перепелятнику - пернатому хищнику. Если юноша станет таким, как ястреб, он действительно возвысится над всеми. "Вот такая была судьба у Наполеона,- быть может, и меня ожидает такая же?" - думает Жюльен.

Мысль о судьбе Наполеона связана в романе с образом ястреба (а не орла или сокола). Образ орла обычно порождает поэтическое представление о величии, образ сокола - об отваге. Бейль в юности называл Бонапарта "Коршуном", но не орлом и не соколом. Тогда он ненавидел Первого Консула - тирана, который был чужд истинному величию, потому что похищал у Франции свободу. Хотя теперь Стендаль-публицист демонстративно противопоставляет "великого императора" новым ничтожным властителям, в художественном произведении его "поэтическое правосудие" подсказывает ему иное: он снова сравнивает знаменитого карьериста, пример которого породил во Франции "безумное и, конечно, злосчастное честолюбие" * , не с "царем пернатых", а просто с хищною птицей.

* ("Прогулки по Риму" (курсив мой.- Я. Ф.). )

Ястреб кажется Жюльену Сорелю воплощением силы и одиночества. Чтобы вырваться из клетки, чтобы победить бесчисленных врагов и завоевать успех, надо стать одиноким и сильным, как хищник. И необходимо быть бдительным, в любую минуту готовым к атаке. Девиз Жюльена: "К оружию!" Читателю он не кажется мальчишеским фанфаронством: Жюльен целеустремлен и всегда очень серьезно относится к своим словам и поступкам. Одиночество и честолюбие лишили его веселья (лишь в обществе любимой женщины, г-жи де Реналь, узнает он, что это такое). Они лишили его и настоящей юности: озабоченно взвешивает он каждое слово, опасаясь невольной непосредственности, вынужденный быть мудрым, как змий. Одиночество и гордость научили Жюльена ценить помощь оружия. И когда ему покажется, что он обязан защитить свою честь, он обратит оружие - против г-жи де Реналь! Но не как хищник, а как Сид, ибо не сомневается, что дороже всего честь. Мы не знаем, читал ли Жюльен трагедию Корнеля; но молодой Анри Бейль восхищался ею.

Сквозное действие честолюбца Жюльена Сореля было типичным для эпохи. Клод Липранди отмечает, что многие памфлетисты, историки, журналисты, политические публицисты с возмущением писали в годы Реставрации о карьеризме, жестокой борьбе за место под солнцем, как о "мерзости века". Герой "Красного и черного",- напоминает К. Липранди,- "характерен для своего времени", "глубоко правдив". И литераторы эпохи Стендаля видели, что образ Жюльена "правдив а современен" * . Но многих смущало то, что автор романа смело, необычайно ясно и рельефно выразил исторический смысл темы, сделав своего героя не отрицательным персонажем, не пронырой-карьеристом, а даровитым и мятежным плебеем, которого социальный строй лишил всех прав и таким образом заставил бороться за них, не считаясь ни с чем.

* (С. Liprandi, Au coeur du "Rouge", pp. 292-293. )

Стендаль сознательно и последовательно противопоставляет выдающиеся дарования и природное благородство Жюльена его "злосчастному" честолюбию. Мы видим, какими объективными обстоятельствами обусловлена кристаллизация воинственного индивидуализма талантливого плебея. Мы убеждаемся и в том, насколько губительным для личности Жюльена оказался путь, на который его толкнуло честолюбие.

6

Жюльен выделяется в Верьере: его необыкновенная память всех изумляет. Поэтому он нужен богачу де Реналю как еще одна утеха тщеславия, для Верьера - немалая, хотя и поменьше, чем стены вокруг принадлежащих мэру садов. Неожиданно для себя юноша поселяется в доме врага: он - гувернер в семье де Реналя...

Горе тому, кто беспечен в стане врагов! Не проявлять мягкосердечия, быть бдительным, осторожным и безжалостным,- приказывает себе ученик Наполеона. Во внутренних монологах он вновь и вновь старается проникнуть в тайные, истинные помыслы всех, с кем его сталкивает жизнь, и постоянно критикует себя, вырабатывая линию своего поведения - самую верную тактику. Он хочет быть всегда устремленным к своей цели - подобным обнаженному клинку. Он победит, если будет насквозь видеть противников, а они никогда не разгадают его. Поэтому следует не доверять ни одному человеку и опасаться любви, притупляющей недоверие. Главным тактическим оружием Жюльена должно стать притворство.

В 1804 году реакционный театральный критик Жофруа с ненавистью обрушился на комедию Мольера "Тартюф". В годы Реставрации "Тартюф" часто издавался, даже массовым тиражом: он и теперь участвовал в борьбе либералов против ультрареакционеров, Конгрегации, коварного лицемерия иезуитов. В тех городах, где миссионеры особенно ретиво возвращали жителей в лоно церкви и зазывали их на путь покаяния и смирения, наиболее быстро раскупали билеты на представления "Тартюфа". Так было в Руане, Лионе, Бресте. В Руане и Бресте власти запретили этот спектакль, и негодование публики было столь велико, что вызваны были солдаты, очистившие театральный зал, оттеснив горожан ружьями с примкнутыми штыками. Ничего подобного не могло произойти даже на "скандальной" премьере "Эрнани". Сатира "Тартюфа" звучала более злободневно (почему ее и запрещали). "Тартюф", в отличие от пьес Мариво, "будет жить и в 1922 году",- писал Стендаль (Corr., II, 280).

Жюльен дважды упоминает о своем втором учителе - Тартюфе. Юноша знает его роль наизусть.

Жюльен, говорит автор романа, благороден и мужествен. А в XIX веке могущественные люди, если не убивают мужественных, бросают их в тюрьму, обрекают на изгнание, подвергают невыносимым унижениям. Жюльен одинок и может рассчитывать только на хитрость. Он понимает, что погибнет, открыв свое лицо, выдав свою тайну - преклонение перед Наполеоном. Следовательно,- думает юноша,- надо бороться с лицемерами их же оружием.

Поведение Тартюфа - "иезуитизм в действии",- записал Бейль, анализируя в 1813 году комедию Мольера * . Современный французский режиссер Роже Планшон, поставив в своем театре эту пьесу, показал, что действия иезуита - циничный авантюризм, маскируемый притворством; эта трактовка близка анализу "Тартюфа" в заметках Анри Бейля. Итак, чтобы победить в борьбе одного против всех, Жюльен Сорель готов не только носить маску, но и душить в себе то, что мешает ему стать лицемером-авантюристом, таким, как его враги (и враги Стендаля) - иезуиты. Жюльен на все готов, чтобы добиться успеха. Если это понадобится, иезуитизм навсегда станет его второй натурой! Он один в стане врагов, он воюет! Но удастся ли ему стать Тартюфом?

Бедняку, простому человеку теперь не бывать офицером. И преуспевают сейчас не военные, а попы и ханжи в "коротких сутанах". Ученики Жозефа де Местра проникли во все поры общества. Если в провинции действуют миссионеры, то в Париже - "светские" проповедники. В одной из статей Стендаля для английского журнала "New Monthly Magazine" имеется лаконичная зарисовка бала в аристократическом доме в 1826 году: "Красивый молодой священник в течение сорока пяти минут нежным и меланхоличным тоном произносит проповедь. Затем он удаляется, и бал начинается". Так бывало не на театральной сцене, не в новом "Тартюфе", а в жизни. Удивительно похож на этого красивого и изысканно меланхоличного священника епископ Агдский, чья молодость поразила Жюльена: ведь он без усилий достиг более высокого "положения в обществе, нежели маршалы Наполеона, опаленные порохом кровопролитных битв! Значит, религия - поприще, на котором Жюльен обязан сделать блистательную карьеру!

Он уже выучил наизусть по-латыни Новый завет и книгу "О папе" де Местра ("столь же мало веря ей", как первой). Кто еще способен на такой подвиг? Доброжелательный и строгий аббат Шелан поможет Жюльену поступить в семинарию.

Но мучительно трудно гордому, умному, страстному юноше носить личину смирения и тупого ханжества - "мундир" безродного честолюбца в эпоху Реставрации. Сможет ли он всегда притворяться и добиваться успеха, ни с чем не считаясь? "О Наполеон, как прекрасно было твое время, когда люди завоевывали себе положение в опасностях битвы! Но пробиваться подлостью, увеличивая страдания бедняков..." На это благородный плебей не способен.

В семинарию Жюльен вступает, как в тюрьму. "Кругом одни лютые враги. И какой же это адский труд...- ежеминутное лицемерие. Да оно затмит все подвиги Геракла!" Он "слабо преуспевал в своих попытках лицемерить мимикой и жестами..." "Он ничего не мог добиться, да еще вдобавок в таком гнусном ремесле". Он беспощадно насилует себя: нелегко стать тартюфом-иезуитом.

Стендаль считал главы, посвященные семинарии - сатирическую картину, производящую впечатление объективнейшего исследования,- наиболее удачными в романе. Эта высокая оценка, вероятно, объясняется не только силою сатиры, но и тем, что писатель удивительно пластично и точно изобразил жизнь Жюльена в семинарии как битву, в которой юноша побеждает самого себя. На такие усилия способен только необыкновенный человек, говорит автор романа. Железная воля Жюльена подавляет его неистовую гордость, замораживает его пылкий дух. Чтобы сделать карьеру, он будет самым безличным из семинаристов, бесстрастным и бездушным, как автомат. Юноша, способный на подвиги, решается на нравственное самоубийство.

Битва Жюльена с самим собою - важнейшая сторона романа.

Герой "Пиковой дамы" Пушкина, Германн - молодой честолюбец "с профилем Наполеона и душой Мефистофеля". И он, как Жюльен, "имел сильные страсти и огненное воображение". Но ему чужда внутренняя борьба. Он расчетлив, жесток и всем существом устремлен к своей цели - завоеванию богатства. Он действительно ни с чем не считается и подобен обнаженному клинку.

Таким же, быть может, стал бы и Жюльен, если бы преградой перед ним не возникал непрестанно он сам - его благородный, пылкий, гордый характер, его честность, потребность отдаваться непосредственному чувству, забывая о необходимости быть расчетливым и лицемерным. Жизнь Жюльена - это история его безуспешных попыток вполне приспособиться к общественным условиям, в которых торжествуют низменные интересы. "Пружина" драматизма в произведениях Стендаля, герои которых молодые честолюбцы,- говорит французский писатель Роже Вайян в книге "Опыт драмы",- целиком состоит в том, что эти герои "вынуждены насиловать свою богатую натуру, чтобы играть гнусную роль, которую они себе навязали" * , Эти слова точно характеризуют драматизм внутреннего действия "Красного и черного", в основе которого душевная борьба Жюльена Сореля. Патетика романа - в перипетиях трагического единоборства Жюльена с самим собою, в противоречии между возвышенным (натурой Жюльена) и низменным (его тактикой, диктуемой общественными отношениями). Самые драматические эпизоды романа (изображенные чаще всего средствами внутреннего монолога и диалога) - те, в которых необходимость быть лицемерным и коварным - нравственно изуродованным, делает Жюльена.несчастным, и те, в которых берет верх натура юноши. А она не раз одерживает победу в ситуациях, важных для развития сюжета...

* (Roger Vailland, Experience du drame, Correa. Paris, 1953, pp.112-113. )

Стендаль, друг Метильды Дембовской, создал самые поэтические во французской реалистической литературе образы женщин чистых и сильных духом, пленяющих глубиной переживаний и тонким умом. Их нравственная красота как бы напоминает читателям: существующие общественные отношения враждебны расцвету личности большинства людей; но настанет время, когда норма в жизни - все подлинно человеческое в людях - восторжествует.

Образ г-жи де Реналь отличается от других поэтических, возвышенных женских характеров в произведениях Стендаля тем, что он в большей мере, нежели они, является бытовым, неотделим от конкретно изображенных обстоятельств провинциальной жизни. И все же он соответствует представлению писателя не о тщеславии "французского характера", а о непосредственности "итальянского" и сродни итальянке Клелии ("Пармский монастырь"). Такие характеры стали возможными во Франции после бурной революционной эпохи, когда чувства людей были раскованы.

Жюльен является в дом своего хозяина - де Реналя. Он враждебно насторожен, взволнован и, чуть ли не впервые, неуверен в себе. Дверь открывает г-жа де Реналь. Она радостно изумлена: красивый, робкий мальчик - тот грозный гувернер, который отныне будет властен над ее детьми! Он сам-перепуганный мальчик и нуждается в ободрении!.. С этой минуты начинается процесс кристаллизации любви чистосердечной, бесхитростной, не знающей жизни женщины к Жюльену.

Госпожа де Реналь - не героиня адюльтера. Она впервые полюбила - по-настоящему и навсегда. Жюльен, а не де Реналь - ее избранник, истинный муж. Общество сочтет ее любовь незаконной. Но в нем господствуют лицемерие и фальшь. Она полюбила вопреки фальшивым условностям и не стыдится своей страсти. В счастье раскрывается сила целостного характера г-жи де Реналь, сердцевина которого - ее способность быть безгранично преданной любимому. Она готова ежеминутно бросать вызов опасностям. Это - отвага преданности. И это - "безумства" женщины, которую ее пламенное чувство вознесло над низменным "благоразумием" расчетливого де Реналя, его соперника в борьбе за успех - Вально и других столпов верьерского общества.

Но перед богом она согрешила, нарушив обет верности де Реналю. И когда заболевает ее младший сын, она знает: бог наказал ее. А ведь и детям своим она предана. Что же принести в жертву - жизнь ребенка или любовь?.. Точность и сила, с какими изображены терзания несчастной (и все же счастливой, любящей) женщины, не виданная до того во французской литературе физическая ощутимость всех нюансов бурных чувств - настоящий триумф новой литературы.

Автор книги "О любви" уже овладел искусством с совершенством, недоступным романистам его эпохи, создавать сильный, прекрасный характер, стержнем которого является внутреннее действие, неотделимое от кристаллизации любви и борьбы этого чувства с враждебными ему обстоятельствами...

Вначале Жюльен подозрительно относится к г-же де Реналь: она - из стана врагов. Юноша принуждает себя обольщать ее только для того, чтобы доказать себе самому, что он не трус. Но потом, в счастье быть любимым прекрасной и благородной женщиной и страстно любить ее, он забывает о тактике. Доверчивый, подобно ей, беззаботный, как ребенок, он впервые узнает "блаженство быть самим собою", общаясь с другим человеком.

Но это опасно: отбросив личину, он безоружен! И вновь другой Жюльен - холодный, озлобленный - напоминает: "К оружию!" Он должен быть коварным, живя в мире, где нет беззаботного счастья...

Гордость и ум Жюльена восстают против необходимости подлаживаться к самодовольному г-ну де Реналю, к преуспевающим мерзавцам, подобным наглому вору Вально. Но именно потому, что ему не удается подавить свою гордость, скрыть силу своего характера, именно потому, что то и дело сверкает его умственное превосходство и в нем одерживают победу благородные порывы, он выделяется и среди провинциальных буржуа, и среди семинаристов, и среди изящных, но пустых аристократов. Он далеко пойдет,- думают о Жюльене г-жа де Реналь, аббат Пирар, маркиз де ла Моль, Матильда.

Жюльен, покидающий дом де Реналя и Верьер - для семинарии, а ее - для Парижа, действительно совершает головокружительно быстрый подъем по общественной лестнице. И сказочному успеху он более обязан своему гордому, смелому характеру, своим дарованиям, нежели тактике, лицемерию.

Но счастье изведал он только в те часы, .когда, любя г-жу де Реналь, был самим собою. Теперь удовлетворен другой Жюльен - честолюбец, ученик Наполеона.

История взаимоотношений между плебеем-завоевателем и аристократкой Матильдой, презирающей, как Ванина Ванини, бесхарактерную светскую молодежь, беспримерна по оригинальности, точности и тонкости рисунка, по естественности, с какой изображены чувства и поступки героев в самых необыкновенных ситуациях.

Жюльен без памяти влюблен в Матильду, но ни на минуту не забывает, что она в ненавистном лагере его классовых врагов. Матильда сознает свое превосходство над окружающей средой и готова на "безумства", чтобы вознестись над ней. Но ее романтика - чисто головная. Она решила, что станет вровень со своим предком, чья жизнь была полна любви и преданности, опасностей и риска * . Так, по-своему, она восприняла поэтизацию далекого исторического прошлого в кругах, близких к Карлу X. Надолго овладеть сердцем рассудочной и своенравной девушки Жюльен может, лишь сломив ее гордыню. Для этого надо скрывать свою нежность, замораживать страсть, расчетливо применять тактику многоопытного денди Коразова. Жюльен насилует себя: снова он должен не быть самим собою. Наконец, высокомерная гордость Матильды надломлена. Она решает бросить вызов обществу и стать женою плебея, уверенная, что только он достоин ее любви.

* (Александр Дюма, идя по следам Стендаля, впоследствии опишет в романе "Королева Марго" приключения и смерть этого предка Матильды, графа де ла Моль. )

Но Жюльен, уже не веря в постоянство Матильды, и теперь вынужден играть роль. А притворяться и быть счастливым - невозможно.

Зато второй Жюльен достиг вершины, о которой он мечтал, стоя на утесе.

7

Мог ли Жюльен Сорель пойти по пути Миссирили, героя новеллы "Ванина Ванини"?

Стендаль говорит о своем герое: "Он был бы достойным собратом тех заговорщиков в желтых перчатках, которые желают перевернуть весь жизненный уклад большой страны и не хотят иметь на своей совести ни малейшей царапины" (Курсив мой.- Я. Ф.).

В Верьере Жюльен встретил лишь одного "порядочного человека": "это был математик по фамилии Гро, слывший якобинцем". Только в беседах с ним юноша откровенно выражал свои мысли. Гро - гренобльский учитель геометрии мальчика Бейля, благородный бедняк, просвещенный человек, безупречный революционер-якобинец. Писатель на всю жизнь сохранил восторженную память о нем. Он доставил себе удовольствие рассказать о Гро в "Жизни Анри Брюлара", упомянуть о нем в "Прогулках" по Риму" и сделать его персонажем "Красного и черного". И во всех трех случаях Стендаль оставил Гро его имя, чтобы увековечить этого положительного героя эпохи, которого ему посчастливилось лично знать.

