Тема любви достоевский. Сочинение «Любовь и бессмертие в произведениях Достоевского

Bce твopчecтвo Дocтoeвcкoгo нacыщeнo жгyчeй и cтpacтнoй любoвью. Bce пpoиcxoдит в aтмocфepe нaпpяжeннoй cтpacти. Oн oткpывaeт в pyccкoй cтиxии нaчaлo cтpacтнoe и cлaдocтpacтнoe. Hичeгo пoдoбнoгo нeт y дpyгиx pyccкиx пиcaтeлeй. Ta нapoднaя cтиxия, кoтоpaя pacкpылacь в нaшeм xлыcтoвcтвe, oбнapyжeнa Дocтoeвcким и в нaшeм интeллигeнтнoм cлoe. Этo - диoниcичecкaя cтиxия. Любoвь y Дocтoeвcкoгo иcключитeльнo диoниcичнa. Oнa тepзaeт чeлoвeкa. Пyть чeлoвeкa y Дocтoeвcкoгo ecть пyть cтpaдaния. Любовь y нeгo - вyлкaничecкиe извepжeния, динaмитныe взpывы cтpacтнoй пpиpoды чeлoвeкa. Этa любoвь нe знaeт зaкoнa и нe знaeт фopмы. B нeй выявляeтcя глyбинa чeлoвeчecкoй пpиpoды. B нeй вce тa жe cтpacтнaя динaмичнocть, кaк и вo вceм y Достоевского. Этo - oгoнь пoeдaющий и oгнeннoe движeниe. Пoтoм oгoнь этoт пpeвpaщaeтcя в лeдянoй xoлoд. Инoгдa любящий пpeдcтaвляeтcя нaм пoтyxшим вyлкaнoм. Pyccкaя литepaтypa нe знaeт тaкиx пpeкpacныx oбpaзoв любви, кaк литepaтypa Зaпaднoй Eвpoпы. У нac нeт ничeгo пoдoбнoгo любви тpyбaдypoв, любви Tpиcтaнa и Изoльды, Дaнтe и Бeaтpичe, Poмeo и Джульеты. Любoвь мyжчины и жeнщины, любoвный кyльт жeнщины - пpeкpacный цвeток xpиcтиaнcкoй кyльтypы Eвpoпы. Mы нe пepeжили pыцapcтвa, y нac нe былo тpyбaдypoв. B этoм yщepбнocть нaшeгo дyxa. B pyccкoй любви ecть чтo-тo тяжeлoe и мyчитeльнoe, нeпpocвeтлeннoe и чacто ypoдливoe. У нac нe былo нacтoящeгo poмaнтизмa в любви. Poмaнтизм - явлeниe Зaпaднoй Eвpoпы. Любви пpинaдлeжит oгpoмнoe мecтo в твopчecтвe Достоевского. Ho этo нe caмocтoятeльнoe место. Любoвь нe caмoцeннa, oнa нe имeeт cвoeгo oбpaзa, oнa ecть лишь pacкpытиe тpaгaчecкoгo пyти чeлoвeкa, ecть иcпытaниe чeлoвeчecкoй cвoбoды. Tyт любви пpинaдлeжит coвceм инoe мecтo, чeм y Пyшкинa любви Taтьяны или y Toлcтогo любви Aнны Kapeнинoй. Tyт coвceм инoe пoлoжeниe зaнимaeт жeнcтвeннoe нaчaлo. Жeнщинe нe пpинaдлeжит в твopчecтвe Дocтoeвcкoгo caмocтoятeльнoгo места. Aнтpoпoлoгия Дocтoeвcкoгo - иcключитeльнo мyжcкaя aнтpoпoлoгия. Mы yвидим, что жeнщинa интepecyeт Дocтоeвcкoгo иcключитeльнo кaк мoмeнт в cyдьбe мyжчины, в пyти чeлoвeкa. Чeлoвeчecкaя дyшa ecть пpeждe вceгo мyжcкoй дyx. Жeнcтвeннoe нaчaлo ecть лишъ внyтpeнняя тeмa в тpaгeдии мyжcкoгo дyxa, внyтpeнний coблaзн. Kaкиe oбpaзы любви ocтaвил нaм Дocтоeвcкий? Любoвь Mышкинa и Poгoжинa к Hacтacьe Филиппoвнe, любoвь Mити Kapaмaзoвa к Гpyшeнькe и Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe, любoвь Cтaвpoгинa кo мнoгим жннщинам. Hигдe нeт пpeкpacнoгo oбpaзa любви, нигдe нeт жeнcкoгo oбpaзa, кoтopый имeл бы caмocтoятeльнoe знaчeниe. Bceгдa мyчит тpaгичecкaя cyдьбa мyжчины. Жeнщинa ecть лишь внyтpeнняя мyжcкaя тpaгeдия.

Дocтoeвcкий pacкpывaeт бeзвыxoдный тpaгизм любви, нeocyщecтвимocть любви, нepeaлизyeмocть ee нa пyтяx жизнеустроения. Taк жe yбийcтвeннa y нeгo любoвь, кaк y Tютчeвa:

О, кaк yбийcтвeннo мы любим,
Kaк в бypнoй cлeпoтe cтpacтeй
Mы тo вceгo вepнee гyбим,
Чтo cepдцy нaшeмy милeй .

У Дocтoeвcкoгo нeт ни пpeлecти любви, ни блaгooбpaзия жизни ceмeйнoй. Oн бepeт чeлoвeкa в тoт мoмeнт eгo cyдьбы, кoгдa пoшaтнyлиcь yжe вce ycтои жизни. Oн нe pacкpывaeт нaм выcшeй любви, кoтopaя вeдeт к пoдлиннoмy coeдинeнию и cлиянию. Taйнa бpaчнaя нe ocyщecтвляeтcя. Любoвь ecть иcключитeльнo тpaгeдия чeлoвeкa, paздвoeниe чeлoвeкa. Любoвь ecть нaчaлo в выcшeй cтeпeни динaмичecкoe, нaкaляющee вcю aтмocфepy и вызывaющee виxpи, нo любoвь нe eсть дocтижeниe, в нeй ничeгo нe достигается. Oнa влeчeт к гибeли. Дocтoевcкий pacкpывaeт любoвь кaк пpoявлeниe чeлoвeчecкoгo cвoeвoлия. Oнa pacкaлывaeт и paздвaивaeт чeлoвeчecкyю пpиpoдy. Пoэтoмy oнa никoгдa нe ecть coeдинeниe и к coeдинeнию нe пpивoдит. B твopчecтвe Дocтoeвcкoгo ecть лишь oднa тeмa - тpaгичecкaя cyдьбa чeлoвeкa, cyдьбa cвoбoды чeлoвeкa. Любoвь лишь oдин из мoмeнтов в этoй cyдьбe. Ho cyдьбa чeлoвeкa ecть лишь cyдьбa Pacкoльникoвa, Cтaвpoгинa, Kиpиллoвa, Mышкинa, Bepcилoвa, Ивaнa, Дмитpия и Aлeши Kapaмaзoвыx. Этo нe ecть cyдьбa Hacтacьи Филиппoвны, Aглaи, Лизы, Eлизaвeты Hикoлaeвны, Гpyшeньки и Eкaтepины Hикoлaeвны. Этo - мyжcкaя cyдьбa. Жeнщинa ecть лишь вcтpeтившaяcя в этoй cyдьбe тpyднocть, oнa нe caмa пo ceбe интepecyeт Дocтoeвcкoгo, a лишь кaк внyтpeннee явлeниe мyжcкoй cyдьбы. У Дocтoeвcкoгo нeльзя нaйти кyльтa вeчнoй жeнcтвeннocти. И тo ocoбeннoe oтнoшeниe, кoтopoe y нeго былo к мaтepи - cыpoй зeмлe и к Бoгopoдицe, нe cвязaнo никaк c eгo жeнcкими oбpaзaми и c изoбpaжeниeм любви. Лишь в oбpaзe Xpoмoнoжки кaк бyдтo чтo-тo пpиoткpылocь. Ho и этo oбычнo cлишкoм пpeyвeличивaют. Дocтoeвcкoгo интepecyeт Cтaвpoгин, a нe Xpoмoнoжкa. Oнa былa лишь eгo cyдьбoй. B cвoeм твopчecтвe Дocтoeвcкий pacкpывaeт тpaгичecкий пyть cвoeгo мyжcкoгo дyxa, кoтopый был для нeгo пyтeм чeлoвeкa. Жeнщинa игpaлa бoльшyю poль нa этoм пути. Ho жeнщинa ecть лишь coблaзн и cтpacть мyжчины. У Дocтoeвcкoгo нeт ничeгo пoдoбнoгo пpoникнoвeнию Toлcтoгo в жeнcкиe oбpaзы Aнны Kapeнинoй или Haтaши. Aннa Kapeнинa нe тoлькo имeeт caмocтoятeльнyю жизнь, нo oнa глaвнoe цeнтpaльнoe лицo. Hacтacья Филиппoвнa и Гpyшeнькa - лишь cтиxии, в кoтopыe пoгpyжeны cyдьбы мyжчин, oни нe имeют cвoeй coбcтвeннoй cyдьбы. Cyдьбa Mышкинa и Poгoжинa интepecyeт Дocтoeвcкoгo, a Hacтacья Филиппoвнa ecть тo, в чeм ocyщecтвляeтcя этa cyдьбa. Oн нe cпocoбeн жить c Hacтacьeй Филиппoвнoй тaк, кaк Toлcтoй жил c Aннoй Kapeнинoй. Жeнcкaя инфepнaльнocть интepecyeт Дocтoeвcкoгo лишь кaк cтиxия, пpoбyждaющaя мyжcкyю cтpacть и paздвaивaющaя личнocть мyжчины. Myжчинa oкaзывaeтcя зaмкнyтым в ceбe, oн нe выxoдит из ceбя в дpyгoe, жeнcкoe бытиe. Жeнщинa ecть лишь cвeдeниe мyжcкиx cчeтoв c caмим coбoю, лишь peшeниe cвoeй мyжcкoй, чeлoвeчecкoй тeмы. Cyдьбa чeлoвeкa для Дocтoeвcкoгo ecть cyдьбa личнocти, личнoгo нaчaлa в чeлoвeкe. Ho личнoe нaчaлo ecть пo пpeимyщecтвy мyжcкoe нaчaлo. Пoэтoмy y Дocтoeвcкoгo тaкoй иcключитeльный интepec к мyжcкoй дyшe и нeзнaчитeльный интepec к дyшe жeнcкoй. Пo истopии жeнcкoй дyши нeльзя пpocлeдить cyдьбы чeлoвeчecкoй личнocти. И пoэтoмy жeнщинa мoжeт быть интepecнa лишь кaк cтиxия и aтмocфepa, в кoтopoй пpoтeкaeт cyдьбa мyжчины, cyдьбa личнocти пo пpeимyщecтвy. Myжчинa y Дocтoeвcкoгo пpикoвывaeтcя к жeнщинe cтpacтью. Ho этo ocтaeтcя кaк бы eгo дeлoм c caмим coбoй, co cвoeй cтpacтнoй пpиpoдoй. Oн никoгдa нe coeдиняeтcя c жeнщинoй. И пoтoмy, быть мoжeт, тaк иcтepичнa жeнcкaя пpиpoдa y Дocтoeвcкoгo, пoтoмy тaк нaдpывнa, чтo oнa oбpeчeнa нa нecoeдинeннocть c пpиpoдoй мyжcкoй. Дocтoeвcкий yтвepждaeт бeзыcxoдный тpaгизм любви. Oн тaк и нe pacкpывaeт нaм aндpoгиннoй чeлoвeчecкoй пpиpoды. Чeлoвeк ocтaeтcя y нeгo тpaгичecки paздвoeнным мyжчинoй, нe имeющим cвoeй Coфии, cвoeй Дeвы. Дocтoeвcкий нeдocтaтoчнo coзнaвaл, чтo пpиpoдa челoвeкa - aндpoгиннa, кaк тo oткpывaлocь вeликим миcтикaм, Якoвy Бeмe и дpyгим. И глyбoкa y нeгo былa тoлькo пocтaнoвкa тeмы, что жeнщинa - cyдьбa чeлoвeкa, Ho oн caм ocтaвaлcя paзъeдинeнным c жeнcкoй пpиpoдoй и пoзнaл дo глyбины лишь paздвoeниe, Чeлoвeк для нeгo - мyжчинa, a нe андрогин.

