Прием словесного рисования. Сила убеждения: как воздействовать на аудиторию за счет ярких словесных образов? Вдохновляющие образы будущего
Словесные образы, сросшиеся с душой и приобретшие ценность вне своего более узкого смысла, обладают, однако, и, если можно так сказать, физической красотой, когда рассматриваются как звук, как мелодия. Понятые даже со стороны своей наиболее материальной сущности, они опять же не лишены способности порождать какую-нибудь скрытую вибрацию слуховых нервов, вызывать некоторые более общие, мало осознанные эмоциональные состояния, которым более полное выражение даёт тональное искусство. Слова языка живут и для поэта, и для читателя всегда как акустические восприятия, которые оказывают известное художественное влияние. И как бы теория поэзии как искусства зримых образов ни недооценивала это значение чувственного, слухового, тонального, всё же поэты инстинктивно улавливают, что оно является очень важным моментом поэтического воздействия, так что, если одни заботятся хотя бы о том, чтобы избегать видимой дисгармонии между звуковым выражением и содержанием, другие могут по врожденной наклонности или сознательно возлагать тяжесть как раз на такую гармонию за счёт всего картинного или интеллектуального, что затрагивает воображение и разум.
Характерной в этом отношении является реакция против принципа Лессинга, наступившая очень рано в кругах немецких и английских романтиков и подхваченная позже французскими неоромантиками или символистами. Мы уже указывали, говоря о творческом настроении, какое представление связывают с лирическим возбуждением Новалис или Тик, что они считают музыкальный элемент важнее самой мысли, которая высказывается. Такие поэты, как Ките и Теннисон в Англии, исходя, наверное, из чувства музыкального настроения, предшествующего оформленной идее и отдельному слову в процессе создания, хотят совершенно сознательно игнорировать определённый смысл и картины, чтобы внушать пережитое через простой звук, через звуковые впечатления «максимум звука» («maximum of sound») и «минимум смысла» («minimum of sense»), является самой очевидной чертой всего этого направления в английской литературе после 1830 г. . Многие стихотворения Теннисона поражают своей бессодержательностью, своим «минимумом смысла», тогда как большое место в них занимает звуковая живопись — «максимум мелодий». Музыкально-звуковые сочетания, богатая разработка всего внешне формального, будь то комбинация гласных и согласных или ритмично-строфическое строение, идёт не только в помощь более неуловимым для ума внутренним движениям, но и как средство для передачи объективно-наглядного, доступного для восприятия. Ритм и музыка стиха хотят очаровать слух, напоминая удары конских копыт и гул снарядов (в стихотворении «Лёгкая кавалерия»), или напоминая блестящими ассонансами и аллитерациями зрительную картину (в стихотворении «Ручей»), или рисуя звуками звон рождественского колокола: «Мир и доброта, доброта и мир, мир и доброта для всего человечества» .
Позже благодаря Данте Габриэлю Россетти это направление в музыкальной поэзии превращается в современный символизм, нашедший выражение в произведениях Йетса и Уайльда, которые могут быть поставлены рядом с такими французскими поэтами, как Верлен, Самен и Грег, и с немецкими — Стефаном Георге и Гофмансталем.
Во Франции именно как реакция против пластической и живописной поэзии Парнасской школы, давшей в лице Эредиа и Франсуа Копе образцовые вещи и приведшей стих к возможному техническому совершенству после Гюго, появилась тенденция к алогической поэзии, где образ и идея — ничто, а всем является звук. Верлен, Маларме и другие открывали в языке новый инструмент, посредством которого, помимо воображения, воздействовали прямо на душу. Одинаково испытывая отвращение к академическому холоду парнасцев и к прозаичности и бесформенности натуралистов, видевших только зримую действительность или грубые страсти и инстинкты, символисты обратились к самым тонким настроениям, к мистериям души, стремясь к созданию музыкальной поэзии. Посредством искусно подобранных звуков и посредством свободно расчлененного стиха, vers libre, который не признаёт прежнюю монотонную архитектонику и допускает на каждом шагу так называемый enjambement, поэты, последователи Верлена, превращали слово едва ли не в самоцель, терялись в темной игре слов и доходили до крайностей, нового формализа, граничившего с безвкусной манерностью. Главной их целью было навязать принцип «Ut musica ut poesis», убедить читателей, что в поэзии, как заявляет первый стих новой «Поэтики» Верлена:
На это направление в лирике оказал значительное влияние и Бодлер, к которому возвращались символисты с восторгом как к подлинному своему учителю. Маларме подгоняет свою эстетику к сонету Бодлера «Соответствия» («Запахи, цветы и звуки отвечают друг другу»); Верлен исповедует настоящий фанатизм в отношении того, у кого заимствует по духовному родству заголовки своих «Сатурновских поэм» и «Проклятых поэтов»; Артюр Рембо извлекает из «Цветов зла» свою лирическую строфу и элементы «Алхимии стиха» . Стих Бодлера показывал необыкновенные музыкальные и ритмические качества и полностью отвечал теории своего автора о «таинственной просодии», «пустившей в душе корни глубже, чем подозревала классическая поэзия» и позволяющей поэтической фразе имитировать ту или другую линию (прямую, кривую, отвесную, зигзаг, спираль, параболу), приближаясь таким образом опять к музыке. На эту поэтическую школу оказали влияние и творения Вагнера, сочетавшие музыку с поэзией и встреченные с энтузиазмом всеми одаренными писателями. Сразу почувствовалось, насколько беден язык для выражения аффективной и вообще внутренней жизни и как музыка почти прямо воздействует на центральную нервную систему, создавая всё желанные иллюзии, все фантасмагории. «Для поэтов неизбежно появилась необходимость, — замечает Валери, ученик символизма, — противопоставить что-то опасному сопернику, владельцу таких обманчивых и сильных возбуждений для человеческой души» . Разве даже живопись не искала в 1885 г. какие-то соотношения с музыкой, чтобы повысить через неё свою силу внушения? Отсюда и сознание у символистов, что необходимо вложить в поэзию что-то из тайн тонов, чтобы добиться от языка эффектов, подобных тем, которые производятся чисто сонорными факторами.
