Фрэнсис скотт фицджеральд лучшие произведения. Все книги Фицджеральда Ф

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Жизнь по обе стороны рая

Он остался в истории литературы и как летописец «века джаза» – пышного и трагического десятилетия накануне Великой депрессии, и как его жертва. Он был последовательно воплощением американской мечты и крушения ее надежд. Он воспел свое поколение в романах, полных грусти и любви, но уже скоро никто не нуждался ни в любви, ни в грусти. Казалось, он пережил свою славу, однако уже через двадцать лет оказалось, что слава надолго пережила его…

Фрэнсис Скотт Ки Фицджеральд родился 24 сентября 1896 года в городе Сент-Пол, столице штата Миннесота. Его предками были выходцы из Ирландии – Фицджеральды по отцовской линии и Макквилланы по материнской. Оба его деда прибыли в Америку в погоне за мечтой, оба сделали состояние на торговле, но если Филип Фрэнсис Макквиллан оставил своим пятерым детям наследство в четверть миллиона долларов, то Фицджеральды, успевшие вписать свое имя в историю США (двоюродный прапрадед будущего писателя был автором текста американского гимна, а его многочисленные потомки – видными деятелями в законодательных органах колоний и членами губернаторских советов) денег не нажили. Эдвард Фицджеральд – красавец-щеголь с изысканными манерами и некоторой вялостью выходца из старинного южного рода, окончил университет Джорджтауна, работал в Чикаго и, наконец, перебрался в Сент-Пол, где стал управляющим предприятием по производству плетеной мебели American Rattan and Willow Works. Он влюбился в Мэри, или по-домашнему Молли, старшую из дочерей Макквиллана, однако своенравная девушка, не отличавшаяся ни особой красотой, ни умом, выжидала лучшей партии и не спешила осчастливить самого верного своего поклонника. Когда она, наконец, в 1890 году согласилась стать женой Фицджеральда, ей было уже тридцать лет. Медовый месяц молодые провели на Ривьере. Они произвели на свет двух дочерей и были, казалось, счастливы в своей спокойной и размеренной жизни.

Когда Молли ждала своего третьего ребенка, обе дочери скончались во время свирепствовавшей тогда эпидемии. «За три месяца до моего рождения, – вспоминал позже ее сын, – мать потеряла двух детей. Именно это горе явилось моим первым ощущением жизни, хотя я и не могу сказать точно, каким образом оно ко мне пришло. Мне кажется, что тогда и зародился во мне писатель». Мальчика назвали в честь его прославленного предка – автора американского гимна Скотта Фицджеральда Ки, и мать никогда не уставала напоминать друзьям сына, да и ему самому, что он потомок такого великого человека.

Нет ничего удивительного в том, что Молли обожала своего сына – на долю родившейся через пять лет дочери Аннабел не досталось и половины обрушившейся на Скотти любви. Каждый шаг сына она описывала в дневнике: первое слово «дай», как это следует из дневника, он произнес 6 июля 1897 года, а в три года он спросил: «Мама, когда я стану большим, можно мне будет иметь все, что мне не положено?»

Фрэнсис с отцом.

Уже скоро выяснилось, что бизнесмен из Эдварда Фицджеральда был никудышный: в начале 1898 года его предприятие разорилось, и семье пришлось перебраться в Буффало, где Эдвард устроился в фирму Procter&Gamble. В Буффало Скотти пристрастился к театру – родители его приятеля были дружны с одним из актеров местной труппы, и по субботам Скотти посещал театр, а затем дома заново разыгрывал представление. Он обладал прекрасной памятью, позволявшей ему с первого раза запоминать огромные диалоги, и немалыми актерскими способностями, благодаря которым с помощью подручных средств мог перевоплощаться во всех героев его импровизированного спектакля. Вспоминают, что юный Фицджеральд одевался лучше всех мальчиков в городе: одежду ему покупали не в местном магазине, а заказывали из Нью-Йорка. Его отец тоже был известным всей округе щеголем, а вот мать печально прославилась своей неряшливостью и плохими манерами. В городке ее называли «растрепой Фицджеральд» – она вечно ходила с прической набекрень, в платьях, подобранных без вкуса и надетых кое-как, и к тому же совершенно не умела вести беседу, нередко допуская непозволительные промахи. Так, однажды она заявила соседке, муж которой был тяжело болен (и весь городок из сострадания скрывал этот факт от жены), что пытается представить, как та будет выглядеть в трауре. Ее несообразность вкупе со своеобразной походкой и манерой смешно поджимать губы делала ее объектом насмешек для всей округи. Скотти, который, как и все дети, тонко чувствовал отношение соседей к своим родителям, разрывался между любовью к ним и стыдом. Он пообещал себе добиться всеобщего признания – чтобы никто и никогда не осмеливался потешаться над ним из-за угла.

Скотти увлекался чтением и даже пробовал писать сам, однако по примеру друзей теперь он все больше времени уделял спорту, которого раньше избегал. Его страстью стало регби, его кумирами – знаменитые игроки. И, тем не менее, он был совершенно не похож на спортсмена – хрупкий, изящный юный красавец с тонкими чертами лица, огромными серо-зелеными глазами и копной золотистых кудрей, он, как вспоминали, был совершенно чужд грубости и вульгарности – его отец даже предлагал пять долларов всякому, кто услышит от его сына грубое слово. Он любил танцы, которым обучался в танцклассе, и впервые влюбился в свою партнершу по мазурке Кити Уильяме. Он наслаждался жизнью, и она, казалось, отвечала ему взаимностью.

Однако у его отца дела шли все хуже и хуже, наконец, в марте 1908 года его уволили.

Однажды в полдень, – вспоминал Фицджеральд много лет спустя, – раздался телефонный звонок, и мать подняла трубку. Я не понял, что она сказала, но почувствовал, что нас настигло несчастье… Затем, опустившись на колени, я стал молиться. «Милостивый Боже, – взывал я к всевышнему, – не допусти, чтобы мы оказались в доме для бедных». Через некоторое время вернулся отец. Мои предчувствия оправдались: он потерял место.

Он вспоминал, что его отец, который утром ушел на работу молодым преуспевающим человеком, вечером вернулся сломленным стариком. От полученного клейма неудачника он не смог оправиться до конца своих дней. И его сын чувствовал, что отныне именно на него возложены все надежды семьи – это подстегивало его, но в то же время пугало.

Фицджеральды вернулись в Сент-Пол, где достаточно безбедно жили за счет наследства дедушки Макквиллана. Пока над родителями втихомолку потешался весь городок, Скотти стал одним из самых популярных подростков в своем кругу: его красота, утонченность, обаяние и не по годам развитый ум привлекали к нему друзей всех возрастов. Довольно скоро он уверился в том, что превосходит остальных людей – как в уме, так и во всем остальном. Когда его отдали в местную школу, он старался блистать во всех областях. Мистер Уиллер, один из его преподавателей, вспоминал Фицджеральда как «жизнерадостного, энергичного светловолосого юношу, который еще в школьные годы знал, что ему предначертано в жизни… Он проявлял необычайную изобретательность в пьесках, которые мы ставили, и остался в памяти как сочинитель, вечно декламирующий свои произведения перед всей школой… Именно его гордость за успехи на литературном поприще помогла ему найти свое подлинное призвание». В 1909 году школьная газета опубликовала его первый рассказ «Тайна Рэймонда Мортгейджа», а потом еще три, и с тех пор Фицджеральд окончательно уверился в том, что станет великим писателем. При этом он болезненно жаждал признания, восторгов и славы – и пока ее не удавалось достичь литературой, пытался добиться успеха в спорте. Его данные не позволяли ему блистать в регби, но он брал напором и решительностью, не раз получая травмы в единоборстве с более сильными противниками.

После двух лет школы в Сент-Поле Скотти отправили в Нью-Джерси, в школу Ньюмена, – пансион для детей из респектабельных католических семей. Здесь его ждало жестокое разочарование: то превосходство ума и личного обаяния, которое знал в себе Скотт, никто не оценил, а его успехи в регби были ужасны: после того как он, испугавшись, уклонился от столкновения с противником, его сочли трусом и подвергли настоящему бойкоту. Лишь на второй год Фицджеральд нашел свою нишу: три его рассказа были опубликованы в школьном журнале, он с увлечением писал песни и скетчи для местного драмкружка и, хотя из-за плохой успеваемости ему не позволяли играть самому, с удовольствием режиссировал, готовил декорации и придумывал шутки. В спорте он тоже преуспел: выиграл состязание по легкой атлетике и очень удачно выступил в нескольких матчах. В одном из репортажей победа школы Ньюмена приписывалась главным образом его «резким и неожиданным рывкам».

Летом 1913 года он поступил в Принстон – во многом выбор этого учебного заведения был обусловлен успехами тамошней команды по регби, однако он выбыл из команды уже через несколько дней – по его собственным словам, «ретировался с полупочетом и вывихнутой лодыжкой».

Жизнь первокурсников состояла из лекций, покера, занятий в библиотеке, пьянок, розыгрышей и чтения. Вспоминали, что в то время Фицджеральд почти не пил – его организм плохо переносил спиртное, зато постоянно разыгрывал однокашников. Он стремился попасть в литературные университетские журналы, буквально преследуя редакторов и засыпая редакции нескончаемым потоком стихотворений, эссе, скетчей, рассказов и заметок. Наконец ему удалось добиться первых успехов: он победил в конкурсе на лучший сценарий, а когда университетский театр «Треугольник» гастролировал по соседним штатам, его имя появилось в газетах, которые хвалили «талантливые стихи Ф. С. Фицджеральда». Газета Louisville Post даже писала: «Слова песен написаны Ф. С. Фицджеральдом, которого ныне по праву можно поставить в ряды самых талантливых авторов юмористических песен в Америке». Эти похвалы вскружили ему голову. «Успех «Треугольника», – признавался он позднее одному из однокашников, – самое худшее, что могло со мной произойти. До тех пор пока я неизвестен, я довольно приятный малый, но стоит мне приобрести хоть чуточку популярности, и я надуваюсь как индюк».

Джиневра Кинг.

Однако успехи в учебе были далеко не так блестящи – ему едва удавалось переползать с курса на курс. К тому же он влюбился и стал уделять учебе еще меньше внимания. Его избранницей стала шестнадцатилетняя Джиневра Кинг из Чикаго – красавица-брюнетка, обладавшая репутацией «ветреницы» и «легкомысленной девицы». Все то время, что Фицджеральд считал ее своей девушкой, она была окружена поклонниками и даже не думала скрывать это от Скотта. Наконец ему прозрачно намекнули, что он не пара для столь блестящей девушки (а Джиневра была из богатой аристократической семьи), и они расстались. Фицджеральд остался навсегда ранен этой историей. Неудачное окончание их романа стало одной из причин, по которой Фицджеральд остался на втором курсе на второй год. Университет он так и не окончил – в апреле 1917 года США вступили в Первую мировую войну, и Скотт Фицджеральд немедленно записался добровольцем. Считают, что он сделал это, опасаясь провала на экзаменах; сам он утверждал, что им двигал искренний порыв:

Что касается моего вступления в армию, – писал он матери, – то, пожалуйста, не будем делать из этого трагедии или произносить напыщенных речей о героизме – мне в одинаковой степени претит и то и другое. Я пошел на это совершенно сознательно. Меня не трогают призывы к самопожертвованию ради родины или ореол героя. Я вступил в армию только потому, что так поступили другие… Я никогда не испытывал более приподнятого настроения, чем сейчас.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд во время службы в армии, 1918 г.