В Париже Жюльен сближается с эмигрантом графом Альтамирой - итальянским карбонарием, осужденным на смерть. У этого "заговорщика в желтых перчатках" тот же основной прототип, что и у Пьетро Миссирили - любимый старший друг Стендаля, итальянский революционер Доменико Ди Фьоре. Но французские литературоведы не без основания полагают, что Стендаль, создавая образ Альтамиры, вспоминал и о другом своем друге - карбонарии Джузеппе Висмаре. Убедительна и догадка К. Липранди о том, что писатель не мог не знать биографии неаполитанского офицера Антонио Галотти, трижды осужденного реакцией на смерть (о нем тогда писали во всех газетах). Образы, создаваемые Стендалем, никогда не были "копиями".

Испанский карбонарий дон Диего Бустос говорит Жюльену: "Альтамира сообщил мне, что вы - один из наших". Так же, как автор романа, Альтамира думает, что настоящее место Жюльена среди революционеров.

Тема грядущей революции - один из лейтмотивов романа. О неизбежности революции думают и г-жа де Реналь и Матильда, уверенная, что, когда она разразится, Жюльен станет новым Дантоном. Жюльен, беседуя с Альтамирой (выражающим мысли самого Стендаля), чувствует, что его стихия - революция. Его не устрашила бы необходимость проливать кровь во имя торжества справедливости; он, в отличие от Альтамиры, мог бы "казнить троих, чтобы спасти четверых".

Но это - мечты. А жизненный путь Жюльена - иной. И "наш возмутившийся плебей" - не скромный и самоотверженный Миссирили. Размышляя о будущей революции, он мечтает о "славе для себя и свободе для всех". Слава для себя - на первом месте. А в мечтах Миссирили, Альтамиры и самого Стендаля на первом месте - общее благо. Жюльен, более умный, талантливый и сильный, нежели Миссирили, ненавидит неравенство. Но он спустился к Альтамире с утеса, на котором завидовал силе и одиночеству ястреба. Ученик Наполеона, отравленный честолюбием, он знает: "всяк за себя в этой пустыне эгоизма, именуемой жизнью". И, делая карьеру, он приучает себя высокомерно и равнодушно относиться даже к тем, кого глубоко уважает.

Ему, секретарю могущественного маркиза де ла Моль, "показалось забавным", что он может теперь оказывать покровительство. Посмеиваясь, он сделал управляющим лотерейной конторой в Верьере престарелого и выжившего из ума подлеца де Шолена. Едва де Шолен был назначен, Жюльен узнал, что депутация от департамента уже просила предоставить место "знаменитому математику" Гро. Этот благородный человек уделял часть своей небольшой ренты недавно умершему управляющему конторой, обремененному большой семьей. Получив контору, Гро мог бы содержать его семейство. "Чем же они теперь будут жить?" - думает Жюльен - тот, кого Альтамира считает своим единомышленником. "Сердце его сжалось..." Но тут берет слово второй Жюльен - тот, который знает: каждый за себя. "Пустяк,- сказал он себе,- мало ли мне предстоит совершать всяких несправедливостей, если я хочу преуспеть..."

Жюльен Сорель мог бы принять участие в Июльской революции, если бы шел по пути Альтамиры, Миссирили. Но желание преуспеть и обстоятельства толкнули честолюбца на иной путь. За неделю до тех "трех славных дней" июля 1830 года, когда парижане штурмовали монархию Бурбонов, Жюльен Сорель по-своему штурмовал дворец маркиза де ла Моль: проник по приставной лестнице в комнату дочери маркиза и стал ее возлюбленным. После Июльской революции, когда демократы опасались, не будет ли народ обманут буржуазией, у Жюльена были свои заботы: своенравная Матильда охладела к нему, ненавидит его! В августе - сентябре 1830 года Жюльен умно, смело, с удивительным самообладанием и ловкостью выполняет опасное поручение главарей партии ультра, готовых залить кровью Францию. Внутренне чуждый лагерю врагов революции, молодой карьерист, не колеблясь, служит ему и связывает с ним свою судьбу. Приобретение ценное для одряхлевшего класса аристократов. А Жюльену, который считает себя единомышленником Альтамиры, уже должно быть ясно, что он все более запутывается в тенетах обстоятельств и новым Дантоном не станет. Первый Жюльен счастлив, когда тайно мечтает о революции; он - с "безумцами" Альтамирой и Миссирили. Второй Жюльен явно подчинен врагам революции и этих "безумцев". И торжествует явное.

Жюльен Сорель - не Пьетро Миссирили. Гордость талантливого бедняка-честолюбца и гордость бедняка-патриота, революционера - не одно и то же.

Однако послушаем, что говорит о герое романа его автор: "Он был еще очень молод, но, по-моему, в нем было заложено много хорошего"; в то время как очень многие люди, чувствительные в юности, затем становятся хитрыми, Жюльен "постепенно обрел бы с возрастом отзывчивую доброту...". Отзывчивость - главная характерная черта настоящего человека, которому, как якобинцу Гро, дороже всех общее благо.

В каких условиях Жюльен, чей характер формируется до самой развязки романа, мог бы стать таким человеком? Будучи зятем всемогущего маркиза де ла. Моль.- высокомерным выскочкой? Вряд ли.

Уже после Июльской революции, в марте 1831 года Стендаль говорил в одном из писем о новой, грядущей революции, не буржуазной, а народной по содержанию и размаху: она неизбежна, и "двести тысяч Жюльенов Сорелей, живущих во Франции" (Corr., III, 42), талантливых плебеев, которые хорошо помнят о том, как унтер-офицер Ожеро стал генералом республиканской армии, а письмоводители прокуроров - сенаторами и графами Империи - завоюют место в жизни, низвергнув власть бездарных высших классов.

И, участвуя в такой - народной - революции, Жюльен мечтал бы о "славе для себя", а не только о свободе для всех. Но тогда могли бы восторжествовать благородные черты его характера - те, какие воспевал после революции 1830 года поэт "двухсот тысяч Жюльенов Сорелей" - Петрюс Борель. Бели бы всё так же "переворотилось", как в 1793 году, революционная борьба народа, завоевавшего свободу и героически защищающего ее, вероятно, постепенно перевоспитала бы Жюльена.

Но в романе перерождение Жюльена остается чисто умозрительной возможностью. "Безумства" Жюльена Сореля лишь помогают ему приспособиться к общественным отношениям, которые уродуют его натуру...

"Красное" - это не только неосуществимые мечты Жюльена о воинских подвигах, славе, но и гордая, пламенная душа Жюльена, огонь его энергии, его благородная кровь бедняка, пролитая богачами. "Черное" - это не только мрак Реставрации, иезуиты, одеяние Жюльена-семинариста, но и лицемерие, которое юноша хотел сделать своей второй натурой, хотя оно и было чуждо ему, и которое искажало его природу, искалечило его жизнь. "Красное" - это также революционная пылкость мечтаний Жюльена, друга Альтамиры, "черное"- его участие в тайном заговоре партии ультра... *

* (Литературоведы уже давно пытаются расшифровать символику названия "Красное и черное". Вот три толкования из наиболее интересных. Проф. Б. Г. Реизов видит источник названия романа в его "пророческих сценах": в первой, происходящей перед началом карьеры Жюльена, юноша читает на клочке газеты, подобранном в церкви, о казни некоего Жанреля; в это время солнце, пробиваясь сквозь малиновые занавеси на окнах церкви, бросает отсвет, придающий святой воде вид крови (предсказание убийства); во второй сцене - первое появление Матильды в глубоком трауре, в каком она будет после казни Жюльена (пророчество наказания за убийство) (Проф. Б. Реизов, Почему Стендаль назвал свой роман "Красное и черное".- "Новый мир", 1956, № 8, стр. 275-278). По мнению итальянского ученого Луиджи Фосколо Бенедетто, "красное" символизирует состояние духа Жюльена, когда он, стоя на утесе, мечтает стать достойным учеником Наполеона; "черное" символизирует крушение иллюзий Жюльена, находящегося в тюрьме. В первом случае,- пишет Бенедетто,- взору Жюльена как бы представляется наполеоновская Франция, ее победы и слава, во втором - Франция иезуитов и ее мрак (Luigi Foscolo Benedetto, La Chartreuse noire. Comment naquait "La Chartreuse de Parme", Firenze, 1947, pp. 24-25). Акад. В. В. Виноградов ввел и название и содержание романа "Красное и черное" в смысловой ряд, связанный с мотивами "игры" - "случая" - "судьбы", вызов которой бросает "игрок": "Рулеточным или картежным термином в заглавии уже задано понимание художественной действительности в аспекте азартной игры. И Жюльен Сорель, хотевший идти путем Наполеона, проигрывает все ставки в этой игре" (В. В. Виноградов, Стиль "Пиковой дамы".- "Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. АН СССР", 2, изд. АН СССР, М.-Л. 1936, стр. 100-101). Догадка остроумная, но упрощающая характер Жюльена. )

Жюльен отверг возможность жить независимо, вдали от богатых и знатных - он отказался стать компаньоном своего преданного друга Фуше. Не об этом мечтал честолюбец. И он верил в свою звезду. И вот уже он - блестящий офицер, денди и аристократ с головы до ног, богач. Он - господин де ла Верней, жених Матильды де ла Моль. Пусть теперь потягаются с ним, с его жизненной энергией изящные и бесхарактерные светские молодые люди!

Лживое письмо, которое священнослужитель-иезуит продиктовал измученной ревностью г-же де Реналь, низвергает Жюльена с этой вершины. Действие романа устремляется к трагической развязке.

Если бы Жюльен был подобен герою "Пиковой дамы", он, возможно, и решился бы, взяв у отца Матильды деньги, уехать в Америку. Но он - словно одержимый и повинуется только своей неистовой гордости. Его оскорбили! Он отомстит!..

Жюльен-офицер стреляет в церкви в г-жу де Реналь. И сейчас же "прекратилось состояние физического раздражения и полусумасшествия, в котором он был, отправляясь из Парижа в Верьер". После пламенного взрыва энергии - глубокий сон обессилевшего Жюльена-арестанта. Этот эпизод написан Стендалем-физиологом, внимательным читателем Пинеля и Бруссэ, Ми на минуту не забывающим о необычайной чувствительности, восприимчивости, нервности Жюльена, о тонкости, отзывчивости, возбудимости его психофизической организации.

Трудно привыкнуть к мысли, что со всем пережитым покончено. Но так оно и есть. Жюльен горд и поэтому решает: он жизнью должен заплатить за свое преступление. И теперь, когда он желает лишь с достоинством уйти из жизни, второму Жюльену - честолюбцу- не о чем больше мечтать, нечего делать на земле. Для узника нереальным является все, что честолюбец с такими усилиями завоевал и вдруг утратил. В тюрьме молодой человек мужает и в то же время окончательно становится самим собою. Как хорошо, что уже не приходится думать о тактике, хитрить, притворяться!

В начале романа - образ общества-клетки. В последних главах - тюремная камера. Трагическая тема тюрьмы в "Красном и черном", ее мрачная и гордая поэзия связаны с одним из романтических мотивов в творчестве Стендаля. В тюремной камере настоящий человек, которому ненавистны лицемерие и жестокость властителей и их слуг, чувствует себя внутренне несравненно более свободным, нежели те, кто,к ним приспособляется. Он может обрести философскую ясность мысли, презирая мир фальши и угнетения. Философ Вэн, которого Жюльен посетил в лондонской тюрьме,- "единственный веселый человек", встреченный героем романа в Англии.

И Жюльен постепенно обретает философское состояние духа. Все наносное, уродливое слетает с него, как шелуха. Проницательный, как никогда ранее, он обозревает свою жизнь, трезво глядит на себя со стороны, успокаивает почти обезумевшую от горя и ревности Матильду, любовь к которой тоже стала прошлым.

Ежедневно, часами Жюльен разговаривает с самим собою. Он говорит себе: став мужем Матильды де ла Моль, он в случае войны был бы гусарским полковником, а в (мирное время-секретарем посольства, затем - послом в Вене, в Лондоне. Какая прекрасная карьера! Вот о чем мог бы он мечтать, если бы не совершенно неотложное свидание с гильотиной. В том, что Жюльен при мысли об этом в состоянии рассмеяться "от всего сердца",- для Стендаля наибольшее доказательство силы и величия духа сына плотника.

По закону о возмездии за святотатство Жюльена могут сурово наказать: он покушался на убийство в церкви. Что ж, он видел короля, вскоре увидит и палача- опору трона. И он уже узнал своих современников. Мысленно сводит он счеты с обществом, в котором преуспевшие подлецы окружены почетом. Насколько выше знати простой человек Фуке - честный, прямодушный, самоотверженный!.. Теперь Жюльен понимает: даже Наполеон, его кумир, не был честен - унизился на острове святой Елены до чистейшего шарлатанства. Кому же можно довериться? Он жалеет, что пренебрег ради иллюзии счастьем независимо жить в горах вблизи Верьера...

Теперь только Жюльен отдается в самом деле самозабвенно снова вспыхнувшей в его сердце любви к г-же де Реналь. Когда его подруга с ним, он беззаботен, как дитя. "Пускай нас отведут скорей в темницу, там мы, как птицы в клетке, будем петь... так вдвоем и будем жить и радоваться",- говорит Корделии лишенный всего король Лир после того, как враги пленили и ее. "Подумай, ведь я никогда не был так счастлив!"- признается Жюльен г-же де Реналь. Только сейчас постиг он искусство радоваться жизни. Страшна клетка общества: даже в темнице, прощаясь с жизнью, можно найти больше радости, нежели в той, первой клетке!..

Роман Стендаля заканчивается духовным просветлением Жюльена, который теперь действительно возвысился и над врагами, и над самим собою - тем, каким он был вчера,- по-новому глядит на жизнь и видит социальный смысл своей трагической судьбы.

Девятнадцатилетний Жюльен Сорель трепеща вошел в семинарию, как в "земной ад". Ему двадцать три года, когда он больше всего желает быть бесстрашным в день своей казни. Земной ад ужаснее смерти.

Жюльену сообщают: почти никто не хочет его гибели. Он мог бы добиться помилования. Но для этого пришлось бы каяться, просить, унижаться. Нет, лучше уж лишиться головы, нежели склонить ее перед преуспевшим и торжествующим мерзавцем - бароном Вально, председателем суда присяжных! И Жюльен просит, чтобы его похоронили в горах-неподалеку от его утеса, в его пещере, где он мечтал об одиночестве и силе, о подвигах и победе. Там вместе с талантливым плебеем, поверившим Наполеону, будут погребены и его иллюзии.

Даже иезуит Фрилер признает после суда, что смерть Жюльена Сореля будет "своего рода самоубийством". Зато на суде герой "Красного и черного", так долго принуждавший себя лицемерить, бросает в лицо врагам- аристократам и буржуа - всю правду; первый Жюльен - теперь единственный - говорит: его казнят, потому что он - простолюдин, осмелившийся возмутиться против своего низкого жребия; таким образом хотят "наказать и раз навсегда сломить" всех тех "молодых людей низкого происхождения", кому удалось получить хорошее образование и проникнуть в среду, "которую высокомерие богачей именует хорошим обществом".

Мы знаем, какой подтекст был для Стендаля в этих словах: высшие классы страшатся "двухсот тысяч Жюльенов Сорелей"; они опасны, даже когда пытаются приспособиться к существующим общественным условиям. Судьи слушали гордого плебея так, словно он - один из тех, кто дрался на баррикадах в конце июля 1830 года, кто после этого без конца возмущал "чернь" в городах Франции. И казнили Жюльена, желая отомстить многим * .

* (В "Красном и черном" - всего лишь одна дата, связанная с определенным событием: 25 февраля 1830 года, день премьеры "Эрнани". Приблизительно датируя эпизоды романа, в которых действие происходит до этого дня и после него, и о промежутках времени между которыми имеются указания в тексте, А. Мартино сконструировал хронологическую канву "Красного и черного" - с сентября 1826 года по 25 июля 1831 года (день казни Жюльена Сореля). Следовательно, если эта дата приблизительно верна, Жюльен находился под судом во время забастовок и волнений в Париже и промышленных районах Франции, а гильотинировали его ровно через год после Июльской революции. А также - спустя почти восемь с половиной месяцев после издания романа, героем которого Жюльен является! Это дата гибели Жюльена Сореля не только эффектна; необычный, даже для чуждого копированию реалистического романа, скачок в недалекое будущее без натяжки вписывается и в диалектику развития сюжета, в социальный смысл "Красного и черного", и в диалектику реальных событий. Эта дата заостряет объективный жизненный подтекст финала: богатые ненавидят в лице Жюльена всех смелых и непокорных бедняков, способных взбунтоваться пролетариев. )

Восставший плебей не мог стать "модным героем". В гостиных о "Красном и черном" молчали. Дамы и девицы не решались читать это произведение даже тайком: реакционная критика признала правдивость политического романа Стендаля непристойно-циничной * .

* (Одной лишь "бестактной" гневной фразы Жюльена о среде, "которую высокомерие богачей именует (курсив мой.- Я. Ф.) хорошим обществом", было достаточно, чтобы вызвать раздражение и недовольство знакомых Стендаля из этого самого "хорошего общества". Те дамы, которые и раньше говорили, что этот неугомонный Бейль неотесан, провинциален, решили, что Жюльен - его автопортрет. )

Зато молодые обитатели шестых этажей подолгу склонялись над "Красным и черным" в кабинетах для чтения.

Роман "Красное и черное", быть может, самый необыкновенный во французской литературе XIX века, прозвучал как грозное предупреждение: настанет время, когда Жюльены Сорели - молодые плебеи, умеющие пылко мечтать о лучшем будущем и бесстрашно бороться за свое счастье,- сумеют найти верный путь!

Так Стендаль противопоставил несправедливому суду богатых и знатных в "Красном и черном" справедливость своего "поэтического правосудия".