Оказывается, надо не думать, а вслушаться в стих, раз и сами слова вне своего абстрактного значения могут говорить чувству. Более того, некоторые поклонники музыкального стиха поверили, что при помощи звуковой живописи возможно создавать даже идеи, и Банвиль, например, пытается пробудить идею о комическом «через созвучия, через воздействие слов, через всемогущую магию рифмы» . Сам Банвиль не является символистом, но это, несомненно, путь символизма, по которому он пошёл бы, если бы рациональные элементы в его поэзии, логическое и пластическое, не занимали бы столько же места, сколько отведено музыкально-ритмическим . В этом отношении Верлен, предтеча символистов, показывает несравненно больше здравого смысла и в понимании возможностей поэзии, чем такой немецкий лирик, как Рильке например, который строит описания ландшафта и даже драматические сцены при помощи чисто акустических элементов . Трудности здесь, при связывании ощущений из различных областей, в силу основного эмоционального тона так же велики, как и в музыке, вызывающей самые определённые живописные эффекты. У китайского философа Ле Цзы рассказана история одного музыканта, который, играя на цитре и представляя себе восхождение на высокие горы или шум потока, вызывал аналогичные впечатления и у своих слушателей. Настроенный мрачно при путешествии в дождливое время, этот музыкант опять передавал соответствующие чувства и представления. И под конец он говорил своему спутнику: «Ты прекрасно слышишь то, что у меня в душе. Картины, которые вызываешь, одинаковы с моим настроением. Для меня невозможно укрыться со своими тонами» . В поэзии эту эвокативную силу тонов, звуков следовало бы понимать весьма условно. Через особый колорит гласных или согласных, через их блеск или их тёмную окраску и слабую артикуляцию поистине можно значительно уяснить представления о вещах, прямо изображенных; но думать, что этого достаточно, чтобы пренебречь всяким участием воображения, значит совершенно сместить центр тяжести в поэтическом искусстве.
В защиту нового принципа выступила и русская символическая школа, поскольку и в ней, разумеется, мы имеем серьезных поэтов, а не бездарных последователей всего модного. Андрей Белый рассуждает так:
«Отказывать словесному искусству в игре словами, как звуками, или умалять значение этой игры, значит глядеть на живой язык как на мертвое, ненужное целое, завершившее круг своего развития: есть целый разряд людей, у которых дурным воспитанием и ложными взглядами на язык кастрирован слух и которые считают изысканность словесной инструментовки праздным занятием: к сожалению, среди художественных критиков большинство кастраты слуха… Между тем, способность эстетически наслаждаться не только фигуральным образом, но и самим звуком слова, независимо от его содержания, чрезвычайно развивается у художников слова» .
И, подчеркивая, как мало наблюдений ещё делается в природе словесной инструментовки, и в частности об аллитерации и ассонансах, которые являются только поверхностью более глубоких мелодических явлений, Белый добавляет: «Мы только смутно предчувствуем, что произведение подлинного художника слова способно волновать наше ухо самим подбором звуков и что существует неуловимая пока параллель между содержанием переживания и звуковым материалом слов, его оформивающим».
Попутно мы должны заметить, что не только художественное слово, но и обыкновенная речь знает эту зависимость между звуками и символическим смыслом, так что известным словам присуща уже из-за некоторого звукового сочетания и помимо всякого основного значения та или иная тенденция. Но систематических наблюдений в этом направлении ещё не делалось .
Цитируя стихотворение Баратынского:
Взгляните: свежестью младой.
И в осень лет она пленяет,
И у нея летун седой.
Ланитных роз не похищает:
Сам побежденный красотой.
Глядит — и путь не продолжает,
Белый замечает:
«… внимательно разбирая строку за строкой, мы начинаем понимать, что все стихотворение построено на «е» и «а», сначала идёт «е», потом «а»: решительность и жизнерадостность заключительных слов как будто связаны с открытым звуком «а»… Аллитерация и ассонансы здесь скрыты… А что тут ряд аллитераций, мы убедимся, если подчеркнем аллитерирующие звуки… Тут (в первых трёх строках) три группы аллитераций:
1) на «л», 2) на носовые звуки (м, н), 3) на зубные (д, т), т. е. на 12 не явно аллитерирующих букв приходится 23 явно аллитерирующих (вдвое больше)» .
И, цитируя ещё одно стихотворение того же Баратынского, начинающееся строками:
Приманкой ласковых речей.
