Развитие личности ребенка в трудовой деятельности. Крестьянский труд в изображении некрасова

Originally posted by nfcausa at Женский труд в крестьянском хозяйстве в середине-конце XIX века.

Довольно распространенной в наши дни является точка зрения, что сейчас женщины получили равноправие, потому что труд стал простенький и посильный, а раньше - в суровое время оно наших прапрадедов - женщина без мужчины прожить не могла. Мужчина прожить один мог, а женщина ну никак не могла, поэтому ей только и оставалось обменивать сексуальные услуги и обеспечение уюта на еду. Об этом любят писать Протопоповы, Новоселовы, Никоновы и прочие гороховые шуты, а мало- (и не только) летние читатели и почитатели этих шутов страстно мечтают вернуться во времена, когда женщина не могла прожить без покровительства мужчины, даже если им для этого пришлось бы расстаться с инетиком, айфончиком, Уютненьким и теплым сортиром. Давайте попробуем разобраться, мог ли среднестатистический прапрапрадед современного почитателя Никонова (крестьянин середины XIX - начала XX века, который, как известно обывателю, «в поле») в одиночку прокормить семью и чем занималась его прапрапрабабка (которая вроде бы должна была обеспечивать уютЪ).

Перво-наперво давайте попробуем разобраться, каков был размер крестьянской семьи и мог ли мужчина-крестьянин 19 века прокормить себя и семью, позволив женщине создавать уют.

Первым делом нужно сказать, что крестьянская семья не была нуклеарной. Крестьянский двор состоял, как правило, из одной семьи, связанной узами родства или свойства. Преобладающей формой являлась семья, ограниченная двумя - тремя поколениями и троюродным родством. Чаще всего это была неразделенная семья, которая создавалась на основе малой (С. И. Шаповалова, Крестьянская женщина Центрального Черноземья в 60-90-е годы XIX века: Исторический портрет). Т. е. она состояла не из мужчины, женщины и их детей, а из большего количества членов, соединенных между собой узами родства. В крестьянской семье непредставим был привычный для современного человека уклад: мужчина ходит на работу, где получает зарплату, а женщина остается дома, занимаясь развитием ребенка, уборкой, покупкой продуктов и приготовлением пищи, при этом труд одного мужчины может приносить столько средств, что его хватает на всех членов семьи. Для поддержания крестьянского хозяйства в нормальном состоянии требовалось несколько работников - труда одного мужчины не хватало. Сколько же человек было необходимо для нормального функционирования хозяйства? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к некоторым исследованиям:

В 1858 году в Нечерноземном центре средний размер семьи - 6,8 человек, в Поморье - 7,4, В Поволжье - 8,2, в Черноземном центре - 10,2 (См.: История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. Крестьянство периода позднего феодализма (середина XVII в. - 1861 г.). М., 1993. С. 366; Струве Петр. Крепостное хозяйство. Исследования по экономической истории России в XVIII и XIX вв. СПб., 1913. С. 224 - 227.).

А вот более подробное свидетельство о количестве работников:
115 лет назад было проведено исследование крестьянского хозяйства Котельничского уезда. Вятская губерния была исследована в период с 1884 по 1893 год. Начали с Малмыжского уезда. В 1900 году был составлен «Очерк крестьянского хозяйства Вятской губернии». В среднем на двор приходилось в уезде 6,4 души, по губернии — 6 душ. В уезде был также невыгодный в хозяйственном отношении возрастной состав населения среди мужчин и женщин: 45,4 года — мужчины, 49,7 года — женщины. На 1 двор приходилось рабочих мужчин 1,4; женщин — 1,6. Величина семьи — 6,4 человека. В среднем по губернии на 100 десятин удобной земли приходилось около 17 работников (8 мужчин, 9 женщин), такая же цифра и в уезде. (С. Панькова; Крестьянское хозяйство в конце XIX века).

Как мы видим, ни один из дворов не поддерживался усилиями одного только работника - мужчины. Кроме того, в статистических данных к «работникам» относят не только мужчин, но и женщин. К.К. Федяевский обратил внимание на то обстоятельство, что в крестьянских дворах поддерживалось, иногда даже искусственно, равновесие между мужчинами и женщинами как в наличном, так и в рабочем составе (Федяевский К.К. Крестьянские семьи Воронежского уезда по переписи 1897 г.).

На материалах Воронежской губернии было выявлено, что 57% крестьянских хозяйств имели в своем составе количественное равенство полноценных мужских и женских рук. Для обозначения равенства мы ввели новое понятие - «трудовое равновесие». Оно характеризует наличие в семьях соответствия каждому работнику работницы.
Дворы, где наблюдалось отклонение от трудового равновесия в сторону преобладания мужского или женского труда, составляли 37,3%. Оно редко превышало одни рабочие руки. Зачастую такая диспропорция была временным явлением, и в будущем многие находили «свою половину», при этом восстанавливалось равновесие в трудовом составе хозяйства. Лишь в 5,7% дворов было зафиксировано значительное превышение количества работников одного пола.
Нормальное функционирование крестьянского хозяйства было невозможно не только без работника, но и без работницы. Исследование показателей благосостояния дворов с отсутствием полноценных женских рабочих рук помогло выявить наличие в них долгов и недоимок. В некоторых хозяйствах наблюдались признаки разорения и упадка (дефицит бюджета, отсутствие достаточного материально-технического оснащения, высокие показатели по долгам и др.) (Лаухина Г. В. ЖЕНСКИЙ ТРУД В КРЕСТЬЯНСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ (60-е г. XIX - НАЧАЛО XX вв.).

Итак, оказывается, что благосостояние дворов, оставшихся без женских рабочих рук, рушилось. Т. е. процент работы, выполняемой женщинами, был довольно велик, а женщина в крестьянском хозяйстве представляла собой довольно важную рабочую единицу.

Какой же работой занимались женщины?
Обязанности жены по дому в «которые муж не вступается», состояли в обшивке и обмывке детей, топке, уборке избы, в обработке льна, в изготовлении одежды для всей семьи. Помимо этого, на плечах женщины лежала забота о саде и огороде, которые были в каждом хозяйстве, а также уходе за домашним скотом.

Чтобы представить объем работ крестьянок во дворе, надо понять, каков был размер этого двора
Крестьянский двор с его жителями являлся главной производственной единицей в деревне. Им обычно называют участок земли, где располагались жилые и хозяйственные постройки, огород, сад, которые были во владении крестьянской семьи и обеспечивали ее жилищные и хозяйственные потребности.
Вот описание одного из таких дворов

Описание Петрова двора (См.: История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. Крестьянство периода позднего феодализма (середина XVII в. - 1861 г.). М., 1993. С. 366; Струве Петр. Крепостное хозяйство. Исследования по экономической истории России в XVIII и XIX вв. СПб., 1913).

