Пастернак доктор живаго христианские мотивы. Христианские мотивы в стихах из романа Б.Л

Христианские мотивы в стихах из романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго»

Стихи, составляющие отдельную, заключительную часть романа «Доктор Живаго» в качестве стихов главного героя - врача Юрия Живаго, Борис Пастернак считал лучшими своими стихами. Здесь очень многие образы связаны с Евангелием. В открывающем цикл «Гамлете» поэт умоляет Бога пронести мимо чашу страданий, но сознает, что

Продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я один,все тонет в фарисействе.

Жизнь прожить ~ не поле перейти.

В другом стихотворении, «На Страстной», природа скорбит о гибели Христа:

И лес раздет и непокрыт

И на Страстях Христовых,

Как строй молящихся,стоит

Толпой стволов сосновых.

А в городе,на небольшом

Пространстве,как на сходке,

Деревья смотрят нагишом

В церковные решетки.

И взгляд их ужасом объят.

Понятна их тревога.

Сады выходят из оград.

Колеблется земли уклад:

Они хоронят Бога.

Однако, по убеждению поэта, чудо Воскресения в Пасхальную ночь восстановит мировую гармонию, одолеет смерть:

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,

Заслышав слух весенний,

Что только-только распогодь,

Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья.

В одном из самых известных пастернаковских стихотворений, в знаменитой «Зимней ночи», зажженная на столе свеча, словно свеча у иконы, уподобляет любовное свидание молитве:

На озаренный потолок Ложились тени,

Скрещенье рук,скрешенье ног,

Судьбы скрещенья.

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал,как ангел,два крыла

Крестообразно.

У Пастернака истинная любовь хранима ангелами.

Рождеству посвящена «Рождественская звезда». Здесь Вифлеемская звезда «возвышалась горящей скирдой соломы и сена средь целой Вселенной, встревоженной этою новой звездой». А волхвы:

Стояли в тени,словно в сумраке хлева,

Шептались,едва подбирая слова.

Вдруг кто-то в потемках,немного налево

От яслей рукой отодвинул волхва,

И тот оглянулся: с порога на Деву,

Как гостья,смотрела звезда Рождества.

И почти все следующие за «Рождественской звездой» стихи цикла уже посвящены непосредственно Иисусу Христу. В «Рассвете» поэт вновь, после долгого перерыва, приходит к вере в Господа:

И через много-много лет

Всю ночь читал я Твой Завет

И как от обморока ожил.

В «Чуде» - последний путь Христа из Вифании в Иерусалим, и эпизод со смоковницей, испепеленной молнией:

Найдись в это время минута свободы

У листьев,ветвей,и корней,и ствола,

Успели б вмешаться законы природы.

Но чудо есть чудо,и чудо есть Бог.

Когда мы в смятенье,тогда средь разброда

Оно настигает мгновенно,врасплох.

Пастернак ставит Божий Промысел выше законов природы, чудо выше знания. В «Земле» он призывает, «чтоб тайная струя страданья согрела холод бытия». В «Дурных днях» Христу во время торжественного входа в Иерусалим

Припомнился скат величавый

В пустыне и та крутизна,

С которой всемирной державой

Его соблазнял сатана.

Также и самому поэту в жизни пришлось пережить немало дьявольских соблазнов от власть имущих, однако он не изменил своей музе, что и доказал «Доктор Живаго». В «Магдалине» Пастернак надеется,

Что за этот страшный промежуток Я до Воскресенья дорасту.

И в заключительном «Гефсиманском саду» евангельский пейзаж, где «седые серебристые маслины пытались вдаль по воздуху шагнуть», передает душевное состояние Иисуса, когда

Он отказался без противоборства,

Как от вещей,полученных взаймы,

От всемогущества и чудотворства,

И был теперь как смертные,как мы.

Ночная даль теперь казалась краем

Уничтоженья и небытия. Простор

Вселенной был необитаем,

И только сад был местом для житья.

Христос обращается к своим ученикам:

Ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного ее величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И,как сплавляют по реке плоты,

Ко Мне на суд,как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты.

Пастернаку евангельские мотивы «стихов из романа» были необходимы для подчеркивания христианской этики, лежащей в основе «Доктора Живаго». Проповедь Иисуса освещает не только все столетия последующей истории, но и образы героев романа. Она светится не только во Вселенной, но и в душах Юрия Живаго и Лары. Живаго, в полном соответствии с фамилией, живой, его в советском обществе фактически хоронят заживо. Не случайно роман начинается с похорон отца Юрия и пророческой фразы: «Живаго хоронят». И в финале доктору Живаго суждена уже «полная гибель всерьез» - он буквально задыхается в переполненном трамвае. Но воскресает - в своих стихах, завершающих роман.

/ / / Христианские мотивы в романе Пастернака «Доктор Живаго»

По мнению Бориса Пастернака, после тяжких лет гражданской войны и революции, в России должен был начаться яркий и счастливый век. И писатель невероятно ждал наступления такого времени. Конечно, отличным шагом навстречу такому счастливому веку стал роман «Доктор Живаго».

В строках произведения, Пастернак пытался передать всю трагедию России, описать все те события, которые всколыхнули землю. Он считал это своим прямым, гражданским долгом. Борис Леонидович всячески старался не забывать о правде, об истине, которые занимали главенствующую роль в жизни любого человека. Однако, такие понятия всегда неразрывны с жестокостью.

Однажды, комментируя свой роман, Пастернак сказал, что в его строках он пытался дать оценку окружающим событиям, откровенно выразить свое личное понимание искусства. Кроме того, автор знаменитых строк описывал значение веры, религии в жизнях простых людей.