Вам не лишить меня рассудка…
Белый поясняет: «По мере развития меланхолический тон стихотворения переходит в тон мрачной решимости и гнева, и соответственно меланхолическая инструментовка (мнл ) меняется: будто трубы, вступают зубные и через з переходят к свистящим в язвительной по смыслу строке:
Мы привели эти мнения и наблюдения как и укоры в адрес критиков, которые ищут только общественные настроения и идеи в поэзии и у которых есть «боязнь полюбить самую плоть выражения мысли художника: слова, соединение слов» , поскольку только так объясняется новая крайность, до которой доходят сторонники музыкальной живописи, не признающие фабулу, идеи и картины в поэзии и сводящие словесное искусство к рискованной игре звуков и неопределенных образов, к набору слов, ничего не значащих, но претендующих быть отражением внутренних ритмов или символами сокровенных настроений. Одно-два типичных стихотворения символизма убедят нас в том, какое большое насилие над словом позволяют они себе иногда, заставляя его говорить вещи, которые оно не может сказать, и почувствовать, как преднамеренность и манерность напрасно тщатся обрести роль художественного инстинкта. Странные «Сумерки мистического вечера» Верлена гласят:, где много ономатопеи и звучных слов, но мало смысла. Автор совершенно уклоняется от нормально-поэтического способа высказывания, как и от общепринятой орфографии, выбрасывая, по примеру Маларме, и главные буквы, и систему знаков препинания. Эти примеры поэтической музыки, сведенной к опасной игре словами, программы словесного искусства, игнорирующего все логическое и ясно изложенное в угоду акустическим эффектам, причём последние не имеют той всеобщности и закономерности, которая присуща инстинктивно найденным в творческом настроении ритмам и звукам. Поэтому понимание этого рода символизма ограничено очень узким кругом любителей, и никогда искусство таких поэтов, как Георге и его последователей, своим односторонним формализмом и своими эзотерическими вдохновениями не приобретет влияния и значения более старых литературных течений. Добиваясь строгой стилизации созерцаемого и благородной отдаленности от всего временного и житейского, всего, что является моралью и мировоззрением, вдохновитель поэтов, группирующихся вокруг журнала «Blätter für die Kunst» (1892—1919), враг натуралистов и романтиков школы Гейне, поддерживает принцип: «Стихи должны быть необъяснимыми, цель их — будить чувства и заставлять звучать невыразимое». Но известная холодность и какой-то искомый и тёмный импрессионизм оставляют нас равнодушными к этой музыке невыразимого в душе. Гофмансталь точно также не может прикрыть своей тональной словесной игрой идейную пустоту своей лирики. Намного более естественным и наивно мистическим в сравнении с ним и с Георге является их современник Р. М. Рильке, точно так же поклонник музыки слов, изысканной рифмы и ассонансов, который исповедует: «Ich bin eine Saite, über breite Resonanzen gespannt». («Я натянутая струна с широким резонансом».) Заслуга Георге только в том, что даёт он своим «гиератическим искусством» — этой поэтической скорописью, где едва уловим первоначальный образ письма — отпор современной лирической рутине, использующей давно негодные средства.
Психология литературного творчества Арнаудов Михаил
4. ЗВУКОВАЯ ЖИВОПИСЬ И СИМВОЛИКА
4. ЗВУКОВАЯ ЖИВОПИСЬ И СИМВОЛИКА
Словесные образы, сросшиеся с душой и приобретшие ценность вне своего более узкого смысла, обладают, однако, и, если можно так сказать, физической красотой, когда рассматриваются как звук, как мелодия. Понятые даже со стороны своей наиболее материальной сущности, они опять же не лишены способности порождать какую-нибудь скрытую вибрацию слуховых нервов, вызывать некоторые более общие, мало осознанные эмоциональные состояния, которым более полное выражение даёт тональное искусство. Слова языка живут и для поэта, и для читателя всегда как акустические восприятия, которые оказывают известное художественное влияние. И как бы теория поэзии как искусства зримых образов ни недооценивала это значение чувственного, слухового, тонального, всё же поэты инстинктивно улавливают, что оно является очень важным моментом поэтического воздействия, так что, если одни заботятся хотя бы о том, чтобы избегать видимой дисгармонии между звуковым выражением и содержанием, другие могут по врождённой наклонности или сознательно возлагать тяжесть как раз на такую гармонию за счёт всего картинного или интеллектуального, что затрагивает воображение и разум.
Характерной в этом отношении является реакция против принципа Лессинга, наступившая очень рано в кругах немецких и английских романтиков и подхваченная позже французскими неоромантиками или символистами. Мы уже указывали, говоря о творческом настроении, какое представление связывают с лирическим возбуждением Новалис или Тик, что они считают музыкальный элемент важнее самой мысли, которая высказывается. Такие поэты, как Ките и Теннисон в Англии, исходя, наверное, из чувства музыкального настроения, предшествующего оформленной идее и отдельному слову в процессе создания, хотят совершенно сознательно игнорировать определённый смысл и картины, чтобы внушать пережитое через простой звук, через звуковые впечатления «максимум звука» («maximum of sound») и «минимум смысла» («minimum of sense»), является самой очевидной чертой всего этого направления в английской литературе после 1830 г.. Многие стихотворения Теннисона поражают своей бессодержательностью, своим «минимумом смысла», тогда как большое место в них занимает звуковая живопись - «максимум мелодий». Музыкально-звуковые сочетания, богатая разработка всего внешне формального, будь то комбинация гласных и согласных или ритмично-строфическое строение, идёт не только в помощь более неуловимым для ума внутренним движениям, но и как средство для передачи объективно-наглядного, доступного для восприятия. Ритм и музыка стиха хотят очаровать слух, напоминая удары конских копыт и гул снарядов (в стихотворении «Лёгкая кавалерия»), или напоминая блестящими ассонансами и аллитерациями зрительную картину (в стихотворении «Ручей»), или рисуя звуками звон рождественского колокола: «Мир и доброта, доброта и мир, мир и доброта для всего человечества» .
Позже благодаря Данте Габриэлю Россетти это направление в музыкальной поэзии превращается в современный символизм, нашедший выражение в произведениях Йетса и Уайльда, которые могут быть поставлены рядом с такими французскими поэтами, как Верлен, Самен и Грег, и с немецкими - Стефаном Георге и Гофмансталем.