Сей крестьянин живет хорошо и нужды дальней ни в чем не претерпевает, дом имеет изрядной и всякое нужное строение которое у него и в порядке, хлеба становятся всегда своего в год много еще и продает и ссужает других. Подушное за ним не стоит, и господское все исправляет как надобно.
Скота имеет:
Лошадей...... 12
Коров.............4
Телят..............3
Овец..............22
Свиней............6
Коз..................3
Кроме того водит еще гусей и русских кур: также имеет небольшой заводец пчел.

Если за лошадьми должны были ходить мужчины, то уход за всеми остальными животными: 4 коровами, 3 телятами, 6 свиньями, 3 козами, 22 овцами, гусями и русскими курами - осуществляли женщины. На этот двор приходилось 3 работницы и четыре работника.

Работников дает обыкновенно 2, а в нужном случае муж. 4, женскаго 3.
Земли под ним тягловой в таком-то поле 6 десятин, в таком 5 с половиною десятин, а в таком 5 десятин. (См.: История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. Крестьянство периода позднего феодализма (середина XVII в. - 1861 г.). М., 1993. С. 366; Струве Петр. Крепостное хозяйство. Исследования по экономической истории России в XVIII и XIX вв. СПб., 1913. С. 224 - 227.).

Не таким простым было и ткачество: в этнографических исследованиях ткачество полотна женщинами в зимние вечера показано, как монотонная, перемеживающаяся с песнями, работа. Но не обращается внимание на огромные физические нагрузки при этом процессе. Время отведенное в день на ткачество доходило до 8,8 часа на протяжении 3-х месяцев, при этом крестьянка не освобождалась от других работ и забот. Все это свидетельствует о каторжной нагрузке крестьянок.

Ткачество, прядение и «работа во дворе» представляли собой важный производительный труд, а не «создание уюта». Женщины без всякого участия мужчин обрабатывали лен, занимались изготовлением нитей, полотна и одежды. Практически до начала XX века одежда крестьян была домотканой. Уход за скотом и домашней птицей, которым тожезанимались в первую очередь женщины, также был крайне важен для функционирования хозяйства.

Тем не менее, сфера женского труда в крестьянской семье не ограничивались работами во дворе, производством тканей и одежды, приготовлением пищи, сбором ягод и грибов. Зачастую женщина выполняла и многие мужские работы. В первую очередь, это касалось крестьянок в малых семьях, где в конце пореформенного периода наметился отток мужчин на заработки в другие губернии. Таким образом, обычные женские обязанности совмещалось с полевыми работами. Особенно тяжело было крестьянкам в бывших помещичьих деревнях в период временнообязанного состояния, когда свое хозяйство надо было совмещать с отработкой барщины на господской запашке. Женщины наравне с мужчинами нередко саботировали отбывание барщины после отмены крепостного права. (Шаповалова С. П. Крестьянская женщина Центрального Черноземья в 60-90-е годы XIX века:Исторический портрет).

В большей части губерний на барщину гоняли на три дня и женщин, и мужчин. Только в Подольской губернии женщины работали в массе своей на барщине один день, а мужчины три.
(См.: Федоров В.А. Падение крепостного права в России: Документы и материалы. Вып. 1: Социально-экономические предпосылки и подготовка крестьянской реформы. М., 1966. С.38-44.). Здесь мне хотелось бы привести пример того, как проходила работа на барщине и каким трудом там были заняты женщины:

«У курской помещицы Брискорн трехдневная барщина была совершенною фикциею, так как вся работа производилась по урокам, которые, не выработав в урочное время, приходилось оканчивать в свои дни, в воскресенье и праздники. Кроме того, по праздничным дням крестьян занимали возкою дров и т. п. работами. В ригах, где трудились преимущественно женщины, работы продолжались до поздней ночи; барский хлеб жали иногда даже по ночам. Некоторые места работ отстояли от жилищ крестьян на 15-25 верст, причем время прохода не зачиталось. Количество работы увеличивалось еще тем, что упалые тягла не снимались, а раскладывались на остальных. Вследствие этого крестьяне не всегда успевали обработать свои поля55 и убрать хлеб и сено, а отдавать землю в наем воспрещалось. Строительные работы в имении Брискорн состояли в постройке церкви и фабрики. На них и при выделке кирпича большинство рабочих составляли женщины; работали по урокам с утра до ночи; выгоняли на работу женщин с грудными детьми и беременными на сносях. Последние не избавлялись от побой, несмотря на свое положение, так что бывали случаи выкидышей; матерей били за то, что во время работ они кормили детей грудью. Крестьяне, возя тяжелые деревья, надорвали своих лошадей, и многие из них пали. Возкою кирпича и песка были заняты дети от 8 до 15 лет, причем эта работа производилась иногда ночью и в праздничные дни. В зимнее время барщинные крестьяне госпожи Брискорн были обложены еще оброком по 6 р. с женщины, и по 20 р. с тягла.» Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России во второй половине XVIII и первой половине XIX века // Крестьянский строй. СПб., 1905. С.192-195.

Много о женском труде «в поле» написано в диссертации Г. В. Лаухиной ЖЕНСКИЙ ТРУД В КРЕСТЬЯНСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ
ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ (60-е г. XIX - НАЧАЛО XX вв.). Я приведу оттуда большую цитату без каких-либо своих комментариев.
Труд женщин применялся при выполнении различных сельскохозяйственных работ. Основная женская работа в поле осуществлялась крестьянками-работницами, а в качестве вспомогательной силы использовались полуработницы.
Применяемый как вспомогательная сила в период пахоты и посевной, женский труд выходил на передний план в период жатвы. Именно женскими руками осуществлялись основные операции по сбору хлебов.
В период страды без женского труда крестьянские хозяйства не смогли бы осуществить в краткие сроки большой объем работы по сбору урожая. Крестьянки жали серпами, изготавливали свясла, вязали снопы, складывали снопы в крестцы для просушки.
Если по каким-то причинам в период жатвы женские руки были не востребованы в своем дворе, они использовались в качестве наемных в других хозяйствах.
Активно привлекался женский труд при обработке зерна. Крестьянки участвовали в молотьбе и веянии хлеба как ручным способом, так и с применением машин. Использование техники облегчало женский труд, но обеспеченность ею в рассматриваемый период была еще низкой.
Рыночная цена женских рабочих рук в рассматриваемый период возрастала. Происходило и сезонное колебание расценок на них. Соотношение рыночных цен на женский труд на разных этапах сельскохозяйственного цикла соответствовало роли крестьянок в выполнении различных работ. Если в посевной период женщина помогала мужчине, то во время сенокоса, а особенно жатвы, без ее участия было просто невозможно обойтись. Соответственно и плата поденщиц в период жатвы была максимально высока по сравнению с заработками на других этапах.
Расценки на рабочие руки в губерниях Черноземного Центра в целом соответствовали среднестатистическим показателям по России. В 1891 году плата поденщиц в уездах Тамбовской губернии во время посевной колебалась от 7 до 25 коп., в сенокос - от 10 до 45 коп., а в период уборки хлебов - от 10 до 30 коп.