Эпизод у постели умирающей Анны Ивановны Громенко может объяснить взгляды и понимание христианства мыслями Пастернака. Однако читатель наблюдает не за автором, а за главным героем романа – Юрием Живаго. По мнению героя, воскрешение происходит во время рождения нового человека. Однако, мы, люди, живем и ничего не подозреваем.

Высказывает мысль о том, что один человек живет в другом человеке. И даже после смерти о нас помнят, нас чтят. Память – это бессмертный дар, который позволяет людям продолжаться и жить в сознаниях других людей. Именно по этой причине, Борис Леонидович упоминает значимость поступков, ведь только от них зависят воспоминания окружающих людей.

Пастернак неоднократно отмечал свою веру в божественную силу, в определенность всего земного. Только вот военные времена заставили людей откинуть мысли о Боге на задний план. И писатель обращает на этот факт свое пристальное внимание. Он пытается изменить отношение людей, пересмотреть жизненные ценности и восстановить веру во Всевышнего.

Вчитываясь в строки романа, читатель не может не заменить тесную связь христианства и природы. Иисус изображен обычным пастухом. А дорога в иной мир, куда уходил Иисус, была устелена цветами. С помощь своего знаменитого романа, Борис Леонидович пытается донести до общественности свое понимание религии и веры. Устами литературной работы, Пастернак говорит о вечной жизни, о том, что смерти не существует. И что характерно для романа, в его тексте нет навязывающих фактов, четких позиций автора. Писатель старается раскрыть новое виденье жизни и смерти, новое восприятие религии и существования Христа.

Пастернак просто лишь высказал, описал свое личное мнение, а каждый из нас уже должен сделать самостоятельные выводы.

Вся фабула романа с доктором Живаго в целом ориентирована на евангельский сюжет. История, понятая Пастернаком как драма, уже была разыграна в Евангелии, и центральное лицо её - Христос, другого центра у христианской истории нет. Юрий Живаго, конечно же, не Христос, но его судьба воплощает драму христианской личности. Роль Юрия Живаго аналогична роли художника, творца, который не может вмешаться волевым образом в ход истории, но вносит в этот мир свой идеал христианского жизнепонимания.

С героем трагедии Шекспира лирического героя одноимённого стихотворения Б. Пастернака сближает одно и то же стремление: сделать свой жизненный выбор “в смертной схватке с целым морем бед” («Гамлет», акт 1). Он, как и Гамлет, ощущает разрыв “связующей нити” времён и свою ответственность за её “соединение”:

«Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!..»
(В. Шекспир. «Гамлет»)

“Ось” жизни затронула и судьбу Юрия Живаго: он оказывается в центре мироздания, “на распутье”, пытаясь предугадать свою “роль” в мировой “драме”.

«Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске
Что случится на моем веку...

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси...»

Образ “тысячи биноклей” расширяет художественное пространство стихотворения. За этой метафорой - осмысление сути человеческого бытия. Мир - огромный космос. Таким образом, тема “жизнь-театр”, заявленная в трагедии Шекспира, у Б. Пастернака расширяется до Беспредельного - “душа хотела б быть звездой” (Ф. Тютчев). Но путь избранничества возведён к “вечному прототипу” и сопряжён с неизбежным страданием, поэтому:

«Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.»

Образ чаши - открытая евангельская реминисценция: “Да минует меня чаша сия!” В этом обращении - перифраз молитвы Христа в Гефсиманском саду перед тем, “как возложили руки на Иисуса Христа и взяли его. И отошед немного, пал на Лице Свое, молился и говорил: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия»” (Мф. 26, 39). Моление лирического героя о перемене судьбы, о смягчении жизненных ударов - это вечное человеческое обращение к Богу, но в то же время герой чувствует, что “неотвратим конец пути”:

«Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.»

Здесь предчувствие полной гибели как цены за “ролевое” предназначение творца, художника. Появляется мотив жертвенности за свободное творчество. Реализуется он в последнем четверостишии. Это четверостишие представляет “конец пути” - то есть “распятие”, жертва “за многих <...> во оставление грехов”.

«Я один, всё тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.»

Фарисеи - олицетворение лицемерия, лжи, беззакония. В наставлении Иисуса о фарисеях произносится: “Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете царство небесное человекам!” Благодаря этой реминисценции можно понять настоящую роль и лирического героя, и Юрия Живаго, и Бориса Пастернака. Доказательством тому служит и семантическая окраска отдельных слов: подмостки в первой строфе как будто актуализируют театральную предначертанность судьбы. Однако следующие слова: роль, драма, распорядок действий лишают права выбора, но все они оказываются сведены к одной формуле - “жизнь прожить - не поле перейти”. А это уже не из актёрской игры: жизненная мудрость не терпит лицедейства. Сама жизнь есть выбор, прожить её - значит, выбор этот сделать.

“Я люблю твой замысел упрямый, но на этот раз (“И на этот раз меня уволь”) я знаю свою судьбу и иду ей навстречу, согласуя свой выбор с народной мудростью «жизнь прожить - не поле перейти»”. Таково истинное лицо героя, мужественно идущего к неотвратимому концу. Выбор пути совершился в пользу христианской этики: иду навстречу страданиям и гибели, но ни в коем случае - лжи, неправды, беззакония и безверия.

Борис Пастернак признавался, что в основе стихотворений к роману - “новое состояние души”. Это состояние - любовь. Любовь в двух ипостасях: как чувство интимное и как чувство более широкое - любовь к жизни, к Богу.