Пройдя курс офицерской подготовки, во время которой он больше сочинял свой первый роман, чем думал о премудростях тактики и стратегии, Скотт получил чин лейтенанта и возглавил роту 45-го пехотного полка, а затем его перевели в 67-й полк, расквартированный неподалеку от города Монтгомери, столицы штата Алабама. Фицджеральд, к этому времени уже старший лейтенант, был приписан к штабной роте и, по воспоминаниям, с гордостью щеголял в сапогах со шпорами. Он рвался на фронт, упиваясь мрачными фантазиями о собственной гибели и судьбах поколения: «Если мы когда-нибудь и вернемся, – писал Фицджеральд в письме к кузине Сесилии, – что меня не очень-то заботит, мы постареем в самом худшем смысле этого слова. В конце концов, в жизни мало что привлекательно, кроме молодости, а в старости, как я полагаю, – любви к молодости других».

В июле 1918 года на танцах к клубе Монтгомери он увидел прелестную девушку. Семнадцатилетняя красавица с тонкими чертами лица, золотистыми волосами, огромными темно-голубыми глазами, грациозными движениями и легкомысленным смехом покорила его с первого взгляда – Скотт немедленно подошел и представился. Девушку звали Зельда Сэйр – имя ее мать вычитала в романе про цыганскую королеву. Она была дочерью местного судьи, внучкой сенаторов и потомком самых респектабельных семей южных штатов, умной, избалованной, женственной, взбалмошной, нежной и ветреной, окруженной поклонниками и не стремящейся покорять. Она была преисполнена жажды жизни, радости бытия и легкомысленной смелости, с которой легко отбрасывала все условности и правила. Биограф Фицджеральда Эндрю Тернбулл писал: «Встреча этих двух людей, глубокое родство которых только начиналось с излучаемой ими чистой, нетронутой красоты, была актом волшебства, если не роком. Современники находили, что внешне они похожи как брат и сестра. Но как много внутреннего сходства было в них! Фицджеральд впервые встретил девушку, чья неукротимая жажда жизни оказалась под стать его собственной и чье безрассудство, оригинальность, остроумие никогда не переставали волновать его… К ней влекла не только ее внешность, он безотчетно полюбил глубины ее души». Молодой офицер немедленно стал постоянным гостем в доме Сэйров, часами гуляя с Зельдой по саду или вдохновенно читая ей свои и чужие стихи. «Казалось, какая-то неземная сила, какой-то вдохновенный восторг влекли его ввысь, – писала о тех днях Зельда. – Он словно обладал тайной способностью парить в воздухе, но, уступая условностям, соглашался ходить по земле».

В то время Скотт работал над своим первым романом, который он назвал «Романтический эгоист». Летом он отправил первый вариант романа в издательство Scribner’s. Роман не приняли, однако отзыв о нем был на удивление хорошим. Фицджеральд немедленно кинулся переписывать роман, но вторая редакция была категорически отклонена. Скотт стремился прославиться на фронте – по иронии судьбы, когда его полк уже грузили на корабли, отправку задержали из-за эпидемии гриппа, а затем война окончилась. Он сделал предложение Зельде, однако она тянула с ответом, не будучи уверенной в том, сможет ли Скотт обеспечить ей достойный образ жизни. «Я просто не могу себе представить жалкого, бесцветного существования, – оправдывалась она, – потому что тогда ты скоро охладеешь ко мне». По легенде, она выставила поклоннику условие: она станет его женой, если он прославится.

В феврале 1919 года Скотт был демобилизован. Четыре следующих месяца он провел в Нью-Йорке, упиваясь всеми чудесами этого города. Он нашел работу в рекламном агентстве, а в свободное время обходил одно издательство за другим, пытаясь напечатать хоть что-то из своих произведений, он получил сто двадцать два отказа от издателей, но не собирался останавливаться. Два раза он навещал Зельду, пытаясь уговорить ее на свадьбу, но она была непреклонна и в конце концов, устав от его настойчивости, порвала с ним. Скотт бросил работу и пил несколько недель подряд, пока первого июля 1919 года в США не вступил в силу «сухой закон».

Протрезвев, Скотт взял себя в руки. Он вернулся к родителям и решил сосредоточиться на романе: два месяца он упорно работал, следуя заранее составленному графику, пока, наконец, прежний «Романтический эгоист» не превратился в новый роман, названный «По эту сторону рая». В сентябре книгу приняло к печати издательство Scribner’s: «Книга так разительно отличается от всех остальных, – писал редактор Максвелл Перкинс, – что трудно даже предсказать, как публика примет ее. Но все мы за то, чтобы пойти на риск, и всячески поддерживаем ее».

Упоенный первой удачей, Скотт написал несколько превосходных рассказов, которые тут же купили солидные журналы. В ноябре он снова отправился в Монтгомери, и на это раз Зельда согласилась выйти за него замуж – свадьбу решено было сыграть сразу после публикации романа. Ожидая самого радостного события в своей жизни, – точнее, сразу двух, – Скотт жил в Нью-Йорке, сочиняя один рассказ за другим, а остальное время проводя в попойках с друзьями. Двадцать шестого марта роман вышел из печати, а уже 3 апреля в соборе Святого Патрика Зельда Сэйр и Фрэнсис Скотт Фицджеральд обвенчались в присутствии ближайших друзей. Они обожали друг друга, и им казалось, что впереди их ждет только безбрежное счастье.

Фрэнсис Скотт и Зельда Фицджеральд, начало 1920-х гг.

Много лет спустя Скотт писал дочери: «Я любил твою маму и очень люблю тебя, но наш с нею брак был жуткой, непоправимой ошибкой. Терпеть не могу женщин, воспитанных для безделья». Брак с Зельдой стал счастьем всей его жизни – и он же был его главным проклятием. Зельда, которая, по воспоминаниям, обладала гораздо более сильным характером и гораздо меньшим почтением к установленным нормам, которая не желала считать деньги и оглядываться на окружающих, закружила Скотта в вихре счастливой и беззаботной жизни, где он едва выкраивал силы и время на творчество. Она стала прообразом почти всех его героинь, подавала ему идеи рассказов, через нее он познавал других людей и всю жизнь – и все же она ограничивала его кругозор, заслоняя весь мир своей яркой личностью.

Роман «По эту сторону рая» был неожиданно восторженно принят критикой. Автобиографическое повествование о студенчестве, легкомысленном обществе «фрапперов» и несчастной любви бедного юноши к богатой девушке моментально сделало своего автора знаменитым и богатым. Он был воспринят как манифест целого поколения, гимн молодости и радости жизни. Вслед за романом вышел сборник рассказов «Эмансипированные и глубокомысленные», тоже пользовавшийся огромным успехом, – издательство Scribner’s имело обыкновение сопровождать выход романа сборником рассказов того же автора. Тернбулл писал:

Небезынтересно взглянуть на Фицджеральда в зените его первой славы – счастливее он уже никогда не будет, хотя последовавшие за этим шесть-восемь лет и оказались сравнительно безоблачными. Фавн с вьющимися светлыми волосами, расчесанными на пробор посредине, и полусерьезным-полушутливым выражением лица, он излучал понимание и некое откровение, которые заставляли вас трепетать в его присутствии. Он воплощал в себе американскую мечту – молодость, красоту, обеспеченность, ранний успех – и верил в эти атрибуты счастья так страстно, что наделял их определенным величием. Скотт и Зельда представляли идеальную пару… Вам хотелось уберечь их, сохранить такими, какими они были, надеяться, что идиллия продлится вечно.

Однако идиллической парой фарфоровых голубков Фицджеральды бывали не так часто. Зельда считала, что она живет, чтобы «всегда быть молодой и красивой, всегда развлекаться, веселиться и никогда ни за что не отвечать», а ее супруг был уверен, что ему – молодому, красивому, богатому и знаменитому – можно все. Переполненные радостью жизни, они позволяли себе такие выходки, которые другим не сошли бы с рук. Они были беспрестанно пьяны – и это в период сухого закона! – устраивали дебоши в ресторанах, танцевали на столах, катались на крыше такси, на званых обедах вели себя как невоспитанные дети, кидаясь едой и залезая под стулья, лезли в драки, а то угоняли у уличных торговцев тележки и катались на них по нью-йоркским улицам. По словам биографов, он мог встать на руки посреди вестибюля роскошного отеля – лишь потому, что его имя уже несколько дней не попадало в газеты. Пара быстро прописалась на скандальных страницах светской хроники, став одним из символов «века джаза» – такое название Фицджеральд дал своему второму сборнику рассказов, и так с его легкой руки стали именовать это время. Двадцатые годы отличались такой же динамичностью и непредсказуемостью, как джаз, и такой же скрытой надломленностью и обреченностью. Молодые люди, не ведавшие ограничений, не считавшие денег и не считавшиеся ни с кем, прекрасные эгоисты, полные прекрасных идей и не стремящиеся их воплотить, тратящие жизнь на удовольствия и радости, – такими были герои его произведений, и таким стали считать его самого.

Фицджеральды жили словно в золотом тумане. Когда деньги кончались, Скотт писал рассказ, который печатали в The Saturday Evening Post, и веселая жизнь продолжалась. В начале 1921 года Зельда обнаружила, что беременна. Испуганные своим новым положением, уставшие от нью-йоркской суеты, они решили отправиться в Европу. Они посетили Англию, Францию (где им не понравилось – они плохо говорили по-французски, а парижане тогда еще очень редко знали английский) и Италию, где им не понравилось еще больше, а потом вернулись в Сент-Пол, где 26 октября 1921 года Зельда родила своего единственного ребенка – дочь, названую Фрэнсис Скотт. Говорят, когда Зельда пришла в себя от наркоза, она сказала: «Надеюсь, она станет хорошенькой и дурой, маленькой хорошенькой дурочкой». Скотт обожал свою маленькую Скотти, став одним из самых заботливых отцов. Она одна могла оторвать его от работы над новым романом «Прекрасные и обреченные». Такой же биографичный, как «По эту сторону рая», но гораздо более пессимистичный, роман, повествующий о мучительном браке двух представителей аристократической элиты, легкомысленно и печально растративших свою жизнь и любовь, вышел в 1922 году. Скот признавался, что Зельда внесла немалый вклад в текст романа: он не только списал с нее Глорию – главную героиню, но и получил от нее немало ценных советов: например, концовка была написана по замыслу Зельды. На суперобложке была изображена пара, подозрительно похожая на самих Фицджеральдов, что вызвало немалое неудовольствие Скотта. Критика приняла роман очень тепло, однако продавался он несколько хуже первого: пессимизм и горечь повествования не пользовались особым успехом у публики. Осенью Фицджеральды сняли дом в городке Грейт-Нек на Лонг-Айленде, ставшем своеобразной загородной колонией нью-йоркской богемы, – неподалеку жили, например, знаменитая бродвейская актриса Лилиан Рассел, продюсер и композитор Джордж Коэн, которого называли «человек, который владеет Бродвеем», и создатель знаменитых ревю Флоренц Зигфельд. Фицджеральды надеялись найти здесь тишину и покой, а Скотт – поработать над новым романом, однако бесконечная череда вечеринок и приемов быстро разрушила их планы. Хотя жизнь здесь оказалась весьма полезной для работы Скотта – роман «Великий Гэтсби» был задуман здесь и во многом списан с грейт-некского общества, – она вряд ли была полезной для него самого. Дом Фицджеральдов всегда был полон гостей, рекой лилось спиртное, и жизнь по-прежнему казалась праздником, в котором, однако, уже чувствовались трагические ноты. Фицджеральд, который еще недавно в восторге восклицал: «Если бы вы только знали, как прекрасно быть молодым, красивым и знаменитым», – уже начинал задумываться, что же делать дальше, и пока не находил ответа. Он панически боялся остаться заложником первого успеха, но никак не мог решить для себя, становиться ли ему писателем высокой литературы, не обращающим внимания на продажи и мнения публики, или работать ради высоких гонораров. Писать становилось все труднее: рассказы, которые он писал для The Saturday Evening Post ради денег, изматывали его, не оставляя сил на роман. Он все время был в долгах: хотя год от года его доходы росли, они, а точнее, Зельда, все время тратили гораздо больше, чем он зарабатывал, и это тоже угнетало его. Права на постановку фильма на основе «По эту сторону рая» принесли ему десять тысяч. Половина тут же ушла на оплату долгов, а остальные деньги разошлись неизвестно на что.