В той же работе говорится и о правах крестьянок. Большая часть жалоб крестьянок, составлявшая 68,5% и 70,4% всех «женских» дел в Колыбельском и Крючковском судах соответственно, затрагивала имущественные вопросы. Анализ записей решений волостных судов позволил сделать вывод о том, что в 60-е годы XIX - начале XX вв. сельские жительницы имели достаточно широкие имущественные права. За ними признавалось право на владение и распоряжение личной собственностью и четвертными землями. Как показывают источники, владелицы четвертных земель имели в своем полном владении существенные по своему размеру земельные участки, что оказывало значительное влияние на ее положение в семье. Право на землю давало женщинам ощущение стабильности своего имущественного состояния и личной независимости.
Одинокая женщина (вдова, солдатка) могла самостоятельно вести семейное хозяйство, распоряжаться денежными суммами и другим имуществом, заключая сделки по своему усмотрению. Она имела право требовать для себя и своих детей долю при выделении из семьи мужа или при разделе хозяйства после смерти свёкра.
Права крестьянок постепенно расширялись. Среди крестьянок выделялась категория тех, которые самостоятельно арендовали землю, нанимали работников, вели хозяйство и получали прибыль, хотя правом обработки общинной земли обладали только общинники-мужчины и только они обладали правом участия в мирских сходах, где решались важнейшие вопросы.

Помимо ухода за скотом, ткачества, прядения, сельскохозяйственных работ женщины занимались кустарными промыслами (далее я опять цитирую работу Г. В. Лаухиной). Крупнейшим в Черноземье и в России по количеству участвовавших в нем крестьянок и объему выпускаемой продукции являлся кружевной промысел в Елецком уезде. Его можно рассматривать как проявление вовлечения женского населения Центрального Черноземья в товарно-денежные отношения.

Помимо кустарных промыслов, крестьянские женщины в пореформенное время занимались промыслами отходными. Тем не менее, ограничение их возможности заниматься чем-то подобным были связаны с отсутствием ряда прав: право на свободное передвижение женщин было ограничено. Согласно Своду законов, отлучаясь за пределы волости, крестьянка должна была получить разрешение супруга или старшего члена семьи. С либерализацией политического курса во второй половине XIX в., с расширением рынка труда и другими общественными трансформациями данное постановление представлялось устаревшим для части дореволюционных правоведов. Юрист конца XIX в. Г. Ф. Шершеневич отмечал, что постановление о невозможности получения паспорта без разрешения мужа являлось «чрезвычайно стеснительным особенно в низшем классе, лишая женщину возможности самостоятельного заработка». И. А. Покровский считал отказ мужа в выдаче жене паспорта одним из способов давления на нее. В пореформенное время увеличилось количество женщин, занятых от-
ходничеством. Крестьянки Олонецкой губернии отправлялись в основном в Санкт-Петербург и Петрозаводск, где находили работу нянек, сиделок, кухарок, прачек, портних, рабочих, а также «капорок», занимаясь огородничеством в пригородах столицы . (Литвин Юлия Валерьевна ПРАВА КРЕСТЬЯНКИ НА СВОБОДУ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX ВВ.(НА МАТЕРИАЛАХ ОЛОНЕЦКОЙ ГУБЕРНИИ).

Удельный вес отходников-женщин к 1861 году крестьян Тверской и Ярославской губернии был 14,2 и 11,4. Удельный вес отходников-мужчин (помещичьих крестьян) для сравнения - 23,5 и 21,1 (См.: История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. Крестьянство периода позднего феодализма (середина XVII в. - 1861 г.). М., 1993. С. 328 - 329.)

Беременность и материнство не освобождали крестьянок от их домашних и сельскохозяйственных дел. Потребность в женских рабочих руках в крестьянских хозяйствах была настолько велика, что через короткое время после родов крестьянка была вынуждена возвращаться к напряженному сельскохозяйственному труду. И еще одна цитата:

Труд деревенской женщины в местностях, живущих сельским хозяйством, громаден; не меньше он и в губерниях с развитым отхожим промыслом, где за уходом мужчин женщины выполняют все сельские работы и все службы. Не говоря о страдной поре, даже осенью, зимой хозяйка вся в работе: поздно ночью и рано утром она прядет и ткет, носит на себе воду, часто издалека, по тяжелой дороге; стряпает раза по два в день, убирает скотину; месит квашню с двумя пудами ржаного теста, изнывает на холоде за мытьем толстого посконного белья. В центре России она таскает на себе трехпудовые мешки огурцов; в черноземных губерниях она стоит по пояс в ледяной воде, моя овец, которых стрижет на холоде; и все это выполняет беременная, со всеми невзгодами женского организма.
(Е. Д Щепкина Труд и здоровье крестьянки Труды Первого Всероссийского женского съезда (10-16 декабря 1908 года, г. Санкт-Петербург).

Разумеется, отсутствие возможности следить за детьми, а также тяжелая работа во время беременности являлись причинами невероятно высокой детской смертности. Е. Д. Щепкина пишет о двух женщинах-крестьянках:

55 лет
35 лет замужем
24 беременности
2 живых детей
14 умерло
8 выкидышей

51 год
29 лет замужем
22 беременности
2 живых детей
15 умерло
3 мертворожденных
2 выкидыша

Энгельгардт в знаменитых «Письмах из деревни» пишет
«Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно. А мы хотим конкурировать с американцами, когда нашим детям нет белого хлеба даже в соску? Если бы матери питались лучше, если бы наша пшеница, которую ест немец, оставалась дома, то и дети росли бы лучше, и не было бы такой смертности, не свирепствовали бы все эти тифы, скарлатины, дифтериты. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаѐм кровь нашу, то есть мужицких детей» (Письма из деревни. 12 писем. 1872-1887. СПб., 1999. С.351-352, 353, 355).

Поскольку взрослая женщина почти все свое время отдавала работе, за младенцами смотрели либо совсем старые члены семьи, либо дети: Заменяя нянек, они должны были забавлять малюток, качать их в люльке, кормить кашей, поить молоком и давать соску. Малых детей, годовалых уже оставляли под присмотром старшей сестры, даже если ей и было лет пять. Бывало, что такая «алёнушка» заиграется с подружками, а дитя оставалось без надзора. Поэтому не редки были в деревнях случаи смерти малолетних детей, когда «ребенка свинья съела, солома задавила, собака изуродовала" (Безгин В. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала ХХ века).

Часто пригодных для присмотра детей или стариков не было вовсе:
Синод Орловской епархии сообщал: «Дети бедняков, брошенные часто без присмотра, гибнут в раннем детстве по этой причине. Особенно это замечается в семьях малоземельных крестьян. Здесь отец и мать, занятые целый день добыванием куска хлеба, весь день проводят вне дома, а дети предоставлены сами себе. Теперь не редкость, что в доме нет ни одного старого человека, под надзором коего можно было оставить детей. Как правило, маленькие дети остаются вместе с такими же малыми сестрами и братьями, поэтому без надлежащего присмотра они целый день голодные, холодные и в грязи» Безгин В. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала ХХ века).