Во Франции именно как реакция против пластической и живописной поэзии Парнасской школы, давшей в лице Эредиа и Франсуа Копе образцовые вещи и приведшей стих к возможному техническому совершенству после Гюго, появилась тенденция к алогической поэзии, где образ и идея - ничто, а всем является звук. Верлен, Маларме и другие открывали в языке новый инструмент, посредством которого, помимо воображения, воздействовали прямо на душу. Одинаково испытывая отвращение к академическому холоду парнасцев и к прозаичности и бесформенности натуралистов, видевших только зримую действительность или грубые страсти и инстинкты, символисты обратились к самым тонким настроениям, к мистериям души, стремясь к созданию музыкальной поэзии. Посредством искусно подобранных звуков и посредством свободно расчленённого стиха, vers libre, который не признаёт прежнюю монотонную архитектонику и допускает на каждом шагу так называемый enjambement, поэты, последователи Верлена, превращали слово едва ли не в самоцель, терялись в тёмной игре слов и доходили до крайностей, нового формализа, граничившего с безвкусной манерностью. Главной их целью было навязать принцип «Ut musica ut poesis», убедить читателей, что в поэзии, как заявляет первый стих новой «Поэтики» Верлена:
«Музыка прежде всего»
На это направление в лирике оказал значительное влияние и Бодлер, к которому возвращались символисты с восторгом как к подлинному своему учителю. Маларме подгоняет свою эстетику к сонету Бодлера «Соответствия» («Запахи, цветы и звуки отвечают друг другу»); Верлен исповедует настоящий фанатизм в отношении того, у кого заимствует по духовному родству заголовки своих «Сатурновских поэм» и «Проклятых поэтов»; Артюр Рембо извлекает из «Цветов зла» свою лирическую строфу и элементы «Алхимии стиха» . Стих Бодлера показывал необыкновенные музыкальные и ритмические качества и полностью отвечал теории своего автора о «таинственной просодии», «пустившей в душе корни глубже, чем подозревала классическая поэзия» и позволяющей поэтической фразе имитировать ту или другую линию (прямую, кривую, отвесную, зигзаг, спираль, параболу), приближаясь таким образом опять к музыке. На эту поэтическую школу оказали влияние и творения Вагнера, сочетавшие музыку с поэзией и встреченные с энтузиазмом всеми одарёнными писателями. Сразу почувствовалось, насколько беден язык для выражения аффективной и вообще внутренней жизни и как музыка почти прямо воздействует на центральную нервную систему, создавая все желанные иллюзии, все фантасмагории. «Для поэтов неизбежно появилась необходимость, - замечает Валери, ученик символизма, - противопоставить что-то опасному сопернику, владельцу таких обманчивых и сильных возбуждений для человеческой души». Разве даже живопись не искала в 1885 г. какие-то соотношения с музыкой, чтобы повысить через неё свою силу внушения? Отсюда и сознание у символистов, что необходимо вложить в поэзию что-то из тайн тонов, чтобы добиться от языка эффектов, подобных тем, которые производятся чисто сонорными факторами.
Оказывается, надо не думать, а вслушаться в стих, раз и сами слова вне своего абстрактного значения могут говорить чувству. Более того, некоторые поклонники музыкального стиха поверили, что при помощи звуковой живописи возможно создавать даже идеи, и Банвиль, например, пытается пробудить идею о комическом «через созвучия, через воздействие слов, через всемогущую магию рифмы» . Сам Банвиль не является символистом, но это, несомненно, путь символизма, по которому он пошёл бы, если бы рациональные элементы в его поэзии, логическое и пластическое, не занимали бы столько же места, сколько отведено музыкально-ритмическим . В этом отношении Верлен, предтеча символистов, показывает несравненно больше здравого смысла и в понимании возможностей поэзии, чем такой немецкий лирик, как Рильке, например, который строит описания ландшафта и даже драматические сцены при помощи чисто акустических элементов . Трудности здесь, при связывании ощущений из различных областей, в силу основного эмоционального тона так же велики, как и в музыке, вызывающей самые определённые живописные эффекты. У китайского философа Лe Цзы рассказана история одного музыканта, который, играя на цитре и представляя себе восхождение на высокие горы или шум потока, вызывал аналогичные впечатления и у своих слушателей. Настроенный мрачно при путешествии в дождливое время, этот музыкант опять передавал соответствующие чувства и представления. И под конец он говорил своему спутнику: «Ты прекрасно слышишь то, что у меня в душе. Картины, которые вызываешь, одинаковы с моим настроением. Для меня невозможно укрыться со своими тонами». В поэзии эту эвокативную силу тонов, звуков следовало бы понимать весьма условно. Через особый колорит гласных или согласных, через их блеск или их тёмную окраску и слабую артикуляцию поистине можно значительно уяснить представления о вещах, прямо изображённых; но думать, что этого достаточно, чтобы пренебречь всяким участием воображения, значит совершенно сместить центр тяжести в поэтическом искусстве.
В защиту нового принципа выступила и русская символическая школа, поскольку и в ней, разумеется, мы имеем серьёзных поэтов, а не бездарных последователей всего модного. Андрей Белый рассуждает так:
«Отказывать словесному искусству в игре словами, как звуками, или умалять значение этой игры, значит глядеть на живой язык как на мёртвое, ненужное целое, завершившее круг своего развития: есть целый разряд людей, у которых дурным воспитанием и ложными взглядами на язык кастрирован слух и которые считают изысканность словесной инструментовки праздным занятием: к сожалению, среди художественных критиков большинство кастраты слуха… Между тем, способность эстетически наслаждаться не только фигуральным образом, но и самим звуком слова, независимо от его содержания, чрезвычайно развивается у художников слова» .
И, подчёркивая, как мало наблюдений ещё делается в природе словесной инструментовки, и в частности об аллитерации и ассонансах, которые являются только поверхностью более глубоких мелодических явлений, Белый добавляет: «Мы только смутно предчувствуем, что произведение подлинного художника слова способно волновать наше ухо самим подбором звуков и что существует неуловимая пока параллель между содержанием переживания и звуковым материалом слов, его оформивающим».