Образ свечи обрамляет строфы, становится как бы центром мироздания. Пламя поначалу теряется в метели (“Мело, мело по всей земле // Во все пределы”). “Как летом роем мошкара”, зимой на пламя слетаются хлопья снега, к нему свои стрелы направляет вьюга. Перед нами всеобъемлющая картина метели, которая бушует по всей земле. И на фоне этой мятежной стихии - одинокая горящая свеча.

Любовь представляется лирическому герою сотворением духовного мира, центральным событием в жизни, подобно “крещению”. “Свеча горела на столе” в комнате влюблённых, озаряя картину их встречи. Любовь противостоит метели, и уже она, а не вьюга проникает “во все пределы”. В любви “скрещиваются” плотское и духовное, временное и вечное, человеческое и ангельское.

В христианской символике свеча означает веру в Бога. В стихотворении «Зимняя ночь» образ свечи многозначный: это и символ идиллического мира, и символ встречи, надежды, веры, любви.

В стихотворении явно ощутимы реальные детали. Хлопья снега летят “к оконной раме со двора”, на стекле возникают снежные узоры - “кружки и стрелы”, “два башмачка” падают “со стуком на пол”, “воск” капает “на платье”, “на свечку” дует “из угла”. Всё это лишь подтверждает, что поэзия любви - это поэзия живой жизни, поэзия человеческой души, которой не чужды любые сердечные перебои, любые диссонансы. Поэтому и образ свечи восходит от дисгармонии, хаоса, царящего в мире, к миру Вечному во времени. «Зимняя ночь» - это моменты мгновенного и вечного счастья; любовь озаряет героев внутренним светом, унося их в пронзительную высоту Духа.

Особое место в поэтической тетради Юрия Живаго занимает стихотворение «Сказка». Стихотворение основано на легенде о том, как святой Георгий Победоносец убивает дракона-змея, который душит девушку. Легенда отражает древнейшее представление о добре и зле. Имя Георгий греческого происхождения, на Руси оно приняло формы Юрий или Егор. Таким образом, в стихотворении и в романе очевидна параллель между святым Георгием и Юрием Живаго.

В стихотворении явные параллели: девушка - это Лара, святой Георгий - Юрий Живаго, дракон - Комаровский. И снова Комаровский появляется в жизни героев и рушит все мечты о счастье, о тихой жизни. Но не может спасти свою возлюбленную Юрий-Георгий, отдаёт её во власть дракона. Потому и сказка, что в реальности всё гораздо сложнее и запутаннее. Сказка может быть только в мечтах.

“А они даже и не простились толком, только Юрий Андреевич рукой махнул и отвернулся, стараясь сглотнуть колом в горле ставшую боль <...>- Прощай, прощай, - предваряя эту минуту, беззвучно-беспамятно твердил доктор, выталкивая из груди эти чуть дышащие звуки в вечеревший морозный воздух. - Прощай, единственно любимая, навсегда утраченная!” Лара для Юрия Живаго - это сфера души, творчества, духа. Лара - символ жизни, символ бесценности её дара.

Разлука любимых состоялась. Метафорические образы моря, волны вызывают ассоциации с “бурей жизни”, с “волной судьбы”. В прозе они являют смысл исторической, социальной бури, бросавшей Лару и Живаго к разным берегам, то соединяя их, то разлучая. В стихотворении эти же образы приобретают черты вселенского одиночества, когда “не видно света Божьего”. Здесь разлука становится метафорой разрушенного мира, общей судьбы. Мотив разрушения, разорения дома (“Везде следы разгрома”; “Повсюду в комнатах хаос. // Он меры разоренья...”) становится едва ли не главным в стихотворении. В прозе читаем: “Положу черты твои на бумагу”. “На бумаге” не осталось её черт: “Ушли на дно её души // Её черты и формы”. Осталась тоска, которая “с костями сгложет”. И всё же за плачем и тоской по Ларе стоит более высокое - “обручение его с духом творчества и преображение”. И потому… “Смерти не будет...”

Темы любви и творчества пронизывают весь роман. Любовь и творческий дар, данные Юрию Живаго свыше, становятся источником жизни, и только благодаря им преодолевается “драма жизни”, трагедия бытия. Художник, Творец, по мнению Живаго – Пастернака, призван соединить “порвавшуюся дней связующую нить” и вернуть жизни смысл и вечную гармонию. В этом и состоит задача искусства. Ключом к такому пониманию творчества являются стихотворения, собранные во второй части поэтической тетради Юрия Живаго.

Если обратить внимание на подбор «Стихотворений Юрия Живаго», то можно заметить, что именно во второй части собраны стихотворения на евангельские сюжеты: «Рождественская звезда», «Чудо», «Магдалина I», «Магдалина II», «Рассвет», «Август», «Гефсиманский сад». Они являют поэту “образ мира”, предстают своеобразным мостом от земного существования к бессмертию. Если рассматривать стихотворения не в хронологическом порядке, то лирический сюжет их выстраивается на следующих ключевых текстах: «Рождественская звезда», «Рассвет», «Чудо», «Август», «Гефсиманский сад».

«Рождественская звезда»

Весьма значим и интересен образ Рождественской звезды у Пастернака. В Евангелии сказано: “Звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними…” Движущаяся, она указывала путь к Младенцу. Поэт развивает эту мысль далее:

«Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочёта
Спешили на зов небывалых огней.»