И напоследок еще одна довольно большая цитата о материнстве, детстве и женском труде:

Уже на 3-й — 4-й день необходимость заставляет роженицу встать и приниматься за работу. Отправляясь в поле, мать или берёт новорожденного с собой, или же оставляет его дома на попечение няньки. Лично для матери, конечно, удобнее оставить ребёнка дома, так как в таких случаях матери не нужно носить с собой ребёнка на работу, иногда за несколько вёрст, и затем, на самой работе мать не отрывается постоянно от неё плачем находящегося тут же ребёнка. А между тем, в страдную пору работа горячая, важен каждый час, каждая минута и потому, понятно, огромное большинство матерей оставляют своих новорожденных и грудных детей дома. «Никогда младенец столько не лишается груди матери», говорит такой знаток народной жизни, как протоиерей Гиляровский, «и никогда не извлекает из той же груди столь недоброкачественного молока, как в июле и августе, ибо мать в самых лучших хозяйствах на третий день утром должна идти на полевые работы, куда не может брать с собой младенца, и возвращается к нему только поздно вечером. А если полевые работы отстоят далее 10 вёрст от дому, то мать должна отлучаться от ребёнка на 3-4 дня еженедельно. В некоторых хозяйствах родильница идёт на другой (!) день после родов». «Что же принесёт она, — восклицает далее почтенный автор, — младенцу в грудях своих, когда сама измучена трудами и усилиями свыше меры, жаждою и чёрствостью пищи, которая не восстановляет сил её, потом и лихорадочными движениями молока, которое сделалось для неё продуктом совершенно чуждым, скукою по младенце, который изнывает от недостатка молока так же, как она от излишества его». Как горячо и правдиво описано грустное и тяжёлое положение матери и ребёнка в страдную пору!
Чем же однако кормится ребёнок, и в каких условиях он находится, оставаясь дома? Быть может, ребёнок находится в лучших условиях, чем если бы он был взят матерью в поле и там подвергался бы под открытым небом всем невзгодам перемен погоды.
Так как всё население деревни, способное к работе, уходит в страдную пору, т.е. в июле и августе, в поле, то все дети остаются на попечении детей же, подростков лет 8-10, которые и исполняют обязанности нянек. Поэтому, можно себе представить, что делается с маленькими детьми при таком надзоре детей же.
Мать, уходя рано утром на работу, спелёнывает ребёнка, предположим даже, завёртывая его при этом в чистую пелёнку. Понятное дело, что вскоре по уходе матери и приставленная для присмотра за ребёнком 8-10 летняя девочка, которой, в силу её возраста и понятного полного непонимания важности её задачи, хочется побегать и поиграть на свежем воздухе, такая нянька оставляет ребёнка и ребёнок в течение иногда целого дня лежит в замоченных и замаранных пелёнках и свивальниках. Даже и в тех случаях, если мать оставит няньке достаточное количество перемен белья, не в интересах последней менять это запачканное бельё по мере надобности, так как стирать это бельё придётся ей же самой. И потому, можно себе представить, в каком ужасном положении находятся спелёнутые дети, завёрнутые в пропитанные мочой и калом пелёнки, и это к тому же в летнюю жаркую пору. Сделается совершенно понятным и ничуть не преувеличенным заявление всё того же наблюдателя прот. Гиляровского, что от такого мочекалового компресса и от жары «кожа под шейкой, под мышками и в пахах сопревает, получаются язвы, нередко наполняющиеся червями» и т.д. Также нетрудно дополнить всю эту картину той массой комаров и мух, которые особенно охотно привлекаются вонючей атмосферой около ребёнка от гниения мочи и кала. «Мухи и комары, витающие около ребёнка роями, — говорит Гиляровский, — держат его в беспрестанной горячке уязвления». Кроме того, в люльке ребёнка и, как увидим ниже, даже в его рожке разводятся черви, которые, по мнению Гиляровского, являются для ребёнка «одними из самых опасных тварей». (Смертность в России и борьба с нею. Доклад в соединённом собрании Общества Русских Врачей, Общества Детских Врачей в Петербурге и Статистического отделения Высочайше утверждённого Русского Общества охранения народного здравия,22-го марта 1901 г.,в зале музея Н.И.Пирогова, Д.А.Соколова и В.И.Гребенщикова).

Итак, посмотрим к каким итогам мы пришли:
1) женщины-крестьянки середины XIX - начала XX века занимались не только созданием уюта, уборкой, стиркой и приготовлением пищи. Перечисленным выше они вообще занимались крайне мало по сравнению с другими, продуктивными видами деятельности, как то: обработкой материалов, изготовлением тканей и одежды, сельскохозяйственными работами разного характера (в том числе наемным трудом), уходом за скотом и домашней птицей, кустарными и отходными промыслами;
2) женщина-работница почти не занималась уходом за детьми - даже младенцами; уход за младенцем - работа для либо очень пожилого члена семьи, который не годится ни для какого более труда, либо для ребенка 5-9 лет;
3) мужчина, работающий в поле в одиночку, никак не мог прокормить свое семейство;
4) работа, выполняемая женщинами в крестьянском хозяйстве, была весьма существенной; наличие полноценной женщины-работницы в хозяйстве было примерно так же критично, как и наличие работника-мужчины, поскольку хозяйства, где отсутствовали полноценные работники женского пола, приходили в упадок.

Люблю я в полюшко ходить,
Люблю я сено шевелить.
Как бы с милым повидаться,
Три часа поговорить.

На сенокосе. Фото. Начало XX в.	Б. М. Кустодиев. Сенокос. 1917. Фрагмент
А. И. Морозов. Отдых на сенокосе. Ок. I860	Женщины в покосных рубахах на уборке сена. Фото. Начало XX в.
Группа молодых женщин и девушек с граблями. Фото. 1915. Ярославская губ.	Сушка сена на кольях. Фото. 1920-е. Ленинградская обл.