8

Отрывки из первых глав романа опубликовала 4 ноября 1830 года парижская "La Gazette litteraire" ("Литературная газета"), а дней через десять появилось первое двухтомное издание "Красного и черного", датированное 1831 годом (750 экземпляров). Шумная премьера "Эрнани", состоявшаяся в том же 1830 году,- триумф французского романтизма; не всеми замеченное издание политического романа Стендаля - победа французского реализма XIX столетия * .

* (Бальзак в 1830 году печатает "Гобсека", в 1831 - "Шагреневую кожу", в 1832 - "Полковника Шабера", и только в 1834 году пишет "Отца Горио" - произведение, которое может поравняться мощью реализма с "Красным и черным". В 1831 году Домье начинает создавать свои политические литографии. )

В 1830 году власть крупной буржуазии была политически оформлена и, так сказать, освящена институтами Июльской монархии, занявшей место Бурбонов. Напечатанный вслед за этим торжеством капиталистов роман "Красное и черное" прозвучал как осуждение их господства, неоспоримо мотивированное исторически и политически, обстоятельствами драмы и ее социальным смыслом, неотразимой логикой в развитии сюжета и характеров, злободневностью этой современной хроники. Удивительно проницательным и смелым, человечным и поэтому требовательным к обществу, к человеку вошел в жизнь людей французский реализм XIX столетия. И опыт десятилетий подтвердил: эта литература нужна поколениям - одному за другим.

Однако не так: думали многие современники Стендаля, включая просвещенных литераторов. Например, Жюль Жанен немедленно после появления "Красного и черного" причислил этот роман к мрачным проявлениям субъективизма, подчиненного ипохондрии и злобе. В статье, опубликованной газетой "Journal des Debats" в декабре 1830 года, Ж. Жанен сообщил читателям, что Стендаль в "Красном и черном" обливает "своим ядом" "все, что ему попадается,- молодость, красоту, иллюзии... цветы"; мир, изображенный Стендалем, настолько уродлив, что жить в нем было бы невозможно.

В этой рецензии Ж. Жанен продолжил литературную полемику, которую начал годом раньше в романе "Мертвый осел, или Гильотинированная женщина" (1829). Отталкиваясь от Стерна и пародируя сентиментальность, иронически и непринужденно-свободно повествуя, Ж. Жанен разработал и некоторые темы, типичные для физиологических очерков и некоторые из мотивов, какие станут чисто мелодраматическими в "Тайнах Парижа" Эжена Сю. Словно перелистывая альбом с зарисовками и крохотными миниатюрами, Ж. Жанен живо и занятно рассказал о тех, кто существует как бы вне общества (о "девушке для радости", чья история - сюжетный стержень книги, о потомственном попрошайке, арестованном, потому что у него нет патента на нищенство, о содержательницах притона, почтенных матерях семейства, подсчитывающих доходы и т. ц.). В 1829 году это должно было прозвучать свежо и остро (чем, вероятно, и объясняется одобрительный отзыв Пушкина о романе Жанена).

Вместе с тем калейдоскопичность и тон легкой болтовни придают "Мертвому ослу" характер полуфельетона-полусказки о невидимой жизни большого города, и чувства, поступки персонажей, даже гибель героини на эшафоте, не требуют от читателя серьезного к ним отношения - так же как вставные "анекдоты" и притчи. Роман Жанена - литературное произведение, претендующее только на занимательность и пародийное.

С пародийностью связана и полемика. Возникнув в предисловии и перейдя в текст романа, она представляет собою вставленный в него программный фельетон-памфлет. Он атакует писателей, которые пренебрегают воображением и одержимы "страстью быть правдивыми", изображая увиденное, а видят лишь то, что вызывает отвращение. Откровенно пародируя и неистовых романтиков, и физиологический очерк, и подлинный драматизм, стремление к глубокой реалистичности, сглаживая таким образом различия между ними, Жанен с усмешкой демонстрирует картины парижской живодерни и морга (вот вам драматизм!), нагромождает "страшные" мотивы (убийство, казнь и т. п.). Пародируются обычно штампы. Жанен хотел создать впечатление, что правда жизни, драматизм, как таковые,- это литературные штампы, не более.

Правдивость всегда враждебна воображению,- многократно восклицает Жанен,- это и есть склонность выискивать "ужасы", выдумывать их, "извращать все на свете без жалости и милосердия - превращать красоту в уродство, добродетель - в порок, день - в ночь...". Эти слова будто взяты из рецензии Жанена на "Красное и черное". Не удивительно: ведь девиз автора этого романа - "Правда, горькая правда", его воображение дружит с исследованием, и он всерьез, глубоко и смело изобразил драматизм, найденный им в реальной жизни общества.

"Ванина Ванини (Vanina Vanini)"

ИТАЛЬЯНСКИЯ ХРОНИКИ:

Виттория Аккорамбони.- Ченчи.- Герцогиня Пальяно.- Ванина Ванини.- Сан-Франческо-а-Рипа.

ВАНИНА ВАНИНИ,

Подробности о последней венте карбонариев, открытой в Папской Области.

В весенний вечер 182* весь Рим был в движении. Герцог Б***, знаменитый банкир, давал бал в своем новом дворце на Венецианской площади. Все, что могли произвести наилучшего искусства Италии, роскошь Парижа и Лондона, было собрано для украшения этого дворца. Стечение народа было громадно. Белокурые и гордые красавицы благородной Англии удостоили бал своим присутствием и являлись во множестве. Самые первые римские красавицы оспаривали у них первенство красоты. В залу вошла, идя под руку со своим отцом, молодая девушка римлянка, судя по блеску глаз и цвету волос. Все взгляды обратились на нее. Особенная гордость виднелась в каждом её движении.

Иностранцы, входя, поражались великолепием этого бала. "Праздники, даваемые королям Европы, не могут сравняться с этим", говорили они.

У королей нет дворцов римской архитектуры: они обязаны приглашать своих придворных дам, герцог-же Б*** принимает только хорошеньких женщин. В этот вечер ему особенно посчастливилось; мужчины были ослеплены. Надо было решить вопрос: кто самая красивая из всех этих замечательных женщин. Выбор сделан был не сразу: произошло некоторое колебание. Наконец, царицей бала была провозглашена княжна Ванина Ванини, молодая девушка с черными волосами и огненными глазами. В ту-же минуту иностранцы и молодые римляне собрались в той зале, где она была.

Ея отец, князь, дон-Асдрубал Ванини, пожелал, чтобы она сначала протанцовала с двумя или тремя германскими монархами. Затем, она приняла приглашение нескольких англичан, очень красивых и очень знатных; их принужденный тон надоел ей. Очевидно, ей гораздо приятнее было мучить молодого Ливио Савелли, повидимому, очень влюбленного в нее. Это был самый блестящий молодой человек в Риме и, к тому-же, князь; но если-бы ему дали прочесть роман, то он, не дойдя и до двадцатой страницы, бросил-бы его, говоря, что от него у него только голова болит. В глазах Ванины это было важным недостатком.

Около полуночи на балу распространилась новость, которая произвела большое впечатление. Из крепости св. Ангела убежал, при помощи переодеванья молодой карбонарий. Дойдя до последней тюремной стражи, он, с самой необузданной удалью, напал со шпагою на солдат, по сам был ранен и сбиры выслеживают его по улицам по следам его крови и надо надеяться, что поймают его.

В то время, как рассказывали эту историю, дон-Ливио Савелли, ослепленный прелестями и успехами Ванины, с которой только-что танцовал, говорил ей, провожая ее на место:

Но, Бога ради, скажите, кто-бы мог вам нравиться?

Этот молодой карбонарий, который только-что спасся, отвечала Ванина; но крайней мере, он сделал что-нибудь более, чем то, что дал себе труд родиться.

Князь дон-Асдрубал подошел к своей дочери. Это был богатый человек, который уже лет двадцать, как не рассчитывался с своим управляющими, дающим ему на высокие проценты его-же собственные доходы. Если вы его встретите на улице, то непременно примете за старого комедианта; вы и не заметите, что его пальцы украшены несколькими кольцами с очень большими бриллиантами. Два его сына поступили в орден иезуитов и умерли сумасшедшими. Он их позабыл; но ему очень неприятно, что его единственная дочь Ванина не хочет выходить замуж. Ей уже девятнадцать лет, а она отказала самым блестящим партиям. Какая этому причина? Та-же самая, которая заставила Силлу отречься: её презрение к римлянам.

На другой день бала Ванина заметила, что отец ея, беспечнейший из людей и никогда не державший ключа в руках, с большим вниманием запирал дверь маленькой лестницы, ведущей в комнаты третьяго этажа. Окна этих комнат выходили.на террасу, обсаженную апельсиновыми деревьями. Ванина отправилась делать визиты; возвращаясь, она должна была въехать в задний двор, так как главные ворота дворца были загромождены приготовлениями к иллюминации. Ванина подняла глаза и с удивлением увидела, что окно одной из комнат, запертых её отцом с такою тщательностью, было открыто. Она поспешила удалить свою компаньонку; поднялась в людские комнаты дворца и, наконец, нашла маленькое решетчатое окно, выходящее на террасу. Открытое окно, замеченное ею, было в двух шагах. Конечно, эта комната была обитаема, но кем? На другой день Ванине удалось достать ключ маленькой двери, выходящей на ту-же террасу.

На цыпочках подошла она к все еще открытому окну. Занавеска помогла ей укрыться. В глубине комнаты стояла кровать и кто-то лежал на ней. Первым её движением было удалиться, но она заметила женское платье, брошенное на стул. Пристальнее вглядываясь в особу, лежавшую на кровати, она увидала, что она, была белокура и очень молода, Ванина более не сомневалась, что это женщина. Платье, валявшееся на стуле, было окровавлено; кровь виднелась и на башмаках женщины. Незнакомка сделала движение; Ванина увидала, что она ранена. Большое полотенцо, запачканное кровью, покрывало её грудь; это полотенцо было прикреплено, только лентами; уже конечно, не рука хирурга делала эту перевязку. Ванина заметила, что отец её ежедневно запирался в своих комнатах около четырех часов и поднимался к незнакомке; через несколько минут он спускался и в карете ехал к графине Виттелески. Как только он уезжал, Ванина взбегала на террасу, с которой могла видеть незнакомку. Ея чувствительность была сильно возбуждена в пользу этой молодой женщины, повидимому, такой несчастной; она старалась отгадать, что могло с нею случиться. Окровавленное платье, лежащее на стуле, было, повидимому, проколото шпагой. Ванина могла сосчитать все дыры.

Однажды, она яснее увидала незнакомку; её голубые глаза были обращены к небу; она точно молилась. Вскоре слезы наполнили её чудные глаза; молодая княжна едва удержалась, чтобы не заговорить с нею. На другой день Ванина осмелилась спрятаться на террасе до прихода своего отца. Она видела, как дон-Асдрубал входил к незнакомке; он нес маленькую корзину с провизией. Князь был, очевидно, в большом беспокойстве; он сказал только несколько слов и прошел так тихо, что хотя балконная дверь и была открыта, но Ванина ничего не могла рассчитать. Он вскоре-же и ушел.

У этой женщины, должно быть, очень страшные враги, если отец мой, всегда такой беспечный, не смеет никому довериться и дает себе труд подниматься ежедневно по ста двадцати ступеням.

Однажды вечером, когда Ванина осторожно просовывала голову к окну незнакомки, она встретилась с нею глазами и все было открыто. Ванина упала на колени и вскрикнула:

Я люблю вас, я предана вам.

Незнакомка сделала ей знак войти.

Как должна я перед вами извиняться! воскликнула Ванина, о как мое глупое любопытство должно казаться оскорбительным! Клянусь; что я сохраню вашу тайну и.если вы того потребуете, никогда более не вернусь к вам;

Кто бы мог не чувствовать себя счастливым, видя вас? сказала незнакомка. Вы живете в этом дворце?

Конечно, отвечала Ваншга. Но я вижу, что вы меня не знаете. Я Ванина, дочь дон-Асдрубала.

Незнакомка с удивлением посмотрела на нее, очень покраснела и прибавила:

Осчастливьте меня надеждой, что я буду вас видеть каждый день, но я желала-бы; чтобы князь не знал о ваших посещениях.

Сердце Ванины сильно билось; манеры незнакомки ей казались полными достоинства. Эта бедная женщина, вероятно, оскорбила какого-нибудь могущественного человека; быть может, в минуту ревности, сна убила своего любовника? Ванина не могла допустить обыкновенной причины её несчастия. Незнакомка сказала ей, что была ранена в плечо и что рана доходит до груди и очень ее мучит. Часто рот её наполняется кровью.

Ну вас нет хирурга? воскликнула Ванина.

Вы знаете, что в Риме хирурги обязаны доносить полиции о всех ранах, которые они лечат. Князь так добр, что сам перевязывает мне раны.

Незнакомка с большей грацией избегала говорить о своем приключении. Ванина полюбила ее до безумия. Однако, она очень удивилась, когда, посреди самого серьезного разговора, незнакомка едва удержалась от внезапного желания смеяться.

Я была-бы счастлива узнать ваше имя, сказала Ванина.

Меня зовут Клементиной.

И так, милая Клементина, завтра в пять часов я приду к вам.

На другой день Ванина нашла своего нового друга в очень дурном состоянии.

Я хочу привести к вам хирурга, сказала она, обвиняя ее.

Я соглашусь лучше умереть. Неужели я захочу скомпрометировать моих благодетелей?

Хирург епископа Савелли-Катанцара, губернатора Рима, сын одного из наших слуг, с живостию возразила Ванина; он нам предан и по своему положению никого не боится. Отец не отдает достаточной справедливости его верности; я пошлю за ним.

Я не хочу хирурга! вскричала незнакомка с живостию, удивившею Ванину. Навещайте меня, и если Богу угодно будет призвать меня к себе, я умру счастдивая на ваших руках.

На другой день незнакомке было еще хуже.

Если вы меня любите, сказала Ванина уходя, вы позовете хирурга.

Если он явится, то мое счастие исчезнет.

Я пошли за вин, возразила Вапина.

Не сказав вы слова, незнакомка взяла ее за руку и покрыла ее поцелуями. Оно долго молчали; у незнакомки на глазах были слезы. Наконец, она выпустила руку Ванины и сказала взволнованным голосом, точно шла на смерть:

Я должна сделать вам призвание. Третьяго дня я солгала, сказав, что меня зовут Клементиной; я несчастный карбонарий...

Удивленная Ванина отодвинула свой стул и вскоре встала.

Я чувствую, продолжал карбонарий, что это признание заставит меня потерять единственное счастие, которое привязывает меня к жизни; но обманывать вас не достойно меня. Меня зовут Пьетро Мисирилли; мне девятнадцать лет; мой отец бедный хирург в Сант-Анжело-ин-Вадо, а я - карбонарии. Нашу венту открыли; меня вели в цепях от Романьи до Рима. Брошенный в тюрьму, день и ночь освещенную лампой, я провел там тринадцать месяцев. Одна великодушная душа вздумала помочь мне бежать. Меня одели женщиной. Выходя из тюрьмы и проходя мимо стражи: у последних дверей, один из солдат произнес проклятие карбонариям; я дал ему пощечину. Уверяю вас, что это не была пустая бравада, но рассеянность. После этой неосторожности, преследуемый ночью по улицам Рима, раненый, теряя силы, я вбежал в дом, двери которого были открыты; слышу, что солдаты поднимаются за мною, прыгаю в сад и падаю к ногам прогуливающейся женщины.

Графиня Виттелески! друг моего отца, сказала Ванина.

Как! она вам сказала? вскричал Мисирилли. Как бы то ни было, но эта дама, имя которой не должно быть никогда произносимо, спасла мне жизнь. Когда солдаты, входили к ней, чтобы схватить меня, ваш отец через другие ворота увозил меня в своей карете. Я чувствую себя очень худо; уже несколько дней этот удар шпагой в грудь мешает мне дышать. Я умру в отчаянии, потому что более не увижу вас.

Ванина слушала с нетерпением, она поспешно вышла: в её прекрасных глазах Мисирилли не нашел ни капли жалости, но только одну оскорбленную гордость.

К ночи явился хирург; он был один. Мисирилля был в отчаянии; он боялся, что более не увидит Ванины. Он обратился к хирургу с несколькими вопросами; тот пустил ему кровь и ничего не ответил. Тоже молчание и в следующие дни. Глаза Пьетро не отрывались от окна террасы, в которое Ванина всегда входила; он был очень несчастлив. Раз, около полуночи, ему кто-то показался в темноте террасы: была-ли то Ванина?

Ванина приходила каждую ночь и смотрела в окно на молодого карбонария.

Если я заговорю с ним, говорила она себе, я пропала! Нет, я не должна более его видеть.

Приняв это решение, ей невольно вспомнилась дружба, которую она почувствовала к этому молодому человеку, когда имела глупость принимать его за женщину. После столь приятных отношений, приходилось его забыты В самые свои благоразумные минуты Ванина пугалась перемене, происшедшей в её мыслях. С тех пор как Мисирилли назвал себя, все предметы, о которых она привыкла размышлять, как будто покрылись туманом, и показывались только в отдалении.

Не прошло и недели, как Ванина, бледная и трепещущая, вошла с хирургом в комнату карбонария. Она пришла сказать ему, что надо уговорить князя заменить себя слугою. Она оставалась не более десяти секунд, но несколько дней спустя, опять пришла по человеколюбию. Однажды вечером, хотя Мисирилли было гораздо лучше и Ванине уже нечего было бояться за его жизнь, она осмелилась придти одна. Увидя ее, Мисирилли был на верху блаженства, но постарался скрыть свою любовь; ему больше всего хотелось сохранить достоинство, приличное мужчине. Ванина вошла к нему с краскою стыда на лице и с боязнью объяснения в любви; дружба, благородная и преданная, но далеко не нежная, с которой он ее встретил, несколько разочаровала ее. Она вскоре ушла и он не подумал удержать ее.

Через несколько дней она вернулась и нашла туже сдержанность, те же уверения в преданности, уважении и вечной благодарности. Вовсе не желая сдерживать восторгов молодого человека, Ванина спрашивала себя, неужели она любит одна? Это молодая девушка, до тех пор столь гордая, с горечью почувствовала всю глубину своего безумия. Она притворялась веселой и даже холодной, приходила менее часто, но не могла заставить себя прекратить посещения.