Странный путеводный знак, в отличие от других звёзд, не только порождает “растущее зарево”, но и целеустремлённо перемещается. Звезда напоминает пламенеющий стог:

«Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.»

В этом четверостишии все образы возникают в стороне “от неба и Бога”. Почему так? Не потому ли, что поэт ощущает причастность заоблачного явления к земной повседневности, к реальному быту, к людским судьбам. Поэт ставит знак равенства между светилом, возвестившим о рождении Христа, и людьми, принявшими этот Божественный знак. Не случайно последующие возвышенные строки (кстати, это единственный в стихотворении фрагмент с приподнятым пафосом) уже в следующей фразе обрываются прозой земной позёмки:

«И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали всё пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Всё будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все ёлки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Всё великолепье цветной мишуры…
…Всё злей и свирепей дул ветер из степи…»

Образ будущего в этом фрагменте стихотворения предстаёт в атмосфере праздника: “все мысли веков, все мечты, все миры” будут сопряжены с одним их главных библейских символов. Насколько это будет торжественно в будущем, настолько приземлено сейчас, в настоящем…

Заметим, что всё стихотворение выстраивается на центробежной силе: радиус всё время расширяется. Евангельский сюжет выходит за пределы заданной темы - Рождества Христова. Этот мир куда более огромный. Бытовые детали пейзажа в первой части стихотворения выстроены, как арки, - круги идут от них:

«Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звёзд.»

Во всех этих звучащих [О] - огромное восходящее пространство. Если сопрягать с христианской символикой, то это, конечно, икона. Всё время нимбы строятся и расширяются, и заключительная строка стихотворения (“…с порога на деву, // Как гостья, смотрела звезда Рождества”) завершает эти круги. Примечательно то, что Рождественская звезда, которая поначалу мерцает “застенчивей плошки”, затем разгорается внезапно и непостижимо, знаменуя тем самым святость произошедшего события.

«Рассвет»

Вспомните притчу о воскресении Лазаря и соотнесите с героем стихотворения. Прочитайте стихотворение Ф.И. Тютчева «Не знаю я, коснётся ль благодать...» (1851), найдите сходные мотивы.

На “рассвете”, то есть в молодости, герой стихотворения жил, следуя нравственным заветам Христа. “Потом пришла война, разруха”, христианская религия потускнела, ушла из жизни. В страшных исторических потрясениях не был слышен “вечный” голос, он был заглушён звуками “войны”, обстоятельствами внешней жизни. Но теперь, через много лет вера вновь явилась, герой, “как от обморока ожил”, читая “завет”. Таков зачин стихотворения. Сравните у Ф.И. Тютчева:

«Не знаю я, коснётся ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдёт ли обморок духовный?..»

Лирический герой стихотворения Пастернака ищет путь к обновлению жизни. У Тютчева “болезненно-греховная душа” не может найти успокоение на земле, стремится в Беспредельное, герой же Пастернака возрождается душой в “утреннем оживленье” толпы, на улицах, в городе, вместе с вьюгой, снегом, утром - со всем миром. “Везде встают, огни, уют, // Пьют чай, торопятся к трамваям”. Герой настолько чутко воспринимает мир, что не просто видит, как на рассвете “в воротах вьюга вяжет сеть // Из густо падающих хлопьев”, но и сам “тает”, как снег, и хмурится, как зимнее утро. Тем самым поэт одухотворяет природу: образы стихотворения последовательно представляют неодушевлённое одушевлённым, очеловечивают природу. Герой не идёт - “бежит” к людям, его интересует всё в этом мире, взгляд его проникает всюду, он пытается пересоздать мир, одержать над ним “победу”.

Восприятие мира изменилось от “войны” к “уюту”, от “обморока” к “оживленью”. “И вымершие мостовые везде встают” - здесь передано движение самой жизни. “Со мною люди без имён, // Деревья, дети, домоседы”. Герой (Юрий Живаго), соприкоснувшись с этим миром, стремится довести его до поэтического символа “живой жизни”, символа Воскресения.

Несколько парадоксально на этом фоне звучат строки: “Я всё готов разнесть в щепу // И всех поставить на колени”. Их надо понимать в библейском контексте стихотворения: “поставить на колени” - значит заставить слушать проповедь, пророчество. Библейский контекст поможет понять нам, о какой “победе” идёт речь. Победа над утраченной верой в жизнь. Наступивший рассвет прояснил не только судьбу лирического героя, но и общие черты бытия, приблизил человека к Богу, Бога к человеку, человека к природе, природу к человеку.

Приятие жизни как чуда Воскресения - основной пафос стихотворения. Только в слиянии прошлого и настоящего, общего и личного, минутного и вечного, разума и чувства, “повседневности” и “истины” рождается чудо настоящей жизни, способной одержать победу над смертью. Но время беспощадно приближает неотвратимый “конец пути”.

«Август»

“Однажды утром в конце августа Юрий Андреевич с остановки на углу Газетного сел в вагон трамвая Юрию Андреевичу не повезло. Он попал в неисправный вагон, на который всё время сыпались несчастья. И вдруг ощутил небывалую, непоправимую боль внутри и понял, что сорвал что-то в себе, что он наделал что-то роковое и что всё пропало”. Юрий Живаго “посетил сей мир в его минуты роковые” и стал “полем” для “сраженья” истории и личности, жизни и смерти. Даже в грядущей смерти было “что-то роковое, непоправимое”. Поэт умирает тогда, когда дышать уже нечем, но ощущение “рокового часа” появляется гораздо раньше, оно явилось поэту во сне, в стихотворении «Август». Во сне он слышит и свой собственный голос, и одновременно “чей-то”, доносящийся как будто из другого мира.