Сенокос начинался в самом конце июня: «Июнь с косой по лесам пошел», со дня Самсона Сеногноя (27 июня /10 июля), с Петрова дня (29 июня /12 июля) или с летнего дня Кузьмы и Демьяна (1/14 июля). Основная работа приходилась на июль-«сенозорник».
Сено заготавливалось на заливных лугах, располагавшихся в долинах рек, и на небольших, отвоеванных у леса участках земли. Сенокосные угодья могли находиться как вблизи деревни, так и на некотором расстоянии от нее. На дальние луга крестьяне выезжали всей семьей: «Всякий, кто дорос, спеши на сенокос». Дома оставались только старики и старухи для присмотра за малышами и ухода за скотом. Вот как, например, отправлялись на сенокос крестьяне деревень Ямны, Васса, Сосна Мещовского уезда Калужской губернии в конце 1890-х годов: «Настало время косовицы... Ямненцы, вассовцы, сосенцы едут на семи-восьми лошадях с сундуками (с съестным), с косами, граблями, вилами. На каждой почти телеге три-четыре человека, конечно, с ребятишками. Некоторые везут бочонок квасу, кувшины с молоком. Едут разряженные: мужчины в ситцевых рубахах всех цветов и самой дикой фантазии; молодежь в пиджаках, сверх того жилетах... Женщины представляют из своих сарафанов с оборками и казачков-кофточек в талию такой цветник, что в глазах рябит. А платки! Но о платках лучше умолчать: их разнообразию и яркости нет числа. И в дополнение фартуки, то есть передники. Теперь здесь встречаются и матроски, так что встретитесь с хорошенькой крестьяночкой, и вполне можете подумать, что это городская барышня, или, чего доброго, помещица. Подростки и дети тоже стараются нарядиться во все лучшее. Едут и поют во всю мочь песни» [Русские крестьяне. Т. 3. С. 482).
Сенокосную пору девушки ждали с большим нетерпением. Яркое солнце, близость воды, душистые травы - все это создавало атмосферу радости, счастья, свободы от повседневности, а отсутствие строгого глаза стариков и старух - деревенских стражей нравственности - позволяло вести себя несколько более раскованно, чем в обычное время.
Жители каждой деревни, приехав на место, устраивали стоянку - станок: ставили шалаши, в которых спали, приготавливали дрова для костра, на котором готовили пищу. Таких станков вдоль по берегам реки было много - до семи-восьми на двух квадратных километрах. Каждый станок обычно принадлежал жителям одной деревни, которые работали на лугу все вместе. Скошенную и высушенную траву станок делил по количеству мужчин в семье.
Вставали рано утром, еще до восхода солнца, и, не позавтракав, отправлялись на косьбу, чтобы не пропустить время, пока луг покрыт росой, так как влажную траву легче косить. Когда солнце поднималось над горизонтом выше и росу начинало «обтягивать», семьи садились завтракать. В скоромный день ели мясо, хлеб, молоко, яйца, в постные дни (среду и пятницу) - квас, хлеб и лук. После завтрака, если роса была сильная, продолжали косить, а затем раскладывали траву ровными тонкими рядами на лугу, чтобы она просохла. Потом обедали и отдыхали. За это время трава немного обвядала, и ее начинали ворошить граблями, чтобы она лучше сохла. Вечером высушенное сено складывали в копны. В общей работе семьи каждый знал свое дело. Парни и молодые мужчины косили траву. Женщины и девушки раскладывали ее рядами, ворошили и собирали в копны. Метание стогов было работой парней и девушек. Парни подавали сено на деревянных вилах, а девушки раскладывали его по стогу, уминали ногами, чтобы оно плотнее ложилось. Вечер для старшего поколения заканчивался отбиванием кос молотками на маленьких наковальнях. Этот звон разносился по всем лугам, означая, что работа закончилась.
«Сбил сенозорник у мужика мужицкую спесь, что некогда и на печь лечь», - говорит пословица о занятости людей на косовище с утра до вечера. Однако для парней и девушек сенокос был временем, когда они могли продемонстрировать друг другу умение хорошо работать и веселиться. Недаром на Северной Двине общение молодежи в пору сенокоса называлось красованием.
Веселье царило в обеденное время, когда старшие отдыхали в шалашах, а молодежь шла купаться. Совместные купания парней и девушек не одобрялись общественным мнением, поэтому девушки отправлялись подальше от станка, стараясь, чтобы парни их не выследили. Парни все-таки их находили, прятали одежду, вызывая негодование девушек. Возвращались обычно вместе. Девушки пели своим ухажерам, например, такую песню:

Дождь пойдет, сенцо подмочит,
Будет тятенька ругать -
Помоги-ка мне, хороший,
Мой зародец дометать.
Частый дождик поливает,
Меня милый вспоминает:
- Мочит милушку мою
На сенокосе, бедную.

Главное веселье наступало вечером, после захода солнца. Молодежь стягивалась к одному из станков, где было много «славниц». Играла гармошка, начинались пляски, песни, хороводы, гулянья парами. Радость гуляний, продолжавшихся почти до самого утра, хорошо передает песня:

Петровская ночка,
Ночка невеличка,
А рельё, ладо,
Невеличка!
А я, молодая,
Не выспалася,
А рельё, ладо,
Не выспалася!
Не выспалася,
Не нагулялася!
А рельё, ладо,
Не нагулялася!
Я с милым дружком
Не настоялася!
А рельё, ладо,
Не настоялася!
Не настоялась,
Не наговорилась,
А рельё, ладо,
Не наговорилась!

Под конец гулянья исполнялась «разборная» песенка девушек:

Пойдемте, девушки, домой,
Зорька занимается!
Зорька занимается,
Мамаша заругается!

Сенокос оставался «приятнейшей из сельских работ» даже в том случае, если он проходил поблизости от деревни и поэтому каждый вечер нужно было возвращаться домой. Очевидцы писали: «Время года, теплые ночи, купанье после утомительного зноя, благоуханный воздух лугов - все вместе имеет что-то обаятельное, отрадно действующее на душу. Бабы и девки имеют обычай для работы в лугах надевать на себя не только чистое белье, но даже одеваться по-праздничному. Для девок луг есть гульбище, на котором они, дружно работая граблями и сопровождая работу общей песней, рисуются перед женихами» (Селиванов В. В. С. 53).
Сенокос кончался к празднику Казанской иконы Божьей Матери (8/21 июля) или к Ильину дню (20 июля / 2 августа): «Илья Пророк - косьбе срок». Считалось, что «после Ильи» сено будет уже не так хорошо: «До Ильина дня в сене пуд меду, после Ильина дня - пуд навозу».

Жатва

Уж вы жнеи, вы жнеи
Мои молодые!
Жнеи молодые,
Серпы золотые!
Уж вы жните, жните,
Жните не ленитесь!
А обжавши нивку,
Пейте, веселитесь.

Вслед за сенокосом наступала жатва «хлебов» - так называли все зерновые культуры. В разных регионах хлеба созревали в разное время в зависимости от климатических условий. В южной части России жатву начинали уже в середине июля - с праздника Казанской иконы Божьей Матери, в средней полосе - с Ильина дня или со дня свв. Бориса и Глеба (24 июля / б августа), а на севере - ближе к середине августа. Первой поспевала озимая рожь, за ней яровые хлеба, овес, а потом гречиха.

Жала, жала я овес,
Перешла на гречу.
Если милого увижу -
Я к нему навстречу.

Уборка урожая считалась делом девушек и замужних женщин. Однако главными жнеями были девушки. Сильные, крепкие, ловкие, они легко справлялись с довольно трудной работой.

П. Вдовичев, Жатва. 1830-е	Рожь поспевает. Фото С. А. Лобовикова. 1926-1927
Жница. Фото С. А. Лобовикова. 1914-1916	А. Г. Венецианов. На жатве. Лето. До 1827

Жатву полагалось начинать всем в один день. Перед этим женщины выбирали из своей среды зажинальщицу, которая совершит символический зажин поля. Чаще всего это была женщина средних лет, хорошая жница, с «легкой рукой». Рано утром, тайком от всех, она бежала на поле, сжинала три небольших снопа, приговаривая, например, так:

Кыш, полышко, на конец,
Как татарский жеребец!
Бежи и ржи, уминай и рви
И у поля конец ищи!
Выбежи, выбежи,
Нам волюшку дай!
Мы пришли с вострыми серпами,
С белыми руками,
С мягкими хребтами!