Оказавшись в финансовой яме, Скотт заперся в комнате и два месяца без устали писал рассказы, гонорары за которые покрыли все долги. Потом он работал еще несколько месяцев, чтобы обеспечить себе возможность спокойно приняться за роман. Он хотел, накопив денег, уехать в Европу, и закончить «Великого Гэтсби». Зельду уговаривать не пришлось: она всегда была легка на подъем. «Я ненавижу комнату без раскрытого чемодана, – говорила она, – иначе она начинает казаться мне затхлой».

Летом Фицджеральды сняли на Ривьере, в городке Сан-Рафаэль, виллу «Мари». Пока его жена наслаждалась жизнью, Скотт так увлеченно работал, что даже не заметил, как Зельда завела роман с французским летчиком Эдуаром Жосаном. Узнав об этом, Скотт был потрясен: он был искренне уверен в необходимости супружеской верности, и увлечение Зельды его глубоко ранило. По легенде, он устроил ей сцену и на месяц запер в спальне, хотя биографы чаще пишут просто о серьезном разговоре. Как бы то ни было, этот случай в некотором роде пошел Скотту на пользу. Своему редактору Перкинсу он писал: «Я изведал горькие минуты, но моя работа от этого не пострадала. Я, наконец, повзрослел». Его творчество стало глубже, образы мощнее, стиль – более отточенным и легким. Одному из друзей он писал: «Мой роман – о том, как растрачиваются иллюзии, которые придают миру такую красочность, что, испытав эту магию, человек становится безразличен к понятию об истинном и ложном». Он изо всех сил старался создать что-то «новое, необычное, прекрасное, простое и в то же время композиционно ажурное» и был как никогда требователен к себе. Роман «Великий Гэтсби» стал его вершиной, его шедевром. Сам Фицджеральд без ложной скромности писал: «Этот роман, затраченные на него усилия, сам результат придали мне прочности. Сейчас я считаю себя выше любого молодого американского писателя без исключения». Рецензенты рассыпались в похвалах. Гертруда Стайн сравнила Фицджеральда с Теккереем, а Томас Стерн Элиот назвал «Гэтсби» «первым шагом, который американская литература сделала после Генри Джеймса». Однако продажи шли плохо – публика уже не хотела читать о жизни легкомысленных богачей, предпочитая книги «о людях с улицы».

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Зельда и Скотти, Париж, 1925 г.

В мае 1925 года Фицджеральды переехали в Париж. Там они познакомились с начинающим тогда писателем Эрнестом Хемингуэем – еще год назад Скотт прочел несколько его рассказов и был очарован их силой и мастерством. Два писателя быстро подружились, хотя, казалось, у них не было ничего общего, кроме пристрастия к алкоголю и литературе: Хемингуэй воевал, был спортсменом, рыболовом и путешественником, а Скотт уже давно не занимался спортом и не любил «путешествий ради путешествий». Стиль Хэма отличался отточенной лаконичностью и сдержанностью, он восторженно писал о тех самых «простых людях», которых не хотел знать Скотт, в то время как Фицджеральд демонстрировал изящные, словно кружево, сплетенные фразы, и рассказывал о жизни богатых бездельников с грустью и безысходностью. Однако долгое время они почти не расставались. Скотт искренне ценил талант Хемингуэя и сделал все, чтобы его издательство Scribner’s подписало контракт и с Хэмом.

В Париже Фицджеральды познакомились с четой Мэрфи – красивой и богатой парой, обосновавшейся на Антибе и собравшей на своей вилле «Америка» настоящую американскую колонию. Они быстро подружились с Фицджеральдами, особенно выделяя Зельду.

Ее красота была необычной, – писал о ней Джеральд Мэрфи. – Во всем ее облике чувствовалась какая-то сила. У нее были очень красивые, но не классические черты лица, пронзительный орлиный взгляд и пленительно изящная фигура. Она и двигалась изящно. Говорила мягким голосом, с легким южным акцентом, как некоторые – впрочем, я думаю, большинство – южанок. Она ощущала малейшие нюансы своей внешности и потому носила элегантные платья широкого покроя. Поразительное чувство цвета помогало ей выбирать платья, которые ей необычайно шли. На ее голове возвышалась копна прелестных взъерошенных волос, не совсем светлых, но и не каштановых. Мне всегда казалось неслучайным, что ее любимым цветком был пион. Их как раз очень много росло в нашем саду, и всякий раз, когда она приходила к нам в гости, она уносила с собой охапку пионов. Она вечно что-нибудь придумывала с ними. Иногда она прикалывала их к платью на груди, и тогда они еще больше подчеркивали ее красоту.

Скотт восхищался четой Мэрфи, которые воплощали его идеал людей, – и в то же время изводил их своими выходками: то на званом обеде запустил ягодой из десерта в английскую герцогиню, то разбил их любимые бокалы. Захмелев, Скотт вообще выкидывал странные номера: однажды он с приятелем поспорил, можно ли распилить человека пилой – и они решили поставить эксперимент на официанте, которого, чтобы не сбежал, привязали к стулу. Тот едва спасся. Раньше, в Нью-Йорке, такие вещи шли от переполнявшей его радости жизни и сходили ему с рук, а теперь они были разрушительны и вызывали отторжение. Он начал новый роман, но работа шла очень медленно и мучительно, и от этого Скотт страдал еще больше.

Зельда вела себя все более странно. Она могла уйти в себя, не реагируя на происходящее вокруг, начинала без причины грубить или громко смеяться. Ее красота по-прежнему привлекала к ней массу поклонников, но если раньше это радовало Скотта, теперь он явно страдал и иногда словно мстил.

Однажды на веранде ресторана рядом с ними оказалась Айседора Дункан. Фицджеральд подошел к ней выразить свое восхищение. Они разговорились, и, как вспоминают, Айседора стала гладить Скотта по волосам – и тут Зельда встала из-за стола и бросилась в пролет лестницы. По счастью, лестница оказалась невысокой и Зельда отделалась ободранной коленкой. На обратном пути Зельда и Скотт заблудились, выехали на узкоколейку – и заснули, когда их машина стояла прямо на рельсах.

Наконец супруги устали от Франции (а Франция во многом устала от них), и в начале 1927 года они вернулись в США. Сначала Фицджеральды на два месяца отправились в Голливуд: Скотту хотелось попробовать свои силы в новом деле, однако вместо написания сценария он увлекся юной актрисой Луизой Моран – позже он опишет ее в романе «Ночь нежна» в образе Розмэри Хойт. Их отношения так и не пошли дальше легкого флирта, но Зельда так ревновала, что ее выходки поразили даже ко всему привычный Голливуд.

Работа сценариста разочаровала Фицджеральда; его сценарий был отвергнут. Супруги переселились в городок Уилмингтон на берегу Делавера, где продолжали свои выходки, словно по-прежнему были в Нью-Йорке. Он все больше пил, ее характер все больше портился. Ей надоело быть просто женой знаменитого писателя – хотя перед свадьбой она утверждала: «Надеюсь, я никогда не стану настолько честолюбивой, чтобы попытаться создать что-нибудь». Теперь она мечтала сама прославиться: для начала она, давая интервью, стала рассказывать о том, скольким обязаны ей романы Скотта, и однажды даже заявила: «Господин Фицджеральд, по-видимому, считает, что плагиат начинается в семье». Она даже начала писать сама – ей с легкостью удавались рассказы, эссе и пьесы, однако позже она решила, что не стоит соревноваться со знаменитым писателем на его поле, и вместо литературы увлеклась живописью и танцами. Она мечтала стать профессиональной балериной и танцевать в труппе Дягилева, и во имя этой мечты (несколько странной для женщины, впервые занявшейся балетом в двадцать семь лет) была готова заниматься дни напролет. Педагоги говорили, что у нее есть определенный талант, однако Скотт искренне считал занятия жены пустой тратой времени и к тому же обижался, думая, что она не может оценить ни его таланта, ни усилий, которые ему приходится прикладывать, чтобы создать что-то достойное. «Как это ни странно, но мне так и не удалось убедить ее, что я первоклассный писатель, – говорил он. – Она знает, что я пишу хорошо, но не представляет себе, насколько хорошо… Когда я превращался из популярного писателя в серьезного художника, крупную фигуру, она не могла понять этого и даже не попыталась помочь мне». Скотт вымучивал из себя рассказ за рассказом, в то время как его роман почти не продвигался. После относительного успеха «Гэтсби», который, хоть и плохо продавался, был сочтен критиками шедевром, Скотт все время мучился от мысли, что он больше не создаст ничего достойного. Депрессивные настроения поедали его изнутри, и он заливал отчаяние алкоголем. Летние сезоны Фицджеральды проводили во Франции: накануне биржевого краха жизнь там для американцев казалась восхитительно дешевой, веселой и беззаботной, а именно этого не хватало Фицджеральдам. Но Париж не излечил хандру: Скотт продолжал пить, а Зельда с головой ушла в балет, их семейная жизнь разладилась. Все больше портились и отношения Скотта с Хемингуэем: Фицджеральд болезненно ревновал к первым успехам друга, в то время как его собственные остались, казалось, далеко в прошлом. В это время у Зельды произошел первый нервный срыв: в апреле 1930 года ее поместили в клинику «в состоянии большой возбудимости, утратившей всякий контроль над собой». Через неделю Зельда выписалась, но скоро из-за постоянных изнуряющих репетиций снова попала в лечебницу. С диагнозом «шизофрения» она провела несколько месяцев в швейцарском санатории – все это время Скотт жил неподалеку, регулярно выбираясь в Париж, где на попечении гувернантки оставалась Скотти. Он старался сделать все для выздоровления Зельды, даже пробивал в Scribner’s издание сборника ее рассказов, однако сборник так и не вышел. Скотту не разрешалось навещать жену – от одной мысли о муже у нее начиналась экзема – и он умолял врача разрешить ему хотя бы посылать ей цветы. Он чувствовал себя виноватым в ее болезни, и страдал оттого, что ничего не может для нее сделать. В январе 1931 года от сердечного приступа скончался Эдвард Фицджеральд, и Скотт выехал на его похороны, а затем вернулся в Швейцарию. Ему снова приходится напряжено работать, чтобы гонорарами за рассказы оплачивать недешевое лечение жены, – он уже получал за рассказ четыре тысячи долларов, но все равно был по уши в долгах. В июне ее состояние улучшилось, в сентябре ее выписали из санатория, и супруги вернулись на родину. Они хотели провести зиму в Монтгомери, чтобы Скотт, наконец, закончил свой роман, а Зельда побыла с родителями. Судья Сэйр тяжело болел, тем не менее Скотт счел возможным оставить больную жену и умирающего тестя, чтобы на два месяца съездить в Голливуд. Он должен был написать сценарий для MGM, однако и в этот раз ничего не получилось: Зельда засыпала его ревнивыми письмами и рассказами на редактирование, а когда он, наконец, вернулся, у нее снова случился срыв. В балтиморской лечебнице «Фиппс» она, впрочем, провела время с пользой: много лепила, рисовала и, наконец, закончила свой роман, который назвала «Вальс ты танцуешь со мной». Роман она, не сказав ни слова мужу, отправила в Scribner’s. Узнав об этом, Скотт пришел одновременно в ужас и ярость: в романе Зельды было так много от его собственного, еще не оконченного романа «Ночь нежна», и к тому же он сам был выведен в нелицеприятном виде под именем Эмори Блейна (а ведь так звали персонажа романа Скотта «По эту сторону рая»).