“Утром рано” он разбужен встающим солнцем. Оно бросает “шафрановые” лучи из окна на “занавес”, “диван”, “постель”, “подушку мокрую”. Столь же реальна и картина сна, даже дата обозначена: “Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня // Шестое августа по-старому, // Преображение Господне”.

Вспомним итог земного пути Юрия Живаго. Пройдя через “бездну унижений”, горечь утрат, жизненных неудач в тяжкие годы “безвременья”, сохранив при этом культуру христианской души, он не удостоился чести быть похороненным по религиозному обычаю: “Как жаль всё-таки, что его не отпевают по-церковному! Погребальный обряд так величав и торжествен Он так всего этого стоил…”

Вспоминает и “годы безвременщины”, и “бездну унижений”, но в то же время “полёта вольное упорство” в творчестве, восхищается “лазурью”, “золотом” природы. Образы неба, знамения, Преображения Господня, второго Спаса. “Знамение с неба” - подтверждение мыслей Иисуса Христа об истинности духовной жизни и смерти как жертве за неё:

«Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная как знаменье,
К себе приковывает взоры.»

Евангельские реминисценции помогают понять смысл сопоставления двух миров стихотворения: с одной стороны, мир физический, реальный, с другой - мир Божественный. И столь явно ощутимо в финале стихотворения удовлетворение от сотворения этого “образа мира” христианской личностью.

Прощай, размах крыла расправленный,
Полёта вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство.

«Гефсиманский сад»

«Гефсиманский сад» завершает поэтическую тетрадь Юрия Живаго, вместе со стихотворением «Гамлет» выстраивает кольцевую композицию и всего романа, и цикла стихотворений.

Гефсиманский сад, по Евангелию, то место, где Иисус Христос провёл последние часы. Это были мгновения Его прощания с земной жизнью. Гефсиманский сад - это метафора безмерности времени и неотвратимости высокой миссии искупления во имя торжества высокой любви Духа, во имя приближения царства Святого Духа.

«Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты.»

В стихотворении «Гефсиманский сад» евангельский миф трактуется как крестный путь Богочеловека. Для Живаго следовать Иисусу Христу значит идти избранным путём страданий, обрести Вечность.

Е.М. Линтовская

Оренбургский государственный университет, Россия

Лексика религиозной тематики в романе Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго»

Великая русская культура – достояние всех россиян. Религия является неотъемлемой частью культуры. Р елигиозность русского православного человека – явление сложное и многообразное. Под религиозностью мы подразумеваем веру в Бога, включающую в себя свод норм и типов поведения. Не менее многообразны и аспекты изучения этого явления: исторический, философский, социальный и др. Предметом нашего исследования является лингвокультурологический аспект русской религиозности.

С точки зрения Н.А. Бердяева, «душа русского народа была сформирована православной церковью, она получила чисто религиозную формацию. И эта религиозная формация сохранилась и до нашего времени…» [Бердяев, 1990].

Слово «религия» в русском языке употребляется с первой половины XVIII века. В древнерусском языке ему была тождественна лексема «вера» (сознание божественного закона ). Язык и религия, являясь двумя разными по содержанию формами выражения духовной культуры этноса, обнаруживают тесную связь [Мечковская, 1998]. Так, В.К. Журавлев в работе «Русский язык и русский характер» отмечает, что «следуя путем Христовых заповедей, русский человек несет в себе глубокую религиозность, любовь ко Христу, искреннюю любовь к ближнему и даже врагу своему, искреннее уважение к другому народу, его языку и культуре, к его вере. И это нашло отражение в русском языке» [Журавлев, 2002].

К.А. Тимофеев выделяет три группы религиозной лексики. Первая группа содержит в себе общерелигиозную лексику. Она включает слова, обозначающие понятия, свойственные всем монотеистическим религиям (Бог, душа, праведность, молитва и др.). Вторую группу составляют слова, обозначающие понятия, свойственные всем основным христианским конфессиям (Святая Троица, Святой Дух, Спаситель, апостол, Евангелие, Церковь, исповедь и др.). Третью группу образуют слова, свойственные отдельным христианским конфессиям (например, наименования священнослужителей: батюшка, пастор, ксендз, кюре, аббат, кардинал; богослужений: обедня, утреня, всенощная, месса, лития, литания; частей храма: иконостас, притвор, паперть и др.) [ Тимофеев, 2001 ] .

Обратимся к роману Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго».

Необходимо отметить частотное употребление автором религиозной лексики. Так, в речи Юрия Живаго встречаются лексемы: «воскресение», «Христос», «Бог», «душа», «Рождество», «Господь». Речь Николая Николаевича так же богата религиозной лексикой (Бог, Евангелие, загробное воздаяние, проповедник, заповеди, Христос).

Проанализировав лексику, употребленную в романе, мы сочли возможным разделить ее на десять тематических групп.

Первая группа исследуемой лексики включает в себя различные имена Божьи, наименования святых и библейских героев (Христос, Бог, Господь, Иисус , боженька, Исус, святая Богородица, божество, святой дух, божья Матерь, святые, апостолы, Божьи ангелы, Богоматерь, Магдалина, Павел, Иуда предатель, Адам, Ева, патриарх Моисей, Апостол, волхвы ) .

Вторая группа содержит номинации церковных богослужений (заутреня, обедня, панихида, заупокойная служба, мистерии, проповеди, служба, православное богослужение, ектинья, заздравное моление, отпевание).