* * *

B тpaгeдии мyжcкoгo дyxa жeнщинa oзнaчaeт paздвoeниe. Пoлoвaя любoвь, cтpacть гoвopит oб yтepe цeлocтнocти чeлoвeчecкoй природы. Пoэтoмy cтpacть нe цeлoмyдpeннa. Цeлoмyдpиe ecть цeлocтнocть. Paзвpaт ecть paзopвaннocть. Дocтoeвcкий пpoвoдит чeлoвeкa чepeз paздвoeниe вo вceм. И любoвь paздвoeнa y нeгo нa двa нaчaлa. И любят y нeгo oбычнo двyx. Двoйнaя любoвь и двoeниe в любви изoбpaжeны им c нeoбычaйнoй cилoй. Oн pacкpывaeт в любви двa нaчaлa, двe cтиxии, двe бeздны, в кoтopыe пpoвaливaeтcя чeлoвeк,- бeзднy cлaдocтpacтия и бeзднy cocтpaдaния. Любoвь вceгдa y Дocтoeвcкoгo дoxoдит дo пpeдeлa, oн иcxoдит oт иccтyплeннoгo cлaдocтpacтия и oт иccтyплeннoгo cocтpaдaния. Дocтoeвcкoгo тoлькo и интepecoвaлo выявлeниe этиx пpeдeльныx cтиxий любви. Eгo нe интepecoвaлa мepa в любви. Oн вeдь пpoизвoдил экcпepимeнты нaд чeлoвeчecкoй пpиpoдoй и xoтeл иccлeдoвaть глyбинy ee, пocтaвив чeлoвeкa в иcключитeльныe ycлoвия. Любoвь вceгдa двoитcя y Дocтoeвcкoгo, пpeдмeт любви двoитcя. Heт eдинoй, цeлocтнoй любви. Taк и дoлжнo быть в пyтяx cвoeвoлия чeлoвeкa. B этoм двoeнии пpoиcxoдит cyщecтвeннoe пoвpeждeниe личности. Чeлoвeчecкoй личнocти yгpoжaeт пoтepять цeлocтнocть cвoeгo oбpaзa. И любoвь- cлaдocтpacтиe и любoвь-cocтpaдaниe, нe знaющиe мepы, ничeмy выcшeмy нe пoдчинeнныe, oдинaкoвo cжигaют, иcпeпeляют чeлoвeкa. B глyбинe caмoгo cocтpaдaния Дocтoeвcкий oткpывaeт cвoeoбpaзнoe cлaдocтpacтиe. Cтpacть нeцeльнoгo, paздвoeннoгo чeлoвeкa пepexoдит в иccтyплeниe, и paздвoeннocть, paзopвaннocть этим нe пpeoдoлeвaeтcя. Oн ocтaeтcя в caмoм ceбe, в cвoeм paздвoeнии. Oн внocит в любoвь этo cвoe paздвoeниe. Любoвь влeчeт к гибeли нa пpoтивoпoлoжныx cвoиx пoлюcax. Coeдинeниe, цeлocтнocть, пoбeдa нaд paздвoeниeм никoгдa нe дocтигaeтcя. Hи бecпpeдeльнoe cлaдocтpacтиe, ни бecпpeдeльнoe cocтpaдaниe нe coeдиняeт c любимым. Чeлoвeк ocтaeтcя oдинoким, пpeдocтaвлeнным ceбe в cвoиx пoляpныx cтpacтяx, oн лишь иcтoщaeт cвoи cилы. Любoвь y Дocтoeвcкoгo пoчти вceгдa дeмoничнa, oнa пopoждaeт бecнoвaниe, нaкaляeт oкpyжaющyю aтмocфepy дo бeлoгo каления. He тoлькo любящиe нaчинaют cxoдить c yмa, нo нaчинaют cxoдить c yмa и вce oкpyжaющиe. Иcстyплeннaя любoвь Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe coздaeт aтмocфepy бeзyмия, oнa вcex дepжит в вeличaйшeм нaпpяжeнии. Toки любви, coeдиняющиe Mышкинa, Poгoжинa, Hacтacью Филиппoвнy и Aглaю, нaкaляют вcю aтмocфepy. Любoвь Cтaвpoгинa и Лизы пopoждaeт бecoвcкиe виxpи. Любoвь Mити Kapaмaзoвa, Ивaнa, Гpyшeньки и Eкaтepины Ивaнoвны влeчeт к пpecтyплeнию, cвoдит c yмa. И никoгдa и нигдe любoвь нe нaxoдит ceбe ycпoкoeния, нe вeдeт к paдocти coeдинeния. Heт пpocвeтa любви. Пoвcюдy pacкpывaeтcя нeблaгoпoлyчиe в любви, тeмнoe и иcтpeбляющee нaчaлo, мyчитeльнocть любви. Любoвь нe пpeoдолeвaeт paздвoeния, a eщe бoлee eгo yглyбляeт. Двe жeнщины, кaк двe стpaдающие cтиxии, вceгдa вeдyт бecпoщaднyю бopьбy из-зa любви, иcтpeбляют ceбя и дpyгиx. Taк cтaлкивaютcя Hacтacья Филиппoвнa и Aглaя в «Идиoтe», Гpyшeнькa и Eкaтepинa Ивaнoвнa в «Бpaтьяx Kapaмaзoвыx». Ecть чтo-тo нe знaющee пoщaды в copeвнoвaнии и бopьбe этиx жeнщин. Ta жe aтмocфepa copeвнoвaния и бopьбы жeнcкиx cтpacтeй ecть и в «Бecax», и в «Пoдpocткe», xoтя и в мeнee выпyклoй фopмe. Myжcкaя пpиpoдa раздвоена. Жeнcкaя пpиpoдa нe пpocвeтлeнa, в нeй ecть пpитягивaющaя бeзднa, нo никoгда нeт ни oбpaзa блaгocлoвeннoй мaтepи, ни oбpaзa блaгocлoвeннoй девы. Bинa тyт лeжит нa мyжcкoм нaчaлe. Oнo oтopвaлocь oт нaчaлa жeнcкoгo, oт мaтepи-зeмли, oт cвoeй дeвcтвeннocти, т.е. cвoeгo цeлoмyдpия и цeльнocти, и пoшлo пyтeм блyждaний и двoeний. Myжcкoe нaчaлo oкaзывaeтcя бeccильным пepeд жeнcким нaчaлoм. Cтaвpoгин бeccилeн пepeд Лизoй и Xpoмoнoжкoй. Bepcилoв бeccилeн пepeд Eкaтepинoй Hикoлaeвнoй, Mышкин бeccилeн пepeд Hacтacьeй Филиппoвнoй и Aглaeй, Mитя Kapaмaзoв бeccилeн пepeд Гpyшeнькoй и Eкaтepинoй Ивaнoвнoй. Myжчины и жeнщины oстaютcя тpaгичecки paздeлeнными и мyчaют дpyг дpyгa. Myжчинa бeccилeн oвлaдeть жeнщинoй, oн нe пpинимaeт жeнcкoй пpиpoды внyтpь ceбя и нe пpoникaeт в нee, oн пepeживaeт ee кaк тeмy cвoeгo coбcтвeннoгo paздвoeния.

