Дом, где согреваются сердца. Под парусом - к мечте! Четыре домика в деревне

Фев 9, 2013

Если без малого восемь лет назад надо было найти имя открывающемуся театру, вы, несомненно, назвали бы его так, как многие и сейчас его называют, – именем своего Учителя Сергея Женовача. Но он назвал его вашим именем – “Студией театрального искусства”. Похоже, Сергей Васильевич имел в виду, что студия – не только актерское, но и человеческое братство, вроде такого родства, которое монахам велит называться братьями. Не будем впадать в елейность – театр не может и не должен быть монастырем, но братством он, к счастью, порой бывает: “Мальчики”, чей главный герой брат Алеша, – начало вашей родословной и ваша охранная грамота. “Соборность” же ваша в том, что вы “женовачи”: в обиходном языке – своя правда, неоспоримей любых концепций и теорий. Сколько всего “Студии театрального искусства” перепало от Женовача – не перечесть; чтобы быть праздничным, а не пафосным, скажу лишь про одно – про запахи. Не удивляйтесь: у Женовача это и впрямь фирменное, как у иных родимое пятно. Иначе его не потянуло бы на заре режиссерской юности поставить в ГИТИСе “Шум и ярость” – сочинение Фолкнера, которое и читать-то, а, тем более, слушать, кажется невозможно. И что там слушать, если главный герой первой части романа, Бенджи, сыгранный незабвенным Юрием Степановым, только и делает что стонет и мычит. Но этот деревенский увалень – дурачок, “младенец тридцать три годочка”, исключительно восприимчив к запахам. Самые дорогие обрывки его убогого и чуткого сознания – мысли о том, что любимая сестренка Кэдди пахнет то листьями, то дождем. И у вас в начале второго отделения “Записных книжек” хлынет, барабаня по беседке, ливень, раздастся запах дождя, и спектакль, с переменным успехом набиравший высоту, взлетит к чеховским вершинам. Мало того, в фойе вашего театра, вашего Дома, которому 1 марта исполнилось пять лет, еще до того как мы попадем в зал, пахнет то огурцами, то водочкой, то вареной картошкой, которой угощают публику – настоящие запахи становятся верным камертоном того настоящего, что будет твориться на подмостках.

Это домашние запахи; расхожее выражение “театр-дом” обретает внятный чувственный смысл. Потому так ко двору пришелся у вас Диккенс – поэт домашнего уюта. Принимать по-домашнему опасно: в публичной обстановке легче врать и притворяться, на дружеском застолье каждый, как на ладони. Вы с честью проходите испытание: даже те, кто впервые оказались в театре на улице Станиславского, чувствуют, что попали к своим.

Когда будущему создателю МХТ было, как и вашему дому, пять лет, он, не терпя подделки, зажег занавеску с изображением огня в камине. Так начался в театре мировой пожар, 150-летие мы только что отмечали. Но огонь К.С. порой тухнет и чадит, у вас же он загорается в глазах и сердцах, и к вам можно идти, чтобы согреться душой.

Они поженились в еще очень молодом возрасте (Сергею - двадцать, Ларисе - восемнадцать), и судьба сразу же устроила им проверку. На кону оказались ее и его мечты: она еще в школе готовилась стать профессиональной певицей, а он - моряком, уже и документы на поступление в училища были поданы.

Но после загса Сергей твердо заявил, что хочет, чтобы Лариса выбрала себе другую профессию, да и сам отказался от юношеского увлечения. И оба согласились, что свою семью ставить под удар не будут.

Наверное, правы те, кто утверждает, что браки свершаются на небесах. Но надо добавить: чтобы брак не распался, супруги должны беречь его на грешной земле. Сергею и Ларисе это оказалось по силам. Да, конечно, и у них бывали раздоры, но семья оставалась главной ценностью. Так их воспитали, и они свою «ячейку общества» строили на добротном фундаменте традиций.

Молодые супруги Бурханские - люди общительные, добросердечные, и в браке остались центром притяжения для друзей и родственников. Даже когда они стали молодыми родителями, а затем и молодыми бабушкой и дедушкой.