Мисирилли, пылая любовью, но не забывая своего темного происхождения и своих обязанностей относительно самого себя, дал себе слово не говорить Ванине о любви, если только она не навестит его впродолжении восьми дней. Гордость молодой княжны уступала шаг за шагом.

Ну, что-же! - сказала она себе,- если я его вижу, то это для меня самой, ради удовольствия, которое он мне доставляет, и никогда я ему не признаюсь в чувстве, которое он внушает мне.

Она делала долгие визиты Мисирилли, который разговаривал с нею точно в присутствии двадцати человек. Однажды она весь день чувствовала к нему одну ненависть и решила быть к нему еще строже и холоднее обыкновенного, а вечером призналась, что любит его. Вскоре ей уже нечего было ему отказывать.

Не смотря на все свое безумие, Ванина была совершенно счастлива. Мисирилли больше не заботился о том, что он считал достоинством мужчины; он любил, как любят в первый раз в девятнадцать лет, да еще и в Италии. Тонкая деликатность его любви страсти дошла до того, что он признался этой гордой княжне, каким способом заставил ее полюбить себя. Он удивлялся избытку своего счастия. Четыре месяца пролетели совсем незаметно. Наконец, хирург выпустил своего больного на свободу. Что я буду делать? думал Мисирилли; скрываться у одной из прелестнейших женщин Рима? А подлые тираны, державшие меня тринадцать месяцев без солнечного света, подумают, что они сломили меня! Италия, ты действительно несчастна, если твои сыны покидают тебя из-за таких пустяков! Ванина не сомневалась, что самым большим счастием для Пьетро была жизнь подле нея; он казался слишком счастливым; но одно слово генерала Бонапарте горько раздавалось в ушах молодого человека и влияло на его отношения к женщинам. В 1796 году, когда генерал Бонапарте уезжал из Брешии, провожавший его муниципалитет сказал ему, что брешианцы любят свободу более всех других итальянцев.

Да,- отвечал он,- она любят говорить о ней своим любовницам.

Мисирилли сказал Ванине с некоторым беспокойством:

Как только наступит ночь, мне надо уйти.

Постарайся вернуться до восхода солнца; я буду ждать тебя.

При восходе солнца я буду за несколько миль от Рима.

Прекрасно,- сказала холодно Ванина,- а куда вы отправитесь?

В Романью, чтобы отмстить за себя.

Так как я богата,- возразила Ванина весьма спокойно,- то надеюсь, что вы возьмете от меня оружие и деньги.

Несколько минут Мисирилли не отрывал от неё глаз, потом, бросившись к ней, сказал:

Жизнь моя, ты заставляешь меня забывать все, даже мой долг. Но чем твое сердце благороднее, тем более ты должна меня понимать.

Ванина много плакала, и они решили, что он оставит Рим только после завтра.,

Пьетро,- сказала, она ему на другой день,- вы часто мне говорили, что человек известный, римский князь, например, могущий располагать большими деньгами, мог бы оказать большие услуги делу свободы, когда Австрия будет вовлечена в большую войну, далеко от нас.

Конечно,- сказал удивленный Пьетро.

Итак, у вас есть теперь мужество, мне не достает только важного положения: я предлагаю вам свою руку и двести тысяч ливров годового дохода. Я берусь получить согласие отца.

Пьетро упал к её ногам; Ванина сияла от радости.

Я люблю вас страстно,- отвечал он;- но я бедный слуга родины; чем Италия несчастнее, тем вернее я должен служить ей: чтобы получить согласие Дон Асдрубала, мне целые годы придется играть весьма печальную роль. Ванина, я отказываюсь от тебя.

Мисирилли поторопился связать себя этими словами. Мужество чуть не изменило ему.

Все мое несчастие в том,- воскликнул он,- что я люблю тебя более жизни; что уехать из Рима для меня самая худшая мука. О! отчего Италия еще не освободилась от варваров! С какою радостью я отправился-бы в Америку.

Ванина точно застыла. Этот отказ от её руки поразил её гордость; но вскоре она бросилась в объятия Мисирилли.

Никогда ты не казался мне так мил,- воскликнула она;- да, мой маленький деревенский хирург, я твоя на всю жизнь. Ты также велик, как наши древние римляне.

Все мысли о будущем, все неприятные возражения здравого смысла исчезли; это была минута совершеннейшей любви, Когда сделалось возможно говорить разумно, Ванина сказала:

Я буду в Романьи почти в одно время с тобою. Я заставлю себе прописать ванны в Поретто. Я остановлюсь в нашем замке в Сан-Николо, близ Фирли...

Там я буду жить вместе с тобою,- воскликнул Мисирилли.

Отныне я должна на все отважиться,- сказала Ванина со вздохом.- Я погублю себя для тебя, но это пустяки... Будешь-ли ты любить девушку погибшую?

Не жена-ли ты моя,- воскликнул Мисирилли,- и жена на века обожаемая? Я сумею тебя любить и защитить.

Ванина должна была ехать на бал. Едва она оставила Мисирилли, как он начал находить свое поведение варварским,

Что такое родина? - говорил он себе.- Это не живое существо, которому мы обязаны благодарностью за благодеяния, существо несчастное, могущее проклинать нас, если мы не выполним своего обязательства. Родина и свобода - это точно мой плащ, это вещь для меня необходимая, которую, правда, я должен купить, если не получил ее в наследство от своего отца; но, наконец, я люблю родину и свободу потому, что оне обе полезны мне. Если оне не нужны мне как плащ в мае или августе, для чего же покупать их, да еще по такой дорогой цене? Ванина так прекрасна! ум её такой необыкновенный! Все будут стараться ей понравиться; она забудет меня. У какой женщины был только один любовник? Эти римские князья, которых я презираю как граждан, имеют столько преимуществ предо мною! Как они должны быть любезны! О! если я уеду, она забудет меня и я ее навсегда потеряю.

Ночью Ванина пришла к нему, он рассказал ей о своих сомнениях, о том, как любовь к ней заставляла его разбирать слово родина. Ванина была очень счастлива.

Если ему непременно придется выбрать между родиной и мною, то я буду иметь преимущество, сказала она себе.

На часах соседней церкви пробило три часа, наступали минуты последнего прощания. Пьетро вырвался из объятий своего друга. Он уже спускался по маленькой лестнице, когда Ванина, глотая слезы, сказала ему с улыбкой:

Если-бы за тобою ухаживала бедная деревенская девушка, неужели ты-бы не отблагодарил ее? Не постарался-ли бы ты заплатить ей? Будущее неверно, ты уходишь к твоим врагам: подари мне три дня из благодарности, точно я - бедная женщина и ты хочешь заплатить мне за мои заботы о тебе.

Мисирилли остался. Наконец он уехал из Рима. Он явился в свою семью с паспортом, купленным в иностранном посольстве. Это была большая радость; его считали мертвым. Друзья захотели отпраздновать его возвращение убийством одного или двух карабинеров (так называют жандармов в папской области).

Не станем без нужды убивать итальянца, умеющего обращаться с оружием,- сказал Мисирилли;- наша родина не остров, как счастливая Англия; мы нуждаемся в солдатах для отражения вмешательства европейских государей.

Несколько времени спустя, Мисирилли, настигнутый карабинерами, убил двоих теми пистолетами, который дала ему Ванина. Голову его оценили.

Ванина не показывалась в Романьи; Мисирилли считал себя забытым. Самолюбие его было затронуто, он начал думать о разнице в происхождении, отделявшей его от его возлюбленной. В минуту грусти и сожаления о прошедшем счастии, он вздумал возвратиться в Рим и узнать, что делает Ванина. Эта безумная мысль едва не одержала верх над тем, что он считал своим долгом, когда однажды, вечером, он услыхал как колокол одной из горных церквей прозвонил Angelus особенным образом, точно звонарь был рассеян. Это был сигнал к собранию венты карбонариев, к которой Мисирилли присоединился по возвращении в Романью. В ту-же ночь все соединились в уединенной хижинке в лесу. Два отшельника, опоенные опиумом, не заметили, на что служила их маленькая хижинка. Мисирилли пришел в очень грустном настроении; ему объявили, что начальник венты арестован и он, двадцатилетний юноша, должен быть избран главою венты, членами которой были люди лет пятидесяти, уже участвовавшие в заговорах после экспедиции Мюрата в 1815 году. При такой неожиданной чести, сердце Пьетро сильно забилось. Оставшись один, он решил более не думать о молодой римлянке, его позабывшей и все свои мысли посвятить долгу освободить Италию от варваров (Liberar l"Italia de"barbari, слова Петрарки в 1350 году, повторенные папою Юлием II, Макиавелем и графом Альфьери.).

Два дня спустя, Мисирилли увидал в отчете о прибывших и выбывших, подаваемом ему, как главе венты, что княжна Ванина прибыла в свой замок Сан-Николо. Известие это его более смутило, чем обрадовало. Напрасно думал он, что его верность родине укрепится, если он не пойдет в тот-же вечер в Сан-Николо; мысль, что он обижает Ванину, помешала ему должным образом исполнить свою обязанность. Он увидал ее на другой день; она его любила по прежнему.

Ея отец, желавший выдать ее замуж, помешал ей выехать ранее. Она привезла две тысячи секинов. Эта неожиданная помощь чрезвычайно пригодилась Мисирилли в его новом положении.

Заказали шпаги в Корфу, подкупили личного секретаря легата, на обязанности которого лежало преследование карбонариев. Таким образом, получился список священников, служивших шпионами.

Вот тогда-то составился один из менее безумных заговоров, которых было так много в несчастной Италии. Я не войду здесь в неуместные подробности и ограничусь замечанием, что если-бы предприятие увенчалось успехом, то большая часть славы должна была бы достаться Мисирилли. Благодаря ему, по первому сигналу, должно было явиться несколько тысяч инсургентов и с оружием в руках ожидать прибытия высших начальников. Решительная минута приближалась, когда, как это всегда случается, заговор был парализован арестом вождей.

Приехав в Романью, Ванине показалось, что любовь к родине заглушит в её друге всякую другую любовь. Гордость молодой римлянки возмутилась. Напрасно старалась она урезонить себя. Она страшно затосковала, часто проклинала свободу. Однажды, придя в Форли на свидание с Мисирилли, она не могла более сдерживать своего горя, которое до этих пор она из гордости скрывала.

Действительно,- сказала она, - вы меня любите, как муж; мне этого не надо.

Вскоре полились и слезы; но то были слезы стыда за то, что она унизилась до упреков. Мисирилли отвечал на эти слезы, как человек озабоченный. Вдруг Ванине пришла в голову мысль бросить его и возвратиться в Рим! Она находила особенное удовольствие наказывать себя за слабость, заставившую ее говорить. После нескольких минут молчания, она решилась; она была-бы недостойна Мисирилли, если-бы не покинула его. С наслаждением думала она о грустном, удивлении, когда он напрасно будет искать ее подле себя. Вскоре мысль, что она не могла внушить к себе любовь человеку, для которого сделала столько глупостей, глубоко её огорчила. Тогда она прервала молчание и старалась сделать все на свете, чтобы вырвать у него, хотя одно слово любви. Он рассеянно говорил ей очень нежные вещи, но тон этих слов был далеко не так глубок, как когда он говорил о своих политических предприятиях; потом он с горем воскликнул:

Ах! если это дело не удастся, если правительство опять его откроет, я все брошу.

Ванина оцепенела. Уже с час она чувствовала, что видит своего любовника в последний раз. Произнесенные им слова бросили роковой луч в её ум. Она сказала себе:

Карбонарии получили от меня несколько тысяч секинов. В моей преданности заговору нельзя сомневаться.

Она вышла из своей задумчивости только, чтобы сказать Пьетро:

Не придешь-ли ты провести со мною двадцать-четыре часа в Сан-Николо? Ваше собрание этого вечера не нуждается в твоем присутствии. Завтра утром мы можем погулять в СанъНиколо; это успокоит твое волнение и возвратит тебе хладнокровие, в котором ты так нуждаешься при этих важных обстоятельствах.

Пьетро согласился.

Ванина оставила его, чтобы сделать приготовления к отъезду, заперев, по обыкновению, на ключ маленькую комнатку, в которой его спрятала,

Она побежала к одной из своих горничных, отошедшей от нея, чтобы выйдти замуж и завести маленькую лавочку в Форли. Придя к ней, она поспешно написала на полях книги Часов, найденной ею в комнате, точное указание места, где должна была собраться вента в эту-же ночь. Она кончила свой донос словами: "Эта вента состоит из девятнадцати членов; вот их имена и адресы". Написав все совершенно верно и пропустив только имя Мисирилли, она сказала женщине, в которой была совершенно уверена:

Снеси эту книгу к кардиналу-легату; пусть он прочтет, что тут написано, и возвратит ее тебе. Вот тебе десять секинов, если когда-нибудь легат выдаст тебя, ты умрешь; но ты спасешь мне жизнь, если дашь ему прочесть эту страницу.

Все произошло превосходно. Легат так струсил, что вел себя далеко не как важный сановник. Он позволил простой женщине, желавшей говорить с ним, явиться к нему в маске, но с условием, чтобы руки её были связаны.

В таком положении торговку ввели к сановнику, которого она нашла спрятавшимся за огромный стол, покрытый зеленым сукном.

Легат прочел страницу книги Часов, держа ее очень далеко от себя, боясь; какого-нибудь тонкого яда. Он отдал книгу торговке, не приказав следовать за нею. Не прошло и сорока минут после того, как Ванини вернулась к Мисирилли, когда она увидала возвращение своей прежней служанки; теперь она полагала, что он всецело принадлежит одной ей. Она сказала ему, что в городе необыкновенное движение; отряды карабинеров показываются на улицах, где их прежде никогда не видали.

Если ты хочешь мне верить, то мы сейчас же поедем в Сан-Николо.

Мисирилли согласился. Они дошли пешком до кареты княжны, которая ожидала их в полумиле от города, вместе с компаньонкой, её молчаливой и щедро оплачиваемой: поверенной.

Приехав в замок Сан-Николо, Ванина, смущенная своей странной выходкой, сделалась еще нежнее к своему любовнику. Но её уверения в любви казались ей теперь лживыми. Накануне, во время измены, она забыла об угрызениях совести. Сжимая любовника в своих объятиях, она говорила себе:

Есть слово, которое стоить только произнести, и он сейчас же возненавидит меня.

Ночью один из слуг Ванины внезапно вошел в её комнату. Это был карбонарий, чего она и не подозревала. У Мисирилли были, значит, тайны от нея, даже до этих подробностей. Она затрепетала. Этот человек пришел уведомить Мисирилли, что в Форли, ночью, дома девятнадцати карбонариев были оцеплены и они сами арестованы в то время, как возвращались с венты. Хотя и застигнутые врасплох, девятеро спаслись. Карабинерам удалось десятерых свести в темницу крепости. Входя в нее, один из них бросился в глубокий ров и убился.

Ванина потеряла всякое самообладание; к счастью, Пьетро этого не заметил; он бы мог прочесть преступление в её глазах...

В настоящую минуту,- прибавил слуга,- гарнизон Форли составляет цепь по всем улицам. Каждый солдат стоит так близко к своему соседу, что может говорить с ним. Жители имеют право переходить с одной стороны улицы на другую только там, где стоят офицеры.

Когда оне ушел, Пьетро на минуту задумался.

В настоящую минуту делать нечего,- сказал он, наконец.

Ванина задыхалась; взгляды Мисирилли заставляли ее дрожать.

Что с вами? - спросил он ее.

И сейчас же задумался о другом, перестав смотреть на нее. Около полудня, она осмелилась сказать ему:

Вот еще одна вента открыта; я полагаю, что некоторое время вы будете покойны?

Очень покоен,- отвечал Мисирилли с такой улыбкой, что она содрогнулась.

Она пошла сделать необходимый визит священнику деревни Сан-Николо, быть может, шпиону иезуитов. Возвратясь домой к обеду в семь часов, она нашла маленькую комнату своего любовника пустою.

Вне себя, она бежит искать его по всему дому; его нигде нет. В отчаянии, она возвращается в ту-же комнатку и тут только видит следующую записку:

"Я иду отдаться в руки легату; я отчаяваюсь в нашем деле; небо против нас. Кто нам изменил? вероятно, подлец, бросившийся в ров. Так как жизнь моя бесполезна для несчастной Италии, то я не хочу, чтобы мои товарищи, видя меня одного на свободе, подумали, что я их предал. Прощайте; если вы меня любите, то отомстите за меня. Погубите, уничтожьте подлеца, изменившего нам, хотя-бы это был мой отец".

Ванина опустилась на стул, почти потеряв сознание и только чувствуя самое ужасное отчаяние. Она не могла произнести ни слова, глаза её были сухи и жгучи.

Наконец она упала на колени:

Великий Боже! - воскликнула она,- получи мой обет; да, я накажу негодяя-изменника, но прежде надо освободить Пьетро.

Час спустя она была уже по дороге к Риму. Отец давно просил ее вернуться. Во время её отсутствия он устроил её брак с князем Ливио Савелли. Едва Ванина приехала, как он с трепетом начал говорить о нем. К его удивлению, она с первых же слов согласилась. В тот же вечер у графини Виттелески отец почти оффициально представил ей Дон-Ливио; она много с ним говорила. Это был самый блестящий молодой человек, владевший самыми лучшими лошадьми; не; смотря на весь свой ум, эта был человек такого легкого характера, что он совсем не был подозрителен правительству. Ванина подумала, что вскружив ему сначала голову, она может сделать из него полезного агента. Так как он был племянник епископа Савелли-Катанцара, губернатора Рима и министра полиции, то шпионы не осмелятся следить за ним.

Через несколько дней, впродолжении которых она была очень любезна с Дон-Ливио, Ванина объявила ему, что он никогда не может быть её мужем, так как по её мнению, он был очень легкомыслен.

Если-бы вы не были ребенком,- сказала ему она,- агенты вашего дяди не имели-бы от вас тайн. Например, что думают сделать с карбонариями, недавно арестованными в Форли?