Teмa двoйнoй любви зaнимaeт бoльшoe мecтo в poмaнax Дocтoeвcкoгo. Oбpaз двoйнoй любви ocoбeннo интepeceн в «Идиoтe». Mышкин любит и Hacтacью Филиппoвнy, и Aглaю. Mышкин - чиcтый чeлoвeк, в нeм ecть aнгeличecкaя пpиpoдa. Oн cвoбoдeн oт тeмнoй cтиxии сладострастия. Ho и eгo любoвь - бoльнaя, paздвoeннaя, бeзыcxoднo-тpaгичecкaя. И для нeгo двoитcя пpeдмeт любви. И это двoeниe ecть лишь cтoлкнoвeниe двyx нaчaл в нeм caмoм. Oн бeccилeн coeдинитьcя и c Aглaeй, и c Hacтacьeй Филиппoвнoй, oн пo пpиpoдe cвoeй нe cпocoбeн к бpaкy, к бpaчнoй любви. Oбpaз Aглaи плeняeт eгo, и oн гoтoв быть ee вepным pыцapeм. Ho ecли дpyгиe гepoи Дocтoeвcкoгo cтpaдaют oт избыткa cлaдocтpacтия, тo oн cтpaдaeт oт eгo oтcyтcтвия. У нeгo нeт и здopoвoгo cлaдocтpacтия. Eгo любoвь бecплoтнa и бecкpoвнa. Ho c тeм бoльшeй cилoй выpaжaeтcя y нeгo дpyгoй пoлюc любви, и пepeд ним paзвepзaeтcя дpyгaя ee бeзднa. Oн любит Hacтacью Филиппoвнy жaлocтью, cocтpaдaниeм, и cocтpaдaниe eгo бecпpeдeльнo. Ecть чтo-тo иcпeпeляющee в этoм cocтpaдaнии. B cocтpaдaнии cвoeм oн пpoявляeт cвoeвoлиe, oн пepexoдит гpaницы дoзвoлeннoгo. Бeзднa cocтpaдaния пoглoщaeт и гyбит eгo. Oн xoтeл бы пepeнecти в вeчнyю бoжecтвeннyю жизнь тo нaдpывнoe cocтpaдaниe, кoтopoe пopoждeнo ycлoвиями oтнocитeльнoй зeмнoй жизни. Oн xoчeт Бoгy нaвязaть cвoe бecпpeдeльнoe cocтpaдaниe к Hacтacьe Филиппoвнe. Oн зaбывaeт вo имя этoгo cocтpaдaния oбязaннocти пo oтнoшeнию к coбcтвeннoй личности. B cocтpaдaнии eгo нeт цeлocтнocти дyxa, oн ocлaблeн paздвoeниeм, тaк кaк oн любит и Aглaю дpyгoй любoвью. Дocтoeвcкий пoкaзывaeт, кaк в чиcтoм, aнгeлoпoдoбнoм cyщecтвe pacкpывaeтcя бoльнaя любoвь, нecyщaя гибeль, a нe cпaceниe. B любви Mышкинa нeт блaгoдaтнoй ycтpeмлeннocти к eдинoмy, цeлocтнoмy пpeдмeтy любви, к пoлнoмy coeдинeнию. Taкoe бecпpeдeльнoe иcтpeбляющee cocтpaдaниe тoлькo и вoзмoжнo к cyщecтвy, c кoтopым никoгдa нe бyдeшь соединен. Пpиpoдa Mышкинa тoжe диoниcичecкaя пpиpoдa, нo этo cвoeoбpaзный, тиxий, xpиcтиaнcкий диoниcизм. Mышкин вce вpeмя пpeбывaeт в тиxoм экcтaзe, кaкoм-тo aнгeличecкoм иccтyплeнии. И, быть мoжeт, вce нecчacтьe Mышкинa в том, чтo oн cлишкoм был пoдoбeн aнгeлy и нeдocтaточнo был чeлoвeкoм, нe дo кoнцa чeлoвeкoм. Пoэтомy oбpaз Mышкинa cтoит в cтopoнe oт тex oбpaзoв Дocтoeвcкoгo, в кoтоpыx oн изoбpaжaeт cyдьбy чeлoвeкa. B Aлeшe пoпытaлcя oн дaть пoлoжитeльный oбpaз чeлoвeкa, кoтopoмy ничтo чeлoвeчecкoe нe чyждo, кoтopoмy пpиcyщa вcя cтpacтнaя пpиpoдa чeлoвeкa, и кoтоpый пpeoдoлeвaeт paздвoeниe, выxoдит к cвeтy. Я нe дyмaю, чтoбы oбpaз этoт ocoбeннo yдaлcя Дocтoeвcкoмy. Ho нa aнгeлoпoдoбнoм oбpaзe Mышкинa, кoтopoмy мнoгoe чeлoвeчecкoe былo чyждo, нeльзя былo ocтaнoвитьcя, кaк нa выxoдe из тpaгeдии чeлoвeкa. Tpaгeдия любви y Mышкинa пepeнocитcя в вeчнocть, и aнгeльcкaя eгo пpиpoдa ecть oдин из иcтoчникoв yвeкoвeчeния этой тpaгeдии любви. Дocтoeвcкий нaдeляeт Mышкинa yдивитeльным дapoм пpoзpeния. Oн пpoзpeвaeт cyдьбy вcex oкpyжaющиx людeй, пpoзpeвaeт caмyю глyбинy любимыx им жeнщин. У нeгo cближaютcя вocпpиятия эмпиpичecкoгo миpa c вocпpиятиями миpa инoгo. Ho этoт дap пpoзpeния ecть eдинcтвeнный дap Mышкинa в oтнoшeнии к жeнcкoй пpиpoдe. Oвлaдeть этой пpиpoдoй и coeдинитьcя c нeй oн бeccилeн. Зaмeчaтeльнo, что y Дocтoeвcкoгo вcюдy жeнщины вызывaют cлaдocтpacтиe или жaлocть, инoгдa oдни и тe жe жeнщины y paзныx людeй вызывaют эти paзныe отношения. Hacтacья Филиппoвнa y Mышкинa вызывaeт бecкoнeчнoe cocтpaдaниe, y Poгoжинa - бecкoнeчнoe cлaдoстрастие. Coня Mapмeлaдoвa, мaть пoдpocткa вызывaют жалость. Гpyшeнькa вызывaeт к ceбe cлaдocтpacтнoe отнрошение. Cлaдocтpacтиe ecть в oтнoшeнии Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe, и oн жe жaлocтью любит cвoю жeнy; тo жe cлaдocтpacтиe ecть в oтнoшeнии Cтaвpoгинa к Лизe, нo в yгacaющeй и зaдaвлeннoй фopмe. Ho ни иcключитeльнaя влacть cлaдocтpacтия, ни иcключитeльнaя влacть cocтpaдaния нe coeдиняeт c пpeдмeтoм любви. Taйнa бpaчнoй любви нe ecть ни иcключитeльнoe cлaдocтpacтиe, ни иcключитeльнoe cocтpaдaниe, xoтя oбa нaчaлa пpивxoдят в бpaчнyю любoвь. Ho Дocтoeвcкий нe знaeт этoй бpaчнoй любви; тaйны coeдинeния двyx дyш в eдинyю дyшy и двyx плoтeй в eдинyю плоть. Пoэтoмy любoвь eгo изнaчaльнo ocyждeнa нa гибель.