Кстати: часто можно слышать слезные рассказы о том, как не могут поладить теща с зятем, свекровь с невесткой… А Сергей и Лариса почти десять лет уютно уживались под одной крышей с престарелыми родителями и семьями сыновей с их женами и детьми. Они не тяготились многоголосьем и суетой, а радовались. А вот когда семьи сыновей Евгения и Артема все-таки решили от них «отпочковаться» и свить свои гнезда, ощущение полноты и смысла жизни вдруг исчезло. И тишина в большом доме стала тягостна обоим.

Вот чудаки, - скажет кто-то, - освободились от забот о детях - и радовались бы, пожили бы для себя в удовольствие!

Да, конечно, можно и так. Но только не для Бурханских такое счастье. И если кто-то завидовал, что в их двухэтажном просторном доме царят порядок, тишина и покой, то сами Сергей и Лариса завидовали своим друзьям, в семье которых подрастали аж девять приемных детей. Вот тут и Бурханские задумались: они еще молоды, жить без детей скучно, а сколько еще малышей в интернатах без родительской заботы?! Так не помочь ли им?

Лариса и Сергей решили, что возьмут на воспитание мальчика. Она случайно увидела мальчугана издали в интернате на соревнованиях, но потом долго не могла разыскать. А когда все-таки Илья Комягин нашелся и Бурханские уже готовились оформлять документы, вдруг к ним подошла девочка Ира, и оказалось, что она - сестра Илюши. Конечно, приняли под свое крыло обоих. А потом к ним присоединились Саша и Юра Рыковы, Лена Филатова, Таня Панькова, Вика Рыбкина и еще четверо её сестер и братьев.


С тех пор прошло уже много лет, но Сергей и Лариса не жалеют, что в свой дом и в свое сердце приняли и этих ребят. Дети с готовностью называют их мамой и папой, растут, проявляя свои способности и характер - каждый по-своему. У них есть мечты и реальные планы, готовность жить в социуме, умения, необходимые для самостоятельной жизни. Лена Филатова и Саша Рыкова уже студентки, подали документы на поступление в суз Вика Рыбкина и Ирина Комягина, за ними тянутся и другие.

Бурханские всегда в поле зрения службы опеки, Сергею и Ларисе могут в любое время позвонить и предложить взять в семью одного, двух, трех, а то и более детишек. Они разного возраста и из разных интернатов. Единственное, что этих ребят раньше объединяло, - они оказались в детских приютах после того, как их изъяли из неблагополучных семей. Зато теперь их объединяют тепло и надежная крыша действительно родительского дома Бурханских.

Надежда САРСАКОВА


красная площадь # 03-2017

На столе директора, на самом видном месте, картонным домиком - открытка-раскладушка с надписью: «Верь в мечту. У нее есть приятная особенность - сбываться». Не знаю, чего в этом утверждении больше - оптимизма или грустного юмора. Наверное, этот лозунг подстегивает директора по утрам, когда он приходит на работу, и отдает все силы на то, чтобы прийти сюда завтра с новым запасом тепла и доброты.

Здесь все живут мечтой. И надеждой на то, что она сбудется. Без мечты здесь нельзя даже не столько в ее романтичном свечении, приятно манящем, но все-таки отстраненном от реальности, сколько в чисто прикладном, прагматичном, бытовом смысле. Здесь мечта как лекарство от безысходности. Как обязательная инъекция надежды.

Из 131 воспитанника Центра содействия семейному воспитанию «Солнечный круг» 70 - инвалиды. Все растут без родителей. Виктора Яковлевича они называют папой. При встрече малыши бросаются обниматься. Взрослые (или те, кто считает себя таковым) приветствуют папу так, как это принято сейчас в их подростковой среде - поднимают открытую ладонь на уровень плеча и - хлоп! Ладонь в ладонь. (Пушнин продемонстрировал, как это делается).

Это ведь дети «придумали» называть родителей мама и папа, а не папы и мамы научили детей так себя величать. Первое, что произносит малыш, слог «ма». Потом, через паузу, его повторяет. «Ма-ма». Глухое «п» дается сложнее, но в итоге и этот слог (после настойчивых уроков отца) поддается: «па-па».

Счастлив тот, кому родители принадлежат от рождения, и он не представляет, что может быть иначе.

Преданный матерью ребенок, как только рвется пуповина, становится сиротой и в лучшем случае обречен на казенную любовь государства, а в худшем (и так бывает очень часто) - на нелюбовь, равнодушие, а то и презрение окружающих.