Мое появление в написанном моей женой романе в образе бесцветного художника-портретиста, – писал он редактору, – с идеями, почерпнутыми у Клайва Белла, Леже и др., ставит меня в глупое, а Зельду в смешное положение. Эта смесь реального и вымышленного рассчитана на то, чтобы погубить нас или то, что осталось от нас обоих. Я не могу с этим смириться. Я не могу допустить использование имени выстраданного мною героя для того, чтобы отдать глубоко личные факты из моей жизни в руки друзей и врагов, приобретенных за эти годы. Боже ты мой, в своих книгах я увековечил ее, а единственное ее намерение при создании этого блеклого героя – превратить меня в ничтожество.

Скотт заставил Зельду сильно переработать роман; однако одно известие о том, что ее роман приняли к печати, почти исцелило ее.

Семья Фитцжеральдов, 1931 г.

Скотт поселился в Мериленде, чтобы быть поближе к клинике, в которой лечилась Зельда. Он работал над романом, преданно заботился о Скотти, возился с соседскими ребятами и, казалось, впервые за долгое время был относительно счастлив. Дочь стала главным смыслом его жизни, единственной радостью и надеждой. Он воспитывал Скотти в строгости, однако видно было, что он искренне и глубоко любит ее. Зельда проводила время то с семьей, то в клинике «Фиппс». Ее роман вышел, однако распродавался очень плохо; ее пьеса, поставленная балтиморской труппой, провалилась. Она все глубже погружалась в пучину болезни – иногда, впрочем, ненадолго выныривая оттуда прежней беззаботной Зельдой. Глядя на нее, Скотт пил все больше. От этого он все хуже писал, и, получив очередной отказ от когда-то преданного ему The Saturday Evening Post, вновь уходил в запой. Денег катастрофически не хватало. И в такой атмосфере он закончил самый свой, пожалуй, лирический роман «Ночь нежна», его исповедь и любимое, выстраданное дитя. В октябре 1933 года он отправил рукопись в издательство. Через полгода роман был опубликован.

Критические отзывы были разными: одни восхищались талантом Фицджеральда, его проницательностью, яркостью и лиричностью, другие ругали роман за отсутствие в нем следов Великой депрессии, композиционную рыхлость и пессимизм. У публики роман имел короткий успех; уже через два месяца про книгу забыли.

Зельда позирует для обложки своего первого романа.

Фицджеральду казалось, что его существование потеряло смысл: хотя он напряженно и плодотворно работал, как давно уже не удавалось – за несколько месяцев он создал около десяти рассказов, два сценария и предисловие к новому изданию «Гэтсби», – творчество больше не приносило ни радости, ни удовлетворения. Устав от прежних тем и шаблонных сюжетов, Скотт создал серию рассказов на средневековые темы (позже он планировал на их основе создать роман о средневековом рыцаре, который, судя по наброскам, был во многом похож на Хемингуэя), увлекся теорией регби (однажды, в минуты пьяной бессонницы, он предложил систему «двух составов», которая через несколько лет была почти повсеместно принята) и даже собирался прочесть курс лекций в родном Принстоне, однако это предложение было с благодарностью отклонено. Он болел – у него развивался туберкулез, был по уши в долгах и к тому же на пороге отчаяния.

В начале 1935 года Скотт организовал в Нью-Йорке выставку картин Зельды – хотя критики отмечали ее явную творческую одаренность, однако было видно, что с рассудком у нее не все в порядке. Она пыталась покончить с собой, бросившись под поезд, и он едва смог ее удержать. Наконец он вынужден был признаться сам себе, что болезнь Зельды неизлечима. «Я растерял надежду на проселочных дорогах, ведущих к клиникам Зельды», – записал он в своем дневнике. Однако он не переставал любить ее – а точнее, память о том, какой она была, и хотя он счел себя свободным от обязательств хранить супружескую верность (у него даже был короткий, но бурный роман с одной замужней дамой из Мемфиса), он все равно оставался ей преданным.

Наша любовь была единственной в столетие, – говорил он. – Когда в наших отношениях произошел разлом, жизнь потеряла для меня всякий смысл. Если Зельда поправится, я снова буду счастлив и обрету покой. Если нет, я промучаюсь до конца своих дней. Мы с Зельдой были друг для друга всем, воплощением всех человеческих отношений – братом и сестрой, матерью и сыном, отцом и дочерью, мужем и женой.

В сентябре 1936 года скончалась Молли Фицджеральд. Скотт тяжело переживал и ее смерть, и тот факт, что наследство не покрыло даже половины его долгов. Скотт был уверен, что ему осталось жить всего несколько лет. Болезни, безденежье, творческий кризис, алкоголизм и все ухудшающееся состояние Зельды грозили

добить его в гораздо более короткий срок, лишь мысль о дочери удерживала от самоубийства. Скотти обнаруживала пристрастие к литературе, и ее отец приложил немало усилий к тому, чтобы убедить ее заняться чем-нибудь еще: он был не против литературной карьеры как таковой, но считал, что лучше это произойдет пусть позже и по велению сердца, а не потому, что с самого начала она не занималась ничем другим.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд в Голливуде, 1937 г.

Фицджеральд был на грани отчаяния, но с помощью друзей нашел выход из той ямы, в которую загнал сам себя. В середине 1937 года его агент выбил контракт со студией MGM на тысячу долларов в неделю: это были огромные деньги для писателя, который ощущал, что исчерпал себя до дна. Фицджеральд счел этот контракт милостью Божией и твердо решил сделать все, чтобы кинобоссы не разочаровались в нем. Приехав в Голливуд, он поселился в отеле «Сад Аллаха», бывшем доме кинозвезды Аллы Назимовой, и приступил к работе. Он бросил пить и с головой погрузился в изучение всех тонкостей своей новой профессии, донимая соседей тысячами вопросов. Многие из них еще помнили Фицджеральда по его первому приезду в Калифорнию – молодого, самоуверенного, упоенного собственным талантом, и теперь с разочарованием наблюдали за постаревшим, уставшим, потерявшим всякий пыл Скоттом.

Практически в первые же дни в Голливуде Фицджеральд познакомился с женщиной, которой суждено было стать его последней любовью. Шейла Грэм, настоящее имя которой было Лили Шейл, дочь евреев-эмигрантов с Украины, выросла в ужасающей нищете в Лондоне и всю жизнь старалась забыть свое детство, полное горестей и лишений. В шесть лет ее поместили в приют, откуда она сбежала в четырнадцать, чтобы ухаживать за больной раком матерью. В семнадцать она вышла замуж за пожилого разорившегося бизнесмена Джона Грэма Гиллама, который помог ей отточить манеры, получить образование и закрывал глаза на ее измены и эскапады. Лили танцевала в мюзик-холле и в то же время начала печататься в газетах, а позже опубликовала и два романа. В 1933 году она уехала в Америку, где работала для таких солидных изданий, как The Mirror и The Journal. В это время она давно уже придумала себе другую жизнь: Шейла Грэм называла себя потомком аристократического рода, рассказывала о богатом доме в Лондоне и пансионе во Франции, писала громкие провокационные статьи и была помолвлена с маркизом Донегаллом. В 1935 году ее направили в Голливуд вести колонку светской хроники – в этом качестве она, наряду с прославленными Луэллой Парсонс и Геддой Хоппер, обладала безграничной властью создавать карьеры и рушить судьбы. На момент встречи с Фицджеральдом она была разведена, обручена и полна желания завоевать мир.

Эндрю Тернбулл писал: «они… представляли собой любопытную пару – писатель-банкрот и честолюбивая женщина, выросшая в нищете. Шейла обладала покладистым характером, и в некотором роде Фицджеральду повезло, что его полюбила такая энергичная и привлекательная женщина. При нынешнем шатком положении Скотта, когда слава его померкла, он не располагал безграничным выбором. Ему удавалось удерживать ее исключительно обаянием, нежностью и пониманием – о существовании такого отношения она ранее и не подозревала». Он достаточно быстро разоблачил ее выдуманную биографию, однако не отвернулся от нее, как она того опасалась, а наоборот – был растроган и даже сказал, что сожалеет, что не знал ее раньше, когда мог бы позаботиться о ней.

Шейла не просто украсила собой последние годы жизни Фицджеральда – возможно, она была причиной того, что он вообще их прожил. Она вела трезвый образ жизни и сделала все, чтобы и он перестал пить, сменив алкоголь на кофе. Она была трудоголиком – и создала Скотту все условия для работы. Она умела радоваться жизни без эскапад и безумных выходок, и дарила эту тихую и спокойную радость Фицджеральду. Очень скоро их любовь переросла в страсть, напоминавшую, по крайней мере у Фицджеральда, своего рода зависимость. Он страдал, когда она покидала его даже на пару часов, постоянно звонил ей и ревновал ко всем, с кем она встречалась, – без него или в его присутствии. Шейла, чья работа требовала постоянных встреч с людьми, была вынуждена сидеть дома в обществе только Скотта – впрочем, она от этого (по крайней мере на словах) не страдала. Однажды Шейле даже пришлось лечь в больницу, чтобы получить предлог не встречаться с главным редактором, приехавшим специально ради встречи с нею из Нью-Йорка. Впрочем, она была счастлива рядом с ним – по ее собственным словам, она «начала жить, когда он появился». Она даже с неожиданным пониманием и терпимостью относилась к регулярным встречам Скотта с Зельдой: он проводил с женой все праздники и некоторые уик-энды. Лишь когда однажды во время отдыха Зельда стала во всеуслышание обвинять его в том, что он – опасный маньяк и насильно удерживает ее, Скотт не выдержал и заявил врачу, что снимает с себя все обязательства по отношению к Зельде, ибо больше не может как следует присматривать за ней, впрочем, счета за ее лечение по-прежнему оплачивал он. «Время, когда я мог это делать, прошло. Всякий раз, когда я вижу ее, – писал он ее врачу, – со мной происходит что-то, что выставляет меня перед ней в худшем, а не в лучшем свете. Я всегда буду питать к ней жалость, смешанную с болью, неотступно преследующей меня, – болью за прекрасного ребенка, которого я когда-то любил и с которым был счастлив, как уже никогда не буду счастлив вновь».