После этого зажинальщица укладывала снопы крест-накрест на краю поля, а рядом оставляла кусочек хлеба с солью для Матери-Земли и иконку Спасителя для предохранения урожая от нечистой силы.
На жатву выходила вся женская половина семьи во главе с хозяйкой. Девушки и женщины надевали особую жатвенную одежду - подпоясанные белые холщовые рубахи, украшенные по подолу и на рукавах красным тканым или вышитым узором. В некоторых селах верхнюю часть рубахи шили из яркого ситца, а нижнюю - из холста, который прикрывали красивым фартуком. Головы повязывали ситцевыми платками. Жатвенная одежда была очень нарядной, соответствующей столь важному дню, когда Мать-Земля родит урожай. При этом одежда была еще и удобной для работы, свободной, в ней было не жарко под летним солнцем.
Первый день жатвы начинался с общей молитвы семьи на своей полосе. Жницы работали на поле в определенном порядке. Впереди всех шла хозяйка дома, приговаривая: «Благослови, Боже, ниву зажать! Дай, Господи, спорыньи и легкости, доброго здоровья!» (Народная традиционная культура Псковской области. С. 65). По правую руку от нее шла старшая дочь, за ней по старшинству - остальные дочери, а за ними снохи. Первый сноп полагалось сжать старшей в семье дочери, чтобы она осенью вышла замуж: «Первый снопик жать - жениха наживать». Верили, что первая пясточка срезанных стеблей ржи и первый собранный из них сноп обладают «спором», «споркостью» - особой жизнедающей силой, так необходимой будущей хозяйке и матери.
На поле жнеи отправлялись после того, как солнце осушит росу. Хлеб, покрытый росой, жать было нельзя, чтобы зерно и солома не сгнили до обмолота. Девушки вместе шли на поле, пели песни, которые получили название жатвенных. Главной темой песен была несчастная любовь:

Рано-рано наше подворьице зарастает.
Заросло-зацвело наше подворьице травою-муравою.
То не травушка в поле, не муравушка, розовы цветочки.
Там цвели в поле цветочки, цвели, да повяли.
Любил парень красну девицу, да покинул.
Покинувши девчонку, над ней насмеялся.
Ты не смейся, парень, над девчонкой, ты еще сам холост.
Холост-неженатый, нету жены взятой.

Во время работы девушкам петь не полагалось - это была прерогатива только замужних женщин. Замужние женщины обращались в песнях к Богу, ниве, солнцу, полевым духам с просьбой о помощи:

Да унеси, Боже, тучу грозовую,
Да спаси, Боже, ниву трудовую.

Крестьянские поля (полосы) располагались рядом. Жницы могли видеть, как работают соседки, перекликаться друг с другом, подбадривать уставших, укорять ленивых. Песни перемежались так называемым гуканьем, то есть криками, возгласами «У-у!», «Эй!», оханьем-уханьем. Гуканье было столь сильным, что его можно было услышать в отдаленных от полей деревнях. Весь этот многоголосный шум красиво назвали «пением жнивы».
Чтобы к вечеру была выполнена определенная часть работы, отстающих подгоняли: «Подтягай! Подтягай! Тяни! Тяни козу-то свою!» Каждая девушка старалась нажать побольше снопов, опередить своих подруг, а не попасть в отстающие. Над ленивыми смеялись, кричали: «Девка! Кила тебе!» - а ночью на полосу нерадивым девушкам «ставили килу»: втыкали в землю палку с привязанным к ней пуком соломы или старым лаптем. По качеству и быстроте работы определяли, «работлива» ли девушка, будет ли она хорошей хозяйкой дома. Если жница оставляла за собой несжатую бороздку, то говорили, что у нее «мужик будет нутрец»; если снопы получались большие, то и мужик будет большой, если ровные и красивые, то богатый и трудолюбивый. Чтобы работа спорилась, девушки приговаривали: «Полоска в край, как белый зай, кыш, погоняй, кыш, погоняй!» (Морозов И. А., Слепцова И. С. С. 119), а чтобы не уставать, перепоясывались жгутиком из стеблей со словами: «Как матушка рожь стала год, да не устала, так и моя спинушка жать бы не устала» (Майков Л. Н. С. 204).
Работа заканчивалась, когда солнце склонялось к закату и жнива покрывалась росой. Оставаться на поле после захода не разрешалось: по поверью, это могло помешать умершим предкам «гулять по полям и радоваться урожаю». Перед уходом с недожатой полосы полагалось для предохранения ее от порчи положить крест-накрест две горсточки стеблей. Серпы, спрятав, обычно оставляли в поле, а не несли их в дом, чтобы не накликать дождь.
После трудового дня девушки опять собирались в стайку и все вместе отправлялись отдыхать, распевая про несчастную любовь:

Песни пела, грудь болела,
Сердце надрывалося.
По лицу катились слезы -
С милым расставалася.

Услышав громкое пение, появлялись парни, которые заигрывали с девушками в расчете на их благосклонность. Шутки парней порой бывали довольно грубоватыми. Например, парни пугали девушек, неожиданно нападая на них из-за кустов, или ставили «кляпцы»: перевязывали верхушки трав, росших по обе стороны дорожки, по которой шли девушки. В темную пору девушки могли не заметить ловушки, падали, вызывая радостный смех парней.
Дальше шли вместе, а девушки «припевали» парням невест:

У нас Марьюшка садом шла,
У нас Васильевна зеленым.
Заглядел ее Иван-молодец:
«Вот идет моя ценная, красотою неоценная.
Всю деревеньку насквозь прошел,
Краше-лучше я Марии не нашел.
Ты, Марьюшка, душечка,
Обойми меня радостно,
Поцелуй меня, пожалуйста, в уста».

Жатву старались завершить все в один день. Если кто-либо не справлялся вовремя, ему на помощь спешили соседи. Это было вызвано естественным желанием помочь соседу, а также тем, что несжатые полосы мешали вывозу снопов с полей на гумно и выпасу скота, который выпускали на пожню.
Окончание тяжелой страдной работы отмечалось очень празднично. Девушки и женщины исполняли дожинальные песни, в которых славили ниву и Бога:

А слава Богу
До нового году,
Слава Богу,
Ниву пожали,
Страду пострадали!
Слава Богу
До нового году!