Попутно мы должны заметить, что не только художественное слово, но и обыкновенная речь знает эту зависимость между звуками и символическим смыслом, так что известным словам присуща уже из-за некоторого звукового сочетания и помимо всякого основного значения та или иная тенденция. Но систематических наблюдений в этом направлении ещё не делалось .
Цитируя стихотворение Баратынского:
Взгляните: свежестью младой
И в осень лет она пленяет,
И у нея летун седой
Ланитных роз не похищает:
Сам побеждённый красотой
Глядит - и путь не продолжает,
Белый замечает:
«… внимательно разбирая строку за строкой, мы начинаем понимать, что всё стихотворение построено на «е» и «а», сначала идёт «е», потом «а»: решительность и жизнерадостность заключительных слов как будто связаны с открытым звуком «а»… Аллитерация и ассонансы здесь скрыты… А что тут ряд аллитераций, мы убедимся, если подчеркнём аллитерирующие звуки… Тут (в первых трёх строках) три группы аллитераций:
1) на «л», 2) на носовые звуки (м, н), 3) на зубные (д, т), т. е. на 12 не явно аллитерирующих букв приходится 23 явно аллитерирующих (вдвое больше)».
И, цитируя ещё одно стихотворение того же Баратынского, начинающееся строками:
Приманкой ласковых речей
Вам не лишить меня рассудка…
Белый поясняет: «По мере развития меланхолический тон стихотворения переходит в тон мрачной решимости и гнева, и соответственно меланхолическая инструментовка (мнл ) меняется: будто трубы, вступают зубные и через з переходят к свистящим в язвительной по смыслу строке:
Я состязаться не дерзаю» .
Мы привели эти мнения и наблюдения как и укоры в адрес критиков, которые ищут только общественные настроения и идеи в поэзии и у которых есть «боязнь полюбить самую плоть выражения мысли художника: слова, соединение слов» , поскольку только так объясняется новая крайность, до которой доходят сторонники музыкальной живописи, не признающие фабулу, идеи и картины в поэзии и сводящие словесное искусство к рискованной игре звуков и неопределённых образов, к набору слов, ничего не значащих, но претендующих быть отражением внутренних ритмов или символами сокровенных настроений. Одно-два типичных стихотворения символизма убедят нас в том, какое большое насилие над словом позволяют они себе иногда, заставляя его говорить вещи, которые оно не может сказать, и почувствовать, как преднамеренность и манерность напрасно тщатся обрести роль художественного инстинкта. Странные «Сумерки мистического вечера» Верлена гласят:
Трепещут сумерки… Дрожат воспоминанья
В сияющей дали былого упованья,
Краснея на огне мерцающих лучей.
Завесой странною, то ярче, то бледней
Горят на небесах живые сочетания
Сплетаются в узор игрой своих огней
И ядом знойного тлетворного дыханья -
Тюльпанов, далий, роз, ранункул, орхидей, -
Туманят мысль мою порывы всех страстей
И в общий обморок сливают без сознанья
И эти сумерки, и все воспоминанья.
И самые большие почитатели Верлена должны признать, что смысл здесь отгадывается трудно, хотя налицо столько чар для слуха. И так трудно уловить что либо первичное и искренно почувствованное в перехваленном стихотворении Георге «Сон и смерть» , где много ономатопеи и звучных слов, но мало смысла. Автор совершенно уклоняется от нормально-поэтического способа высказывания, как и от общепринятой орфографии, выбрасывая, по примеру Маларме, и главные буквы, и систему знаков препинания. Эти примеры поэтической музыки, сведённой к опасной игре словами, программы словесного искусства, игнорирующего всё логическое и ясно изложенное в угоду акустическим эффектам, причём последние не имеют той всеобщности и закономерности, которая присуща инстинктивно найденным в творческом настроении ритмам и звукам. Поэтому понимание этого рода символизма ограничено очень узким кругом любителей, и никогда искусство таких поэтов, как Георге и его последователей, своим односторонним формализмом и своими эзотерическими вдохновениями не приобретет влияния и значения более старых литературных течений. Добиваясь строгой стилизации созерцаемого и благородной отдалённости от всего временного и житейского, всего, что является моралью и мировоззрением, вдохновитель поэтов, группирующихся вокруг журнала «Bl?tter f?r die Kunst» (1892-1919), враг натуралистов и романтиков школы Гейне, поддерживает принцип: «Стихи должны быть необъяснимыми, цель их - будить чувства и заставлять звучать невыразимое». Но известная холодность и какой-то искомый и тёмный импрессионизм оставляют нас равнодушными к этой музыке невыразимого в душе. Гофмансталь точно также не может прикрыть своей тональной словесной игрой идейную пустоту своей лирики. Намного более естественным и наивно мистическим в сравнении с ним и с Георге является их современник Р. М. Рильке, точно так же поклонник музыки слов, изысканной рифмы и ассонансов, который исповедует: «Ich bin eine Saite, ?ber breite Resonanzen gespannt». («Я натянутая струна с широким резонансом».) Заслуга Георге только в том, что даёт он своим «гиератическим искусством» - этой поэтической скорописью, где едва уловим первоначальный образ письма - отпор современной лирической рутине, использующей давно негодные средства.