Два дня спустя Дон-Ливио пришел ей сказать, что все карбонарии, задержанные в Форли, убежали. Она остановила на нем свои большие черные глаза с улыбкой глубочайшего презрения и не удостоила сказать с ним ни одного слова впродолжении целаго вечера. Через день, Дон-Ливио краснея, сознался ей, что был обманут.

Но,- продолжал он,- я достал ключ от кабинета моего дяди; из найденных там бумаг я узнал, что конгрегация (или коммисия), составленная из самых уважаемых кардиналов или прелатов, собирается в величайшей тайне и рассуждает о том, судить-ли карбонариев в Равенне или Риме. Девять карбонариев, арестованных в Форли, и их глава, какой-то Мисирилли, имевший глупость сам отдаться, содержатся в настоящую минуту в замке Сан-Лео (Подле Римини в Романьи. В этом замке погиб знаменитый Каллиостро; в народе говорят, что он был задушен.).

При слове глупость, Ванина из всех сил ущипнула князя.

Я хочу сама,- сказала она,- видеть оффициальные бумаги и войдти в кабинет вашего дяди; вы не так прочли.

При этих словах Ливио затрепетал; Ванина требовала от него почти невозможнаго; но странный гений этой молодой девушки увеличивал его любовь.

Через несколько дней, Ванина, переодетая в мужчину и в красивой ливрее дома Савелли, могла провести полчаса посреди самых секретных бумаг министерства полиции. У ней вырвался жест величайшей радости, когда она открыла ежедневный рапорт преступника Пьетро Мисирилли. Руки её дрожали, держа эту бумагу. Перечитывая это имя, ей едва не сделалось дурно.

Выйдя из дворца римского губернатора, Ванина позволила Дон-Ливио поцеловать себя.

Вы хорошо выходите из испытаний, которым я хочу вас подвергнуть,- сказала она.

После этих слов, молодой князь готов был поджечь Ватикан, чтобы понравиться Ванине. В этот вечер был бал у французского посланника. Она много танцовала и почти все с ним одним.

Дон-Ливио был опьянен от счастия, надо было не допустить его до рассуждений.

Мой отец бывает иногда странен,- сказала ему, однажды, Ванина; - сегодня утром он прогнал своих двух лакеев, которые приходили ко мне жаловаться. Один просил меня поместить его у вашего дяди, римского губернатора; другой, бывший артиллерийским солдатом при французах, хотел-бы попасть в замок Святого Ангела.

Я беру их обоих к себе,- с живостию сказал князь.

Разве я об этом вас прошу? - гордо возразила Ванина. - Я вам передала в точности просьбу этих бедных людей; они должны получить, что просили, и ничего другаго.

Ничто не могло быть труднее. Епископа Катанцара всего менее можно было назвать человеком легкомысленным: он принимал на свою службу только людей, хорошо ему известных. Ванина, терзаемая угрызениями, была глубока несчастна, хотя вела жизнь, повидимому, полную удовольствий. Медленность хода событий ее убивала. Управляющий её отца достал ей денег. Должна ли была она бежать из родительского дома и ехать в Романью попытаться помочь бежать своему любовнику? Как ни была безумна эта мысль, она едва не привела ее в исполнение, когда случай над ней сжалился.

Дон-Ливио сказал ей:

Десять карбонариев венты Мисирилли будут переведены в Рим, но только после приговора, и будут казнены в Романьи. Вот, чего добился мой дядя сегодня вечером. Вы и я одни только знаем эту тайну. Довольны-ли вы?

Вы становитесь мужчиной,- отвечала Ванина;- подарите мне ваш портрет.

Накануне дня, когда Мисирилли должен был приехать в Рим, Ванина нашла предлог отправиться в Чита-Кастеллана. В тюрьме этого города должны были ночевать карбонарии, отправляемые из Романьи в Рим. Она видела Мисирилли утром, когда он выходил из тюрьмы: он сидел один в тележке и был скован. Он ей показался очень бледен, но далеко не упавшим духом. Старая женщина бросила ему букет фиалок; Мисирилли поблагодарил ее улыбкой!

Ванина видела своего любовника, все её мысли, казалось, обновились; у неё явилось новое мужество. Уже давно она доставила важное повышение аббату Кари, главному священнику замка св. Ангела, где должен был быть заключен её любовник; она выбрала этого доброго священника себе в исповедники. В Риме далеко не маловажная вещь быть исповедником княгини, племянницы губернатора.

Процесс форлиских карбонариев длился не долго. Крайняя партия, желая отомстить за их перевод в Рим, которому она никак не могла помешать, назначила в коммисию, которая должна была их судить самых честолюбивых прелатов. Председателем её был министр полиции.

Закон против карбонариев ясен: арестованные в Форли не могла иметь никакой надежды; тем не менее, они всеми способами защищали свою жизнь. Не только судьи присудили их к смерти, но многие из них настаивали на самых ужасных муках. Министр полиции, уже не нуждавшийся в повышении (это места оставляют только для кардинальской шляпы), вовсе не хотел истязаний: веред тем, чтобы подать приговор папе, он заменил смертную казнь несколькими годами тюремного заключения для всех осужденных, кроме одного Пьетро Мисирилли. Министр видел в нем опасного фанатика и, к тому-же, он уже был приговорен к смерти за убийство двух карабинеров, о котором мы уже говорили. Ванина узнала приговор и замену несколько минут после того, как министр вышел от папы.

На другой день, епископ Катанцара воротясь в свой дворец около полуночи, не нашел своего лакея; очень этому удивясь, он позвонил несколько раз; наконец явился старый глупый лакей; раздосадованный министр принялся сам раздеваться. Он запер свою дверь на ключ; в комнате, было очень жарко: он снял свое платье и бросил его на стул. Платье, слишком сильно брошенное, перелетело через стул, ударилось в кисейную занавеску окна и обрисовало форму человека. Министр бросился к кровати и схватил пистолет. Когда он возвращался к окну, к нему подошел молодой человек, одетый в его ливрею и с пистолетом в руке. При виде его, министр поднес пистолет к глазу и стал прицеливаться. Молодой человек смеясь сказал ему:

Ну, что-же, ваше святейшество, вы не узнаете Ванину Ванини?

Что означает эта глупая шутка? - возразил епископ в бешенстве.

Будем рассуждать хладнокровно сказала молодая девушка.- Во-первых, ваш пистолет не заряжен.

Удивленный министр, проверив её слова, вынул кинжал из жилетного кармана.

Ванина сказала ему кокетливо повелительным тоном:

Сядем, ваше преосвященство.

И она покойно уселась на диван.

Вы, по крайней мере, одне?- спросил министр.

Совершенно одна, клянусь вам! вскричала Ванина.

В чем министр не замедлил удостовериться; он обошел кругом комнату и заглянул всюду; затем уселся на стул в трех шагах от Ванины.

Что мне за выгода,- начала Ванина кротко и спокойно,- убивать человека умеренного, которого, вероятно, заменил-бы кто-нибудь слабый, с горячей головой, способный погубить и себя, и других.

Что вам угодно, сударыня? - сказал с досадой министр.- Эта сцена мне не нравится и не должна продолжаться.

То, что я сейчас прибавлю,- возразила Ванина надменно, вдруг позабыв свою прежнюю любезность,- важнее для вас, чем для меня. Хотят, чтобы жизнь карбонария Мисирилли была спасена; если он будет казнен, вы не переживете его и неделю. Я не имею никакого интереса во всем этом; шалость, в которой вы меня упрекаете, я сделала, во-первых, для того, чтобы позабавиться, а, во-вторых, чтобы услужить одной из моих приятельниц. Я хотела,- продолжала Ванина с прежнею любезностью,- я хотела быть полезной умному человеку, который вскоре будет моим дядей и должен, повидимому, высоко поднять благополучие своего дома.

Министр перестал сердиться: красота Ванины, конечно, помогла этой быстрой перемене. В Риме всем была хорошо известна любовь епископа Катанцара к хорошеньким женщинам, а Ванина была прелестна в ливрее дома Савелли, в шелковых чулках, хорошо обтянутых, красной куртке, небесно-голубом фраке с серебряными галунами и с пистолетом в руке.

Моя будущая племянница,- сказал министр, почти смеясь,- вы делаете большую глупость и, вероятно, не последнюю.

Надеюсь, что лицо столь мудрое,- отвечала Ванина,- не выдаст моей тайны, в особенности дону-Ливио; но чтобы связать вас, мой дорогой дядя, я подарю вам свой поцелуй, если вы пообещаете жизнь протеже моей подруги.

Продолжая разговор тем-же полу-шутливым тоном, которым римские женщины умеют вести самые важные дела, Ванина придала этому визиту, начатому с пистолетом в руке, окраску визита, сделанного молодой княгиней Савелли, своему дяде, губернатору Ряма.

Вскоре епископ Катанцара, не смотря на высокомерие, с которым не допустил запугать себя, уже рассказывал своей племяннице все затруднения, которые он встретил, чтобы спасти жизнь Мисирилли. Разговаривая министр ходил с Ваниной по комнате; он взял графин с лимонадом, стоявший на камине, и налил его в хрустальный стакан. Он уже готовился поднести напиток к губам, как Ванина взяла его и, подержав некоторое время, уронила в сад, точно по рассеянности. Минуту спустя, министр взял из бомбоньерки шеколадную конфетку; Ванина отняла ее и сказала смеясь:

Берегитесь же, у вас все отравлено; ведь, хотели вашей смерти. Это я выпросила прощение моему будущему дяде, чтобы войти в семью Савелли не с совсем пустыми руками.

Епископ Катанцара очень удивился, поблагодарил свою будущую племянницу и подал большие надежды на жизнь Мисирилли.

Наша сделка окончена! - вскричала Ванина,- в доказательство этого вот и моя награда,- сказала она обнимая его.

Министр принял благодарность.

Знайте, моя дорогая Ванина, что я не люблю крови. К тому же я еще молод, хотя и кажусь вам старым, и могу еще жить в такое время, когда кровь, пролитая теперь, сделается пятном впоследствии.

Пробило два часа, когда епископ Катанцара проводил Ванину до маленькой двери своего сада.

На другой день, когда министр явился к папе, весьма смущенный тем, что ему предстояло сделать, его святейшество сказал ему:

Прежде всего, у меня к вам просьба. Есть один из Форлиских карбонариев, который приговорен к смерти; эта мысль мешает мне спать: надо спасти этого человека.

Министр, видя, что папа на его стороне, сделал несколько возражений и кончил тем, что написал декрет или motu proprio, который папа против обыкновения подписал.

Ванина думала, что если и удастся получить прощение своего любовника, то его отравят. Еще накануне, Мисирилли получил от аббата Кари, своего исповедника, несколько пакетов с морскими сухарями и с советом не дотрогиваться до казенного кушанья.

Ванина, узнав, что Форлиских карбонариев опять хотят перевести в замок Сан-Лео, хотела попытаться увидать Мисирилли при его проезде через Чита-Кастеллана и приехала в этот город за сутки до заключенных; она нашла там аббата Кари, опередившего ее на несколько дней. Он добился от сторожа, чтобы Мисирилли позволено было прослушать обедню в полночь, в тюремной церкви. Этого мало: им обещали, что если Мисирилли согласится позволить связать себе руки и ноги цепью, то сторож отойдет к дверям часовни, чтобы только видеть преступника, за которого он отвечает, но не быть в состоянии слышать того, что он будет говорить.

День, в который должна была решаться судьба Ванины, наконец, наступил. С утра она заперлась в тюремной часовне. Кто бы мог рассказать мысли, волновавшие ее в течении этого длинного дня? Достаточно-ли любил ее Мисирилли, чтобы простить ей? Она донесла на его венту, но она спасла ему жизнь Когда в этой измученной душе брал верх рассудок, она надеялась, что он согласится бежать с нею из Италии. Если она и грешила, то от избытка любви. Когда пробило четыре часа, она услыхала вдали, на мостовой, топот лошадей карабинеров. Шум каждого шага отдавался в её сердце. Вскоре она расслышала грохот телег заключенных. Оне остановились на маленькой площади перед тюрьмой; она увидала, как два карабинера подняли Мисирилли; он был один в телеге и до такой степени обвешен железом, что не мог двигаться. По крайней мере он жив, сказала она со слезами на глазах; они еще не отравили его! Этот вечер был ужасен; лампа над алтарем, для которой сторож жалел масла, повешенная очень высоко, одна освещала эту темную часовню. Глаза Ванины бродили по могилам нескольких важных сановников средних веков, умерших в соседней тюрьме. Их статуи имели свирепый вид.

Всякий шум давно стих. Ванина была погружена в свои черные думы. Вскоре после того, как пробило полночь, ей послышался легкий шум, как бы от полета летучей мыши. Она хотела идти и почти без чувств упала на решетку алтаря. В туже минуту, подле неё очутились две тени, хотя она не слышала их шагов. Это были сторож и Мисирилли, до такой степени покрытый цепями, что его точно спеленали.

Сторож открыл фонарь, поставил его на решетку подле Ванины так, чтобы ему хорошо видеть своего узника. Наконец, он отошел в глубину, к дверям. Едва успел он отойти, как Ванина бросилась на шею Мисирилли. Сжимая его в объятиях, она чувствовала только его цепи холодные и заостренные. Кто наложил на него эти цепи? думала она. Ей не доставляло никакого удовольствия обнимать своего любовника. К этому горю присоединилось еще другое, более жгучее; ей показалось, что Мисирилли знал об её преступлении, до такой степени он был холоден.

Дорогой друг,- сказал он наконец,- я сожалею о вашей любви ко мне; напрасно я стараюсь объяснить себе, как я мог вам понравиться. Поверьте мне, вернемся к чувствам более христианским, забудем прежния заблуждения; я не могу вам принадлежать. Постоянное несчастие, преследовавшее все мои предприятия, происходить, быть-может, от смертного греха, в котором я постоянно находился. Даже, еслиб внимать только советам людского благоразумия, то отчего я не был арестован с моими друзьями в ту роковую ночь в Форли? Отчего в минуту опасности меня не было на моем посту? Отчего мое отсутствие могло допустить самые ужасные подозрения? У меня была другая страсть, кроме свободы Италии.

Ванина не могла придти в себя от удивления, видя такую перемену в Мисирилли. Хотя он не особенно похудел, но имел на вид не менее тридцати лет. Ванина приписала эту перемену дурному обращению в тюрьме и расплакалась.

О! - сказала она,- сторожа так обещали мне хорошо с тобой обходиться.

Дело в том, что с приближением смерти, все религиозные принципы, могущие согласоваться с страстью к освобождению Италии, снова воскресли в сердце молодого карбонария. Мало по малу Ванина увидала, что удивительная перемена, замеченная ею в её любовнике, была чисто нравственная, а вовсе не следствие дурного обхождения. Ея горе, казавшееся ей чрезмерным, сделалось еще больше. Мисирилли молчал, Ванина, казалось, готова была задохнуться от рыданий. Он прибавил несколько взволнованным голосом:

Если я любил кого нибудь на земле, то это вас, Ванина; но, благодаря Бога, у меня одна цель в жизни: я умру или в тюрьме, или стараясь освободить Италию.

Последовало новое молчание; очевидно Ванина не могла говорить; она напрасно старалась заставить себя сказать что нибудь.

Мисирилли прибавил:

Долг жесток, друг мой, но еслибы не трудно было исполнять его, то в чем же бы состоял героизм? Дайте мне слово, что вы не будете стараться увидаться со мною.

На сколько позволяла ему цепь он сделал маленькое движение рукой и протянул пальцы Ванине.

Если вы позволите дать вам совет человеку, который был вам дорог, выходите замуж за достойного человека, выбранного для вас вашим отцом. Не делайте ему никакого неприятного признания, но, с другой стороны, никогда не старайтесь увидаться со мной; будем отныне чужды друг для друга. Вы дали значительную сумму на освобождение родины; если она когда-нибудь освободится от своих тиранов, она вам все сполна возвратит из национального имущества.

Ванина была подавлена. Говоря с нею, глаза Пьетро загорелись только при слове родина.

Наконец, гордость пришла ей на помощь; она запаслась алмазами и маленькими плитками золота. Не отвечая Мисирилли, она предложила их ему.

Я принимаю по обязанности,- сказал он,- потому что я должен стараться бежать; но я никогда вас не увижу, клянусь вашими новыми благодеяниями. Прощайте, Ванина; обещайте мне никогда не писать, никогда не стараться увидаться со мной; оставьте меня всего моей родине, я умер для вас; прощайте.

Нет,- возразила рассерженная Ванина,- я хочу, чтобы ты знал, что я сделала, руководимая любовью к тебе.

Тогда она рассказала ему все свои поступки с той минуты, как Мисирилли ушел из замка Сан-Николо, чтобы отдаться в руки легата. Кончив этот рассказ, Ванина прибавила:

Это все ничего не значит: я сделала еще более из любви к тебе.

Тогда она рассказала ему о своей измене.

А, чудовище! - вскричал взбешенный Пьетро, бросаясь на нее и стараясь убить ее своими цепями.

Ему это удалось-бы, еслибы при первых криках не прибежал сторож. Он схватил Мисирилли.

Вот тебе, чудовище, я не хочу ничем быть тебе обязанным,- сказал Мисирилли Ванине, бросая ей, на сколько позволяли цепи, драгоценности; и он поспешно удалился.

Ванина была совсем уничтожена. Она вернулась в Рим: и газеты объявляют об её замужестве с князем дон-Ливио Савелли.

Стендаль - Ванина Ванини (Vanina Vanini) , читать текст

См. также Стендаль (Stendhal) - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Виттория Аккорамбони, герцогиня ди Браччано (Vittoria Accoramboni)
Текст издания В. В. Чуйко ВИТТОРИЯ АККОРАМБОНИ, герцогиня Браччиано. К...

Герцогиня Паллиано (La Duchesse de Palliano)
Текст издания В. В. Чуйко ГЕРЦОГИНЯ ПАЛЛИАНО. Палермо, 22 июля 1832 г....

Важнейшей задачей современной литературы Стендаль считал психологический анализ. В одном из аспектов – в плане специфики национальной психологии – он разрабатывает характеры и событийную коллизию в новелле «Ванина Ванини» (1829).