В последний день жатвы проводилось множество обрядов. Их суть заключалась в том, чтобы поблагодарить поле за урожай, попросить его плодоносить на будущий год и взять от поля здоровье себе и своим близким. В одних селах девушки и женщины становились в круг, брали серпы, поднимали их вверх и просили: «Уроди, Господи! на будущий год, чтоб рожь была стеной». В других благодарили за работу серп, навивая на него стебельки ржи: «Спасибо, серяпок, что меня ты поберег, теперь я тебя поберегу, пшеницей накормлю».
Почти по всей России был распространен обычай «завивать бороду», то есть специально оставленные на поле несжатыми колосья завязывали лентами или заплетали в косичку, а под ними на землю клали кусок хлеба с солью. «Бороду» завязывала хозяйка дома в присутствии всех жниц семьи. Девушкам разрешалось перед началом обряда сжать несколько пясточек, оставленных Илье на бороду колосьев. Если девушка сжинала парное количество колосьев - это означало, что на Покров к ней приедут сваты, если нечетное - придется ждать сватов до зимнего мясоеда. После этого девушки уходили веселиться своей стайкой, а бабы, взявшись за руки, начинали приплясывать вокруг бороды, произнося заклинание:

Уж мы вьем, вьем бороду
У Гаврилы на поле,
Завиваем бороду
У Васильевича да на широком,
У Васильевича да на широком.
На нивы великой,
На полосы широкой,
Да на горы на высокой,
На земле чернопахотной,
На землице на пахотной.

После уборки всех хлебов в деревне устраивалась коллективная трапеза с пивом, вареным мясом, «отжиночными» пирогами, яичницей. Девушки и парни, посидев вместе со всеми, отправлялись на гулянье и веселились до самого утра.

http://www.booksite.ru/fulltext/girls/rus/san/2.htm

Cтраница 1

Труд настоящего крестьянина, так же как и настоящего ремесленника, есть одинокое творчество: в тихой погруженности он отдается своему занятию. Он живет в своем творении, как художник живет в своем, он, скорее всего, совсем бы не отдал его на рынок. С горькими слезами на глазах крестьянки выводят из стойла любимую пегашку и уводят ее на бойню; старик-кустарь воюет за свою трубку, которую у него хочет купить торговец... Крестьянин, также, как и ремесленник, стоит за своим произведением, он ручается за него честью художника.  

При феодализме деление труда крестьянина на необходимый и прибавочный выступало в открытой форме: в течение необходимого рабочего времени крестьянин обеспечивал существование свое и своей семьи. В течение прибавочного времени он создавал прибавочный продукт, к-рый безвозмездно присваивался феодалом в форме: ем.  

Помещики, лишившись дарового труда крестьян, вынуждены были перестраивать свое хозяйство применительно к новым условиям. Однако переход от крепостнической системы ведения хозяйства к капиталистической не мог быть осуществлен сразу, так как старая система была лишь подорвана, но не уничтожена. Поэтому помещичье хозяйство основывалось на сочетании двух систем - отработочной и капиталистической.  

Еще в меньшей мере используется труд крестьян в работе различных промыслов. Имевшие в свое время место ошибочные установки привели к тому, что кустарные промыслы постепенно пришли в упадок и в конце концов были почти полностью ликвидированы. Это пагубно отразилось на финансовом положении села, а в социальном отношении привело к тому, что страна лишилась большого количества изделий, удовлетворяющих бытовые нужды населения. Отметим также, что неполно использовались трудовые ресурсы села, велики были потери доходов, которые приносили эти промыслы при реализации продукции как внутри страны, так и за рубежом.  

В течение XV века, пока труд независимых крестьян и сельскохозяйственных рабочих, занимавшихся наряду с работой по найму в то же время и самостоятельным хозяйством, шел в их собственную пользу, уровень жизни фермера был так же незначителен, как и сфера его производства.  

Какие же условия должны быть созданы, чтобы труд крестьянина облегчался. Надо, чтобы были машины, а машины эффективно можно использовать лишь в кооперативе. Как коммунист, я заинтересован в том, чтобы люди независимо от того, какой они нации, на каком языке говорят, какой вере поклоняются, жили хорошо. Трудовой народ везде одинаковый. Трудовой народ добывает хлеб в поте лица своего, и я хочу, чтобы меньше пота проливал трудовой человек, а больше получал продуктов от своего труда. В этом я заинтересован как человек. Заинтересован и в том, чтобы вы достигли того же, чего достигли мы, советские люди, и даже еще лучших результатов, пользуясь опытом наших крестьян.  

Теоретическим отражением экономической продуктивности земли (наряду с трудом крестьян) явилось учение французских физиократов (Кенэ, Буабиль-гера, Тюрго) о том, что лишь сельское хозяйство имеет производительный характер, позволяющий не только возмещать его издержки, но и получать прибавочный продукт. В других же отраслях ремесленного и промышленного производства, не обрабатывающих землю, якобы возмещаются только их издержки, не более того, и прибавочный продукт поэтому ими не создается.  

Похожие проблемы возникают и в социализме - следует ли учитывать труд крестьянина на своем участке.  

Это ускорение, в основе которого лежал принцип материального стимулирования труда крестьянина, во второй половине 20 - х гг. стало тормозиться, но не по вине сельского труженика.  

Превращение дворян в привилегированное сословие сопровождалось расширением их прав на личность и труд крестьянина.  

При феодализме источником земельной ренты был прибавочный (частично и необходимый) труд лично зависимых крестьян.  

Ото значит, что помещичья земля обрабатывается тем же крестьянским инвентарем, трудом разоренного, обнищалого, закабаленного крестьянина. Вот она какова, та культура, о которой говорил депутат Свято-полк - Мирский и о которой говорят все защитники помещичьих интересов. У помещиков, конечно, лучший скот, которому живется в барской конюшне лучше, чем мужику в крестьянской избе. У помещика, конечно, лучшие урожаи, потому что помещичьи комитеты еще в 1861 году позаботились отрезать лучшие земли от крестьян и записать их помещикам.  

Социальная политика партии, Советского государства состоит в том, чтобы на базе современной техники и науки все больше сближать характер труда крестьянина и труда рабочего, благоустраивать быт деревни, повышать культуру сельской жизни. Все это практически ведет к постепенному устранению социально-экономических и культурно-бытовых различий между городом и деревней, между рабочим классом и крестьянством.  

Со временем монастыри из трудовых общин, где каждый работал на всех и все духовно поддерживали каждого из своей братии, превращались в крупных земельных собственников, использовавших подневольный труд крестьян.  

Сокращение источников комплектования холопов, как и стирание граней между ними и крестьянами, влекло ликвидацию архаической формы эксплуатации: производительность труда холопа на месячине была ниже производительности труда крестьянина, обрабатывавшего свой надел.  

В наших деревнях молодежи довольно много. Отсюда следующее двустороннее заключение: то ли закончился исход нового поколения крестьянства, то ли это временное затишье перед массовым бегством по большим и малым промышленным городам. То и другое одинаково вероятно. С одной стороны, окрестные хозяйства хиреют на глазах, а иные прямо глядят в могилу, и, кажется, ничто не намекает на ренессанс. С другой стороны, работы по городам мало, в нашем, например, районном центре Зубцове гораздо сложнее трудоустроиться, нежели встретить Богом суженную жену. Чем там живет-кормится шесть тысяч горожан, – это для нас темно.