Из книги Психологическая самоподготовка к рукопашному бою автора Макаров Николай АлександровичУРОК № 6. Тема: звуковая психоэмоциональная нейтрализация. То, что человек является небольшой преградой для проникновения звука, знали еще древние врачеватели, когда ухом прослушивали работу внутренних органов.Звук пронизывает наше тело насквозь. Проходя сквозь него, он
Из книги Измененные состояния сознания и культура: хрестоматия автора Гордеева Ольга ВладимировнаЗвуковая стимуляция и транс Ряд авторов упоминают часто встречающуюся связь между ритмическими звуками и трансом… . (…) Стоит привести замечание, сделанное Мак–Грегором и Беклейком в обобщении наблюдений китайских исследователей. «Любое сенсорное раздражение
Из книги Болезнь как путь. Значение и предназначение болезней автора Дальке Рудигер Из книги Человек и его символы автора Юнг Карл ГуставСовременная живопись как символ Термины „современное искусство“ и „современная живопись“ применяются в данной главе в их обыденном смысле. Предметом моего анализа, говоря языком Куна, будет современная имажинистская живопись. Картины такого рода могут быть
Из книги Научите себя думать! автора Бьюзен Тони8. Символика Замена обыкновенного или скучного образа более значимым повышает возможность его запоминания. Можно использовать и традиционные символы, например знак остановки или горящей
Из книги Антрополог на Марсе автора Сакс Оливер5. Живопись его сновидений Я впервые повстречался с Франко Маньяни летом 1988 года в сан-францисском Эксплораториуме на выставке его необычных картин, написанных лишь по памяти. Все пятьдесят выставленных полотен изображали виды Понтито, небольшого тосканского
Из книги Символ и ритуал автора Тэрнер ВикторГадание и его символика Вступление Чтобы адекватно объяснить значение ритуальных символов, следует вначале учесть те виды обстоятельств, которые порождают ритуальные исполнения, поскольку эти обстоятельства, по всей вероятности, решают, какой из ритуалов будет
Из книги Инстинкты человека автора Протопопов Анатолий Из книги Душа и миф. Шесть архетипов автора Юнг Карл Густав Из книги Загадка смерти. Очерки психологической танатологии автора Налчаджян Альберт Агабекович4 Териоморфная символика духа в сказках Описание архетипа не будет полным без упоминания одной особой формы его проявления, а именно - его животной формы. Она относится к териоморфизму богов и демонов имеет тот же психологический смысл. Форма животного
Из книги 175 способов расширить границы сознания автора Нестор ДжеймсГлава 8. Смерть и ее символика в сновидениях § 1. О сне и сновидениях Сновидения человека отличаются чрезвычайным богатством и разнообразием содержаний. В них различными способами, очень часто также символически, выражаются особенности характера и темперамента
Из книги Тайная история сновидений [Значение снов в различных культурах и жизни известных личностей] автора Мосс РобертПарная ментально-звуковая стимуляция чакр (Попробуйте выполнить вместе с другом) Для тех, кто не очень разбирается в терминах йоги, поясним, что чакры - это «энергетические центры», расположенные от макушки до основания позвоночника: они называются: сахасрара (макушка),
Из книги Шляпа фокусника. Озорная школа творчества автора Банток НикЖивопись в ином мире В последние годы жизни Черчилля все достижения часто меркли в его сознании по сравнению с тем, что ему так и не удалось сделать. Сразу после революции большевиков он пообещал себе уничтожить советский коммунизм, однако в 1945 году стал свидетелем
Из книги Психологические цветовые и рисуночные тесты для взрослых и детей автора Шевченко Маргарита Александровна46. Живопись без кисточки Один мой старый учитель любил повторять: «Наш разум - прекрасный инструмент, когда речь идет о том, что вы сели в нужный автобус, но не полагайтесь на него полностью, когда принимаете важные жизненные решения». Нет, он не советовал вообще не
Из книги Грустный оптимизм счастливого поколения автора Козлов Геннадий ВикторовичИнтуитивная живопись Интуитивная живопись развивает цветовосприятие, образное мышление и творческое воображение, поэтому это весьма полезное занятие для любого человека.Для занятий интуитивной живописью необходимо иметь следующее: простой карандаш, бумагу,
Из книги автораГлава тридцать четвертая Живопись Московский Арбат стал одним из зримых признаков перемен, наступивших с приходом Горбачева. Отремонтированный и ставший пешеходным, он превратился в витрину перестройки. Здесь всегда было многолюдно, профессиональные
В других видах искусства и его приемы
Метод претворения литературных произведений
Школьный анализ литературного произведения строится на законах не только научного, но и художественного творчества . Здесь речь пойдет о творческих приемах претворения художественного текста в других видах искусства. Эти приемы позволяют выразить позицию читателя, формируют и развивают способности к образной конкретизации и образному обобщению, а потому они актуальны для начальной школы.
Словесное рисование (устное и письменное) - это описание образов или картин, возникших в сознании читателя при чтении литературного произведения . Словесная картина иначе называется словесной иллюстрацией .
Этот прием направлен прежде всего на развитие способности к конкретизации словесных образов (воображения). Кроме того, развивается речь ребенка и его логическое мышление. При словесном рисовании читатель должен, опираясь на словесные образы, созданные писателем, детализировать свое собственное видение в зрительной картине , которую он и воспроизводит, описывает устно или письменно.
При этом появляются две опасности : можно сбиться на прямой пересказ авторского текста, а при слишком активном непроизвольном воображении «забыть» об авторской картине и начать описывать свою собственную.
Это прием требует выполнения ряда операций: прочитать, представить, конкретизировать, подобрать точные слова и выражения для описания, логически выстроить свое высказывание. Кроме того, прием предполагает описание в статичной картине сложных отношений героев.
Этот прием направляет внимание детей на текст : они перечитывают отдельные его фрагменты, так как только смысловые и изобразительные стилистические детали помогут им прояснить словесные образы, уточнить их, представить то, что описывает автор, в подробностях. Ученик постепенно «входит» в мир произведения и начинает видеть его глазами автора или одного из персонажей (в зависимости от того, с чьей точки зрения воссоздается картина), т.е. присоединяется к действию, а значит, он сможет дополнить авторскую картину своими собственными деталями . Тогда результатом работы, в основе которой - анализ текста, станет не пересказ и не оторванное от авторского замысла описание, а творческая картина, адекватная авторскому замыслу, но более подробная и обязательно эмоционально-оценочная.