Но когда сирота начинает понимать, что он оставлен, отбракован, выброшен на обочину жизни за ненадобностью, через боль и обиду ищет берег, к которому можно пристать, островок, за который можно зацепиться исплакавшимся, воспаленным обидой сердцем.

Воспитательниц (если уж совсем «по науке», то - социальных педагогов) детдомовцы называют мамой. В «Солнечном круге» одна «мама» на восьмерых. Помощницу социального педагога (в просторечии «няня») воспитанники называют тетей. А папа у всех один - директор детдома (назовем так по старинке Центр содействия семейному воспитанию) Виктор Яковлевич Пушнин.

И в этом нет игры. Ребенок врастает в эту роль, которую и ролью-то теперь называть нелепо. Она становится его сутью. Детей 131, а «папа» один. И для каждого из них он - единственный. Единственный в том смысле, что каждый видит в «папе» что-то свое, очень личное, глубоко запрятанное, выстраданное.

У Пушнина своя, уже давно взрослая дочь Маша, но вряд ли Виктор Яковлевич уделял ей внимания больше, чем чужим детям - он же всю жизнь на работе.

Во время нашего разговора Маша позвонила отцу с какой-то (как всегда бывает у женщин, неотложной) просьбой. «Папа…», - услышал я из ладони Пушнина взволнованный голос.

Пока директор наставлял дочь по мобильному, я подумал: и взрослая дочь, и детдомовцы называют Виктора Яковлевича «папой» с одинаковым моральным правом на это, потому что «химический состав» этого понятия (отец, папа) тоже одинаков - желание быть защищенным. И непоколебимая уверенность в защитнике.

Пушнин в педагогике без малого полвека, что само по себе уже достойно уважения, если не восхищения.
Редкий мальчишка мечтает стать учителем. Не мечтал и Виктор, но и не исключал работу с детьми. Перед глазами был пример матери - сначала учителя начальных классов, а потом директора школы-интерната в тихом украинском поселке. Но, то был интернат для нормальных советских детей, и от матери не требовалось титанических педагогических усилий. Дети как дети. Не лучше и не хуже других.

Они приезжали в школу-интернат из ближних и дальних хуторов, чтобы через неделю, отучившись, снова вернуться в ухоженные сытые хаты, где их ждали соскучившиеся по чадам мамы и папы, украинские борщи с копченым сальцем, вареники, рыбалка на дальнем пруду, по дороге на который папка даст порулить новеньким мотоциклом с коляской. Вечерняя уха. Мамин поцелуй на ночь с обязательным влюбленным вздохом: «Вырос-то как, сынку…»

То были желанные и любимые родителями дети, и особых хлопот с ними не было.

…В свое время Виктор Яковлевич занимался спортом. Закончил в Киеве институт физкультуры. Играл в волейбольной команде мастеров и сам кандидат в мастера, но карьеру профессионального спортсмена прервала травма. Отслужил в армии в Архангельских болотах. Перебрался в Москву. Женился. Работал в институте нефтехимической и газовой промышленности имени И.М.Губкина. То есть, педагогикой в его жизни пока и не пахло. Но недалеко от дома открылась новая школа…

Нет ничего более постоянного, чем временное. Он заглянул в школу поработать с годик-другой учителем физкультуры, пока жена-студентка не закончит институт. А застрял на шесть лет. Потом была еще одна школа и три года работы в группе советских войск в Германии.

Пушнин мог вернуться в прежнюю школу, где его все устраивало - и зарплата, и нагрузки, и уважение коллег, и обожание учеников.

Но он бросил новый вызов судьбе, согласившись преподавать в детском доме для социальных сирот. Кто-то из великих обмолвился, что для того, чтобы познать себя, требуется только две вещи: честность и время. И то, и другое у Виктора Ивановича Пушнина было в достатке - честность перед собой в выборе профессии, и время на реализацию себя в ней.