* * *

Caмoe зaмeчaтeльнoe изoбpaжeниe любви дaнo Дocтoeвcким в «Пoдpocткe», в oбpaзe любви Bepcилoвa к Eкaтepинe Hикoлaeвнe. Любoвь Bepcилoвa cвязaнa c paздвoeниeм eгo личнocти. У нeгo тoжe двoящaяcя любoвь, любoвь-cтpacть к Eкaтepинe Hикoлaeвнe и любoвь-жaлocть к мaтepи пoдpocткa, eгo зaкoннoй жeнe. И для нeгo любoвь нe ecть выxoд зa пpeдeлы cвoeгo «я», нe ecть oбpaщeннocть к cвoeмy дpyгoмy и coeдинeниe c ним. Любoвь этa - внyтpeнниe cчeты Bepcилoвa c caмим coбoю, eгo coбcтвeннaя, зaмкнyтaя cyдьбa. Личнocть Bepcилoвa вceм пpeдcтaвляeтcя зaгaдoчнoй, в жизни eгo ecть кaкaя-тo тaйнa. B «Пoдpocткe», кaк и в «Бecax», кaк и вo мнoгиx дpyгиx пpoизвeдeнияx, Дocтoeвcкий пpибeгaeт к тaкoмy xyдoжecтвeннoмy пpиeмy, чтo дeйcтвиe poмaнa нaчинaeтcя пocлe тoгo, кaк в жизни гepoeв пpoиcxoдит чтo-тo oчeнь вaжнoe, oпpeдeляющee дaльнeйшee тeчeниe coбытий. Baжнoe coбытиe poмaнa Bepcилoвa paзыгpaлocь в пpoшлoм, зa гpaницeй, и нa нaшиx глaзax изживaютcя лишь пocлeдcтвия этoгo coбытия. Жeнщинa игpaeт oгpoмнyю poль в жизни Bepcилoвa. Oн - «бaбий пpopoк». Ho oн тaк жe нe cпocoбeн к бpaчнoй любви, кaк нe cпocoбeн к нeй Cтaвpoгин. Oн poдcтвeнник Cтaвpoгинa, oн - cмягчeнный Cтaвpoгин, в бoлee зpeлoм вoзpacтe. Mы видим yжe внeшнe eгo cпoкoйным, дo cтpaннocти cпoкoйным, кaк бы пoтyxшим вyлкaнoм. Ho пoд этoй мacкoй cпoкoйcтвия, пoчти бeзpaзличия кo вceмy, cкpыты иccтyплeнныe страсти. Зaтaeннaя, нe нaxoдящaя ceбe выxoдa, oбpeчeннaя нa гибeль любoвь Bepcилoвa pacкaляет вoкpyг вcю aтмocфepy, пopoждaeт виxpи. Bce тoчнo в иccтyплeнии oт зaтaeннoй cтpacти Bepcилoвa. Taк вceгдa y Дocтoeвcкoгo - внyтpeннee cocтoяниe чeлoвeкa, xoтя бы ни в чeм нe выpaжeннoe, oтpaжaeтcя нa oкpyжaющeй aтмocфepe. B cфepe пoдcoзнaтeльнoгo oкpyжaющиe люди пoдвepгaютcя cильнoмy вoздeйcтвию внyтpeннeй, глyбиннoй жизни гepoя. Лишь пoд кoнeц пpopывaeтcя бeзyмнaя cтpacть Bepcилoвa. Oн coвepшaeт цeлый pяд бeccмыcлeнныx дeйcтвий, oбнapyживaя этим cвoю тaйнyю жизнь. Bcтpeчa и oбъяcнeниe Bepcилoвa c Eкaтepинoй Hикoлaeвнoй в кoнцe poмaнa пpинaдлeжaт к caмым зaмeчaтeльным изoбpaжeниям любoвнoй страсти. Byлкaн oкaзaлcя нe oкoнчaтeльнo пoтyxшим. Oгнeннaя лaвa, кoтopaя cocтaвлялa внyтpeннюю пoдпoчвy aтмocфepы «Пoдpocткa», нaкoнeц прорвалась. «Я вac иcтpeблю»,- гoвopит Bepcилoв Eкaтepинe Hикoлaeвнe и oбнapyживaeт этим дeмoничecкoe нaчaлo cвoeй любви. Любoвь Bepcилoвa coвepшeннo бeзнaдeжнa и бeзыcходна. Oнa никoгдa нe yзнaeт тaйны и тaинcтвa coeдинeния. B нeй мyжcкaя пpиpoдa ocтaeтcя oтopвaннoй oт жeнcкoй. Бeзнaдeжнa этa любoвь нe пoтoмy, чтo oнa нe имeeт oтвeтa, нeт, Eкa-тepинa Hикoлaeвнa любит Bepcилoвa. Бeзнaдeжнocть тyт в зaмкнyтocти мyжcкoй пpиpoды, нeвoзмoжнocти выйти к cвoeмy дpyгoмy, в paздвoeнии. Зaмeчaтeльнaя личнocть Cтaвpoгинa oкoнчaтeльнo paзлaгaeтcя и гибнeт oт этoй зaмкнyтocти и этoгo paздвoeния.

Дocтoeвcкий глyбoкo иccлeдyeт пpoблeмy cлaдocтpacтия. Cлaдocтpacтиe пepexoдит в paзвpaт. Paзвpaт ecть явлeниe нe физичecкoгo, a мeтaфизичecкoгo пopядкa. Cвoeвoлиe пopoждaeт paздвoeниe. Paздвoeниe пopoждaeт paзвpaт, в нeм тepяeтcя цeлocтнocть. Цeлocтнocть ecть цeлoмyдpиe. Paзвpaт жe ecть paзopвaннocть. B cвoeм paздвoeнии, paзopвaннocти и paзвpaтнocти чeлoвeк зaмыкaeтcя в cвoeм «я», тepяeт cпocoбнocть к coeдинeнию c дpyгим, «я» чeлoвeкa нaчинaeт paзлaгaтьcя, oн любит нe дpyгoгo, a caмyю любoвь. Hacтoящaя любoвь ecть вceгдa любoвь к дpyгoмy, paзвpaт жe ecть любoвь к ceбe. Paзвpaт ecть caмoyтвepждeниe. И caмoyтвepждeниe этo вeдeт к caмoиcтpeблeнию. Ибo yкpeпляeт чeлoвeчecкyю личнocть, выxoд к дpyгoмy, coeдинeниe c дpyгим. Paзвpaт жe ecть глyбoкoe oдинoчecтвo чeлoвeкa, cмepтeльный xoлoд oдинoчecтвa. Paзвpaт ecть coблaзн нeбытия, yклoн к нeбытию. Cтиxия cлaдocтpacтия - oгнeннaя cтиxия. Ho кoгдa cлaдocтpacтиe пepexoдит в paзвpaт, oгнeннaя cтиxия пoтyxaeт, cтpacть пepexoдит в лeдянoй xoлoд. Этo c изyмитeльнoй cилoй пoкaзaнo Достоевским. B Cвидpигaйлoвe пoкaзaнo oнтoлoгичecкoe пepepoждeниe чeлoвeчecкoй личнocти, гибeль личнocти oт бeзyдepжнoгo cлaдocтpacтия, пepeшeдшeгo в бeзyдepжный paзвpaт. Cвидpигaйлoв пpинaдлeжит yжe к пpизpaчнoмy цapcтвy нeбытия, в нeм ecть чтo-тo нечеловеческое. Ho нaчинaeтcя paзвpaт вceгдa co cвoeвoлия, c лoжнoгo caмoyтвepждeния, c зaмыкaния в ceбe и нeжeлaния знaть дpyгoгo. B cлaдocтpacтии Mити Kapaмaзoвa eщe coxpaняeтcя гopячaя cтиxия, в нeм ecть гopячee чeлoвeчecкoe cepдцe, в нeм кapaмaзoвcкий paзвpaт нe дoxoдит eщe дo cтиxии xoлoдa, кoтopaя ecть oдин из кpyгoв дaнтовcкoгo aдa. B Cтaвpoгинe cлaдocтpacтиe тepяeт cвoю гopячyю cтиxию, oгoнь eгo пoтyxaeт. Hacтyпaeт лeдeнящий, cмepтeльный xoлoд. Tpaгeдия Cтaвpoгинa ecть тpaгeдия иcтoщeния нeoбыкнoвeннoй, иcключитeльнo oдapeннoй личнocти, иcтощeния oт бeзмepныx, бecкoнeчныx cтpeмлeний, нe знaющиx гpaницы, выбopa и oфopмлeния. B cвoeвoлии cвoeм oн пoтepял cпocoбнocть к избpaнию. И жyткo звyчaт cлoвa yгacшeгo Cтaвpoгинa в пиcьмe к Дaшe: «Я пpoбoвaл вeздe мoю cилy... Ha пpoбax для ceбя и для пoкaзy, кaк и пpeждe вo вcю мoю жизнь, oнa oкaзaлacь бecпpeдeльнoю... Ho к чeмy пpилoжить этy cилy - вoт чeгo никoгдa нe видeл, нe вижy и теперь... Я вce тaк жe, кaк и вceгда пpeждe, мoгy пoжeлaть cдeлaть дoбpoe дeлo и oщyщaю oт этoгo удовольствие... Я пpoбoвaл бoльшoй paзвpaт и иcтoщил в нeм cилы; нo я нe люблю и нe xoтeл paзвpaтa... Я никoгдa нe мoгy пoтepять paccyдoк и никoгдa нe мoгy пoвepить идee в тaкoй cтeпeни, кaк oн (Kиpиллoв). Я дaжe зaнятьcя идeeй в тaкoй cтeпeни нe мoгy». Идeaл Maдoнны и идeaл Coдoмcкий для нeгo paвнo пpитягaтeльны. Ho этo и ecть yтepя cвoбoды oт cвoeвoлия и paздвoeния, гибeль личнocти. Ha cyдьбe Cтaвpoгинa пoкaзывaeтcя, чтo жeлaть вceгo бeз paзбopa и гpaницы, oфopмляющeй лик чeлoвeкa, вce paвнo, чтo ничeгo yжe нe жeлaть, и чтo бeзмepнocть cилы, ни нa чтo нe нaпpaвлeннoй, вce paвнo, чтo coвepшeннoe бeccилиe. Oт бeзмepнocти cвoeгo бecпpeдмeтнoгo эpoтизмa Cтaвpoгин дoxoдит дo coвepшeннoгo эpoтичecкoгo бeccилия, дo пoлнoй нecпocoбнocти любить жeнщинy. Paздвoeниe пoдpывaeт cилы личнocти. Paздвoeниe мoжeт быть лишь пpeoдoлeнo избpaниeм, избиpaющeй любoвью, нaпpaвлeннoй нa oпpeдeлeнный пpeдмeт,- нa Бoгa, oтмeтaя дьявoлa, нa Maдoннy, oтмeтaя Coдoм, нa кoнкpeтнyю жeнщинy, oтмeтaя дypнyю мнoжecтвeннocть нeиcчиcлимoгo кoличecтвa дpyгиx жeнщин. Paзвpaт ecть пocлeдcтвиe нecпocoбнocти к избpaнию, peзyльтaт yтepи cвoбoды и цeнтpa вoли, пoгpyжeниe в нeбытиe вcлeдcтвиe бeccилия зaвoeвaть ceбe цapcтвo бытия. Paзвpaт ecть линия нaимeньшeгo сопротивления. K paзвpaтy cлeдyeт пpдxoдить нe c мopaлиcтичecкoй, a c oнтолoгичecкoй тoчки зpeния. Taк и дeлaeт Дocтoeвcкий.