Обучение приему протекает в несколько этапов .
1. Рассматривание графических иллюстраций . Сначала учитель организует наблюдение за тем, как иллюстратор передает авторский замысел, что помогает художнику создать настроение, выразить свое отношение к героям. В процессе этой работы дети знакомятся с понятием «композиция картины», со значением цветов, колорита, линии. Эта работа может проводиться и на уроках изобразительного искусства, и на уроках внеклассного чтения.
2. Выбор из нескольких вариантов иллюстраций наиболее подходящей к рассматриваемому эпизоду произведения с мотивацией своего решения.
3. Коллективное иллюстрирование с помощью готовых фигурок заключается в расстановке персонажей (композиция картины), выбор их поз, выражений лиц.
4. Самостоятельное иллюстрирование понравившегося эпизода и устное описание того, что сам нарисовал. Этот прием можно усложнить, предложив детям описать иллюстрации, выполненные их одноклассниками.
5. Анализ иллюстраций, выполненных с явным отклонением от текста произведения . Детям предлагаются иллюстрации, в которых нарушена расстановка персонажей или других образов произведения, отсутствуют некоторые авторские детали или они заменены другими, нарушен колорит, искажены позы и выражения лиц персонажей и т. п. После рассматривания дети сравнивают свое восприятие текста с восприятием иллюстрации.
6. Коллективное устное рисование иллюстраций - жанровых сценок. На этом этапе дети выбирают цветовую гамму иллюстрации.
7. Самостоятельное графическое рисование пейзажа и его устное описание или описание пейзажа, выполненного художником.
8. Словесное устное рисование пейзажа по деталям текста.
9. Коллективное устное подробное описание героя в конкретном эпизоде (каким видишь героя: что происходит или произошло, настроение героя, его чувства, поза, волосы, выражение лица (глаза, губы), одежда, если это важно, и т.п.) Учитель вопросами помогает детям создать описание.
10. Коллективное и самостоятельное словесное устное рисование героя сначала в одной определенной ситуации, а позднее - в разных.
11. Самостоятельное словесное устное иллюстрирование и сопоставление созданной устной иллюстрации с графическими .
Естественно, что овладеть приемом словесного рисования можно лишь после того, как освоены элементарные умения анализировать иллюстрации к произведению. Однако в качестве пропедевтики уже на самых первых порах изучения литературных произведений целесообразно предлагать детям такие вопросы, как: «Каким ты представляешь себе героя ?», «Какой ты видишь обстановку действия?», «Что ты видишь, когда читаешь этот текст? » И т.п.
Примеры организации устного словесного рисования на уроках:
Фрагмент урока в I классе по сказке «Каша из топора »
Этап перечитывания текста и его анализа
- Прочитаем сказку до конца и понаблюдаем за тем, как действовал солдат. Составим план его действий.
Дети перечитывают сказку по частям, нумеруя карандашом события. Затем обсуждаются результаты работы, открываются заранее записанные на доске действия солдата : приметил топор; предложил сварить кашу из топора; попросил принести котел; топор вымыл, опустил в котел, налил воды и поставил на огонь; помешивал и попробовал; посетовал, что нет соли; посолил, попробовал, посетовал, что хорошо бы крупы добавить; добавил крупы, помешивал, попробовал, похвалил и посетовал, что хорошо бы масла добавить; добавил масла; стал кашу есть. Объединяем мелкие действия в более крупные: задумал обмануть старуху; готовит топор к варке и начинает его варить; помешивая и пробуя, одно за другим просит соли, крупы и масла; ест кашу .
Теперь понаблюдаем за тем, как вела себя старуха в каждый выделенный нами момент.
- Менялось ли ее настроение и поведение? С чем связаны эти изменения?
Предлагаем детям представить, какие иллюстрации можно сделать к этой сказке и описать солдата и старуху в каждый момент действия (устное словесное рисование).
Помогаем вопросами:
- На каком фоне происходит действие ? (Изба, обстановка в избе, печь, утварь и т.п.)
- Где стоит солдат, как он стоит, куда смотрит (на старуху, в котел, в сторону и т.п.), что делает в этот момент? Какое у него настроение? О чем он думает? Какое у него при этом выражение лица?
Предлагаем описать старуху из сказки «Каша из топора» в разные моменты действия. Помогаем аналогичными наводящими вопросами.
Затем обсуждаем иллюстрацию в хрестоматии (рис. 13 В.О.Аникин. «Каша из топора»).
- Можно ли определить, какой момент сказки изобразил художник В.О.Аникин? Что помогает (или, наоборот, мешает) это сделать?