В «Ванине Ванини» Стендаль обращается к итальянской тематике, которая всегда была его увлечением и своего рода отдушиной. С романом «Арманс» эту новеллу связывает проблема национального характера, контрастирующего с французским. Но если в «Арманс» это был в общем-то малознакомый писателю русский характер, то теперь он обращается к итальянскому, более для него понятному и к тому же имеющему уже определенную традицию изображения во французской литературе. Непосредственной предшественницей Стендаля в трактовке этой проблемы была Жермена де Сталь, идеи которой глубоко импонируют ему. Вместе с тем понятие «итальянский характер» у Стендаля неоднозначно.

В сознании Стендаля это понятие имело, вполне точный историко-философский смысл. Сопоставляя исторические пути Франции и Италии, он считал, что раннее образование французского абсолютистского государства, сопровождавшееся возникновением «света» с его тиранией общепринятого этикета, подорвало в образованном французе непосредственность, личную инициативу, способность всецело отдаться душевному порыву. Эта духовная скованность особенно усилилась после утверждения во Франции буржуазной нравственности с ее торгашеской расчетливостью и культом прописной пошлости. Иное дело – итальянцы. Историческая трагедия Италии, остававшейся раздробленной вплоть до XIX века, привела к тому, что итальянец не был стеснен в своих поступках твердой политической властью, а отсутствие развитой гражданской жизни в стране направило весь нерастраченный душевный пыл в сторону частных отношений. Итальянский характер проявляет себя прежде всего в могучей, сметающей все на своем пути любовной страсти. Но XIX век внес значительные коррективы в характер передового итальянца: гром пушек, стрелявших в Париже по Бастилии, вступление войск Французской республики в Италию разбудили дремавшее дотоле национальное самосознание итальянского народа.

В карбонарских вентах создается новый тип людей, душа которых охвачена патриотической страстью. А поскольку национально-освободительное движение Италии еще не заражено торгашеским духом буржуазной цивилизации, в недрах движения карбонариев вызревают цельные характеры – энергичные, но лишенные тщеславия, страстные, но не разделяющие личное и общественное благо. Так Стендаль, современник великого исторического перелома, когда революционность буржуазной демократии уже дала трещину, а революционность пролетарская еще не сложилась, искал выход из своих скептических сомнений в обращении к героическим характерам Италии, переживавшей исторически более ранний по сравнению с Францией этап революционного движения.

В 1829 году, в самый разгар работы над романом «Красное и черное», Стендаль опубликовал новеллу «Ванина Ванини» с примечательным подзаголовком: «Некоторые подробности относительно последней венты карбонариев, раскрытой в Папской области».

Создававшаяся почти одновременно с «Красным и черным» новелла «Ванина Ванини» в своей поэтике отличается от романа. Углубленный психологизм, проявляющийся в пространных внутренних монологах героя, замедляющих темп внешнего действия в романе, был по сути противопоказан итальянской новелле, самой ее жанровой природе и персонажам. Предельный лаконизм авторских описаний, стремительный поток событий, бурная реакция героев с их южным темпераментом – все это создает особый динамизм и драматизм повествования.

Герои новеллы – итальянский карбонарий Пьетро Миссирилли и римская аристократка Ванина Ванини, встретившиеся в силу обстоятельств и полюбившие друг друга, обнаруживают в сложной драматической ситуации совершенно разные и даже противоположные стороны итальянского национального характера.

Пьетро Миссирилли – итальянский юноша, бедняк, унаследовавший лучшие черты своего народа, пробужденного Французской революцией, горд, смел и независим. Ненависть к тирании и мракобесию, боль за отечество, страдающее под тяжким игом иноземцев и местных феодалов, приводят его в одну из вент карбонариев. Став ее вдохновителем и вождем, Пьетро видит свое предназначение и счастье в борьбе за свободу родины. (Его прототипом является друг Стендаля, герой освободительного движения в Италии Джузеппе Висмара.). Преданность опасному, но благому для Италии делу, патриотизм, честность и самоотверженность, присущие Миссирилли, позволяют определить его характер как героический.

Юному карбонарию в новелле противопоставлена Ванина Ванини – натура сильная, яркая, цельная. Римскую аристократку, не знающую себе равных по красоте и знатности, случай сводит с Пьетро, раненным во время побега из тюрьмы, куда после неудавшегося восстания он был брошен властями. В нем Ванина обнаруживает те качества, которыми обделена молодежь ее среды, не способная ни на подвиги, ни на сильные движения души.

В увлечении Ванины карбонарием отразилась характерная особенность эпохи 1820-х годов – стремление к переменам в обществе, которых ждали с надеждой и тревогой. В эпоху Реставрации в Италии, остававшейся раздробленной и зависимой от Австрии страной, назревали события, которые должны были покончить с этим состоянием и привести к свободе и обновлению. «Новое» для Ванины воплощается в необычном для ее среды типе человека – карбонарии, герое, который в отличие от окружающих ее аристократов, по словам героини, «по крайней мере что-то совершил, а не только дал себе труд родиться».

Однако любовь молодых людей обречена. Перед Пьетро с неотвратимостью встает дилемма: личное счастье в браке с Ваниной или верность гражданскому долгу, требующему разлуки с нею и полной самоотдачи в революционной борьбе. Герой без колебаний выбирает второе. Иначе решает для себя эту дилемму Ванина: она не желает расставаться с любимым даже во имя свободы родины. Вместе с тем eй абсолютно чуждо все, что составляет смысл жизни Миссирилли. Она не видит преступления в предательстве и, потеряв своего героя, испытывает не угрызения совести, а всего лишь досаду и унижение от того, что чувствует себя отвергнутой. Миссирилли же, сделав свой самоубийственный выбор между любовью и долгом, предпочитает тюрьму, кандалы и смерть личному счастью, обеспеченному ценой подлости. Для него невыносима мысль о том, что друзья сочтут его предателем. Однако Ванине остаются непонятными и мотивы финального поступка Миссирилли, и представления о чести этого простолюдина.

Ванина – натура не менее цельная, чем Пьетро, но эгоистическая: движимая страстью, она стремится сохранить для себя возлюбленного и ради своей любви совершает предательство. Однако ей не удается возобладать над «соперницей», которой для ее любимого оказывается Италия. Только при слове «родина» блеснули глаза Пьетро, с горечью замечает Ванина во время кульминационного объяснения с героем. Он ни за что не примирится с предательством. «Погубите, уничтожьте предателя, даже если это мой отец», – говорит он, прежде чем добровольно присоединиться к другим карбонариям, заточенным в тюрьму по доносу Ванины.

«Ванина Ванини» диалектически связана с «Красным и черным» Мотив любви аристократки и плебея обыгран в новелле в аспекте вариаций итальянского национального характера.Вернувшись к этому мотиву романе «Красное и черное», Стендаль придаст ему более острое – социальное – звучание.

Кроме того, герой новеллы близок к герою романа Жюльену Сорелю, но в жизни избирает противоположный путь. Пьетро Миссирилли – во многом итальянский двойник Жюльена Сореля: пылкое мужество, плебейская гордость, верность долгу перед самим собой, высокое чувство чести – все это сближает обоих молодых героев. Но Жюльен – герой безвременья, его понятия о счастье сложились в атмосфере стяжательства, карьеризма, и в этом его трагедия. Таким образом, то, что остается лишь в потенции у героя романа «Красное и черное» Жюльена Сореля, реализуется в революционном действии у Пьетро Миссирилли. Итальянский современник Сореля – борец патриотического движения, полностью раскрывшего все лучшие задатки его незаурядной натуры. Пьетро не знакомы внутренняя раздвоенность, сомнения и нравственные колебания: это» монолитная, героическая фигура революционера, человека действия – образ во многом исключительный не только для Стендаля, но и для всей литературы критического реализма во Франции.

Роман Стендаля «Красное и черное».

В 1830 году Стендаль заканчивает роман «Красное и черное», ознаменовавший наступление зрелости писателя.

Творческая история «Красного и черного» изучена в деталях. Известно, что фабула романа основана на реальных событиях, связанных с судебным делом некоего Антуана Берте. Стендаль узнал о них, просматривая хроники газеты Гренобля за декабрь 1827 года. Как выяснилось, приговоренный к казни молодой человек, сын крестьянина, решивший сделать карьеру, стал гувернером в семье местного богача Мишу, но, уличенный в любовной связи с матерью своих воспитанников, потерял место. Неудачи ждали его и позднее. Он был изгнан из духовной семинарии, а потом со службы в парижском аристократическом особняке де Кардоне, где был скомпрометирован отношениями с дочерью хозяина и особенно письмом госпожи Мишу. В отчаянии Берте возвращается в Гренобль и стреляет в госпожу Мишу, а затем пытается кончить жизнь самоубийством.

Кроме того, автор очевидно, знал и о другом преступлении, совершенном неким Лафаргом в 1829 году. Некоторые психологические повороты навеяны личными воспоминаниями писателя: создавая вымышленное повествование, Стендаль как бы сам проверял его точность документами и собственным опытом.

Но частное наблюдение для писателя – всего лишь отправная точка: отдельные события проливали свет на эпоху в целом, лично пережитое помогало понять душу современника. «Красное и черное» невозможно свести лишь к историческим или автобиографическим фактам, из которых оно выросло.

Реальные источники лишь пробудили творческую фантазию художника, под их влиянием задумавшего создать роман о трагической участи талантливого плебея во Франции эпохи Реставрации. По справедливому выражению Горького М., Стендаль «поднял весьма обыденное уголовное преступление на степень историко-философского исследования общественного строя буржуазии в начале XIX века». Действительно происходившие истории Стендалем явно переосмысливаются. Так, вместо мелкого честолюбца, каким был Берте, появляется героическая и трагическая личность Жюльена Сореля. Не меньшую метаморфозу претерпевают факты и в сюжете романа, воссоздающего типические черты целой эпохи в главных закономерностях ее исторического развития. Реальные события дают Стендалю повод для размышлений о подобного рода случаях как о социальном явлении: молодые люди низкого происхождения зачастую становятся преступниками потому, что незаурядные способности, энергия, страсти и образование, полученное вопреки традициям среды, неизбежно приводят их к конфликту с обществом и в то же время обрекают на участь жертв.

В стремлении охватить все сферы современной общественной жизни Стендаль сродни его младшему современнику Бальзаку, но реализует он эту задачу по-своему. Созданный им тип романа отличается нехарактерной для Бальзака хроникально-линейной композицией, организуемой биографией героя. В этом Стендаль тяготеет к традиции романистов XVIII века, в частности, высоко почитаемого им Филдинга. Однако в отличие от него, автор «Красного и черного» строит сюжет не на авантюрно-приключенческой основе, а на истории духовной жизни героя, становлении его характера, представленного в сложном и драматическом взаимодействии с социальной средой. Сюжет движет не интрига, а действие, перенесенное в душу и разум Жюльена Сореля, каждый раз строго анализирующего ситуацию и себя в ней, прежде чем решиться на поступок, определяющий дальнейшее развитие событий. Отсюда особая значимость внутренних монологов, как бы включающих читателя в ход мыслей и чувств героя.

Логика и ясность, необходимые художнику, задумавшему с математической точностью запечатлеть сложнейшие отношения личности и эпохи, – определяющие принципы стендалевского повествования. В фабуле романа нет ни загадок, проясняющихся лишь под занавес, ни побочных отклонений, ни обращений к прошлому или событий, одновременно происходивших в разных местах: она безостановочна, прямолинейна, динамична – как хроника или мемуары, не допускает никаких смещения хронологии. Жюльен все время в фокусе пристального писательского наблюдения. Непрерывная цепь, составленная из сцен-эпизодов, дающих скупые, словно карандашные, зарисовки нравов или лаконичные портреты окружающих и пространных анализов внутреннего состояния, мыслей героя, образует сквозную линию повествования, которое ни на миг не задерживается, ни на шаг не уклоняется в сторону.

Эта кажущаяся элементарность архитектоники таит в себе огромные возможности художественного анализа. Автор строит свое произведение так, что читатель ни на минуту не перестающий страстно разделять муки, надежды, горечь главного героя, оказывается вовлеченным в захватывающий процесс открытия самых сокровенных глубин незаурядной личности, жизненная трагедия которой – трагедия века. «Точное и проникновенное изображение человеческого сердца» и определяет поэтику «Красного и черного» как ярчайшего образца социально-психологического романа в XIX века.

Законченный накануне Июльской революции, роман, по словам Стендаля, «весь трепещет политическим волнением». Это уже не зарисовки светского салона, как «Арманс», а «хроника XIX века» со всем вытекающим из этого подзаголовка стремлением к универсальной панораме эпохи. Подзаголовок романа, подчеркивая жизненную достоверность изображаемого, свидетельствует и о расширении объекта исследования писателя. Если в «Арманс» присутствовали только «сцены из жизни парижского салона», то театром действия в новом романе является Франция, представленная в ее основных социальных силах: придворная аристократия (особняк де Ла Моля), провинциальное дворянство (дом де Реналей), высшие и средние слои духовенства (епископ Агдский, преподобные отцы Безансонской духовной семинарии, аббат Шелан), буржуазия (Вально), мелкие предприниматели (друг героя Фуке) и крестьяне (семейство Сорелей).

Изучая взаимодействие этих сил, Стендаль создает поразительную по исторической точности картину общественной жизни Франции времен Реставрации. С крахом наполеоновской империи власть вновь оказалась у аристократии и духовенства. Однако наиболее проницательные из них понимают шаткость своих позиций и возможность новых революционных событий. Чтобы предотвратить их, маркиз де Ла Моль и другие аристократы заранее готовятся к обороне, рассчитывая призвать на помощь, как в 1815 году, войска иностранных держав. В постоянном страхе перед началом революционных событий пребывает и де Реналь, мэр Верьера, готовый на любые затраты во имя того, чтобы слуги его «не зарезали, если повторится террор 1793 года». Лишь буржуазия в «Красном и черном» не знает опасений и страхов. Понимая все возрастающую силу денег, она всемерно обогащается. Так действует и Вально – главный соперник де Ренеля в Верьере. Алчный и ловкий, не стесняющийся в средствах достижения цели вплоть до ограбления «подведомственных» ему бедняков из дома презрения, невежественный и грубый Вально не останавливается не перед чем ради продвижения к власти.

Миру корысти и наживы противостоит талантливый человек из народа Жюльен Сорель. Провинциальный городок, семинария, парижский свет – три этапа биографии героя, подчеркнутые композицией романа, и вместе с тем изображение трех основных социальных пластов французского общества – буржуазии, духовенства, аристократии. Приведя Жюльена Сореля, плебея, сына крестьянина, в столкновение с этими тремя устоями, подпирающими здание Реставрации, Стендаль создал книгу, драматизм которой – не просто драматизм одной человеческой судьбы, а драматизм самой истории.

Обитатели провинциального городка Верьера, откуда происходит Сорель, поклоняются одному всемогущему идолу – доходу. Это магическое слово пользуется безграничной властью над умами: верьерец презирает красоту, не приносящую прибыли, он уважает человека ровно настолько, насколько тот богаче его самого. Нажиться – иногда путями праведными, чаще неправедными – спешат все: от тюремщика, выклянчивающего «на чай», до священника, обирающего прихожан, от судей и адвокатов, подличающих ради ордена или теплого местечка для родственников, до служащих префектур, спекулирующих застроенными участками. Отбросив аристократическую спесь, провинциальные дворяне извлекают доходы из источников, бывших до того «привилегией» буржуа. Верьерский мэр господин де Реналь, хотя при случае он и не прочь прихвастнуть своим древним родом, владеет гвоздильным заводом, лично ведет дела с крестьянами, как заправский делец, скупает земли и дома. Узнав об измене жены, он не столько печется о фамильной чести, сколько о деньгах, которые та принесла ему в приданое. Впрочем, на смену этому омещанившемуся аристократу уже идет буржуа новой формации – наглый выскочка Вально, оборотистый, начисто лишенный самолюбия, совершенно беззастенчивый в выборе путей обогащения – будь то обкрадывание бедняков из дома призрения или ловкий шантаж. Царство алчных хапуг, запродавших свои души иезуитам, пресмыкающихся перед королевской властью до тех пор, пока она их подкармливает подачками, – такова буржуазная провинция в глазах Стендаля.

Семинария в Безансоне – школа, где готовятся духовные наставники этого общества. Здесь шпионаж считается доблестью, лицемерие – мудростью, смирение – высшей добродетелью. За отказ от самостоятельного мышления и холопское преклонение перед авторитетами будущих кюре ждет награда – богатый приход с доброй десятиной, с пожертвованиями битой птицей и горшками масла, которыми завалит своего духовника благонамеренная паства. Обещая небесное спасение и райское блаженство на земле, иезуиты готовят слепых в своем послушании служителей церкви, призванных стать опорой трона и алтаря.

После выучки в семинарских классах Сорель волею случая проникает в высшее парижское общество. В аристократических салонах не принято на людях считать выручку и рассуждать о сытном обеде, но и здесь царит дух рабского послушания, неукоснительного соблюдения издавна заведенных, но утративших свой смысл обычаев. B глазах завсегдатаев особняка де Ла Моля вольномыслие опасно, сила характера – опасна, пренебрежение светскими приличиями – опасно, критическое суждение о церкви и короле – опасно; опасно все, что покушается на существующий порядок, традиции, освещенные авторитетом давности.

Молодые аристократы, вымуштрованные этой тиранией ходячих мнений, остроумны, вежливы, элегантны, но зато в высшей степени пусты, стерты, как медные пятаки, неспособны к сильным чувствам и решительным поступкам. Правда, когда речь заходит о сохранении привилегий касты, среди аристократических посредственностей находятся люди, злоба и страх которых перед «плебеями» могут быть опасны для всей нации. На собрании ультрароялистов-заговорщиков, свидетелем которого оказывается Сорель, разрабатываются планы иностранного вторжения во Францию, финансируемого иностранными банками и поддерживаемого изнутри дворянством и церковью. Цель этого вторжения – окончательно заткнуть рот оппозиционной прессе, искоренить остатки «якобинства» в сознании французов, сделать всю Францию благомыслящей и покорной. В эпизоде заговора Стендаль, до того проведя читателя через провинцию, семинарию, высший свет, наконец, обнажает самые скрытые пружины, движущие политическими механизмами Реставрации. Корыстное пресмыкательство перед иезуитами и разнузданное стяжательство в провинции, воспитание армии священников в духе воинствующего мракобесия как залог прочности режима, вторжение извне как самое убедительное средство расправы с инакомыслящими – такова картина современности, вырисовывающаяся в «Красном и черном».