Третья группа содержит наименования действий, связанных с религией (помолиться, петь псалом, исповедовать, обвенчаться, молился, побожиться, креститься, воскреснуть, перекрестилась ).

Четвертая группа представляет собой лексемы, обозначающие понятия, характерные для христианского миропонимания (бессмертие, загробная жизнь, царство Божие, душа, грех, загробное воздаяние, новопричтенная угодница, Воскресение, сатана, раскаяние, совесть, целомудрие, проклятие, монашеская обитель, христианство, мученик, херувим, ад, апокалипсис, кара небесная, бич божий, крестный ход, плащаница, Страсти Христовы, ангел хранитель, раба Божия, десница Божья) .

Пятую группу составляют наименования церковных праздников (Пасха, Троица, Рождество, Троицын день, Духов день, Великий четверг, день Двенадцати евангелий, Светлый праздник, Благовещение, Великий вторник, Страстная неделя, Страстная суббота, Преображение Господне, Спас ).

Шестая группа включает в себя названия молитв и священных источников (псалом, Евангелие, заповеди, священное писание, девять блаженств, Откровение Иоанна, Ветхий завет, Псалтырь, Божья повесть, девяностый псалм ).

В седьмую группу входят лексемы, обозначающие духовных лиц (проповедник, псаломщик, церковный староста, священник, батюшка).

Восьмую группу составляют названия святых мест и сооружений, предназначенных для совершения богослужений (гора Афон, Фавор, Вифлеем, Иерусалим, скит, синод, церковь, монастырь, церковь святой Богородицы, церквушка, храм, монастырские стены, церковные приходы, храм Христа Спасителя, паперть, Воздвиженский монастырь, колокольня ).

В девятую группу входят наименования верующих людей (молящиеся, теософка, богомольцы, христиане, молитвенники ).

В десятую группу мы определили словосочетания, предложения, отрывки высказываний, фрагменты молитв (« Ангеле Божий, хранителю мой святый …», « враи, идеже лицы святых и праведницы сияют яко светила… », «Благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его», «Блажени нищие духом… Блажени плачущие… Блажени алчущие и жаждущие правды…», «Блаженны поруганные, блаженны оплетенные. Дай вам Бог здоровья…», «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас», «Говорите языками и пророчествуйте. Молитесь о даре истолкования», «Молися прилежно Сыну и Богу Твоему», «И возврадовася дух мой о Бозе Спасе моем. Яко воззри на смирение рабы своея, се бо отныне ублажат мя вси роди», «Яко сотвори мне величие сильный», «Радуйся живописный кресте, благочестия непобедимая победа», «Великое заступление печальным, Богородице чистая, скорая помощница, миру покров», «Живый в помощи Вышнего», «Не убоишися…от стрелы летящия во дни», «Яко позна имя мое», «С ним есмь в скорби, изму его…», «Вскую отринул мя еси от лица Твоего, свете незаходимый, и покрыла мя есть чуждая тьма окаянного», «грядый Господь к вольной страсти», «Страстем поработив достоинство души моея, скот бых», «Изринувшеся из рая, воздержанием страстей потщимся внити», «Разреши долг, якоже и аз власы», «Яко нощь мне есть разжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха», «Да облобыжу пречистые Твои нозе и отру сия паки главы моея власы, их же Ева в рай, пополудни шумом уши огласивше, страхом скрыся», «Она же, мнящи, яко вертоградарь есть…», Аминь, Авва Отче) .

Нередки в романе и обращения с той или иной целью к Богу, употребление Его имени в наиболее эмоционально напряженные моменты жизни («Господи!», «век Бога молить», «Господи, Господи…», «Бог ты мой…», «Боже», «Бог даст», «Ах, Боже…», «Господи, святая твоя воля!», «ради Христа», «Боже правый», «Бог с Вами!», «силы небесные», «Боже мой», «слава Богу», «Но дай Бог!», «Креста на вас нет!», «Побойтесь Бога!» ).

Лексема «Бог» употребляется чаще всего в составе известных фразеологизмов (« Бог знает… », « Бог весть… », « Одному Богу известно…» , « …надо быть верным Христу! »). Также герои, пытаясь заверить оппонента в искренности своих слов, ссылаются на Бога («ей-Богу!», «Христово мнение», « слово Божие »). Пожелания благ не обходятся без упоминания Божьего имени («Спаси тебя Христос», «Дай вам Бог…», «Бог в помощь», «Помоги вам Бог», «Сохрани Бог» ). Отметим и наименования религиозных реалий (кресты, лампадка, колокол, лампадное масло, святыня, кадило, крестик, ладанка, икона, просфора ). Нередки и лексемы, обозначающие церковные обряды (траур, пост, церковное отпевание ).

Также мы попытались классифицировать вышеуказанную лексику по ее стилистической принадлежности. В романе можно выделить лексику высокого стиля (целомудрие, воздаяние, апокалипсис), стилистически нейтральную (священник, заповеди, ангелы) и лексику, принадлежащую к разговорному стилю (церквушка, боженька, батюшка).

Наиболее частотными в тексте являются лексемы с корнями -бог- (-бож-), -церков-, -крест-, -свящ- (-свят-), -мол-.