«Райское место» на 16-й парковой, окруженное мачтами сосен, пронзающими бирюзовую бездну неба, казалось, сулило 42-летнему, уже «тертому» мужику безграничные возможности для педагогической практики. Виктор Яковлевич грезил детскими трудовыми лагерями, спортивными олимпиадами школьников, соревнованиями, турнирами сборных детских домов и школ района и города по волейболу, футболу, легкой и тяжелой атлетике, восточным единоборствам… В нем не умер еще талантливый тренер, что в сочетании с приобретенным педагогическим опытом учителя физкультуры и парторга могло дать прекрасный результат. Кто-то горит на работе, а кто-то загорает. Пушнин сгорал!

Как это нередко бывает, большое дело, как и огромную любовь, подтачивают маленькие разногласия. А тут, в лихие 90-е, не разногласия - война. Перечитайте или вспомните повесть Григория Белых и Алексея Пантелеева «Республика ШКИД» - ситуация в детдоме на 16-й Парковой, в которую пришли Пушнин и новая команда педагогов, была едва ли не круче.

Прежний педагогический состав во главе с директором полностью уволили. По строгому конкурсу набрали свежий коллектив. В детдоме было 360 воспитанников. Они встретили новых педагогов, как врагов. Переворачивали автомобили. Выбрасывали из окон посуду, учебники, стулья. Набрасывались на учителей с кулаками, а кого-то даже побили. Общались только матом. У проходной дежурила милиция с собаками…

Это была неуправляемая полукриминальная детская республика со своим «президентом» и «правительством» - ребятами старших классов, так называемой в их среде «отрицаловкой», не признающей законов нормального общежития.

Пушнин и его команда педагогов пришли на руины детской надежды. Надо было начинать даже не с нуля, а с глубокого минуса. Надо было разбирать баррикады, по разные стороны которых оказались дети и педагоги.
- Самое сложное - вернуть доверие детей, - рассказывал Виктор Яковлевич. - Они чувствуют малейшую ложь. Высшая нравственность - это умение честно мыслить. Ставить перед собой точные задачи и выполнять их. Дети не способны понять, что мы смотрим на них цельно, заглядывая в их будущее, а не оцениваем только качество момента, их конкретную шалость или высокий поступок.

Балом правила некая группировка, назвать которую преступной не поворачивается язык, но и синонима, более точно отражающего «приключения» подростков образца девяностых, в словаре юристов нет. Визиты участковых и серьезных милицейских чинов в кабинет директора детдома были в те времена регулярными.

Как-то приходит следователь. - С грустной улыбкой вспоминает Виктор Яковлевич. - «Покажите спальное место Н.Н.». Идем в жилой корпус. Показываю комнату и кровать пацана. Следак разбросал постель. Распотрошил матрас, а из него, как горох из мешка, посыпались кольца, цепочки, браслеты, бусы, перстни, сережки… И дорогие, и так себе.

Днем паренек и К грабили квартиры и прохожих, а ужинать и спать возвращались в детдом. Ловко устроились.

Стало понятно, что такой «армией» в 360 человек (кровати в спальнях стояли в два яруса!) в одних тесных стенах управлять нереально. Контингент детдомовцев сократили на треть, разбросав по другим специальным детским учреждениям. Детский дом завис в состоянии полураспада, но дышать стало легче.

Сначала надо было добиться того, чтобы слово учителя (воспитателя) обрело в детском доме намоленные веками и поколениями вес и солидность. Чтобы «истиной в последней инстанции» стал совет педагога, а не блатной окрик сверстника. Как быть? Силы явно не равны. «Друг» всегда рядом, почти 24 часа в сутки, а воспитатель - только рабочий день. Учитель предметник и того меньше.

Там, где есть две морали, понятия «хорошо» и «плохо» становятся переменными величинами. Пушнин стал действовать личным примером.
Приглашает «теневых лидеров» из старших классов к перекладине. Покажи, на что способен? Балбес карабкается на турник. Разок переползет через перекладину и повиснет, как сопля. А Виктор Яковлевич - мужик за 40 лет - крутит «солнышко», держит угол и подтягивается для начала раз 20.

Убедительно? Не очень? Тогда давайте в волейбол. Вас шестеро, а я один. Через полчаса учитель разделывает пацанов под орех. Как так, переругиваются те друг на друга, он один, но успевает в любой угол площадки, а они, «блатари», кто держит в страхе всех детдомовских пацанов, позорно проигрывают «деду», на глазах роняя свой и без того сомнительный авторитет.