Том Шрайтер - Секретный язык привлечения
Тома Светлана, Шестаков А. Шрайтер Том Том Шрайтер одна из наиболее знаменитых легенд сетевого маркетинга наших дней. За 30 лет существования отрасли вряд ли кто-либо видел больше, достиг большего и помог большому числу профессионалов сетевого маркетинга до Том Шрайтер - Секретный язык привлеченияГарри Пол, Росс Рек - Драйв. "Завести" сотрудников и достичь выдающихся результатов
Студия AV-Records 96kb/s Хотите добиваться фантастических результатов на работе и за ее пределами? Следуя совету "доктора Аллена", притворитесь тем, кто умеет расположить людей к себе. Это несложная наука: проявите внимание к окружающим, побольше улыбайт Гарри Пол, Росс Рек - Драйв. "Завести" сотрудников и достичь выдающихся результатовНик Шестаков - Анатомия лидерства
Шестаков А. 192kb/s Тренинг состоит из 2 частей - 3 трека на первой и 4 на второй.Некоторым людям очень сложно говорить о себе как-бы со стороны. Когда Ник Шестаков читает такие строки, то у него всегда возникает ощущение того, что ему пытаются "вдут Ник Шестаков - Анатомия лидерстваБодо Шефер - Искусство управлять своим временем
неизвестен 192kb/s Аудиокурс является ярким примером свежего взгляда на основы управления вашим временем. Огромный опыт обучения людей и реальный финасовый успех Бодо Шефера поставил аудиокурс на одну ступень выше классических знаний о тайм-менеджмНемного странное название урока, правда? Обычно картины рисуют красками или карандашами. Ну, в крайнем случае, можно создать словесную картину: описать словами красоту природы или события, проще говоря, красочно рассказать об этом. Всё правильно. Но сегодня ты узнаешь о том, что изображать можно и при помощи звуков.
Кстати, один пример музыкальной картинки мы уже рассмотрели: на 2 уроке мы с тобой слушали в исполнении маленького пианиста Георгия Дороднова пьесу Д. Кабалевского «Клоуны». Композитор при помощи звуков создал образ смешных клоунов, которые выступают в цирке и веселят детей, при этом они могут и петь, и танцевать, и кувыркаться…
А на 3 уроке мы слушали пьесу Шера «Бабочка» в исполнении маленького скрипача. Образ лёгкой бабочки создают звуки скрипки, когда смычок лишь слегка дотрагивается до струн.
Конечно, музыкальную картину понять сложнее, чем, например, нарисованную. На обычной картине всё сразу видно. А чтобы понять музыкальную картину, нужно многое уметь: уметь внимательно слушать музыку, иметь хоть чуточку воображения и фантазии, понимать темп музыки (быстрый или медленный), обращать внимание на название произведения… Давай попробуем понять музыкальный образ?
Снова слушаем пьесы из «Детского альбома » П.И. Чайковского. Обращают на себя внимание названия пьес: «Баба Яга», «Новая кукла», «Болезнь куклы», «Марш деревянных солдатиков» и др. Как же композитор смог нарисовать средствами музыки такие картинки?
А вот давай послушаем.
«Болезнь куклы» из «Детского альбома» Чайковского. Как ты думаешь: если речь идёт о болезни, то какой должна быть музыка – весёлой или грустной?
Кукла заболела
Кукла Маша заболела.
Врач сказал, что плохо дело.
Маше больно, Маше тяжко.
Не поможешь ей, бедняжке.
Нас покинет Маша вскоре.
Вот уж горе, так уж горе, горе,
горе, горе, горе, го…
Ты уже знаешь, что звуки могут быть высокими и низкими . Высокие звуки в пьесе передают как бы стоны больной куклы, её вскрики. Потом музыка постепенно становится тише и тише – больная кукла засыпает. И хотя Чайковский писал пьесы этого альбома для маленьких исполнителей на пианино, существуют и обработки для оркестра. И вот именно звуки скрипки передают стоны и вскрики больной куклы более естественно. Смотрим и слушаем.
Закарпатская свадебная песня «Ой, Василю, Василёчку» поможет тебе отдохнуть от серьёзного урока: двигайся в такт музыке, придумай какие-то свои движения, соблюдая ритм музыки.
А теперь продолжим разговор о музыкальных картинах.
Пётр Ильич Чайковский в «Детском альбоме» не только показал средствами звуков картины обычной жизни ребёнка того времени, но и отправился с детьми в путешествие. Обрати внимание на то, что многие пьесы носят названия различных стран: «Итальянская песенка», «Старинная французская песенка», «Немецкая песенка», «Неаполитанская песенка». Он хотел, чтобы дети учились понимать культуру не только своей страны, но и других народов. Кроме того, в альбоме есть народные танцы: «Мазурка» – это польский танец; «Камаринская» – русская народная плясовая; «Полька» – чешский народный танец.
Видишь, как много можно рассказать средствами музыки!
Давай послушаем «Неаполитанскую песенку» из «Детского альбома» Чайковского. Композитор был в Италии, полюбил итальянскую музыку и кое-что из этой музыки использовал в своих произведениях. Например, неаполитанский танец он включил и в свой балет «Лебединое озеро».
Послушай, как исполняет его маленькая пианистка.
Ответь на вопросы:
На каком инструменте играет девочка?
В каком другом исполнении мы слушали эту пьесу?
Какое исполнение тебе понравилось больше?
А вот ещё одна музыкальная картинка: пьеса немецкого композитора Роберта Шумана «Смелый наездник». Давай прослушаем её, а потом поговорим о том, какими звуками нарисовал композитор смелого наездника.
Звуки этой пьесы отрывистые, довольно быстрые – они как бы иллюстрируют (то есть повторяют, показывают) лёгкий бег лошади. Мальчик игрой акцентирует (выделяет) отдельные звуки, подчёркивая ритм. А ты можешь повторить этот ритм карандашиком, как мы уже делали. Скорее всего, лошадка маленькая, а на ней – маленький смелый наездник, ведь Шуман также писал эту пьесу для детей и для детского исполнения. Можешь даже нарисовать смелого наездника, каким он тебе представился во время прослушивания музыки.
Смелый наездник
Вопросы для повторения
1) Вспомни названия всех пьес, прослушанных сегодня, и их авторов (композиторов).
2) Теперь понятно, что при помощи звуков можно изобразить все чувства человека: грусть, радость, весёлое настроение и даже нарисовать музыкальный образ?
3) Какими бывают звуки? Дополни известные тебе характеристики звуков теми, которые мы узнали сегодня.