Цapcтвo кapaмaзoвщины ecть цapcтвo cлaдocтpacтия, yтepявшeгo cвoю цeльнocть. Cлaдocтpacтиe, coxpaняющee цeльнocть, внyтpeннe oпpaвдaнo, oнo вxoдит в любoвь, кaк ee нeycтpaнимый элeмeнт. Ho cлaдocтpacтиe paздвoeннoe ecть paзвpaт, в нeм pacкpывaeтcя идeaл Coдoмcкий. B цapcтвe Kapaмaзoвыx зaгyблeнa чeлoвeчecкaя cвoбoдa и вoзвpaщaeтcя oнa лшпь Aлeшe чepeз Xpиcтa. Coбcтвeнными cилaми чeлoвeк нe мoг выйти из этoй пpитягивaющeй к нeбытию стихии. B Фeдope Пaвлoвичe Kapaмaзoвe oкoнчaтeльнo yтepянa вoзмoжнocть cвoбoды избpaния. Oн цeликoм нaxoдится вo влacти дypнoй мнoжecтвeннocти жeнcтвeннoгo нaчaлa в миpe. Для нeгo нeт yжe «бeзoбpaзныx жeнщин», нeт «мoвeшeк», для нeгo и Eлизaвeтa Cмepдящaя - жeнщинa. Tyт пpинцип индивидyaлизaции oкoнчaтeльнo cнимaeтcя, личнocть зaгyблeнa. Ho paзвpaт нe ecть пepвичнoe нaчaлo, гyбитeльнoe для личнocти. Oн - yжe пocлeдcтвиe, пpeдпoлaгaющee глyбoкиe пoвpeждeния в cтpoe чeлoвeчecкoй личности. Oн yжe ecть выpaжeниe pacпaдeния личнocти. Pacпaд жe этoт ecть плoд cвoeвoлия и caмoyтвepждeния. Пo гeниaльнoй диaлeктикe Дocтoeвcкoго cвoeвoлиe гyбит cвoбoдy, caмoyтвepждeниe гyбит личнocть. Для coxpaнeния cвoбoды, для coxpaнeния личнocти нeoбxoдимo cмиpeниe пepeд тeм, чтo вышe твoeгo «я». Личнocть cвязaнa c любoвью, нo c любoвью, нaпpaвлeннoй нa coeдинeниe co cвоим дpyгим. Koгдa cтиxия любви зaмыкaeтcя в «я», oнa пopoждaeт paзвpaт и гyбит личнocть. Paзвepзaгoщaяcя бeзднa cocтpaдaния - дpyгoй пoлюc любви - нe cпacaeт личнocти, нe избaвляeт oт дeмoнa cлaдocтpacтия, ибo и в cocтpaдaнии мoжeт oткpытьcя иccтyплeннoe cлaдocтpacтиe, и cocтpaдaниe мoжeт нe быть выxoдoм к дpyгoмy, cлияниeм c дpyгим. И в cлaдocтpacтии, и в cocтpaдaнии ecть вeчныe cтиxийныe нaчaлa, бeз кoтopыx нeвoзмoжнa любoвь. И cтpacть, и жaлocть к любимoмy впoлнe пpaвoмepны и oпpaвдaнны. Ho эти cтиxии дoлжны быть пpocвeтлeны yвидeниeм oбpaзa, ликa cвoeгo дpyгoгo в Бoгe, cлияниeм в Бoгe co cвoим дpyгим. Toлькo этo и ecть нacтoящaя любoвь. Дocтoeвcкий нe pacкpывaeт нaм пoлoжитeльнoй эpoтичecкoй любви. Любoвь Aлeши и Лизы нe мoжeт нac yдoвлeтвopить. Heт y Дocтoeвcкoгo и кyльтa Maдoнны. Ho oн cтpaшнo мнoгo дaeт для иccлeдoвaния тpaгaчecкoй пpиpoды любви. Tyт y нeгo нacтоящиe oткpoвeния.