Продолжим, или на сегодня хватит? Ах, хотите реванш, но в футбол! Поехали! Малыш, иди ко мне на ворота, а вы так вшестером и играйте. Через 20 минут 7:1 в пользу Пушнина. Наелись? То-то же! Завтра побежим кросс в лесу. Готовьтесь…

На «десерт» Пушнин средним пальцем поднимает над головой двухпудовую гирю.

«Крутой мужик!», - слышит за спиной. «Уважуха!».

Вот так, шажок за шажочком, нарабатывался педагогический авторитет. В детский дом вместе с теплом, уютом и доверием возвращался здравый смысл. Возвращалась надежда. Детский дом становился домом для детей.

Кто остался из первой команды педагогов? - Спрашиваю Пушнина. - Кто не испугался трудностей.

Виктор Яковлевич загибает пальцы:

Мой заместитель Раиса Ивановна Макарова. Руководитель структурного подразделения Александр Николаевич Мирошкин… Вместе с нуля начинали. Вынесли самые тяжелые времена. Учитель рисования Людмила Михайловна Роншакова. Она пришла из общеобразовательной школы. Изобразительное искусство, скорее хобби Людмилы Михайловны, но как педагог она - талантище. Стольких ребят открыла! Наши работы все выставки обошли - от районных до международных. Отовсюду просят - только дайте.

Библиотекарь Надежда Петровна Молодцова работала воспитателем. По сей день, к ней приходят выпускники. Она им как мать. Приходят за советом и просто пообщаться, согреться душой. Талантливых педагогов у нас много. Без этих людей дом не сформировался бы. «Республика ШКИП» - школа имени Пушнина.

Через пять лет детский дом на 16-й Парковой стал образцово-показательным. Его ставили в пример. И то, правда. Заброшенные подвалы корпусов (бывшие мастерские) превратились в лыжную и велосипедную базы. У каждого (!) воспитанника был свой велосипед. Теперь незачем было угонять их у городских мальчишек. У каждого - своя пара лыж. Иные пижоны выходили на тренировки и соревнования в майках с надписью «СССР» на груди - подарок разных сборных. Не у каждого домашнего ребенка есть то, что есть у детдомовца.

Одно время у наших ребят даже спортивные мотоциклы были, - уточняет Виктор Яковлевич. - Нам неплохо помогали…

Сейчас у Центра содействия семейному воспитанию «Солнечный круг» принципиально новые задачи, что видно из его названия. Детский дом, школа-интернат… - это в прошлом. Поменялось не только название - поменялась суть работы учреждения.
- Год назад мы потеряли статус государственно-образовательного учреждения. - Рассказывает Виктор Яковлевич. - Два года назад у нас забрали школу. Теперь наши дети учатся в обычных общеобразовательных и специальных школах. Новый закон об образовании не рекомендует учиться в детдоме. Дети живут у нас, а учатся в школах района. Мы их развозим, а потом так же забираем.

В «Солнечном круге» дети совместно проживают - это единственная функция интерната. Мы принимаем детей не на 10-15 лет, как было раньше, а на временное содержание.

Наша задача найти семью для ребенка, подготовить эту семью, выбрать и подготовить ребенка, который хочет именно в эту семью… И соединить их.

Это, если хотите, социальный госзаказ - как можно больше детей передать на семейные формы воспитания.

Для этого в Центре содействия семейному воспитанию «Солнечный круг» открыли школу приемных родителей. Набирается группа из 15 человек. Будущих пап и мам обучают основам психологии, тонкостям общения с детьми, навыкам, как избежать конфликтов. Проводят тесты и ролевые игры…

Мы проводим с кандидатами в родители собеседование, но каждому, конечно, в душу не заглянешь. Но у нас есть два месяца (ровно столько проходит обучение), чтобы понаблюдать за будущими папами-мамами.

Это новая забота директора. Точнее, одна из забот, подброшенная реформами образования и воспитания.

Решение взять ребенка на воспитание в семью поощряется государством. В зависимости от возраста ребенка и его здоровья приемным родителям выплачивается от 19 000 до 27 500 тысяч рублей ежемесячно - на содержание ребенка, и столько же - за его воспитание. В сумме - от 38 000 до 55 000 рублей в месяц. Согласитесь, неплохо.