Так, корень -бог- (-бож-) встречается в тексте произведения 141 раз (Бог, боженька, Божья, богослужение, побожиться, Богородица, божество, боги, богомольцы, богословие, богоспасаемая, богопознание, божественное, набожность), корень -церков- 30 раз (церковь, церковный, церквушка), корень -крест- 22 раза (крест, крестик, крестный, креститься, перекрестилась, крестящее, окрестил, крестили), корень -свящ- (-свят-) 41 раз (священное, священник, святый, святых, святое, святыня, святые), -мол- 41 раз (молитва, моление, помолиться, молился, молитесь, молящиеся, богомольцы, молитвенники, молить).

Самой частотной из лексики религиозной тематики, использованной автором, является лексема «Бог» (73 раза). Данное слово в романе употребляется в номинативном значении, сохраняя свою сакральность.

Между двумя формами выражения духовной культуры этноса – языком и религией – наблюдается тесная связь, которая обусловливается их взаимопроникновением и взаимовлиянием. В языке находят отражение и религиозные представления, формирующие религиозную картину мира.

Таким образом, можно заключить, что в романе Б.Л. Пастернака отразилось православное религиозное мировоззрение, о чем свидетельствует большое количество религиозной лексики разных стилей и тем (от названий христианских праздников и атрибутов до философских понятий) в речи главных и эпизодических героев. Лексика религиозной тематики в романе выступает этическим противовесом распространившемуся в постреволюционное время новоязу, когда «комната называется жилой площадью», а «пищу и дрова» заменил «продовольственный и топливный вопрос».

Литература:

1. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма . – М.: Наука, 1990. – 224с.

2. Журавлев В.К. Русский язык и русский характер. – М.: Лицей духовной культуры, 2002. – 255с.

3. Мечковская Н.Б. Язык и религия: Пособие для студентов гуманитарных вузов. – М.: Агентство «ФАИР», 1998. – 352с.

4. Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. – М.: «Кн. палата», 1989. – 431с.

5. Тимофеев К.А. Религиозная лексика русского языка как выражение христианского. –Новосибирск, 2001. – 88с.

Христианская тема в романе «Доктор Живаго»

Несмотря на многообразие исследовательских позиций, один из моментов в изучении «Доктора Живаго» оставался на его периферии. Это мощное влияние христианской традиции русской литературы (Достоевский), а также Евангельских и богослужебных текстов на Пастернака как решающий фактор создания романа «Доктор Живаго». [Птицын, 2000, с. 8]. Выявлению религиозно-философских корней в «Докторе Живаго» посвятили свои работы Ю. Бёртнес, Т.Г. Прохорова, И.А. Птыцин и др.

Роман содержит громадный объем информации, включающей в общую культурно-историческую работу множество сюжетов, явлений, эпох и деятелей. Текст «Доктора Живаго» «происходит» из множества источников. «Вписывание» Пастернаком в образы этих персонажей разнообразных претекстов актуализирует сюжеты и детали последних в проекции на изображаемую писателем современность и позволяет давать ей скрытые оценки.

Мир истории и вхождение человека в него определяется для Пастернака измерениями, которые он обозначил в христианском ключе: «свободная личность», «любовь к ближнему» и «идея жизни как жертвы». Высшей сферой, где воплощается такое понимание мира истории, является, по мнению писателя, искусство. Такое искусство Пастернак видел реалистическим и отвечающим не только правде истории, но и правде природы. [Куцаенко, 2011, с. 3].

Главное в романе? это обнаружение внутренних связей между людьми и событиями, которое приводит к пониманию истории как закономерного и последовательного процесса. Именно в раскрытии этого внутреннего содержания романа христианские мотивы играют наиболее важную роль.

О христианстве Юрия Живаго тоже много спорят, и главная претензия к Пастернаку тут - отождествление героя с Христом. Пастернак всего лишь ставил себе задачу доказать, что очень хороший человек - как раз и есть самый честный последователь Христа в мире, т.к. жертвенности и щедрости, покорности судьбе, неучастия в убийствах и грабежах - вполне достаточно, чтобы считать себя христианином». [Быков, 2007, с.722].

Герой, способный добровольно обречь себя на страдание, рано вошел в творчество Пастернака. Юрий Живаго символизировал фигуру Христа. Для Пастернака весьма важна следующая христианская идея: тот, кто послушен призывам Христа, употребляет усилие над самим собой, усердно преобразует всю свою жизнь. [Птицын, 2000, c. 12].

В свете проблематики романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» становится принципиально важным параллелизм между образом Юрия Живаго и образом Иисуса Христа в романе. Однако есть основания говорить не просто о параллелизме образов, а о параллелизме всей истории Юрия Живаго, всего сюжета его судьбы с библейской историей о жизни, деяниях, смерти и воскрешении Иисуса Христа. Этот параллелизм образует ключевую структуру романа Пастернака. Параллелизм этот оформлен и в фазах сюжетного действия, и в системе характеров, и в стилевых «созвучиях», наконец, на него ориентирует целая гамма специальных сигналов.

Идеей жизни как жертвы живут герои всего произведения. Для Пастернака важна тема сострадающего тождества души одного человека другому, мысль о неизбежности отдать всего себя за людей. Лишь в контексте вечности жизнь человека и всего человечества получает для писателя смысл. Все события романа, все персонажи то и дело проецируются на новозаветное предание, сопрягаются с вечным, будь то явный параллелизм жизни доктора Живаго с крестным путем, судьбы Лары с судьбой Магдалины, Комаровского -

с дьяволом. «Загадка жизни, загадка смерти» - над этой тайной бьется мысль автора «Доктора Живаго». И Пастернак разгадывает «загадку смерти» через жизнь в истории-вечности и в творчестве.