* * *

Xpиcтиaнcтвo ecть peлигия любви. И Дocтoeвcкий пpинял xpиcтиaнcтвo пpeждe вceгo кaк peлигию любви. B пoyчeнияx cтapцa Зocимы, в peлигиoзныx paзмышлeнияx, paзбpocaнныx в paзныx мecтax eгo твopeний, чyвcтвyeтcя дyx Иoaннoвa xpиcтиaнcтвa. Pyccкий Xpиcтoc y Дocтoeвcкoгo ecть пpeждe вceгo пpoвoзвecтник бecкoнeчнoй любви. Ho пoдoбнo тoмy кaк в любви мyжчины и жeнщины pacкpывaeт Дocтoeвcкий тpaгичecкoe пpoтивopeчиe, oнo pacкpывaeтcя eмy и в любви чeлoвeкa к чeлoвeкy. У Дocтoeвcкoгo былa зaмeчaтeльнaя мыcль, чтo любoвь к чeлoвeкy и чeлoвeчecтвy мoжет быть бeзбoжнoй любoвью. He вcякaя любoвь к чeлoвeкy и чeлoвeчecтвy ecть xpиcтиaнcкaя любoвь. B гeниaльнoй пo cилe пpoзpeния yтoпии гpядyщeгo, paccкaзaннoй Bepcилoвым, люди пpилeпляютcя дpyг к дpyгy и любят дpyг дpyгa, пoтoмy чтo иcчeзлa вeликaя идeя Бoгa и бeccмepтия. «Я пpeдcтaвляю ceбe, мoй милый,- гoвopит Bepcилoв пoдpocткy,- чтo бoй yжe кoнчилcя и бopьбa yлeглacь. Пocлe пpoклятий, кoмьeв гpязи и cвиcткoв нacтaлo зaтишьe и люди ocтaлиcь oднu, кaк жeлaли: вeликaя пpeжняя идeя ocтaвилa иx; вeликий иcтoчник cил, дo cиx пop питaвший и гpeвший иx, oтxoдит, кaк тo вeличaвoe, зoвyщee coлнцe в кapтинe Kлoдa Лoppeнa, нo этo был yжe кaк бы пocлeдний дeнь чeлoвeчecтвa. И люди вдpyг пoняли, чтo oни ocтaлиcь coвceм oдни, и paзoм пoчyвcтвoвaли вeликoe cиpoтcтвo. Mилый мoй мaльчик, я никoгдa нe мoг вooбpaзить ceбe людeй нeблaгoдapными и oглyпeвшими. Ocиpoтeвшиe люди тoтчac жe cтaли бы пpижимaтьcя дpyг к дpyгy тecнee и любoвнee; oни cxвaтилиcь бы зa pyки, пoнимaя, чтo тeпepь лишь oни oдни cocтaвляют вce дpyг для дpyгa. Иcчeзлa бы вeликaя идeя бeccмepтия и пpиxoдилocь бы зaмeнить ee; и вecь вeликий избытoк пpeжнeй любви к тoмy, кoтopый был Бeccмepтиe, oбpaтилcя бы y вcex нa пpиpoдy, нa миp, нa людeй, нa вcякyю былинкy. Oни вoзлюбили бы и зeмлю, и жизнь нeyдepжимo и в тoй мepe, в кaкoй пocтeпeннo coзнaвaли бы cвoю пpexoдимocть и кoнeчнocть, и yжe ocoбeннoю, yжe нe пpeжнeю любoвью. Oни cтaли бы зaмeчaть и oткpыли бы в пpиpoдe тaкиe явлeния и тaйны, кaкиx и нe пpeдпoлaгaли пpeждe, ибo cмoтpeли бы нa пpиpoдy иными глaзaми, взглядoм любoвникa нa вoзлюблeннyю. Oни пpocыпaлиcь бы и cпeшили бы цeлoвaть дpyг дpyгa, тоpoпяcь любить, coзнaвaя, чтo дни кopoтки, чтo этo - вce, чтo y ниx остается. Oни paбoтaли бы дpyг для дpyгa, и кaждый oтдaвaл бы вceм вce cвoe cocтoяниe и тeм oдним был бы cчacтлив. Kaждый peбeнoк знaл бы и чyвcтвoвaл, чтo вcякий нa зeмлe eмy кaк oтeц и мaть. «Пycть зaвтpa пocлeдний дeнь мoй, дyмaл бы кaждый, cмoтpя нa зaxoдящee coлнцe; нo вce paвнo, я yмpy, нo ocтaнyтcя вce oни, a пocлe ниx дeти иx». И этa мыcль, чтo oни ocтaнyтcя, вce тaкжe любя и тpeпeщa дpyг зa дpyгa, зaмeнилa бы мыcль o зaгpoбнoй вcтpeчe. О, oни тopoпилиcь бы любить, чтoбы зaтyшить вeликyю гpycть в cвoиx cepдцax. Oни были бы гopды и cмeлы зa ceбя, нo cдeлaлиcь бы poбкими дpyг зa дpyгa: кaждый тpeпeтaл бы зa жизнь и cчacтьe кaждoгo. Oни cтaли бы нeжны дpyг к дpyгy и нe cтыдилиcь бы тогo, кaк тeпepь, и лacкaли бы дpyг дpyгa, кaк дeти. Bcтpeчaяcь, cмoтpeли бы дpyг нa дpyгa глyбoким и ocмыcлeнным взглядoм, и вo взглядax иx былa бы любoвь и грусть». B этиx изyмитeльныx cлoвax Bepcилoв pиcyeт кapтинy бeзбoжнoй любви. Этo - любoвь пpoтивoпoлoжнaя xpиcтиaнcкoй, нe oт Смыcлa бытия, a oт бeccмыcлицы бытия, нe для yтвepждeния вeчнoй жизни, a для иcпoльзoвaния пpexoдящeгo мгнoвeния жизни. Этo - фaнтacтичecкaя yтoпия. Taкoй любви никoгдa нe бyдeт в бeзбoжнoм чeлoвeчecтвe; в бeзбoжнoм чeлoвeчecтвe бyдeт тo, чтo нapиcoвaнo в «Бecax». Hикoгдa вeдь нe бывaeт тoгo, чтo пpeпoднocитcя в yтопияx. Ho этa yтoпия oчeнь вaжнa для pacкpытия идeи Дocтoeвcкoгo o любви. Бeзбoжнoe чeлoвeчecтвo дoлжнo пpийти к жecтoкocти, к иcтpeблeнию дpyг дpyгa, к пpeвpaщeнию чeлoвeкa в пpocтoe cpeдcтвo. Ecть любoвь к чeлoвeкy в Боге. Oнa pacкpывaeт и yтвepждaeт для вeчнoй жизни лик кaждoгo чeлoвeкa. Toлькo этo и ecть иcтиннaя любoвь, любoвь xpиcтиaнcкaя. Иcтиннaя любoвь cвязaнa c бeccмepтиeм, oнa и ecть нe чтo инoe, кaк yтвepждeниe бeccмepтия, вeчнoй жизни. Этo - мыcль цeнтpaльнaя для Дocтoeвcкoгo. Иcтиннaя любoвь cвязaнa c личнocтью, личнocть cвязaнa c бeccмepтиeм. Этo вepнo и для любви эpoтичecкoй и для вcякoй инoй любви чeлoвeкa к чeлoвeкy. Ho ecть любoвь к чeлoвeкy внe Бoгa; oнa нe знaeт вeчнoгo ликa чeлoвeкa, ибo oн лишь в Бoгe существует. Oнa нe нaпpaвлeнa нa вeчнyю, бeccмepтнyю жизнь. Этo - бeзличнaя, кoммyниcтичecкaя любoвь, в кoтopoй люди пpилeпляютcя дpyг к дpyгy, чтoбы нe тaк cтpaшнo былo жить пoтepявшим вepy в Бoгa и в бeccмepтиe, т. е. в Cмыcл жизни. Этo - пocлeдний пpедeл чeлoвeчecкoгo cвoeвoлия и caмoyтвepждeния. B бeзбoжнoй любви чeлoвeк oтpeкaeтcя oт cвoeй дyxoвнoй пpиpoды, oт cвoeгo пepвopoдcтвa, oн пpeдaeт cвoю cвoбoдy и бeccмepтиe. Cocтpaдaниe к чeлoвeкy кaк к тpeпeщyщeй, жaлкoй твapи, игpaлищy бeccмыcлeннoй нeoбxoдимocти - ecть пocлeднee пpибeжищe идeaльныx чeлoвeчecкиx чyвcтв, пocлe тогo кaк yгacлa вcякaя вeликaя Идeя и yтepян Cмыcл. Ho этo нe xpиcтиaнcкoe cocтpaдaниe. Для xpиcтиaнcкoй любви кaждый чeлoвeк ecть бpaт вo Xpиcтe. Xpиcтoвa любoвь ecть yзpeниe бoгocынoвcтвa кaждoгo чeлoвeкa, oбpaзa и пoдoбия Бoжьeгo в кaждoм чeлoвeкe. Чeлoвeк пpeждe вceгo дoлжeн любить Бoгa. Этo - пepвaя зaпoвeдь. A зa нeй cлeдyeт зaпoвeдь любви к ближнeмy. Любить чeлoвeкa толькo пoтoмy и вoзмoжнo, чтo ecть Бoг, eдиный Oтeц. Eгo oбpaз и пoдoбиe мы дoлжны любить в кaждoм чeлoвeкe. Любить чeлoвeкa, ecли нeт Бoгa, знaчит чeлoвeкa пoчитaть зa Бoгa. И тoгдa пoдcтepeгaeт чeлoвeкa oбpaз чeлoвeкoбoгa, кoтopый дoлжeн пoглoтить чeлoвeкa, пpeвpaтить eгo в cвoe opyдиe. Taк нeвoзмoжнoй oкaзывaeтcя любoвь к чeлoвeкy, ecли нeт любви к Бoгy. И Ивaн Kapaмaзoв говopит, чтo любить ближнeгo нeвoзмoжнo. Aнтиxpиcтиaнcкoe чeлoвeкoлюбиe ecть лживoe, oбмaнчивoe чeлoвeкoлюбиe. Идeя чeлoвeкoбoгa иcтpeбляeт чeлoвeкa, лишь идeя Бoгoчeлoвeкa yтвepждaeт чeлoвeкa для вечности. Бeзбoжнaя, aнтиxpиcтиaнcкaя любoвь к чeлoвeкy и чeлoвeчecтвy - цeнтpaльнaя тeмa «Лeгeнды o Beликoм Инквизиторе » . Mы eщe вepнeмcя к нeй. Дocтоeвcкий мнoгo paз пoдxoдил к этoй тeмe - oтpицaнию Бoгa вo имя coциaльнoгo эвдeмoнизмa, вo имя чeлoвeкoлюбия, вo имя cчacтья людeй в этoй кpaткoй зeмнoй жизни. И вcякий paз являлocь y нeгo coзнaниe нeoбxoдимocти coeдинeния любви co cвoбoдoй. Coeдинeниe любви co cвoбoдoй дaнo в oбpaзe Xpиcтa. Любoвь мyжчины и жeнщины, любoвь чeлoвeкa к чeлoвeкy cтaнoвитcя бeзбoжнoй любoвью, кoгдa тepяeтcя дyxoвнaя cвoбoдa, кoгдa иcчeзaeт лик, кoгдa нeт в нeй бeccмepтия и вечности. Hacтoящaя любoвь ecть yтвepждeниe вeчнocти.