Вообще крестьянство – народ хладнокровный, непоэтический, и тем не менее хочется думать: а вдруг сельская молодежь наконец постигла поэтику земледельческого труда... Ведь это все-таки не то что восемь часов подряд одну и ту же дырочку сверлить, или торчать за прилавком, или класть тычком-лажком силикатные кирпичи...

Крестьянский труд это вот что... После того, как встал вместе с солнцем, умылся из рукомойника, приколоченного к березе, позавтракал яичницей со своим салом, – барином выезжаешь из деревни на тракторе под лай собак и пение петухов. Если на повестке дня пахота, то приятно понаблюдать, как за тобою вздымается земля, похожая на шоколадное масло, и, заместо чаек, над ней кружится воронье. Если это сенокос, то дух захватывает от запаха свежеположенного клевера, терпко-сладкого, как хороший одеколон. Если это уборка, то все время ласкает мысль, что у тебя в бункере уже на какую-то часть России припасены булки и калачи.

Одним словом, если подойти к делу сколько-нибудь поэтически, то крестьянский труд – завидная доля для серьезного мужика. Во-первых, это красиво, ибо ты пашешь, а над головой синее небо, по сторонам неоглядные поля, и темнеют вдали тихие смешанные леса. Во-вторых, это благородно, ибо земледелец кормит народ, получая за свой труд сущие пустяки. В-третьих, это здорово, ибо разнообразно и на свежем воздухе – недаром по деревням сумасшедших нет.

Наконец, это предрассудок, будто крестьянин трудится на земле полный световой день. Разве что в пахоту приходится потеть чуть не от зари до зари, потому что земли-то много, а техники мало, да еще она заводится через раз. В сенокос же и в уборочную страду работают от росы до росы, то есть, по нашим местам, примерно с полудня и до шести.

Как и в старые времена, которые при всех нынешних неурядицах язык не поворачивается назвать добрыми, в страду не пьют, обед в поле возят, хлеба не жиже, чем в эпоху проработочных собраний и трудодней.

Неурядицы же бывают такие: который год куда-то деваются кредиты, которые область выделяет колхозам на солярку и прочие га-эс-эм. А то колхоз «Россия» купил новейшую сеноуборочную машину, которая сама упаковывает рулоны скошенной травы в пленку – стоит сейчас она возле председательского забора и разве что интересует бродячих псов. Причина сей неурядицы такова: наша пленка, санкт-петербургской фабрикации, то и дело рвется, а голландскую пленку, которая никогда не рвется, при колхозной бедности не поднять. Если голландскую пленку покупать, то тогда килограмм сена будет стоить пять рублей, а молоко наши колхозы сбывают по три целковых за литр – больше им не дают.

Особенность крестьянского труда по нынешним временам состоит в том, что работников куда меньше, чем прописанных на селе. В колхозе «Путь Ильича» земледельцев всего шестьдесят душ, один вольный хлебопашец и несколько сот деревенских, которые живут неизвестно чем. То есть известно чем: огородом, а то продают на сторону молоко и мясо, строят дачникам заборы, воруют, собирают, где придется, цветной металл. Что до вольного хлебопашца, то он на своих десяти гектарах выращивает капусту и возит ее продавать во Ржев. Занятие это опасное по трем причинам: потому что везде существует рыночная мафия, потому что заболеть нельзя – в семье всего три пары рук, потому что временами приходится принанимать батраков и тем самым воспитывать в односельчанах классовое чутье. Семьи же у нас малочисленные оттого, что, по общему убеждению, большая семья – слишком трудоемкое дело, яму под уборную нужно будет рыть как минимум раз в году.

Видимо, самая благополучная категория нашего крестьянства – это те, кто живет неизвестно чем. Судя по тому, что за два месяца дачного сезона в нашей деревне увели: один автомобиль, два лобовых стекла, четыре колеса, одно ружье, один спиннинг и семь холодильников, – можно жить.

Еще некоторые деревенские работают в милиции, но это уже чистая синекура, потому что наши милиционеры главным образом занимаются тем, что ездят по селам и разъясняют, почему они не в состоянии ловить разбойников и воров.

Крестьянский труд в изображении Н.А. Некрасова

I. Вступление

Труд крестьянина вызывает у Некрасова противоречивые чувства. С одной стороны, именно в труде проявляется сила народа, его богатые возможности. Крестьянин любит и умеет трудиться, праздность ему чужда. Именно крестьянский труд создаст то, что есть в России хорошего. С другой стороны, труд крестьянина — это труд подневольный, приносящий ему страдания.

II. Главная часть

1. Труд как радость и созидание. Во многих произведениях Некрасова крестьянский труд описывается именно с этой стороны. Трудом крестьянина создается все — от хлеба до же­лезной дороги, которую строил все-таки не «граф Клейнмихель», а простой народ. («Железная дорога»). Труд — это основа самоуважения мужика, даже его гордости. В поэме «Кому на Руси жить хорошо» Яким Нагой недаром спрашива­ет Павлушу Веретенникова: «У нас поля обширные, // А не гораздо щедрые, // Скажи-ка, чьей рукой // С весны они оде­нутся, // А осенью разденутся?». Не белоручки нежные.

А люди мы великие // В работе и в гульбе!» С этими сло­вами перекликаются и гордые слова Савелия: «Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь?». Даже ребенок ощу­щает эту гордость своим трудом («Крестьянские дети», «Му­жичок с ноготок»). Труд — основа жизни крестьянина. Неда­ром истосковавшиеся по работе семеро странников в «Кому на Руси жить хорошо» так весело берутся за косьбу: «Просну­лась, разгорелася // Привычка позабытая // К труду! Как зубы с голоду, // Работает у каждого // Проворная рука». Некрасов одним из первых опоэтизировал крестьянский труд, рассмат­ривая его как основу существования и противопоставляя его праздности господствующих сословий.

2. Труд — страдание. В условиях эксплуататорского строя труд крестьянина — труд подневольный, не на себя, а на «бо­га, царя и господина»; это труд через силу, изматывающий и постепенно убивающий человека. Картинами такого труда на­полнена и лирика Некрасова («Железная дорога», «На Волге», «Несжатая полоса» и др.), и в особенности поэма «Кому на Руси жить хорошо». Яким Нагой, рассказывающий Веретен­никову про то, как в непосильной работе «трещит крестьян­ский пуп», говорит о себе: «Он до смерти работает»; в этом же эпизоде Некрасов рисует и впечатляющий портрет крестьяни­на, измученного работой. Буквально о каторжной работе рас­сказывает Савелий. Особенно жалко Некрасову женщин и де­тей, надрывающихся на работе (стихотворения «Плач детей», «В полном разгаре страда деревенская…», история Матрены Тимофеевны в «Кому на Руси жить хорошо» и др.).

III. Заключение

Тема труда в творчестве Некрасова - одна из важнейших. В ней соединяются и гордость за русского мужика, и глубокое сочувствие к нему, и обличение господствующих сословий, сделавших труд - основу человеческой жизни - в букваль­ном смысле каторгой.