Тернбулл Эндрю

Из книги 50 знаменитых любовников автора Васильева Елена Константиновна

Фицджеральд Фрэнсис Скотт (род. в 1896 г. - ум. в 1940 г.)Американский писатель, в судьбе которого любовь сыграла драматическую роль.«Она - единственный бог, который у меня остался…» - так говорил известный американский писатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд о своей невесте

Из книги Режиссеры настоящего Том 1: Визионеры и мегаломаны автора Плахов Андрей Степанович

Из книги Смертельный гамбит. Кто убивает кумиров? автора Бейл Кристиан

Глава 4. Джон Фицджеральд Кеннеди Настоящий мужчина. А кто же не грешен? Анонимка. Пять минут до войны. Убийца президента был русским? За невероятное красноречие его называли «златослов Кеннеди». Он совершенно не стеснялся того, что постоянно занимался риторикой и

Из книги Конец света: первые итоги автора Бегбедер Фредерик

Номер 10. Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Крушение (1936) На свете не так много книг, которые хочется перечитывать каждый год, тратя на это минут по двадцать, чтобы потом прижать томик к самому сердцу, рискуя его раздавить. «Крушение» принадлежит к их числу. На самом деле это три

Из книги 50 знаменитых больных автора Кочемировская Елена

Из книги Скотт Фицджеральд автора Тернбулл Эндрю

Ф.С. Фицджеральд. Человек. Писатель. Судьба Творчество Фрэнсиса Скотта Фицджеральда - одна из самых ярких и впечатляющих страниц в американской литературе ХХ столетия. Именно произведения Фицджеральда открыли её второй (первый связан с творчеством американских

Из книги 100 знаменитых американцев автора Таболкин Дмитрий Владимирович

ФИЦДЖЕРАЛЬД ФРЭНСИС СКОТТ (род. в 1896 г. – ум. в 1940 г.) Писатель, киносценарист. Романы «По эту сторону рая», «Прекрасные, но обреченные», «Великий Гэтсби», «Ночь нежна», «Последний магнат» (неоконч.); автобиографическая книга «Крах».К Фрэнсису Скотту Фицджеральду

Из книги Любовные письма великих людей. Мужчины автора Коллектив авторов

Г.К. Честертон – Фрэнсис Блогг (189?) …Я смотрю на море и пытаюсь произвести оценку имущества, которое я могу предложить Вам. Насколько я могу понять, мое хозяйство перед началом путешествия в Волшебную страну состоит из следующих вещей.Первое. Соломенная шляпа. Старейшая

Из книги Тайная жизнь великих писателей автора Шнакенберг Роберт

ФРЭНСИС СКОТТ ФИЦДЖЕРАЛЬД «Пьяный в 20, развалина в 30, мертвый в 40», - записал как-то Фрэнсис Скотт Фицджеральд в блокноте, в очередной раз пытаясь кратко изложить свою биографию. Он оказался недалек от истины. Умер он в сорок четыре года, много лет пребывал в

Из книги 100 историй великой любви автора Костина-Кассанелли Наталия Николаевна

Френсис Скотт Фицджеральд и Зельда Сейр Их история жизни была «романом в романе». Френсис Фицджеральд писал романы о любви, славе и богатстве, а его собственная жизнь с горячо любимой женой Зельдой тоже как будто была написана для них неким талантливым

Из книги Шеренга великих путешественников автора Миллер Ян

Фрэнсис Дрейк (ок. 1540–1596) Сын английского моряка из Кроундаль графства Девоншир. Получил хорошее образование и посвятил себя торговле. Во время рейса с товарами в Гвинею на него напали испанские корабли; Дрейк потерял все товары и попал в плен. После возвращения в Англию,

Из книги Мои путешествия. Следующие 10 лет автора Конюхов Фёдор Филиппович

Фрэнсис 30 ноября 1999 года. Из дневника Федора Конюхова07:00. Утром температура была минус 20 °С. Холодно. Но здесь хорошо тем, что нет ветра. Небо затянуло тучами. Может, дай Бог, пойдет снег. Он очень нужен. Уже хочется тренировать собак, запряженных в нарты.18:00. Уже темно,

Из книги Фицджеральд автора Ливергант Александр Яковлевич

Глава семнадцатая БЕДНЯГА ФИЦДЖЕРАЛЬД С осени 1940 года чувствует себя неважно и к себе, чего раньше никогда не было, постоянно прислушивается. И присматривается. Шейла часто ловит отрешенный взгляд Скотта, направленный куда-то в угол. Как не вспомнить конец одного из

Из книги автора

Ф. С. ФИЦДЖЕРАЛЬД. КАК ПИСАЛСЯ РОМАН «НОЧЬ НЕЖНА» «Утехи пьяницы» Общий планРоман вот о чем. Герой - идеалист от природы, поп-растрига, по разным причинам увлекается идеями haute bourgeoisie и, взбираясь по общественной лестнице, растрачивает свой идеализм, свой талант,

Фрэнсис Скотт Фицджеральд и Зельда Сейр познакомились в 1918 году в небольшом городке Монтгомери, штат Алабама. Судьбоносная встреча состоялась в одном из городских баров. Скотта Фицджеральда, в то время младшего лейтенанта 67-го пехотного полка, сюда привело желание весело скоротать еще один вечер с сослуживцами. Зельда, первая красавица штата, как обычно, кутила в окружении многочисленных поклонников.

Фицджеральд влюбился с первого взгляда. «Самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал в своей жизни, — вспоминал он позже. — Я сразу же понял: она просто должна стать моей!» У Зельды первое впечатление от встречи было не таким сильным, но все же что-то в молодом человеке ее зацепило и заставило отвлечься от обступавших ее со всех сторон воздыхателей. По ее словам, ей тогда показалось, что «какая-то неземная сила, какой-то вдохновенный восторг влекли его ввысь».

В тот год Зельде Сейр исполнилось 18 лет. Она была шестым и последним ребенком в семье. Изнеженная лаской матери и деньгами отца, защищенная от всех невзгод влиятельностью фамилии (отец девочки был судьей штата) Зельда вела образ жизни типичной представительницы золотой молодежи — занималась балетом, рисовала, а свободное время проводила на вечеринках.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, будучи на четыре года старше возлюбленной, ко времени их знакомства не имел за душой ничего, кроме необъятных амбиций и пристрастия к алкоголю.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, 1921 год

Конечно, родители Зельды понимали, что подобный кандидат в мужья их дочери не годится. Но что ни сделаешь ради любимого чада?! Свадьбу одобрили при одном условии — Фрэнсис должен немедленно найти приличную работу.

Счастливый жених тут же помчался в Нью-Йорк и устроился в рекламное агентство при городской железной дороге. Там же он предпринял попытку напечатать свой первый роман «Романтический эгоист», но рукопись ему вернули с пометкой «доработать». Неудачи начинающего писателя сопровождались нараставшей опасностью потерять Зельду. Оставшись в Монтгомери одна, связанная с Фрэнсисом всего лишь обещанием и принятым от него в подарок кольцом, она не переставала кокетничать и крутить романы с другими мужчинами. Однажды она так увлеклась неким игроком в гольф, что поехала с ним на турнир в Атланту. На прощание этот игрок подарил ей самое дорогое, что у него было — булавку с эмблемой своего колледжа. Зельда же, приехав домой и одумавшись, решила вернуть ему эту булавку с припиской, что не может ее принять. Но по рассеянности (или по привычке) написала на конверте нью-йоркский адрес Скотта.

Родители Зельды Сейр были против брака дочери с Фицджеральдом

Взбешенный и переполненный страхом потерять свою любовь, он тут же приехал к ней и потребовал объяснений. Зельда объяснять ничего не стала, она только сняла с пальца кольцо, подаренное Фрэнсисом, и бросила его ему в лицо. Жест красноречиво говорил сам за себя. Отвергнутый Фицджеральд вернулся в Нью-Йорк, но сдаваться не собирался.


Король и королева эпохи джаза

Зельда между тем все лето 1919 года провела на балах и в плавательных бассейнах. Она стала еще привлекательнее и раскрепощеннее. Когда однажды ей показалось, что в купальном костюме неудобно нырять, она просто-напросто сняла его — и прыгнула с вышки голой. Мужчины Монтгомери готовы были биться об заклад, что ни одна девушка в истории штата не делала ничего подобного, и спешили пополнить собой ряды ее поклонников. Однако когда через пять месяцев стоического молчания от Скотта пришло письмо, в котором он писал, что любит ее по-прежнему и хотел бы приехать в Монтгомери с единственной целью — увидеть ее, Зельда ответила немедленно: «Конечно, приезжай! Я безумно рада, что мы встретимся, и я хочу этого безумно, о чем ты, должно быть, знаешь!"

В начале 1920 года на Фицджеральда обрушилось счастье. Переписанный им роман с новым названием «По ту сторону рая», наконец, добрался до читателей и в мгновение сделал его автора знаменитым. Через неделю Фрэнсис Скотт Фицджеральд и Зельда Сейр поженились.



Писатель с семьёй

«Пришло поколение, — писал Фицджеральд, — для которого все боги умерли, все войны отгремели, всякая вера подорвана, а остались только страх перед будущим и поклонение успеху». С этим поколением пришла безумная «эпоха джаза», и ее олицетворением стала чета Фицджеральдов. Колонки газетных хроник читались только благодаря выходкам Зельды и Скотта. Сегодня они катаются на крыше такси, завтра приходят голыми в театр, послезавтра они и вовсе пропадают, а спустя несколько дней их обнаруживают в дешевом отеле далеко за городом. Вся Америка жила жизнью своих кумиров, осуждала их и восхищалась ими.

Даже рождение маленькой Скотти, названной в честь отца, не остановило эту карусель. Злые языки утверждали, что Зельду привезли в роддом пьяной. Первое, что она сказала, отойдя от анестезии: «Кажется, я пьяна… А что наша малышка? Надеюсь, она прекрасна и глупа…»

Чету Фицджеральдов называли королем и королевой «эпохи джаза»

Правда, временами Фицджеральду надоедал такой образ жизни, и его тянуло к рутинной писательской деятельности, особенно когда издательства стали возвращать ему рукописи как непригодные или платили меньше, чем раньше. Но, словно бы ревнуя мужа к его работе и славе, Зельда вновь и вновь возвращала его к беззаботной жизни. «Наша страсть, нежность и душевный пыл, все, что способно расти, растет — с верой, что их праздник никогда не кончится, — писала она. — И поскольку мы становимся старше и мудрее и строим наш замок любви на твердом основании, нами ничто не утрачено. Первый порыв не может продолжаться вечно, но порожденные им чувства еще так живы. Они подобны мыльным пузырям: они лопаются, но можно надуть еще и еще множество прекрасных пузырей…


Писатель с дочерью, 1928 год

И все же время от времени эти пузыри лопались не так красиво. Однажды Зельда увлеклась, причем на глазах Скотта, молодым французским летчиком Эдуардом Жозаном (который, обезумев от любви к ней, даже выполнял фигуры высшего пилотажа прямо над их домом). Роман длился недолго и ничем не угрожал браку, но угроза жизни не в меру впечатлительной Зельды все же возникла. Когда летчик внезапно бросил свою возлюбленную, она напилась снотворного и выжила только благодаря тому, что Фрэнсис вовремя нашел ее.

В августе 1925 года о состоянии психики Зельды заговорил весь Париж — как раз после того как она бросилась с лестницы в одном из известных ресторанов. Во время ужина Фицджеральд заметил за соседним столиком саму Айседору Дункан и спросил разрешения у жены выразить великой танцовщице свое восхищение. Зельда разрешила, но как только Скотт вышел из-за стола, она встала, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, дошла до середины — и бросилась вниз. Все были уверены, что она погибла, сломав себе позвоночник, но она всего лишь ушиблась.

Вскоре Зельда стала слышать голоса. Сначала они предупреждали ее о готовящемся среди друзей заговоре против ее семьи, потом запретили ей двигаться. Диагноз врача лишь подтвердил догадки многих — шизофрения. С этого момента жизнь Фицджеральда была подчинена болезни жены. Он тратил огромные суммы на лечение, пил еще больше, пытался забыться в обществе других женщин, но все было напрасно. Новые несчастья посыпались на него одно за другим: Скотт ломает ключицу и долгое время совсем не может писать; у него умирает мама; дочь не желает учиться в колледже, от души валяет дурака, а отцовские письма вскрывает с единственной целью — обнаружить внутри, между его нравоучений, чек. Сердце Фицджеральда не выдерживает, и он умирает от обширного инфаркта в 1940 году в возрасте 44 лет.


Фрэнсис Скотт Фицджеральд с женой и дочерью

Зельда пережила Скотта на 8 лет. В 1948 году состояние ее здоровья немного улучшилось, и врачи даже отпустили ее на несколько дней повидать родных в Монтгомери. Уже перед отъездом, прощаясь с ними на вокзале, Зельда вдруг обратилась к своей матери: «Не волнуйся, мама! Я не боюсь умереть. Скотт говорит, это совсем не страшно» . А через несколько дней на территории психиатрического госпиталя, где она лечилась, случился пожар. Сгорел один корпус, погибло девять человек. И среди них — Зельда Фицджеральд.

Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд (англ. Francis Scott Key Fitzgerald; 1896-1940). Американский писатель, крупнейший представитель так называемого «потерянного поколения» в литературе. Наибольшую известность Фицджеральду принес роман «Великий Гэтсби», опубликованный в 1925 году, а также ряд романов и рассказов об американской «эпохе джаза» 1920-х годов. Термин «эпоха джаза» или «век джаза» был придуман самим Фицджеральдом и обозначал период американской истории с момента окончания Первой мировой войны до великой депрессии 1930-х годов.


Фицджеральд родился 24 сентября 1896 года в городе Сент-Пол, штат Миннесота, в обеспеченной католической ирландской семье. До его рождения семья потеряла двоих детей, поэтому Фрэнсис Скотт был желанным ребёнком.

Своё имя он получил в честь своего двоюродного прадеда, автора текста государственного гимна США «Знамя, усыпанное звёздами» Фрэнсиса Скотта Ки (1779-1843) . Дед Фицджеральда по материнской линии, Филип Маккуиллан, эмигрировал в США из Ирландии. Семья быстро разбогатела, и уже к 30 годам старший Маккуиллан стал владельцем крупной фирмы.

Отец Фрэнсиса, Эдвард Фицджеральд, происходил из древнего ирландского рода. В отличие от семьи своей будущей жены, Молли Маккуиллан, Эдвард разбогатеть не смог, а во времена кризиса окончательно разорился. Его брак с дочерью Маккуилланов последними не одобрялся, и в дом Маккуилланов на главной улице Сент-Пола Эдварда Фицджеральда не приглашали. Несмотря на это Маккуилланы обеспечили молодой семье достаток, а будущий писатель получил возможность учиться в престижных учебных заведениях:

1908-1910 - в Академии Сент-Пола,
1911-1913 - в Newman School, где во время учёбы Фицджеральд посвящает очень много времени самостоятельным занятиям,
1913-1917 - в Принстонском университете.

Во время учёбы в Принстоне Фрэнсис Скотт Фицджеральд играл в университетской футбольной команде, писал рассказы и пьесы, которые нередко побеждали в университетских конкурсах. К этому времени у него уже сформировалась мечта стать писателем и автором музыкальных комедий.

В годы учёбы в Принстоне Фицджеральду пришлось столкнуться с классовым неравенством. Он ощущал различия между собой и детьми из более богатых семей. Позднее он писал, что именно там у него зародилось «прочное недоверие, враждебность к классу бездельников - не убеждения революционера, а затаённая ненависть крестьянина».

В 1917 году, незадолго до выпускных экзаменов, Фицджеральд ушёл добровольцем в армию. В армии он сделал карьеру и дослужился до адъютанта командира 17-й пехотной бригады генерала Дж. А. Райана. Фактически он выполнял обязанности секретаря генерала.

В 1919 году Фицджеральд демобилизовался, некоторое время работал рекламным агентом в Нью-Йорке. Ещё во время службы в армии он познакомился с Зельдой Сейр, происходившей из богатой и почтенной семьи (она была дочерью судьи штата Алабама) города Монтгомери, и считавшейся красавицей и одной из наиболее завидных невест штата. Именно с ней связана вся последующая биография и творчество Фицджеральда. Зельду не раз называли «блистательным прототипом героинь его романов».

Первая помолвка Фицджеральда и Сейр расстроилась, поскольку семья Сейр была против брака. На тот момент у Фицджеральда не было постоянной работы и постоянного заработка. Единственным шансом жениться на Зельде оказался литературный успех. Фицджеральд отправился в Нью-Йорк, где устроился литературным сотрудником в рекламное агентство. Он не оставляет попыток добиться литературного признания и пишет рассказы, пьесы и стихи, которые отсылает в различные издания. Его первые литературные опыты оказываются неудачными и рукописи возвращают. Фицджеральд глубоко переживал неудачи, начал выпивать, бросил работу и ему пришлось вернуться к родителям. В доме родителей Фицджеральд садится переделывать рукопись романа «Романтический эгоист», которую до этого уже отказались публиковать.

Этот роман выходит 26 марта 1920 года под названием «По эту сторону рая» (This Side of Paradise) . Роман сразу приносит Фицджеральду успех.

3 апреля 1920 года состоялось венчание Фрэнсиса Скотта и Зельды, послужившей прототипом героини романа Розалинды. Популярность романа открывает Фицджеральду дорогу в мир большой литературы: его произведения начинают печатать в престижных журналах и газетах: «Scribner’s Magazine», «The Saturday Evening Post» и других. Помимо известности вырос достаток писателя, что позволило ему и Зельде вести шикарный образ жизни. Вскоре их стали называть королём и королевой своего поколения.

В 1922 году Фицджеральд приобретает особняк на Манхэттене, построенный четырьмя годами ранее в средиземноморском стиле с семью спальнями, дровяным камином и арочными окнами. Здесь он прожил с супругой два года, вплоть до отъезда в Европу. В этом доме писатель приступил к работе над романом «Великий Гэтсби» и написал три главы.

Став после публикации первого романа Фицджеральда одними из главных персонажей светской хроники, Скотт и Зельда стали жить с размахом и напоказ: они наслаждались весёлой богатой жизнью, состоявшей из вечеринок, приёмов и путешествий на европейские курорты. Супруги постоянно «выкидывали» какие-нибудь эксцентричные выходки, которые заставляли говорить о них весь американский высший свет: то катание по Манхэттену на крыше такси, то купание в фонтане, то появление в голом виде на спектакле. При всём этом их жизнь состояла также из постоянных скандалов (часто на почве ревности) и непомерного употребления алкоголя как у него, так и у неё.

Все это время Скотт также умудрялся достаточно много писать для журналов, что приносило весьма ощутимый доход (он был одним из самых высокооплачиваемых авторов тогдашних «глянцевых» журналов). Фицджеральды были знамениты как своими произведениями, так и роскошным образом жизни. Однажды Фицджеральд сказал: «Не знаю, реальные ли мы с Зельдой люди или персонажи одного из моих романов».

За первой книгой в 1922 году опубликован второй роман Фицджеральда «Прекрасные и проклятые» (The Beautiful and Damned) , описывающий мучительный брак двух одарённых и привлекательных представителей артистической богемы. Выходит также сборник рассказов «Сказки века джаза» (Tales of the Jazz Age).

В 1924 году Фицджеральд уезжает в Европу, сначала в Италию, потом во Францию. Живя в Париже, он знакомится там с Э. Хемингуэем. Именно в Париже Фицджеральд заканчивает и публикует роман «Великий Гэтсби» (The Great Gatsby, 1925) - роман, который многие критики, да и сам Фицджеральд, считают шедевром американской литературы того периода, символом «эпохи джаза». В 1926 году выходит сборник рассказов «Все эти печальные молодые люди» (All the Sad Young Men).

В эти годы было написано много рассказов, с помощью которых Фицджеральд зарабатывал деньги, чтобы обеспечить свой высокий уровень жизни.

Однако следующие годы жизни Фицджеральда оказываются очень тяжёлыми. Ради заработка он пишет для «The Saturday Evening Post». Его жена Зельда переживает несколько приступов помутнения рассудка, начиная с 1925 года, и постепенно сходит с ума. Вылечить её не удаётся. Фицджеральд переживает мучительный кризис и начинает злоупотреблять алкоголем.

В 1930 у Зельды произошло стойкое помутнение рассудка, после чего она всю жизнь страдала шизофренией.

В 1934 году он выпускает роман «Ночь нежна» (Tender is the Night), во многом автобиографический - в нём Фицджеральд описал свою боль, битву за сохранение брака и обратную сторону их роскошной жизни. Однако в Америке книга большим успехом не пользовалась. К концу жизни Фицджеральд стал думать, что в молодости богатство испортило Зельду. В разговорах с дочерью Скотти он описывал Зельду теми же словами, которые обычно адресовал всем богатым в целом: «мягкая, когда необходимо быть жёстче, и жёсткая, когда следовало бы уступить».

В 1937 году Фицджеральд решает стать сценаристом в Голливуде. Там собирается компания из молодых писателей, также решивших попытать своё счастье. Среди них были Дональд Огден Стюарт, Дороти Паркер, Роберт Бенчли, Сидни Джозеф Перельман, Натанаэл Уэст, где знакомится с Шилой Грэм и влюбляется в неё. Последние годы жизни Фицджеральд живёт с ней, правда во время очередных запоев он становится буйным и даже жестоким.

В октябре 1939 года Фицджеральд приступил к созданию романа о жизни Голливуда - «Последний магнат» (The Last Tycoon, 1941), который остался незаконченным. За три года жизни в Голливуде он также написал серию рассказов и статей, в основном автобиографического характера, опубликованных после его смерти в сборнике «Крушение» (The Crack-Up, 1945).

Незадолго до смерти в автобиографической статье в журнале «Esquire» Фицджеральд сравнил себя с разбитой тарелкой (англ. cracked plate). Фрэнсис Скотт Фицджеральд умер от сердечного приступа 21 декабря 1940 года в Голливуде, Калифорния.

В 1950 году Эрнестом Хемингуэем написана автобиографическая книга «Праздник, который всегда с тобой», многие страницы которой посвящены Фицджеральду. Дружба и литературное соперничество двух писателей легли в основу книги Скота Доналдсона (англ. Scott Donaldson) «Хэмингуэй против Фицджеральда.

Взлёт и упадок литературной дружбы» (англ. Hemingway vs. Fitzgerald. The Rise and Fall of a Literary Friendship, 1999). Автор анализирует отношения двух известных литераторов, подробно описывает эпизоды их некрасивого поведения, злоупотребления алкоголем, дрязги и сведение мелких счётов. Литературный критик и писательница Джойс Кэрол Оутс назвала книгу Доналдсона «патографией», термином, хоть и созвучным с биографией, но явно намекающим на излишнее описание малоприятных подробностей из жизни Хэмингуэя и Фицджеральда.

Произведения Фрэнсиса Скотта Фицджеральда:

Романы:

«По эту сторону рая» (This Side of Paradise, 1920)
«Прекрасные и проклятые» (The Beautiful and Damned, 1922)
«Великий Гэтсби» (The Great Gatsby, 1925)
«Ночь нежна» (Tender is the Night, 1934)
«Последний магнат» (The Last Tycoon, не завершён, опубликован посмертно, 1941)

Рассказы:

«Загадочная история Бенджамина Баттона» (The Curious Case of Benjamin Button, 1921)

Пьеса:

«Размазня» (The Vegetable, 1923, пьеса)

Сценарии для кино:

1938 - Три товарища / Three Comrades (вариант сценария Скотта Фицджеральда подвергся значительной переработке, однако в титрах его имя осталось. Оригинальный сценарий опубликован отдельной книгой)

Экранизации Фрэнсиса Скотта Фицджеральда:

1920 - Chorus Girl’s Romance, The (немой фильм, копия сохранилась в Бразильском архиве)
1920 - Husband Hunter, The (немой фильм, копии не сохранились)
1921 - Off-Shore Pirate, The (немой фильм, копии не сохранились)
1922 - Beautiful and Damned, The (немой фильм, копии не сохранились)
1926 - Великий Гэтсби / Great Gatsby, The (немой фильм, копии не сохранились, сохранился лишь минутный промо-ролик)
1929 - Pusher-in-the-Face (фильм звуковой, копии не сохранились)
1949 - Великий Гэтсби / Great Gatsby, The
1954 - Когда я в последний раз видел Париж / Last Time I Saw Paris, The (по мотивам оригинального сценария Скотта Фицджеральда «Cosmopolitan», основанного на рассказе Babylon Revisited)
1956-1961 - эпизоды телешоу Театр 90 / Playhouse 90
1962 - Ночь нежна / Tender Is the Night - кинофильм 1962 года, снятый по одноимённому роману.
1964 - Izmedju dva aviona (ТВ, Югославия)
1974 - F. Scott Fitzgerald and "The Last of the Belles" (ТВ, США)
1974 - Великий Гэтсби / Great Gatsby, The - кинофильм 1974 года, в главной роли - Роберт Редфорд
1976 - Bernice Bobs Her Hair (ТВ, США)
1976 - Последний магнат / Last Tycoon, The - кинофильм 1976 года, снятый по одноимённому роману
1986 - Under the Biltmore Clock (ТВ, США)
1987 - Tales from the Hollywood Hills: Pat Hobby Teamed with Genius (ТВ, США)
1994 - Einer meiner ältesten Freunde (кинофильм по рассказу One of my oldest friends, Германия)
1996 - Sensible Thing, The (ТВ, США)
2000 - Великий Гэтсби / Great Gatsby, The (ТВ, Канада)
2008 - Beautiful and Damned, The (Австралия)
2008 - Загадочная история Бенджамина Баттона / The Curious Case of Benjamin Button - кинофильм, снятый в 2008 году по мотивам одноимённого рассказа
2013 - Великий Гэтсби / Great Gatsby, The - кинофильм 2013 года, в главной роли - Леонардо Ди Каприо.