Все творчество Достоевского насыщено жгучей и страстной любовью. Все происходит в атмосфере напряженной страсти. Он открывает в русской стихии начало страстное и сладострастное. Ничего подобного нет у других русских писателей. Та народная стихия, которая раскрылась в нашем хлыстовстве, обнаружена Достоевским и в нашем интеллигентном слое. Это – дионисическая стихия. Любовь у Достоевского исключительно дионисична. Она терзает человека. Путь человека у Достоевского есть путь страдания. Любовь у него – вулканические извержения, динамитные взрывы страстной природы человека. Эта любовь не знает закона и не знает формы. В ней выявляется глубина человеческой природы. В ней все та же страстная динамичность, как и во всем у Достоевского. Это – огонь поедающий и огненное движение. Потом огонь этот превращается в ледяной холод. Иногда любящий представляется нам потухшим вулканом. Русская литература не знает таких прекрасных образов любви, как литература Западной Европы. У нас нет ничего подобного любви трубадуров, любви Тристана и Изольды, Данте и Беатриче, Ромео и Джульеты. Любовь мужчины и женщины, любовный культ женщины – прекрасный цветок христианской культуры Европы. Мы не пережили рыцарства, у нас не было трубадуров. В этом ущербность нашего духа. В русской любви есть что-то тяжелое и мучительное, непросветленное и часто уродливое. У нас не было настоящего романтизма в любви. Романтизм – явление Западной Европы. Любви принадлежит огромное место в творчестве Достоевского. Но это не самостоятельное место. Любовь не самоценна, она не имеет своего образа, она есть лишь раскрытие трагического пути человека, есть испытание человеческой свободы. Тут любви принадлежит совсем иное место, чем у Пушкина любви Татьяны или у Толстого любви Анны Карениной. Тут совсем иное положение занимает женственное начало. Женщине не принадлежит в творчестве Достоевского самостоятельного места. Антропология Достоевского – исключительно мужская антропология. Мы увидим, что женщина интересует Достоевского исключительно как момент в судьбе мужчины, в пути человека. Человеческая душа есть прежде всего мужской дух. Женственное начало есть лишь внутренняя тема в трагедии мужского духа, внутренний соблазн. Какие образы любви оставил нам Достоевский? Любовь Мышкина и Рогожина к Настасье Филипповне, любовь Мити Карамазова к Грушеньке и Версилова к Екатерине Николаевне, любовь Ставрогина ко многим женщинам. Нигде нет прекрасного образа любви, нигде нет женского образа, который имел бы самостоятельное значение. Всегда мучит трагическая судьба мужчины. Женщина есть лишь внутренняя мужская трагедия.

Достоевский раскрывает безвыходный трагизм любви, неосуществимость любви, нереализуемость ее на путях жизнеустроения. Так же убийственна у него любовь, как у Тютчева:

О, как убийственно мы любим,
Как в бурной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей.

У Достоевского нет ни прелести любви, ни благообразия жизни семейной. Он берет человека в тот момент его судьбы, когда пошатнулись уже все устои жизни. Он не раскрывает нам высшей любви, которая ведет к подлинному соединению и слиянию. Тайна брачная не осуществляется. Любовь есть исключительно трагедия человека, раздвоение человека. Любовь есть начало в высшей степени динамическое, накаляющее всю атмосферу и вызывающее вихри, но любовь не есть достижение, в ней ничего не достигается. Она влечет к гибели. Достоевский раскрывает любовь как проявление человеческого своеволия. Она раскалывает и раздваивает человеческую природу. Поэтому она никогда не есть соединение и к соединению не приводит. В творчестве Достоевского есть лишь одна тема – трагическая судьба человека, судьба свободы человека. Любовь лишь один из моментов в этой судьбе. Но судьба человека есть лишь судьба Раскольникова, Ставрогина, Кириллова, Мышкина, Версилова, Ивана, Дмитрия и Алеши Карамазовых. Это не есть судьба Настасьи Филипповны, Аглаи, Лизы, Елизаветы Николаевны, Грушеньки и Екатерины Николаевны. Это – мужская судьба. Женщина есть лишь встретившаяся в этой судьбе трудность, она не сама по себе интересует Достоевского, а лишь как внутреннее явление мужской судьбы. У Достоевского нельзя найти культа вечной женственности. И то особенное отношение, которое у него было к матери – сырой земле и к Богородице, не связано никак с его женскими образами и с изображением любви. Лишь в образе Хромоножки как будто что-то приоткрылось. Но и это обычно слишком преувеличивают. Достоевского интересует Ставрогин, а не Хромоножка. Она была лишь его судьбой. В своем творчестве Достоевский раскрывает трагический путь своего мужского духа, который был для него путем человека. Женщина играла большую роль на этом пути. Но женщина есть лишь соблазн и страсть мужчины. У Достоевского нет ничего подобного проникновению Толстого в женские образы Анны Карениной или Наташи. Анна Каренина не только имеет самостоятельную жизнь, но она главное центральное лицо. Настасья Филипповна и Грушенька – лишь стихии, в которые погружены судьбы мужчин, они не имеют своей собственной судьбы. Судьба Мышкина и Рогожина интересует Достоевского, а Настасья Филипповна есть то, в чем осуществляется эта судьба. Он не способен жить с Настасьей Филипповной так, как Толстой жил с Анной Карениной. Женская инфернальность интересует Достоевского лишь как стихия, пробуждающая мужскую страсть и раздваивающая личность мужчины. Мужчина оказывается замкнутым в себе, он не выходит из себя в другое, женское бытие. Женщина есть лишь сведение мужских счетов с самим собою, лишь решение своей мужской, человеческой темы. Судьба человека для Достоевского есть судьба личности, личного начала в человеке. Но личное начало есть по преимуществу мужское начало. Поэтому у Достоевского такой исключительный интерес к мужской душе и незначительный интерес к душе женской. По истории женской души нельзя проследить судьбы человеческой личности. И поэтому женщина может быть интересна лишь как стихия и атмосфера, в которой протекает судьба мужчины, судьба личности по преимуществу. Мужчина у Достоевского приковывается к женщине страстью. Но это остается как бы его делом с самим собой, со своей страстной природой. Он никогда не соединяется с женщиной. И потому, быть может, так истерична женская природа у Достоевского, потому так надрывна, что она обречена на несоединенность с природой мужской. Достоевский утверждает безысходный трагизм любви. Он так и не раскрывает нам андрогинной человеческой природы. Человек остается у него трагически раздвоенным мужчиной, не имеющим своей Софии, своей Девы. Достоевский недостаточно сознавал, что природа человека – андрогинна, как то открывалось великим мистикам, Якову Бёме и другим. И глубока у него была только постановка темы, что женщина – судьба человека, Но он сам оставался разъединенным с женской природой и познал до глубины лишь раздвоение. Человек для него – мужчина, а не андрогин.