Для многих супругов это манящий стимул. - говорит Пушнин. - Хотя, как-то не по-людски оценивать любовь к детям конкретной суммой. Но прагматизм побеждает. Век такой. Не будем думать о людях плохо. Очень многие родители искренне хотят взять ребенка в свою семью. Без всяких шкурных интересов. Причем немало тех, у кого уже есть свои родные дети.

А сами сироты хотят обрести семью, стать приемными? - спрашиваю Пушнина.

Подавляющее большинство хотят расти не в казенном доме. По нашим опросам это процентов 80. Из 20-ти процентов оставшихся половина колеблется, а другая - категорически не хочет менять образ жизни. Мол, выросли в детском доме, и дальше пойдем по жизни самостоятельно.

А кто-то еще сохраняет надежду вернуться в отчий дом. Вдруг папка с мамкой, лишенные когда-то родительских прав или угодившие за решетку, возьмутся за ум.

А я вспомнил лозунг на столе директора: «Верь в мечту. У нее есть приятная особенность - сбываться».

Когда больше некуда идти

Здесь тепло и спокойно. Пахнет домашним борщом, в комнатах уютно, и тебя ждут друзья. Но самое главное - чувство защищенности, которое рождается в этих стенах от улыбок и настоящей сердечной заботы. Сюда может прийти любой ребенок Большеглушицкого или Большечерниговского района, в жизнь которого постучалась беда: серьезные проблемы со здоровьем, неблагополучие в семье. Здесь, в Большеглушицком реабилитационном центре для детей и подростков с ограниченными возможностями, он будет не только накормлен, одет, обут, но и обогрет душевно. И тогда он обретет силы, чтобы справиться с бедой.

Реабилитационный центр был создан в 2001 году по программе профилактики детской инвалидности. Руководить им назначили 22-летнего Николая Назарова - только что с институтской скамьи. Поразительно, как этому молодому, тогда неопытному человеку удалось практически с нуля создать это удивительное по своей исцеляющей силе место. Десять лет назад центр занимал второй этаж здания детского сада, он был рассчитан на 20 койкомест: 8 - для детей с ограниченными возможностями и 12 - для тех, кто попал в трудную жизненную ситуацию. С 2008 года центр стал государственным учреждением, получил в пользование все здание, а значит, смог расшириться. Теперь здесь одновременно могут находиться 30 детей и подростков: 15 мест рассчитано на ребят с тяжелыми заболеваниями и 15 - для социально неблагополучных. Впрочем, если надо приютить больше - выкрутятся, но в помощи не откажут.

Неблагополучие может быть разным: пьющие родители - это одно, но беда может постучаться в дом внезапно: потеря работы и невозможность содержать ребенка, неожиданная инвалидность отца или матери, смерть родственников. В районах есть целая система профилактики социального неблагополучия, которую ведут службы опеки и попечительства, куда входят управления по вопросам семьи и демографии при администрации районов, центры «Семья». Наш центр - та последняя инстанция, когда ребенку идти больше некуда, - рассказывает Николай Назаров.

«Мы можем приспособиться к нуждам любого ребенка»

Реабилитационный центр Большеглушицкого района - комплексное учреждение, в котором созданы все условия для адаптации детей с трудной судьбой. Здесь проводятся социально-педагогическая, психологическая, медицинская, образовательная виды реабилитации детей и подростков от 3 до 18 лет. Центр постоянно развивается: новые методики, оборудование, работа в тесном контакте с ведущими профильными учреждениями образования, здравоохранения и социального развития, общественными организациями и церковью.


Наша жизнь сегодня подобна эскалатору, который движется сверху вниз, и для того чтобы стоять на месте, надо очень быстро бежать. А нам, социальным учреждениям, надо бежать еще быстрее. Мы - реабилитационный центр XXI века и должны охватить все стороны жизни, - считает Николай Назаров. - Не только обеспечить физические нужды, утрясти образовательный процесс, но и раскрыть душу ребенка: привить эстетическое и гармоничное восприятие мира, помочь с выбором профессии, научить быть настоящим человеком, достойным членом общества.

Такая позиция Назарова не осталась незамеченной: сегодня он является председателем совета директоров учреждений службы семьи всей Самарской области.