Ф.С. Фицджеральд. Человек. Писатель. Судьба

Творчество Фрэнсиса Скотта Фицджеральда - одна из самых ярких и впечатляющих страниц в американской литературе ХХ столетия. Именно произведения Фицджеральда открыли её второй (первый связан с творчеством американских романтиков) золотой период, который приходится на двадцатилетие между двумя мировыми войнами, когда, по общему признанию, она достигла своего высшего расцвета.

Разумеется, дело не в одной хронологии. Фицджеральд был не только по времени первым в плеяде американских романистов, выдвинувшейся в межвоенное двадцатилетие, и представленной такими именами, как Э. Хемингуэй, У. Фолкнер, Т. Вульф, рядом с которыми продолжали творить писатели старшего поколения - Т. Драйзер, С. Льюис, Ш. Андерсон. Необычайно тонкий и чуткий художник, Фицджеральд первым уловил в жизни современной ему Америки и воплотил в неувядающих, исполненных редкого поэтического обаяния образах многие явления, которые определили облик страны на новом историческом рубеже. Первым в отечественной литературе он заговорил от имени поколения, вступившего в жизнь после первой мировой войны, выразив его чаяния, разочарования, умонастроения.

Духовное формирование этого поколения как раз и протекало в годы войны, хотя в Америки лишь немногие близко соприкоснулись с ней. Отделенные от полей сражений бескрайними океанскими просторами, Соединенные Штаты были счастливо избавлены от её бедствий и тягот. И все же война оказала глубокое влияние на общественное сознание страны. Со временем придет горькое осознание её трагического опыта, наиболее полно выразившееся в романах Хемингуэя и Дос Пассоса. Поначалу же война в далекой Европе лишь взвинтила атмосферу шовинистической пропагандой, предвкушением скорого превращения Америки в сильнейшую державу мира. Как всегда необычайно точный в определении исторических перемен, Фицджеральд писал в очерке «Мое поколение»: «Мы родились для власти и жгучего национализма».

Вместе с тем эта далекая война напомнила подраставшему поколению о бесконечной ценности жизни. В Америке это отозвалось бурной вспышкой гедонизма. Молодое поколение желало - и немедленно - вкусить все радости бытия, изведать все доступные ему наслаждения. Под его напором устои старой, добропорядочной Америки с ее жалкой обывательской моралью трещали по всем швам. Начинался новый век - «век джаза». Собственно, это название, которое прочно вошло в историю американской культуры, и дал ему Фицджеральд.

Но Фицджеральд обладал не только счастливым, поистине бесценным для литератора даром одним метким словом выразить суть сложного исторического явления. Сам этот дар основывался на глубоком, беспристрастном анализе действительности, примером которого может служить великолепный очерк «Отзвуки века джаза» (1931), где дал блистательный анализ «самой дорогостоящей оргии в истории», как назвал Фицджеральд десятилетие, завершившееся великим кризисом 1929 года.

Аналитичность представляет и одно из отличительных свойств Фицджеральда - художника, хотя его произведения, безусловно, отмечены ею в разной степени. По существу, из неё развились в творчество Фицджеральда острые социально-критические тенденции, его неприятие современной американской цивилизации, предавшей духовные и нравственные идеалы ради грубого накопительства, безоговорочно подчинившейся этике бизнеса и успеха.

В его ранних, относящихся к началу 20-х годов романах («По эту сторону рая», 1920, «Прекрасные, но обреченные», 1922) и сборниках рассказов («Соблазнительницы и философы», 1920, «Истории века джаза», 1922) критическое отношение к действительности еще едва уловимо. Оно скорее присутствует в легком ироническом настрое повествования, в центре которого юные красавицы, прожигательницы жизни и искательницы приключений, насмешливо попирающие обветшалые нормы мещанских добродетелей.

Этот налет иронии, который мог подчас незаметно переходить в самоиронию писателя, уже тогда говорил о существовании разрыва между Фицджеральдом и поколением юных бунтарей, жаждавших наслаждения любой ценой. Но были в это время и другие, более серьезные свидетельства расхождений между писателем и его героями. Такой рассказ, как «Первое мая» (1920), интересен исключительной во всем творчестве Фицджеральда панорамной емкостью изображения действительности, когда привычные фицджеральдовские герои непосредственно сталкиваются с шумной и грозной нью-йоркской толпой, втягиваются в бурный водоворот жизни улиц в роковой час расправы с социалистами. В «Алмазе величиной с отель «Риц» (1922, в русском переводе известен также под названием «Алмазная гора») дается безжалостное сатирическое развенчание богатства как высшей ценности жизни. В дальнейшем этот мотив получил глубокое развитие в творчестве Фицджеральда, приведя уже в середине 20-х годов к созданию таких шедевров, как роман «Великий Гэтсби» (1925) и новелла «Молодой богач», вошедшая в сборник «Все печальные молодые люди» (1926).

«Индивидуум интересует меня только в его отношениях с обществом», - написал однажды Фицджеральд. Эти слова не были пустой, ничего не значащей декларацией. Значительность его достижений как художника в «Великом Гэтсби» и «Молодом богаче» есть в полной мере результат тончайшего переплетения в них личного и социального. При этом понимание социального не ограничено у Фицджеральда непосредственным воздействием на личность окружающего мира, тем, что обычно именуется давлением обстоятельств. Оно предельно расширено и включает всю историю нации, ее общественные идеалы и нравственные ценности, как прокламируемые с политической трибуны, так и выдвигаемые всем ходом общественного развития.

Построение столь сложной и далеко идущей перспективы с неизбежностью привело Фицджеральда к рассмотрению феномена «американской мечты», одного из кардинальных понятий всей американской истории. В образе главного героя романа, Джея Гэтсби, писателю удалось добиться поразительной гармонии в передаче одновременно бесконечной притягательности мечты и неизбежности её краха. Прозрение обреченности мечты, которую Фицджеральд с полной справедливостью объясняет исходно присущей ей двойственностью, мнилось одним на важнейших художественных открытий писателя, которое много дало развитию всей американской литературы, особенно после второй мировой войны. В творчестве же самого Фицджеральда это привело к нарастанию трагизма, получившего наиболее законченное воплощение в романе «Ночь нежна» (1934).

Однако современники писателя были отнюдь не склонны разделять его трагическое восприятие американской действительности. Начиная с самых первых, весьма несовершенных его произведений, широкая читательская публика жаждала видеть в нем лишь певца «века джаза», глашатая тех истин, которые возвестило молодое поколение, выше всех ценностей поставившее юность, наслаждение и веселье. Она не желала замечать все сильнее заявлявшей о себе критической направленности произведений Фицджеральда, все острее обозначавшейся двузначности его оценок, указывавших на характерный для окружающего мира губительный разрыв идеального и реального, его открытого неприятия буржуазной этики. В самом Фицджеральде она стремилась видеть воплощение собственных идеалов, целиком отождествляя личность писателя и его героев.

Непонимание со стороны читательской аудитории усугублялось безразличием критики, оказавшейся неспособной не только понять и по достоинству оценить произведения Фицджеральда, но даже услышать его. В результате сложилась, быть может, одна из самых трагических ситуаций в американской литературе нашего столетия. Писатель, находившийся в расцвете таланта, оказался, по существу, в полной изоляции и с каждым годом пропасть, отделявшая его от современников, все углублялась.

«Он являл собой воплощение американской мечты - молодости, красоты, обеспеченности, раннего успеха - и верил в эти атрибуты так страстно, что наделял их определенным величием», - пишет в биографии Фицджеральда Эндрю Тернбулл. Он точно схватил и выразил сущность отношения к писателю, которое доминировало среди его современников.

Живой человек был превращен в абстракцию, в символ, и массовое сознание требовало неизменности их полного тождества. Чем более отдалялся писатель в ходе своего творческого развития от образа, созданного воображением современников в пору его первых литературных успехов, тем упорнее цеплялись они за этот символ «воплощенной мечты», тем ожесточеннее навязывали его Фицджеральду, настаивая, что он не может быть ничем иным, безразличием и забвением наказывая его за «отступничество» от милого их сердцу идеала.

Справедливости ради надо сказать, что у этого, порожденного воображением, образа-символа были вместе с тем, в известном смысле, некоторые объективные основания. Отчасти он восходит к трактованным с неоправданной расширительностью образам героев ранних произведений писателя. В какой-то мере дал повод для подобного истолкования сам Фицджеральд, чей экстравагантный стиль жизни вызывал невольные ассоциации с беззаботными детьми «века джаза».

Самой, может быть, серьезной причиной этого имевшего трагические последствия заблуждения было, однако, своеобразие художественного метода писателя. Фицджеральд выступил первооткрывателем не только в сфере социального видения и проблематики, но и в области поэтики. Среди крупных американских писателей XX века он первым начал развивать в своем творчестве принцип лирической прозы. Тем самым Фицджеральд стал зачинателем одного из наиболее плодотворно развивавшихся прозаических жанров нашего времени. При жизни писателя, к сожалению, значение его художественных открытий, сама их природа были далеко не так ясны, как теперь. Творческие искания Фицджеральда в этой области немало содействовали становлению ряда виднейших американских романистов, как мастеров лирической прозы. Среди них, прежде всего, нужно назвать Хемингуэя и Томаса Вулфа. С годами значение его художественного опыта для американской литературы неуклонно возрастало.

Лирическая природа дарования Фицджеральда выявилась в своеобразии его подхода к материалу. В одном из его писем встречается такое признание: «Я должен начинать с эмоции - такой, которая близка мне, которую я могу понять». Эта эмоциональная близость автора описываемому предмету, ситуации, персонажу передавалась и читателю, завораживая его ощущением чуть-ли не осязаемой неподдельности созданного Фицджеральдом мира, собственного непосредственного участия в изображаемых событиях.

Эта особенность фицджеральдовской манеры письма отмечают многие современные исследователи его творчества. Так, A. Mайзенер считает ее одним из «самых примечательных свойств» писателя, соединившего, по его словам, «наивность полного эмоционального растворения с беспристрастностью почти научного наблюдения, так что он почти неизменно писал о том, что было глубоко пережито им лично, и почти неизменно так, словно важной целью этого личного опыта было служить иллюстрацией общих ценностей».