Пастернака волнует тема духовного воскрешения личности. Первые строки книги (похороны матери Юры, вьюжная ночь после погребения, переживания ребенка) - смысловой зачин этой темы. Позднее Юрию Андреевичу мнится, что он пишет поэму «Смятение» о тех днях, которые протекли между смертью Христа и его воскресением, о том пространстве и времени, когда шла борьба между воскресительной потенцией жизни и «черной земной бурей». [Пастернак, 2010, c. 123]. Главный герой романа воскресение понимает так: «...Вот вы опасаетесь, воскреснете ли вы, а вы уже воскресли, когда родились, и этого не заметили» [Пастернак, 2010, c. 45].

В романе «Доктор Живаго» получили воплощение как нравственные стороны евангельского учения, так и другие, связанные с главной идеей, принесенной Христом человечеству. Доктор Живаго считает, что человек в других людях и есть душа человека, его бессмертие: «В других вы были, в других и останетесь. И какая вам разница, что потом это будет называться памятью. Это будете вы, вошедшая в состав будущего». [Пастернак, 2010, c. 45].

«Смерти не будет» - так звучит один из авторских вариантов названия будущего романа. По мнению Пастернака, человек должен носить в себе идею бессмертия. Без этого он не может жить. Живаго считает, что бессмертие будет достигнуто человеком, если он станет «свободен от себя» - примет на себя боль времени, примет все страдания человечества, как свои. И значимо то, что главный герой - не только врач, но и поэт. Сборник его стихотворений является результатом, итогом жизни. Это жизнь Юрия Живаго после смерти. В этом - бессмертие человеческого духа.

Концептуально важен финал романа. В нем два эпилога: первый - итог земной жизни героя, а второй - итог творчества-чудотворства. Нарочито сниженное изображение смерти Юрия Живаго сменяется апофеозом героя - выходом в свет, спустя много лет, книги его стихов. Это прямая сюжетная материализация идеи бессмертия. В своих стихах, запечатлевших чудо жизни, выразивших его мироощущение и миропонимание, Юрий преодолел власть смерти. Он сохранил свою душу, и она вновь вступила в общение с людьми.

Бессмертие человека для Юрия Живаго? это жизнь в сознании других. Юрий говорит слова Христа о воскресении как о постоянном обновлении одной и той же вечной жизни. Тайна Воплощения? основной христианский мотив в романе «Доктор Живаго». Он звучит в рассуждениях дяди Юрия, еретика Веденяпина, уже в первой книг. [Пастернак, 2010, c. 2]. Истина познается через повседневность, а человеческий образ Христа является краеугольным камнем историософии Веденяпина, которая, по его словам, строится на мысли о том, что «человек живет не в природе, а в истории, и что в нынешнем понимании она основана Христом, что Евангелие есть ее обоснование» [Пастернак, 2010, c.13]. Взгляд Веденяпина на историю и человеческую личность противостоит древности, в которой не было такого понимания истории. В древности человеческая личность не имела ценности, и властители уподобляли себя богам, превращая людей в рабов.

Цитатный план с темой Христа возникает вновь в конце второй книги, в тринадцатой и семнадцатой частях. Тема успела претерпеть некоторые изменения. К этому времени Юрий Живаго уже побывал на фронте, пережил поражение русских в первой мировой войне, гражданскую войну и полный крах русского общества. Однажды он случайно слышит, как Симушка Тунцева разбирает богослужебные тексты, истолковывая их в соответствии с идеями Веденяпина.

Взгляды историософии Веденяпина поразительно совпадают со взглядами Юрия Живаго, нашедшими отражение в его поэзии, в которой повторяется тема Христа, и опять в новой интерпретации. Подобно Веденяпину, Симушка находится под явным влиянием Гегеля в оценке значения христианства для современного человека, который больше не хочет быть ни властителем, ни рабом в противоположность дохристианскому общественному устройству с его абсолютным делением на вождей и народы, на кесаря и безликую массу рабов. «Отдельная человеческая жизнь стала Божьей повестью, наполнила своим содержанием пространство вселенной» [Пастернак, 2010, c. 239].

Пастернак заставляет Симушку высказывать идею, которая лежит в основе православной теории спасения и учения православной церкви о превращении человека в Бога. Согласно этому учению, человек должен стремиться повторить жизнь Христа, уподобиться ему, трудиться, чтобы вернуть грешную природу в состояние райской первозданности, вернуть ей Божественный смысл.

Главным для Юрия Живаго в жизни являются: дворянская культура и идеи христианства: Юрий Андреевич о дяде Николае Николаевиче: «Подобно ей (маме) он был человеком свободным, лишённым предубеждения против чего бы то ни было непривычного. Как у неё, у него было дворянское чувство равенства со всем живущим» [Пастернак, 2010, c. 12]; «Это, во-первых, любовь к ближнему, этот высший вид живой энергии, переполняющей сердце человека... идея свободной личности и идея жизни как жертвы» [Пастернак, 2010, c. 13].

Таким образом, одна из интерпретаций легенды о Христе, являющейся постоянным элементом культуры, вошла в содержание романа о Юрии Живаго - в его личности и судьбе воплотилась вечная тема - христианская. Б. Пастернак возвел смертного человека вровень с Иисусом Христом, доказав равнодостойность земной жизни одухотворенного человека, его трагедии существования той судьбы, которая стала для человечества символом великомученичества и бессмертия. Параллелизм судьбы Юрия Живаго, русского интеллигента, жившего в первой трети XX века, и истории Иисуса Христа стал в романе важнейшим способом открытия нравственной сущности противоборства человека со своим временем, формой огромного художественного обобщения.