Меня волнует, например, что для детей-колясочников нет доступной среды. В Большеглушицком и Большечерниговском районах таких детей 15. Мы хотим сделать у себя группу на 4 койкоместа для их реабилитации. А для ребят, которые из-за отсутствия безбарьерной среды не могут посещать школу, мы разработали специальную программу, она одобрена и включена в план мероприятий федеральной программы «Дети-инвалиды России ». Я считаю очень важным приспосабливать центр к нуждам любого ребенка, - говорит Николай Назаров.


Ребенок, который только что пришел сюда, - испуганный, потерянный. И как он преображается, побыв здесь хотя бы месяц: у него появляются уверенность и спокойствие в глазах. Каждый год здесь обретают новые силы не менее 60 детей и подростков, которые могут находиться в центре от 3 до 6 месяцев, а при необходимости и дольше. В это время сотрудники не только занимаются ребенком, но и стараются стабилизировать ситуацию в семье.

А еще здесь проводятся дни выпускников. Педагоги любят эти встречи: любо-дорого посмотреть на воспитанников, жизнь которых повернулась другой, светлой стороной, и все у них теперь хорошо.

Хорошо - это самое главное!

Дом, где согреваются сердца

Если в пьесе Бернарда Шоу был «дом, где разбиваются сердца», то в этом доме они, напротив, согреваются: настолько здесь тепло, свет­ло и уютно, что хочется жить и радоваться жизни.

Иерей Андрей ПИНЧУК. Родился в 1977 году в Киеве. Закончил Санкт-Петербургскую духовную семина­рию, а затем духовную академию. Кроме того, выучился на историка в Днепропетровском госуниверси­тете. Настоятель храма святого Ар­хистратига Михаила села Волосское (Днепропетровский район). Руководитель отдела по делам се­мьи Днепропетровского епархиаль­ного управления. Председатель правления Днепропетровской об­ластной благотворительной орга­низации «Сияние радуги». Папа-воспитатель детского дома семей­ного типа. Воспитывает 12 детей.


По инициативе благочинного Павлоградского церковного округа
протоиерея Валентина Цешковского группа павлоградцев побывала в
селе Волосском, что под Днепропетровском. Здесь, в семье священни­ка Андрея Пинчука и его супруги матушки Ольги воспитывается трое кровных и девять приемных детей. Двенадцать ребятишек разного воз­раста - от 2 до 18 лет – официально детский дом семейного типа, а фак­тически большая и дружная семья, в которой царит атмосфера любви, понимания и взаимопомощи. Эту атмосферу чувствует каждый, кто попадает в этот дом.

Нас встретили на обширном подворье, где разместились просторный дом, ухоженный сад, огород, теплица, многочисленные хозяйственные постройки. Кое-что еще недостроено - планируются бассейн и даже оранжерея.

В решении открыть семейный детский дом отец Андрей не видит ничего героического. «Когда-то давным-давно, - рассказывает он, - мой прадед был беспризорным, и добрые люди буквально «подобрали» его на улице, затем дали свою фамилию, воспитали. Так что стремление помочь, согреть, вызволить из беды - вполне естественное чувство, которое, в принципе, должно быть присуще любому человеку. А проблема детского сиротства волнует меня еще с юности. Сначала довелось быть волонтером при детских домах, потом уехал учиться в Санкт-Петербург. А став священником, возглавил миссию при детских домах Днепропетровской области, преподавал там Закон Божий, работал воспитателем. Но очень скоро понял, что этого мало, потому что убежден, что самая плохая семья лучше самого хорошего детдома. Ребенок должен жить в семье». Так созрело решение. Отец Андрей хорошо помнит, как впервые увидел малыша, который вскоре стал его пер­вым приемным сыночком. Это про­изошло в одном из детских домов Днепропетровщины. Приехав туда по делам миссии, батюшка заметил за­бившегося под лестницу ребенка, ко­торый, свернувшись калачиком, ти­хонько плакал. Было видно невоору­женным глазом, что ребенок несчаст­лив, страдает, и столько было отчая­ния в детских глазах, что стало ясно: исстрадавшийся без родительской лас­ки малыш уже ни от кого не ждет помощи. И у взрослого, уже немало повидавшего на своем веку человека дрогнуло сердце.