И как бы оттеняя черные фигуры на этой картине еще рельефнее, Стендаль бросает на нее красные отсветы воспоминаний, то и дело всплывающих в мыслях и разговорах героев о былых, героических временах в истории Франции – об эпохах Революции и Империи. Для Стендаля, как и для его героя, прошлое – поэтический миф, в котором вся нация, затравленная белым террором дворянских банд и доносами иезуитов, видит доказательство собственного величия и грядущего возрождения. Так обозначаются масштабы историко-философского замысла Стендаля: почти полувековые судьбы Франции, запечатленные в многотомной «Человеческой комедии» Бальзака как развивающийся процесс, получают в контрастном сопоставлении эпох, проходящем через «Красное и черное», предельно сжатое выражение, порой достигающее остроты художественного памфлета.

Сын плотника, Жюльен Сорель принадлежит к той же породе, что и титаны действия и мысли, свершившие революцию конца XVIII века. Талантливый плебей вобрал в себя важнейшие черты своего народа, разбуженного к жизни Великой французской революцией: безудержную отвагу и энергию, честность и твердость: духа, неколебимость в продвижении к цели» Он всегда и везде (будь то особняк де Реналя или дом Вально, парижский дворец де Ла Моля или зал заседаний верьерского суда) остается человеком своего класса, представителем низшего, ущемленного в законных правах сословия. Отсюда потенциальная революционность стендалевского героя, сотворенного, по словам автора, из того же материала, что и титаны 93-го года. Не случайно сын маркиза де Ла Моля замечает: «Остерегайтесь этого энергичного молодого человека! Если будет опять революция, он всех нас отправит на гильотину». Так думают о герое те, кого он считает своими классовыми врагами, – аристократы. Не случайна и его близость с отважным итальянским карбонарием Альтамирой и его другом испанским революционером Диего Бустосом. Характерно, что сам Жюльен ощущает себя духовным сыном Революции и в беседе с Альтамирой признается, что именно революция является его настоящей стихией. «Уж не новый ли это Дантон?» – думает о Жюльене Матильда де Ла Моль, пытаясь определить, какую роль может сыграть в грядущей революции ее возлюбленный.

В обществе, в котором живет Жюльен, он не находит себе места. Он чужд и той среде, в которой родился (отец и братья презирают его за неспособность к физическому труду и любовь к книгам), он с трудом выносит жизнь среди «узколобых ханжей» в семинарии, в высших кругах он – «плебей». Сам Жюльен убежден, что должен занять в обществе место, определяемое не рождением, а «талантами»: способностями, умом, образованием, силой стремлений. «Дорогу талантам! – провозгласил в свое время Наполеон, которому Жюльен поклоняется и портрет которого тайно хранит.

Но Жюльен – «человек 93 года» – опоздал родиться. Прошла пора, когда успех завоевывался личной храбростью, напористостью, умом. Цвет времени переменился: сегодня, чтобы. выиграть в жизненной игре, нужно ставить не на «красное», а на «черное». Реставрация предлагает Сорелю для борьбы за счастье только то оружие, которое в ходу в эпоху безвременья: лицемерие, религиозное ханжество, расчетливое благочестие. И юноша, одержимый мечтой о славе, воспитанный на героических воспоминаниях о революции и наполеоновских походах, старается примениться к своему веку, надев «мундир по времени» – сутану священника Он подлаживается к миру провинциальных мещан, в семинарии скрывает свои мысли за притворной маской смиренного послушания, угождает своим аристократическим покровителям в Париже. Он отворачивается от друзей и служит людям, которых презирает; безбожник, он прикидывается святошей поклонник Дантона – пытается проникнуть в круг аристократов; будучи наделен острым умом – поддакивает глупцам; замышляет обратить любовь в инструмент для честолюбивых замыслов. Поняв, что «каждый за себя в этой пустыне эгоизма, именуемой жизнью», он ринулся в схватку в надежде победить навязанным ему оружием.

Социальный разлад между возмутившимся плебеем и обществом неограничивается областью социальных отношений; он находит свое продолжение в душе Сореля, становясь психологической раздвоенностью разума и чувства, холодного расчета и порыва страсти. Логические умозаключения, выводимые из наблюдений над эпохой, убеждают Жюльена в том, что счастье – это богатство и власть, а они достижимы лишь с помощью лицемерия. Небольшой опыт любви опрокидывает все эти искусные хитросплетения логики. Свои отношения с госпожой де Реналь герой строит сначала по образцу книжного Дон Жуана и достигает успеха только тогда, когда невольно поступает вопреки усвоенному фатовству. Стать возлюбленным высокопоставленной жены мэра – для него прежде всего «дело чести», но первое ночное свидание приносит ему лишь сознание преодоленной трудности и никакого радостного упоения. И только позже, забыв о тщеславных помыслах, отбросив роль соблазнителя и всецело отдавшись потоку очищенного от честолюбивой накипи чувства, Жюльен узнает подлинное счастье. Подобное же открытие ждет героя и в связи с Матильдой.

Так проступает, наружу двойное движение образа у Стендаля: человек идет по жизни в поисках счастья; его проницательный ум исследует мир, повсюду срывая покровы лжи; его внутренний взор обращен в глубины собственной души, где кипит непрерывная борьба природной чистоты, благородных задатков простолюдина против миражей, навеянных воображением честолюбца.

Противоречивое соединение в натуре Жюльена начала плебейского, революционного, независимого и благородного с честолюбивыми устремлениями, влекущими на путь лицемерия, мести и преступления, и составляет основу сложного характера героя. Противоборство этих антагонистических начал определяет внутренний драматизм Жюльена, «вынужденного насиловать свою благородную натуру, чтобы играть гнусную роль, которую сам себе навязал» (Роже Вайян).

Путь наверх, который проходит в романе Жюльен Сорель, – это путь утраты им лучших человеческих качеств. Но это и путь постижения подлинной сущности мира власть имущих. Начавшись в Верьере с открытия моральной нечистоплотности, ничтожества, корыстолюбия и жестокости провинциальных столпов общества, он завершается в придворных сферах Парижа, где Жюльен обнаруживает, по существу, те же пороки, лишь искусно прикрытые и облагороженные роскошью, титулами, великосветским лоском. К моменту, когда герой уже достиг цели, став виконтом де Ля Верней и зятем могущественного маркиза, становится совершенно очевидно, что игра не стоила свеч. Перспектива такого счастья не может удовлетворить стендалевского героя. Причина этому – живая душа, сохранившаяся в Жюльене вопреки всем насилиям, над нею сотворенным.

Естественно, что плебейская сторона натуры Жюльена Сореля не может мирно ужиться с его намерением сделать карьеру лицемерного святоши. Для него становится чудовищной пыткой семинарские упражнения в аскетическом благочестии. Ему приходится напрягать все свои духовные силы, чтобы не выдать насмешливого презрения к аристократическим манекенам в салоне маркиза де Ла Моль. «В этом странном существе почти ежедневно бушевала буря», – замечает Стендаль, и вся история его героя – непрестанные скачки урагана страстей, который разбивается о неумолимое «надо», диктуемое честолюбием Сореля. Именно этот непрестанный бунт плебейской натуры против предписаний времени не позволяет Сорелю стать заурядным карьеристом, обрести внутренний мир на путях буржуазного делячества за счет отказа от лучшего, что в нем заложено.

Однако для того чтобы это было до конца осознано героем, понадобилось очень сильное потрясение, способное выбить его из колеи, ставшей уже привычной. Пережить это потрясение и суждено было Жюльену в момент рокового выстрела в Луизу де Реналь. В полном смятении чувств, вызванных ее письмом к маркизу де Ла Моль, компрометирующим Жюльена, он, почти не помня себя, стрелял в женщину, которую самозабвенно любил, – единственную из всех, щедро и безоглядно дарившую ему когда-то настоящее счастье, а теперь обманувшую святую веру в нее, предавшую, осмелившуюся помешать его карьере.

Роковой выстрел в госпожу де Реналь – этот стихийный порыв человека, вдруг обнаружившего, что единственное чистое существо, которому он поклонялся, запятнало себя клеветой, – круто обрывает медленный, подспудный путь познания, героем мира и самого себя. Резкий поворот судьбы заставляет Жюльена перед лицом смерти пересмотреть все нравственные ценности, отбросить ложь, .которую раньше принимал за истину, дать волю чувствам, которые до сих пор подавлял. «Оттого я теперь мудр, что раньше был безумен», – этот эпиграф одной из заключительных глав как бы подчеркивает, что Жюльен вступил в полосу философского прозрения, завершающего все его жизненные искания.

«Красное и черное» – не столько история карьериста, сколько рассказ о невозможности так искалечить свою натуру, чтобы стать своим среди накопителей и салонных ничтожеств. Между Сорелем.и бальзаковскими честолюбцами – целая пропасть. Встав на путь приспособленчества, Жюльен не сделался приспособленцем, избрав средства «погони за счастьем», господствующие в обществе, он не принял морали этого общества. Само лицемерие Жюльена – гордый вызов обществу, сопровождаемый отказом признать право этого общества на уважение и тем более его претензии диктовать человеку нравственные принципы поведения. В сознании Сореля складывается свой собственный, независимый от господствующей морали кодекс чести, и только ему он повинуется неукоснительно. Этот кодекс запрещает строить свое счастье на горе ближнего, подобно негодяю Вально, он требует ясной мысли, несовместимой с ослеплением лживыми религиозными предрассудками и преклонением перед чинами, но главное, он предписывает человеку смелость, энергию в достижений целей, ненависть ко всякой трусости и моральной дряблости как в окружающих, так и в самом себе.

В истории своего героя романист видит прежде всего разрыв плебеем социальных и нравственных оков, обрекающих его на прозябание. Сам Сорель, подводя итоги своей жизни в речи на суде, с полным правом расценивает приговор как классовую месть правящих верхов, которые в его лице карают всех мятежных молодых людей из народа.

И поэтому «Красное и черное» – прежде всего трагедия несовместимости в пору безвременья мечты о личном счастье со служением благородным идеалам гражданственности, трагедия героического характера, который не состоялся по вине эпохи.

Вместе с тем последние страницы романа запечатлевают итог философских раздумий самого Стендаля. Стремление к счастью заложено в самой природе человека; направляемое логикой, это стремление создает предпосылки для гармонического общественного устройства – учили духовные наставники Стендаля, идеологи буржуазной революции. Стендаль проверил это убеждение исторической практикой пореволюционного общества, обернувшегося злой карикатурой на великодушные обещания просветителей. И устами своего героя заявил, что счастье личности несовместимо с нравами буржуазного мира, в котором царят несправедливые законы, и нет ничего более далекого друг от друга, чем гуманизм и повседневная практика буржуа.

В свете духовного обновления, которое переживает герой в тюрьме, до конца проясняются отношения Жюльена с обеими любящими его женщинами. Матильда – натура сильная, гордая, рассудочная. Она безумно скучает в кругу бесцветных светских «мужей», безмерно далеких от своих предков, рыцарей феодальной вольницы XVI века. И любовь Матильды к Жюльену вырастает из тщеславного желания совершить нечто из ряда вон выходящее, испытать страсть, которая бы вознесла ее до уровня аристократок эпохи религиозных войн, опоэтизированных девичьим воображением. В этом чувстве ей дороже всего героическая поза, опьяняющее сознание своей непохожести на других, гордое любование собственной исключительностью. Вот почему история Жюльена и Матильды носит отпечаток любви-вражды двух честолюбцев, основанной не столько на искренней страсти, сколько на чисто рассудочном стремлении возвыситься в собственных глазах и в глазах окружающих. Освобождение Сореля от честолюбивого дурмана совершенно естественно означает конец этой «головной», по выражению Стендаля, любви.

И тогда в Жюльене вновь пробуждается прежнее чувство, никогда не затухавшее, но едва теплившееся где-то в глубине сердца, под грудой наносных, иссушающих ум и душу устремлений завоевать никому не нужное преклонение глупцов и ничтожеств. Ибо любовь трогательной в своей простоте, обаятельной, глубоко страдающей в пошлом окружении, доверчивой и мягкой госпожи де Реналь – подлинная страсть, доступная лишь натурам бескорыстным, чистым. И в этой «восставшей из пепла» любви измученный Жюльен, наконец, обретает счастье, которого он так мучительно и долго искал.

Последние дни Жюльена в тюрьме – пора тихой, умиротворенной радости, когда он, устав от жизненных схваток, напряженно вслушивается в почти неведомую ему до сих пор тишину, снизошедшую на его израненную душу, и доверчиво отдается мирному потоку времени, каждый день, каждый миг которого приносит упоительное наслаждение покоем.

Однако так трудно давшееся Жюльену счастье – всего лишь его иллюзия, добытая слишком дорогой ценой отречения от общества, от жизни вообще. Выплеснув в речи на суде все свое мятежное презрение к буржуа, Сорель затем отрекся от бунта, самоустранился. Обретенная им в тюрьме свобода – свобода умереть, по существу – тупик. Только так мог он решить роковой вопрос: жить, совершая подлости, или уйти из мира, сохранив свою чистоту. Иного решения у него не было, ибо он оказался в ловушке безвременья. Стендаль слишком чуткий и проницательный ум, чтобы не замечать, как тень гильотины, мрачным пятном легшая на всю предсмертную идиллию его героя, отрицает возможность достигнуть счастья на путях, которыми он ведет Жюльена.

Мысль писателя тревожно бьется в замкнутом круге и, не в силах разорвать его, застывает в немом, скептическом укоре своему веку, отчаявшись открыть ту истину, которая бы стала более верным ориентиром для личности, чем мудрость побежденного, провозглашающая счастье в «незлобивости и простоте».

Два тома «Красного и черного» появились на прилавках парижских книготорговцев в ноябре 1830 года. Надежды Стендаля на успех не оправдались: издание расходилось туго, в высказываниях критиков и даже друзей ощущалась сдержанность и какое-то замешательство, редкие доброжелательные отзывы свидетельствовали, что книга явно не понята. Тогдашней читающей публике, воспитанной на поэзии и прозе романтиков, она казалась слишком «трудной», необычной. В ней не было ни щедрой живописности историко-этнографических и археологических картин «в духе Вальтера Скотта», ни атмосферы загадочности и туманных словоизлияний, принятых в лирических исповедях романтиков, ни мелодраматических эффектов и головокружительных поворотов интриги, ошеломлявших в произведениях «готического жанра». В то же время именно эта «нетрадиционность» произведения свидетельствовала о новаторстве Стендаля -романиста, прокладывавшего новые пути развития литературы. Изображение анализирующего интеллекта, который не знает никаких преград в своем стремлении овладеть истиной, понять общество через пристальное и детальное постижение духовной жизни личности, знаменует собой разрыв с романтической неопределенностью и приблизительностью в изображении «тайн сердца» и составляет ценнейший вклад Стендаля в сокровищницу реалистической литературы. «Красное и черное» стоит у истоков новейшего социально-психологического романа, подобно тому как первые реалистические повести Бальзака открывают историю социально-бытовой и нравоописательной прозы XIX века во Франции

«Ванина Ванини»

Новелла Стендаля «Ванина Ванини», вышедшая в свет в 1829 году, была посвящена современной Италии, о которой автор написал уже несколько книг. В этом произведении писатель воссоздал накаленную повседневность страны, так или иначе затрагивавшую сердце каждого. «Ванина Ванини» прямо говорила об итальянских карбонариях, деятельность которых в то время продолжала развиваться, несмотря на приследования не столько итальянской, сколько австрийской полиции.

История римской княжны Ванини и карбонария Пьетро Миссирилли представлено как событие совсем недавнего времени: «Ванина Ванини, или Некоторые подробности относительно последней венты карбонариев, раскрытой в Папской области». Год был указан не очень точно: действие начиналось весенним вечером 1820-х годов. Можно подумать что событие произошло совсем недавно, возможно, в том же 1829 году, когда был напечатан об этом рассказ.

В экспозиции, занимающей всего две страницы, автору удалось охарактеризовать политическую ситуацию, среду, к которой принадлежит Ванина, а также событие, ставшее предпосылкой завязки драмы (романтический побег Миссирилли из тюремного замка). Здесь была дана и психологическая мотивировка дальнейшего развития действия.

Ванина - типичный для Стендаля характер романтической знатной девушки, презирающей изящных, но пустых молодых аристократов и способной признать достойным ее уважения и любви умного, энергичного, смешного человека из народа.

Карбонарий Миссирилли, бедняк, сын провинциального хирурга, и Ванина, выделяющаяся своим умом, независимостью суждений, удивительною красотой и высоким положением в обществе, полюбили друг друга .

Однако их любовь не имела будущего. Юный карбонарий представлял ту новую, молодую Италию, черты которой Стендаль стремился уловить в итальянском обществе. Личное счастье для такого героя оказывается невозможным, ведь борьба за свободу отчизны требует всего человека.

Ванину восхитила сила, образ мыслей, отвага Миссирилли, его способность на решительные поступки. Но для своевольной красавицы смыслом и высшей ценностью жизни является любовь. Ей безразлична судьба родины. Ванини совершенно чужды высокие идеалы юноши, которого она полюбила. Оба при этом - натуры, повинующиеся порыву чувств, бесстрашно добивающиеся своего, не склонные к долгим сомнениям. Поэтому вспыхнувшая посреди опасности безоглядная страсть этих двух молодых людей, так по - разному понимающих смысл жизни, изначально была обречена на роковую развязку.