Такой подход требовал со стороны читателя если не умения, то, по крайней мере, осознания необходимости четкого разграничения в произведении субъективного и объективного. Необычайно сильно воздействуя на эмоции, он, в первую очередь, апеллировал к читательскому интеллекту. В американской критике эта способность Фицджеральда получила название «двойного видения» Но случилось это много лет спустя, после смерти писателя. Его современники, даже самые проницательные, оказались в этом отношении поразительно невосприимчивы, что имело для писателя, как уже говорилось, трагические последствия.

Надежды, которые Фицджеральд связывал с выходом новых произведений, к которым сам он относился с необычайной строгостью, рушились одна за другой. Окруженный стеной непонимания, он все более сомневался в правильности избранного пути. Сомнения подтачивали его творческие силы, приведя в середине 30-х годов к тяжелому духовному кризису, который Фицджеральд запечатлел в серии отмеченных поразительной глубиной самоанализа автобиографических очерков под общим названном «Крушение» (1936).

Особенно тяжело переживал Фицджеральд то, что его искания не встречали понимания в писательской среде. Больно ранила его та вольность, которую позволил себе Хемингуэй, посвятив в «Снегах Килиманджаро» целый пассаж «бедняге Скотту», благоговеющему перед богатством. Фицджеральд был глубоко уязвлен не только бестактностью, но и несправедливостью этого суждения. В «Крушении», где Скотт не раз касался вопроса о своим отношении к богатым и богатству, он говорил, что ненавидит богачей глухой ненавистью крестьянина.

Этот эпизод положил конец многолетней дружбе, начавшейся с того, что Фицджеральд помог Хемингуэю в опубликовании его произведений. Вообще отношение Фицджеральда к начинающим писателям отличалось большой деликатностью и благородством, не один из них обязан своими успехами в литературе его поддержке.

Утрата популярности заметно осложнила отношения Фицджеральда с издателями. Теперь ему стоило все больших усилий пристроить куда-то свой новый рассказ. Гонорары падали. В 1935 году увидела свет последняя крупная прижизненная публикации Фицджеральда - сборник рассказов «Побудка на заре». Однако, несмотря на все трудности, переживаемые писателем, даже последние годы его жизни не были, как было принято считать, творчески бесплодны. За пять последующих лет он создал около 50 рассказов, часть которых вышла в периодических изданиях, другая осталась в рукописи и была опубликована посмертно. Остался в рукописи и неоконченный роман «Последний магнат», работу над которым прервала смерть писателя.

Интерес к творчеству Фицджеральда возродился лишь в конце 40-х - начале 50-х годов. Тогда были переизданы его крупнейшие произведения, но прочли их люди, в лучшем случае, знавшие о писателе лишь понаслышке. Началась работа по собиранию и публикации рукописного наследия писателя, а также произведений, разбросанных по различным периодическим изданиям. Итогом этого явилось издание нескольких томов новеллистики Фицджеральда, завершившееся в 1979 году публикацией однотомника, в состав которого вошло 50 практически неизвестных рассказов.

В это же время творчество Фицджеральда привлекло и внимание исследователей. Во все возраставшем потоке посвященных ему книг и статей появилась первая полная биография писателя, написанная Э. Тернбуллом. Почти одновременно с ней, в 1963 году, Тернбулл выпустил подготовленный им объемистый том писем Фицджеральда, куда вошла значительная часть его эпистолярного наследия. Работа над этими книгами, во всяком случае, хотя бы отчасти, велась параллельно. Знакомство с письмами писателя, вероятно, в значительной мере предопределило направление и характер биографического исследования. Тернбулл идет не от априорных суждений о писателе, а от документальных свидетельств, удачно привлекая переписку для характеристики внутреннего мира Фицджеральда, его взглядов на общество, человека, литературу, его понимания роли художника. Все это проливает свет как на личность писателя, творческую и человеческую, так и на его литературную деятельность.

Но, использованные в книге источники не ограничиваются одной лишь перепиской. Автором были изучены также дневники и записные книжки Фицджеральда, которые особенно важны для понимания творческого процесса, приводившего писателя к созданию тех или иных произведений. Широко привлекаются также письменные и устные свидетельства людей, лично знавших писателя. Солидный документальный фундамент сообщает убедительность собственным рассуждениям автора, внушает доверие к достоверности излагаемых в книге фактов биографии, позволяя многосторонне раскрыть облик противоречивого писателя.

Особое значение приобретает книга Тернбулла в силу того факта, что автор биографического исследования сам был лично знаком с Фицджеральдом. Правда, в те годы, на которые падает это знакомство, он был лишь подростком и не мог в полной мере осознать того, что развертывалось перед его глазами, не мог понять постигшей писателя трагедии. Но и тогда он испытал громадное обаяние личности Фицджеральда, отсветы которого придают его книге особую теплоту.

Прекрасно воссоздана в книге Тернбулла среда, в которой проходили детство писателя, годы обучения в Принстоне, его любовь к Зельде, первые годы их супружеской жизни, трагедия, связанная с ее психической болезнью, их романтическое бунтарство, превратившееся со временем в эксцентрические выходки, которые поначалу казались безобидной забавой, а затем стали если не причиной, то орудием разрушения его творческой личности. Выразительно очерчены последние годы жизни писателя, в которых соединилось крайнее отчаяние и мужество, одиночество и благородство, страшная неприютность и несгибаемость воли художника. Несколько бледнее обрисованы годы, проведенные Фицджеральдом за границей, и то, как пребывание там отразилось на его творчестве.

Если попытаться определить внутренний стержень данной биографии, то это рассмотрение психологии творчества Фицджеральда. Автор, прежде всего, стремится проникнуть во внутренний мир художника, уловить побудительные мотивы, настроения, подтолкнувшие его к созданию тех или иных образов или произведений. Тернбулла больше привлекает выявление психологических стимулов и нюансов, нежели интерпретация и оценка конечного результата. В центре внимания, как и должно быть в биографии, оказывается личность художника. Однако в подходе Тернбулла недостаточно акцентирована связь личности с конкретно-исторической постановкой, ее зависимость от нее, в судьбе Фицджеральда оказавшаяся фатальной. Порой невольно возникает ощущение, что для автора конечные объяснения судьбы писателя упираются в личность самого писателя, что в нем самом коренится причина его писательской трагедии. В значительной мере упускается из виду та сторона взаимоотношений Фицджеральда со своей эпохой, которая связана с современным ему обществом.

Как никто другой, Фицджеральд остро ощущал давление атмосферы воинственной бездуховности, враждебность искусству и подлинной красоте, присущую американскому обществу. Красноречивую характеристику последнего мы находим в речи Синклера Льюиса, произнесенной при вручении ему Нобелевской премии. Её название говорит само за себя - «Страх американцев перед литературой» (1930). Характеризуя положение американского художника, С. Льюис сказал: «…он несет бремя потяжелее бедности: сознание ненужности своих произведений, сознание, что читатели хотят видеть в нем только утешителя или шута или, что его благодушно считают безобидным брюзгой, который, по всей вероятности, никому не хочет зла и который, во всяком случае, ничего не значит в стране, где строятся восьмидесятиэтажные здания, производятся миллионы автомобилей и миллиарды бушелей зерна».

Фицджеральд-художник и полной море изведал тяжесть сознания собственной ненужности. Как личность, он был сломлен изнурительной борьбой с Америкой бизнеса и коммерции, стремившейся подчинить его своему стандарту. Как художник, он вышел из этой схватки победителем. Вот почему в наши дни читатели и в Америке, и за рубежом, в том числе и в нашей стране, все чаще обращаются к богатому художественному наследию Фицджеральда.

М.Коренева

Из книги Воспоминания об Илье Эренбурге автора Эренбург Илья Григорьевич

Алексей Сурков Писатель, человек, гражданин Судьба Эренбурга свыше полустолетия была неразрывно связана с русской литературой и журналистикой. Сложная, трудная, во многом противоречивая судьба.С юных лет до последних дней своей жизни Эренбург был сыном своего времени,

Из книги Скотт Фицджеральд автора Тернбулл Эндрю

Ф.С. Фицджеральд. Человек. Писатель. Судьба Творчество Фрэнсиса Скотта Фицджеральда - одна из самых ярких и впечатляющих страниц в американской литературе ХХ столетия. Именно произведения Фицджеральда открыли её второй (первый связан с творчеством американских

Из книги Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. автора Петелин Виктор Васильевич

Писатель-орденоносец Н.А. Островский и писатель М. Шолохов подписались на 5000 рублей каждый Сочи. 2. (АЧТАСС). Писатель орденоносец Николай Алексеевич Островский сообщил корреспонденту АЧТАСС следующее:«Горячо приветствую решение правительства о выпуске нового займа.

Из книги Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. автора Петелин Виктор Васильевич

С. Бондарчук1 «Судьба человеческая – судьба народная» Режиссер Сергей Бондарчук поставил три фильма – «Судьбу человека», четырехсерийную «Войну и мир» и «Ватерлоо», идущий на экране два с половиной часа. Каждый из них становился событием в искусстве, собирал десятки

Из книги 50 знаменитых любовников автора Васильева Елена Константиновна

Мартти Ларни Огромный писатель, великолепный человек В Финляндии провел несколько дней Михаил Александрович Шолохов, выезжавший на отдых в дружественную страну. Он встречался с известным финским писателем Мартти Ларни.Корреспондент «Огонька» Г. Турков позвонил в

Из книги Смертельный гамбит. Кто убивает кумиров? автора Бейл Кристиан

Фицджеральд Фрэнсис Скотт (род. в 1896 г. - ум. в 1940 г.)Американский писатель, в судьбе которого любовь сыграла драматическую роль.«Она - единственный бог, который у меня остался…» - так говорил известный американский писатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд о своей невесте

Из книги Конец света: первые итоги автора Бегбедер Фредерик

Глава 4. Джон Фицджеральд Кеннеди Настоящий мужчина. А кто же не грешен? Анонимка. Пять минут до войны. Убийца президента был русским? За невероятное красноречие его называли «златослов Кеннеди». Он совершенно не стеснялся того, что постоянно занимался риторикой и

Из книги 50 знаменитых больных автора Кочемировская Елена

Номер 10. Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Крушение (1936) На свете не так много книг, которые хочется перечитывать каждый год, тратя на это минут по двадцать, чтобы потом прижать томик к самому сердцу, рискуя его раздавить. «Крушение» принадлежит к их числу. На самом деле это три

ФИЦДЖЕРАЛЬД ФРЭНСИС СКОТТ (род. в 1896 г. – ум. в 1940 г.) Писатель, киносценарист. Романы «По эту сторону рая», «Прекрасные, но обреченные», «Великий Гэтсби», «Ночь нежна», «Последний магнат» (неоконч.); автобиографическая книга «Крах».К Фрэнсису Скотту Фицджеральду

Из книги 100 историй великой любви автора Костина-Кассанелли Наталия Николаевна

ФРЭНСИС СКОТТ ФИЦДЖЕРАЛЬД «Пьяный в 20, развалина в 30, мертвый в 40», - записал как-то Фрэнсис Скотт Фицджеральд в блокноте, в очередной раз пытаясь кратко изложить свою биографию. Он оказался недалек от истины. Умер он в сорок четыре года, много лет пребывал в

Из книги Записки непутевого резидента, или Will-o’- the-wisp автора Любимов Михаил Петрович

Френсис Скотт Фицджеральд и Зельда Сейр Их история жизни была «романом в романе». Френсис Фицджеральд писал романы о любви, славе и богатстве, а его собственная жизнь с горячо любимой женой Зельдой тоже как будто была написана для них неким талантливым

Ф. С. ФИЦДЖЕРАЛЬД. КАК ПИСАЛСЯ РОМАН «НОЧЬ НЕЖНА» «Утехи пьяницы» Общий планРоман вот о чем. Герой - идеалист от природы, поп-растрига, по разным причинам увлекается идеями haute bourgeoisie и, взбираясь по общественной лестнице, растрачивает свой идеализм, свой талант,