Посоветовавшись с матушкой, он решил взять малыша в свою семью. «Это было первое усыновление, а по­том пошел «конвейер»: один родился, второго взяли, третий родился, чет­вертого взяли, ну и так дальше... Кто-то говорит, не могли бы вы еще взять мальчика, он очень трудный – ну, как отказать…»

И теперь их в семье двенадцать – самых разных. И все до единого – родные. Батюшка искренне удивляется и не приемлет вопросов типа «а сколько из них сових и сколько приемных». Он говорит: «Все – наши. Старший сын уже отучился, не так давно женился. У него уже родился свой сын, и нам очень радостно, когда вся их семья приезжает к нам в гости».

… В доме установлен четкий распорядок дня, у каждого свои обязанности. Костик, к примеру, отвечает за «механическую часть» - автомобили и прочую домашнюю технику, которая всегда у него в исправности. У Марка, которому уже восемнадцать, и он старший, другой «профиль»: на нем подворье с хозяйством. Юноша ловко управляется в огороде, в саду и в теплице, освоил многие секреты садоводства, а заодно любовно ухаживает за кроликами, козами, курами, индейками и перепелами. Младшие, чем могут, помогают старшим. Строгое дежурство установлено на кухне, и под руководством матушки готовят дети вкусно – и первое, и десерт. Даже хлеб испечь для них не проблема.

Конечно, каким бы слаженным ни было хозяйство, но со столь многочисленным семейством забот и хлопот у батюшки - хоть отбавляй. Детки ведь – из разряда «трудных». Есть и такие, которые не знали поначалу, что такое вилка, не представляли, для каких целей служит туалетная бумага. Дело усложнилось тем, что попадали в семью, как правило, не младенцы, а дети 10-12 лет – нередко с надломленной психикой, озлобленные, утратившие веру в добро и справедливость. Богдан, к примеру (самый старший, тот, что уже женился) – и хулиганил, и из дому убегал, и снова возвращался. Было время, когда у батюшки с матушкой опускались руки. И лишь на свадьбе (которую справляли здесь же, в Волосском), когда молодые подошли к родителям с благодарностью, те сердцем почувствовали: ну, наконец, и этот - наш!

А вот еще случай. Когда в семье родился самый маленький - Стефан, в доме появилась соска. И... она очень понравилась тем, кто постарше: они сосали ее с превеликим удовольствием. Даже в школу с собой брали. Долгое время ходили на уроки и с игрушками, которых раньше у них никогда не было. И это, считает отец Андрей, вовсе не смешно: детям необходи­мо «добрать» то, чего они недо­брали в младенчестве - наобниматься и нацеловаться с мамой, наиграться с плюшевым мишкой и даже в охотку почмокать преслову­тую пустышку...

Помочь таким деткам встать на ноги - разве не благородная это задача! Но, увы, обездоленных де­тей у нас достаточно много - в одну семью всех не возьмешь. Вот по­чему иерей Андрей Пинчук возгла­вил благотворительную организа­цию «Сияние радуги», созданную по благословению митрополита Днепропетровского и Павлоградского Иринея. В организацию вошли приемные родители и волонте­ры. Цель - оказание всесторонней помощи приемным семьям, начиная с подбора для ребенка-сироты
семьи.

«Мы бываем в детских домах, приютах и интернатах, снимаем о детях видеоролики, размещаем информацию на сайте, ищем потенциальных приемных родителей. Не менее важ­ная задача - сопровождение прием­ных семей, они ведь нередко нужда­ются в помощи. Действует так назы­ваемая «служба скорой помощи ро­дителям», в которой задействованы психологи, социальные работники, священники. Ведь в каждой семье бывают трудные моменты, и мы в силу своих возможностей помогаем их пережить».

Мы уезжали из Волосского под большим впечатлением от увиденно­го и услышанного. С одной стороны, душу переполняли светлые чувства: как хорошо, что есть такие люди, как отец Андрей и матушка Ольга, кото­рые не могут пройти мимо чужой беды, не откликнувшись, не отозвав­шись, не поделившись теплотой сво­его щедрого сердца. А с другой – поездка навеяла грустные мысли: как много еще у нас обездоленных детей!

Быть может, дрогнет сердце и у кого-то из наших читателей, и они задумаются: в каком детдоме, в каком приюте влачат жалкое существование малыши в ожидании своих мам и пап…