Герои новеллы не отделимы от своего времени. Их личная трагедия не рождена исторической ситуацией, в условиях которой и сформировались их характеры. Индивидуальный конфликт обусловлен накалом политической борьбы. Неоспоримая реальность происходящего подчеркивается общей тональностью прозы Стендаля - деловито - суховатой, внешне бесстрастной. Материалы, которые вдохновили писателя и помогли ему в создании произведения, предоставляла сама жизнь итальянского общества первой трети ХIХ века.

Действия новеллы начинаются в Риме, во время бала у известного банкира в его новом палаццо на Венецианской площади. Этот один из самых богатых банкиров Италии, по фамилии Торлония, купил у папского правительства титул герцога Браччано и роскошный дворец, построенный в ХV веке и принадлежавший когда - то князю Орсини, одному из властителей Рима.

Стендаль указывает место действия, и читатель точно представляет себе римский пейзаж с дворцами, с аббатами, епископами, прелатами и абсолютной папской властью. Карбонарская вента (организация) была раскрыта позднее в городе Форм, в Папской области. Можно предположить, что речь идет о событиях, происходивших в реальной жизни и ставших так или иначе известными Стендалю.

Однако деятельность карбонарских вент была строго законспирирована; любое сообщение о том, что говорилось в тайном обществе и где оно собиралось, рассматривалось как предательство, так как результатом могла быть гибель десятков или сотен заговорщиков. Итальянская и австрийская полиция также сохраняла в тайне все, что происходило. Слухи о случившимся бывали недостоверны и при передаче искажались до неузнаваемости. Некоторые источники можно найти только у самого Стендаля, - в его дневниках, записках и книгах, отражавших случайные детали происходившего или выдумки, передававшиеся из уст в уста в различной интерпретации.

В 1817 году в книге «Рим, Неаполь и Флоренция» Стендаль рассказывал о «сладости жизни» в Венеции 1740 - 1790 годов. Он продолжил легенду о «Счастливой Венеции», созданную многочисленными путешественниками и немногими венецианскими богачами того времени. Анекдоты о свободе нравов и скандальном поведении венецианских красавиц писатель принимал как свидетельство этой сладостной жизни .

Стендаль приводит в своем произведении один из таких анекдотов. В нем говорится о попытке некой знатной дамы во время любовного свидания с патриархом спасти другого своего любовника, несправедливо приговоренного к смертной казни.

Через девять лет в новом издании книги автор рассказал тот же анекдот в ином варианте. На полях одного экземпляра своего произведения Стендаль записал полностью имя дамы, о которой шла речь. Это была графиня Марина Кверини Бенцони (1757 - 1839), голубоглазая венецианка, не очень красивая, но весьма привлекательная, что отмечает и Стендаль, и очень свободных нравов. Она даже стала героиней поэмы, в свое время широко известной. Бенцони была близко знакома с Байроном. Знал ее и Томас Мур, друг и будущий биограф Байрона, и многие другие иностранцы.

Во второй версии этого анекдота, датированной 1826 годом, Стендаль сосредоточил свое внимание уже не на встречи дамы с патриархом, а на последующем ее объяснении со своим возлюбленным. Но основа его остается прежней: легкомысленная дама спасает своего любовника.

Был ли этот анекдот всего лишь одной из сплетен, какие свободно рассказывались в салонах и ложах итальянских театров, или историческим фактом, зарегистрированным в документах эпохи, но Стендаль принял его как реальное историческое событие, истинное для того времени, когда он сам бывал в Венеции. Через три года после того как Стендаль рассказал новую версию во втором издании своей книги он стал писать повесть на сюжет, близкий к истории Бенцони. Ее любовника приговоренного к смертной казни, Стендаль счел за карбонария, - карбонарии привлекали к себе всеобщее внимание .

Так в его новом произведении действия разворачиваются в Риме, где нравы в то время были строже. Венецианский преступник становится карбонарием и возлюбленным уже не безнравственной графини, а римской княжны. Патриарх, вершивший такие дела в Венеции, стал римским губернатором, министром полиции и, как полагалось в папском государстве, прелатом. К нему и явилась тайно в кабинет Ванина просить за арестованного Пьетро.

Близость сюжетной схемы новеллы Стендаля к истории Бенцони очевидна. История римской княжны, очевидно, возникла в связи с историей венецианской графини Бенцони, - ведь работа над новеллой была начата через год с небольшим после напечатания второй версии .

Трудно понять осознавал ли сам Стендаль эту связь, работая над новеллой. Но в его воображении тональность смешной венецианской истории, характер и судьба действующих лиц получили совсем другой смысл. Стендаль перестроил историю этих событий и разрешил много самых различных вопросов.

Перекличка с эпохой ощущается не только в сюжетной канве, но и во многих других деталях. Например, чтобы спасти своего друга Ванина пугает министра полиции местью карбонариев: «Если он (Миссирилли) будет казнен, вы не переживете его и на одну неделю» .

Действительно такие случаи бывали, и один из них Стендаль рассказал в своем произведении «Прогулки по Риму», где часто говорилось о карбонариях. Судья Безини, верно служивший своему правителю, похвалялся тем, что несмотря на недостаточность улик, добился смертной казни карбонариев уже на следующий день после их ареста. В эту же ночь он был убит. И его сына Джулио Безини, министра полиции, также жестоко преследовавшего карбонариев, вскоре убили прямо на улице. Не спасла министра и постоянно сопровождающая его охрана. Очевидно, Стендаль вспомнил об этом случае. Он вспомнил об их убийстве, или «казни», как говорили карбонарии, и в «Пармском монастыре».

Получила свое отражение в новелле Стендаля и история Партенопейской республики 1799 года. Писатель рассказывал о кровавых событиях 1799 - 1800 в книге «Рим, Неаполь и Флоренция». Там в заключении он сообщил о казни одной из жертв белого террора. Это была женщина по имени Мария Луиджа Фортуната Санфеличе. Сведения о ней были противоречивы и недостоверны. Современники, а вслед за ними историка неаполитанской революции роль Санфеличе толковали по - разному, но в большинстве случаев с полным сочувствием .

В своем воображении Стендаль создал из этой женщины героиню, влюбленную в человека невысокого общественного положения, республиканца и революционера. Он придумал некоторые детали, производившие сильное впечатление на читателей: когда офицер оставил Санфеличе, чтобы на свой пост, она бросилась к его ногам, умоляя остаться у нее. Любимый человек сказал слова, отсутствующие во всех документах: «Если есть какая - нибудь опасность, я тем более должен быть с моими друзьями». В последовавшем комментарии Стендаль отмечает высокий нравственный настрой и ясность этой неаполитанской философии.

Стендаля, отлично знавшего Италию конца ХVII - начала ХIХ века, глубоко заинтересовали трагические события неаполитанской революции, психология Санфеличе и ее возлюбленного, политическая и нравственная проблема, которую они должны были решать в особо трудных условиях. Задумав свою новеллу, он перенес действие в Рим, который был ему лучше знаком с его трастеверинцами, нищими и князьями и казался более привлекательным и энергичным. Безвольную Санфеличе он превратил в черезвычайно энергичную Ванину, но также равнодушную к политике и к жизни общемтва, как Санфеличе. Случайный союз Ванины с карбонарием, так же как союз Санфеличе с офицером республиканских войск, не изменил их отношения к политике, - обе хотели только спасти полюбившегося им человека .

Сохранив также некоторые основные сюжетные линии истории Санфеличе, Стендаль наполнил свою новеллу другим нравственным и психологическим содержанием событий, связанных с Санфеличе, прозвучат и в романе «Пармский монастырь».

В истории Санфеличе Стендаль увидел ряд проблем большого исторического и социального значения. Ванину Ванини, римскую княжну, и Пьетро Миссирилли, сына бедного лекаря, он понял как людей, типичных не только для современной Италии, но и для Европы вообще. В каждом из них совсем по - разному отражалась мысль, действовавшая в послереволюционную эпоху .

История Европы начиная с 1789 года была наполнена бурными событиями, борьбой за переустройство общества. И эта борьба так или иначе ощущалась во всех странах, во всех слоях общества. Княгиня Ванина была безразлична к происходящему. Однако современная действительность с ее волнениями и тревогами, борьбой мнений, с тайной деятельностью карбонариев, составлявших заговоры, сидевших в тюрьмах, ожидавших казни, все - таки вторгались в ее сознание. Круг в котором она вращалась, балы, где она была признанной королевой красоты, графы, князья и герцоги, добивавшиеся ее руки, - все казалось ей слишком ничтожным. Ей было нестерпимо скучно посреди окружающего ее великолепия. Раздражение у Ванины вызывал и ее жених, ограниченный и недалекий римский князь дон Ливно Савелли.

На очередном балу, где княжна, как всегда, блистала, она услышала новость о побеге карбонария, получившего во время стачки с охранниками тяжелые ранения. Это известие поразило не только Ванину, но и многих других.

«Пока все толковали об этом побеге, дон Лавио Савелли, восхищенный прелестью и успехом Ванины, почти обезумев от любви, воскликнул, провожая ее к креслу после танцев:

Но скажите, бога ради, кто мог бы понравиться вам?

Молодой карбонарий, бежавший сегодня из крепости. По крайней мере он что - то совершил, а не толь дал себе труд родиться» .

В словах девушки, обращенных к ее жениху, слышится явное призрение к окружающим ее людям, блестящим, титулованным, ничтожествам, с их мелочными интригами, сплетнями, не способными на решительные действия.

После бала Ванина случайно заметила на верхнем этаже своего особняка таинственную незнакомку. Раненую женщину прятал там ее отец. «Она чувствовала глубокую жалость и симпатию к столь юной, столь несчастной женщине и пыталась разгадать ее историю» .

Незнакомка, очевидно, имела могущественных врагов, от которых и укрываться в княжеском особняке. Ванина и мысли не допускала, что причина несчастья их гости могла быть заурядной. Княжна наконец нашла то, что искала, к чему стремилась ее душа, - что - то необычайное, опасное и героическое, никогда не случавшиеся в ее палациццо и с ее знакомыми. Так проявилась особенность эпохи - тоска по новому, которого все ожидали, кто со страхом, кто с надеждой .

Когда нечаянный обман раскрылся, и незнакомка оказалась мужчиной и вдобавок карбонарием, дружеская симпатия переросла в явную страсть. Перед Ваниной был герой, рисковавший жизнью, раненый в неравной схватке с вооруженными охранниками. Ничем не интересующаяся Ванина всегда была ограничена только собой - отсюда ее индивидуализм, ее призрение ко всему на свете, ее гордость и, наконец, ее трагедия. Она боялась, что, узнав о ее любви, молодой карбонарий посмеется над нею или будет гордиться своей победой. Ее воспитание, принятые в обществе условности, социальное неравенство воздвигали искусственные барьеры между молодыми людьми. Но их сильное чувство разрушило все преграды. И Ванина полностью отдается своей любви. Однако Миссирилли, также страстно ее любящий, отказывается вступить с нею в брак. Карбонарий не имеет права на лучную жизнь, он должен остаться верным родине.

«Пьетро бросился к ее ногам. Ванина вся сияла от радости.

Я люблю вас страстно, - сказал он, - но я бедняк и я слуга своей родины. Чем несчастнее Италия, тем больше должен я хранить верность ей».

В этом случае любовь оказалась сильнее уязвленной гордости Ванины. Сравнивая своего героя с великими древними римлянами, она вновь бросается в его объятья.

«Если ему придется выбирать между мной и родиной, - думала она, - он отдаст передпочтение мне» .

Однако после мучительных раздумий, после встречи с товарищами, избравшими его новым главой их венты, Пьетро отдаляется от Ванины. Миссирилли вновь был захвачен борьбой, вместе с другими повстанцами он подготавливал заговоры. Но Пьетро, мечущийся между любовью к женщине и любовью к своей многострадальной отчизне, совершает роковую ошибку. Полностью доверяя любимой, он опрометчиво делится с нею своими размышлениями и даже тайными сведениями и планами борьбы.

И Ванина, которой эта непонятная «родина» мешала быть счастливой, отнимая у нее возлюбленного, идет на предательство. Женщина сообщает властям сведения о венте, возглавляемой Миссирилли, не упомянув, конечно, в доносе его имени. Такой поступок не кажется ей преступлением, ведь благодаря этому Ванина надеялась навсегда соединиться с любимым человеком. Но предав его друзей, она обрекла на смерть и Пьетро Миссарилли. Молодой человек, оставшись один на свободе, сам сдался властям, не желая выглядеть трусом и предателем в глазах товарищей. Планы Ванины, не умеющей считаться с чувствами и мыслями других людей, рухнули в одночасье.

Конечно, она мучительно сознавала свою ошибку, но это не были угрызения совести, - она страдала оттого, что потеряла своего «маленького деревенского лекаря» - «героя» .

В тюремной крепости во время последнего свидания Ванины с Миссирилли между ними опять возникла теперь уже непреодолимая преграда: Миссирилли просил Ванину считать их друг другу чужими. Княжна была потрясена: она заметила, что глаза ее друга за все время их разговора блеснули только один раз - когда он произнес слово «родина». Ничего не ответив она дала ему бриллианты и пилки, чтобы он мог бежать.

Вынужденный принять их для продолжения борьбы за освобождение отчизны, Миссирилли все - таки просил забыть его навсегда.

«Дайте слово никогда не писать мне, никогда не искать свидания со мной. Отныне я всецело принадлежу родине. Я умер для вас» .

Услышав это Ванина пришла в ярость но не от любви, а от оскорбленной радости. Ее, лучшую красавицу Рима из княжеского рода, бросают ради какой - то родины! И уже не из любви к нему, а чтобы доказать, что она лучше родины, что родина ничто в сравнении с ней, Ванина рассказывает, как она ее придала. Так после вспышки ярости и гордости кончилась ее любовь. Вскоре газеты сообщили, что она вышла замуж за князя Ливио Савелли. Этим браком, очевидно, она хотела оправдать себя в своем собственном мнении .Несмотря на свое безрассудное увлечение, Ванина так и остается человеком из другого мира, чуждого и враждебного Миссирилли. Любовь к нему лишь необычайный, романтический и трагический эпизод в однообразном, словно вечное празднество, тепличном существовании знатной девушки .

Характер Миссирилли отмечен печатью трагичности. С героической честностью и прямотой он выносит себе суровый приговор: он изменил долгу, отдав женщине свое сердце, принадлежащие родине; вот почему провалилось восстание. «Требования долга жестоки, мой друг, просто, искренне, без малейшей рисовки говорит он, - но если б их можно было исполнить легко, в чем состоял бы героизм?» .

Стендаль всегда сочувствовал карбонариям, как и всем, боровшимся со старым режимом, хотя, как известно, считал их тактику бесперспективной. Тем более он сочувствовал молодым благородным людям, заключенным в крепость за революционные выступления, казавшиеся ему безумием.

Фигура Миссирилли достаточно правдива, хотя его трогательный героизм сегодня кажется немного наивным и поэтому иногда вызывает улыбку. Он был одним из этих людей будущего, которые хотели создать новую Италию и вместе с тем новую Европу. Карбонаризм не мог добиться того, к чему стремился, но он вызывал страх в реакционных кругах и восхищение у либерально настроенных людей. Карбонарии создавали современную революционную идеологию и готовили будущее, наверное, не столько заговорами, сколько своим личным мужеством и глубокой верой в возрождение своей страны.

Засекреченная организация не допускала общения своих членов с непосвященными, даже с членами другой венты, и только высокие руководители были осведомлены о существовании и составе каждой. Это приводило к одиночеству и приучало к скрытности, и к личному решению больших нравственных проблем.

Перед Миссирилли возникла такая проблема, и ее сложно было решить только в философском плане .

Его размышления о родине соответствуют взглядам, свойственным рационализму ХVII века.

«Что такое родина? - спрашивал он себя. - Ведь это не какое - нибудь живое существо, к которому мы обязаны питать признательность за благодеяния и которое станет несчастным и будет проклинать нас, если мы изменим ему. Нет, родина и свобода это как мой плащ: полезная одежда, которую я должен купить, если только не получил ее в наследство от отца. В сущности я люблю родину и свободу потому, что они мне полезны. А если они мне не нужны, если они для меня как теплый плащ в летнюю жару, зачем мне покупать их, да еще за столь дорогую цену? Ванина так хороша и так необычайна! за ней будут ухаживать, она позабудет меня, и я навсегда ее потеряю» .

Казалось бы, следуя этим рассуждения, Миссирилли должен был остаться с любимой женщиной, так как он не получал никакой пользы, выбрав отчизну. Но несмотря на борьбу, происходящую в его душе, родину он предпочел всему на свете, вопреки ожиданиям Ванины.

Очевидно в сознании Миссирилли произошел процесс очень простой и очень мучительный: родина, отвлеченное понятие, которым он недавно оперировал в своих рассуждениях, превратилась в живых людей, погибших от рук его возлюбленной, то есть от его собственной руки. Такого он не смог вынести и, жертвуя собой, Пьетро бросается убить ту, которая совсем недавно была «душой его жизни». В его положении это было равносильно самоубийству. Но иначе он поступить не мог. Ванина придав его соратников, предала и его самого. Мгновенное озарение - без отвлеченных понятий, без психологических поисков и философских размышлений - выявило стойкость и глубину его убеждений.

Таким образом, реальные исторические события, положенные в основы сюжета этого произведения, Стендаль наполнил другим нравственным и психологическим содержанием. Современная Итальянская действительность с ее волнением и тревогами, деятельностью заговорщиков вторглась на страницы новеллы. Трагедия ее героев стала следствием напряженной политической обстановки в стране, разрушившей их любовь. Писатель создал обобщенный поэтический характер участника тайного революционного общества, мужественного, несгибаемого, уверенного, что он избрал верный путь. Героический стиль жизни Пьетро Миссирилли изображен как бесстрашная последовательность честного человека, настоящего патриота, для которого освобождение отчизны стало его единственной целью.

Эгоистичная княгиня Ванина, думающая только о себе, не смогла преодолеть путы своего сословия и встать вровень с Миссирилли. Любовь к нему, по сути, оказалась лишь необычайным, романтическим и трагическим эпизодом в однообразном, словно вечное празднество, тепличном существовании знатной девушки. И, несмотря на свою глубокую и страстную любовь, молодые люди так и остались чуждыми друг другу.