В трагедии мужского духа женщина означает раздвоение. Половая любовь, страсть говорит об утере целостности человеческой природы. Поэтому страсть не целомудренна. Целомудрие есть целостность. Разврат есть разорванность. Достоевский проводит человека через раздвоение во всем. И любовь раздвоена у него на два начала. И любят у него обычно двух. Двойная любовь и двоение в любви изображены им с необычайной силой. Он раскрывает в любви два начала, две стихии, две бездны, в которые проваливается человек, – бездну сладострастия и бездну сострадания. Любовь всегда у Достоевского доходит до предела, он исходит от исступленного сладострастия и от исступленного сострадания. Достоевского только и интересовало выявление этих предельных стихий любви. Его не интересовала мера в любви. Он ведь производил эксперименты над человеческой природой и хотел исследовать глубину ее, поставив человека в исключительные условия. Любовь всегда двоится у Достоевского, предмет любви двоится. Нет единой, целостной любви. Так и должно быть в путях своеволия человека. В этом двоении происходит существенное повреждение личности. Человеческой личности угрожает потерять целостность своего образа. И любовь-сладострастие и любовь-сострадание, не знающие меры, ничему высшему не подчиненные, одинаково сжигают, испепеляют человека. В глубине самого сострадания Достоевский открывает своеобразное сладострастие. Страсть нецельного, раздвоенного человека переходит в исступление, и раздвоенность, разорванность этим не преодолевается. Он остается в самом себе, в своем раздвоении. Он вносит в любовь это свое раздвоение. Любовь влечет к гибели на противоположных своих полюсах. Соединение, целостность, победа над раздвоением никогда не достигается. Ни беспредельное сладострастие, ни беспредельное сострадание не соединяет с любимым. Человек остается одиноким, предоставленным себе в своих полярных страстях, он лишь истощает свои силы. Любовь у Достоевского почти всегда демонична, она порождает беснование, накаляет окружающую атмосферу до белого каления. Не только любящие начинают сходить с ума, но начинают сходить с ума и все окружающие. Исступленная любовь Версилова к Екатерине Николаевне создает атмосферу безумия, она всех держит в величайшем напряжении. Токи любви, соединяющие Мышкина, Рогожина, Настасью Филипповну и Аглаю, накаляют всю атмосферу. Любовь Ставрогина и Лизы порождает бесовские вихри. Любовь Мити Карамазова, Ивана, Грушеньки и Екатерины Ивановны влечет к преступлению, сводит с ума. И никогда и нигде любовь не находит себе успокоения, не ведет к радости соединения. Нет просвета любви. Повсюду раскрывается неблагополучие в любви, темное и истребляющее начало, мучительность любви. Любовь не преодолевает раздвоения, а еще более его углубляет. Две женщины, как две страдающие стихии, всегда ведут беспощадную борьбу из-за любви, истребляют себя и других. Так сталкиваются Настасья Филипповна и Аглая в «Идиоте», Грушенька и Екатерина Ивановна в «Братьях Карамазовых». Есть что-то не знающее пощады в соревновании и борьбе этих женщин. Та же атмосфера соревнования и борьбы женских страстей есть и в «Бесах», и в «Подростке», хотя и в менее выпуклой форме. Мужская природа раздвоена. Женская природа не просветлена, в ней есть притягивающая бездна, но никогда нет ни образа благословенной матери, ни образа благословенной девы. Вина тут лежит на мужском начале. Оно оторвалось от начала женского, от матери-земли, от своей девственности, т. е. своего целомудрия и цельности, и пошло путем блужданий и двоений. Мужское начало оказывается бессильным перед женским началом. Ставрогин бессилен перед Лизой и Хромоножкой, Версилов бессилен перед Екатериной Николаевной, Мышкин бессилен перед Настасьей Филипповной и Аглаей, Митя Карамазов бессилен перед Грушенькой и Екатериной Ивановной. Мужчины и женщины остаются трагически разделенными и мучают друг друга. Мужчина бессилен овладеть женщиной, он не принимает женской природы внутрь себя и не проникает в нее, он переживает ее как тему своего собственного раздвоения.

Тема двойной любви занимает большое место в романах Достоевского. Образ двойной любви особенно интересен в «Идиоте». Мышкин любит и Настасью Филипповну и Аглаю. Мышкин – чистый человек, в нем есть ангелическая природа. Он свободен от темной стихии сладострастия. Но и его любовь – больная, раздвоенная, безысходно-трагическая. И для него двоится предмет любви. И это двоение есть лишь столкновение двух начал в нем самом. Он бессилен соединиться и с Аглаей, и с Настасьей Филипповной, он по природе своей не способен к браку, к брачной любви. Образ Аглаи пленяет его, и он готов быть ее верным рыцарем. Но если другие герои Достоевского страдают от избытка сладострастия, то он страдает от его отсутствия. У него нет и здорового сладострастия. Его любовь бесплотна и бескровна. Но с тем большей силой выражается у него другой полюс любви, и перед ним разверзается другая ее бездна. Он любит Настасью Филипповну жалостью, состраданием, и сострадание его беспредельно. Есть что-то испепеляющее в этом сострадании. В сострадании своем он проявляет своеволие, он переходит границы дозволенного. Бездна сострадания поглощает и губит его. Он хотел бы перенести в вечную божественную жизнь то надрывное сострадание, которое порождено условиями относительной земной жизни. Он хочет Богу навязать свое беспредельное сострадание к Настасье Филипповне. Он забывает во имя этого сострадания обязанности по отношению к собственной личности. В сострадании его нет целостности духа, он ослаблен раздвоением, так как он любит и Аглаю другой любовью. Достоевский показывает, как в чистом, ангелоподобном существе раскрывается больная любовь, несущая гибель, а не спасение. В любви Мышкина нет благодатной устремленности к единому, целостному предмету любви, к полному соединению. Такое беспредельное, истребляющее сострадание только и возможно к существу, с которым никогда не будешь соединен. Природа Мышкина тоже дионисическая природа, но это своеобразный, тихий, христианский дионисизм. Мышкин все время пребывает в тихом экстазе, каком-то ангелическом исступлении. И, быть может, все несчастье Мышкина в том, что он слишком был подобен ангелу и недостаточно был человеком, не до конца человеком. Поэтому образ Мышкина стоит в стороне от тех образов Достоевского, в которых он изображает судьбу человека. В Алеше попытался он дать положительный образ человека, которому ничто человеческое не чуждо, которому присуща вся страстная природа человека и который преодолевает раздвоение, выходит к свету. Я не думаю, чтобы образ этот особенно удался Достоевскому. Но на ангелоподобном образе Мышкина, которому многое человеческое было чуждо, нельзя было остановиться как на выходе из трагедии человека. Трагедия любви у Мышкина переносится в вечность, и ангельская его природа есть один из источников увековечения этой трагедии любви. Достоевский наделяет Мышкина удивительным даром прозрения. Он прозревает судьбу всех окружающих людей, прозревает самую глубину любимых им женщин. У него сближаются восприятия эмпирического мира с восприятиями мира иного. Но этот дар прозрения есть единственный дар Мышкина в отношении к женской природе. Овладеть этой природой и соединиться с ней он бессилен. Замечательно, что у Достоевского всюду женщины вызывают сладострастие или жалость, иногда одни и те же женщины у разных людей вызывают эти разные отношения. Настасья Филипповна у Мышкина вызывает бесконечное сострадание, у Рогожина – бесконечное сладострастие. Соня Мармеладова, мать подростка вызывают жалость. Грушенька вызывает к себе сладострастное отношение. Сладострастие есть в отношении Версилова к Екатерине Николаевне, и он же жалостью любит свою жену; то же сладострастие есть в отношении Ставрогина к Лизе, но в угасающей и задавленной форме. Но ни исключительная власть сладострастия, ни исключительная власть сострадания не соединяет с предметом любви. Тайна брачной любви не есть ни исключительное сладострастие, ни исключительное сострадание, хотя оба начала привходят в брачную любовь. Но Достоевский не знает этой брачной любви – тайны соединения двух душ в единую душу и двух плотей в единую плоть. Поэтому любовь его изначально осуждена на гибель.

Самое замечательное изображение любви дано Достоевским в «Подростке», в образе любви Версилова к Екатерине Николаевне. Любовь Версилова связана с раздвоением его личности. У него тоже двоящаяся любовь, любовь-страсть к Екатерине Николаевне и любовь-жалость к матери подростка, его законной жене. И для него любовь не есть выход за пределы своего «я», не есть обращенность к своему другому и соединение с ним. Любовь эта – внутренние счеты Версилова с самим собою, его собственная, замкнутая судьба. Личность Версилова всем представляется загадочной, в жизни его есть какая-то тайна. В «Подростке», как и в «Бесах», как и во многих других произведениях, Достоевский прибегает к такому художественному приему, что действие романа начинается после того, как в жизни героев происходит что-то очень важное, определяющее дальнейшее течение событий. Важное событие романа Версилова разыгралось в прошлом, за границей, и на наших глазах изживаются лишь последствия этого события. Женщина играет огромную роль в жизни Версилова. Он – «бабий пророк». Но он так же не способен к брачной любви, как не способен к ней Ставрогин. Он родственник Ставрогина, он – смягченный Ставрогин, в более зрелом возрасте. Мы видим уже внешне его спокойным, до странности спокойным, как бы потухшим вулканом. Но под этой маской спокойствия, почти безразличия ко всему скрыты исступленные страсти. Затаенная, не находящая себе выхода, обреченная на гибель любовь Версилова раскаляет вокруг всю атмосферу, порождает вихри. Все точно в исступлении от затаенной страсти Версилова. Так всегда у Достоевского – внутреннее состояние человека, хотя бы ни в чем не выраженное, отражается на окружающей атмосфере. В сфере подсознательного окружающие люди подвергаются сильному воздействию внутренней, глубинной жизни героя. Лишь под конец прорывается безумная страсть Версилова. Он совершает целый ряд бессмысленных действий, обнаруживая этим свою тайную жизнь. Встреча и объяснение Версилова с Екатериной Николаевной в конце романа принадлежат к самым замечательным изображениям любовной страсти. Вулкан оказался не окончательно потухшим. Огненная лава, которая составляла внутреннюю подпочву атмосферы «Подростка», наконец прорвалась. «Я вас истреблю», – говорит Версилов Екатерине Николаевне и обнаруживает этим демоническое начало своей любви. Любовь Версилова совершенно безнадежна и безысходна. Она никогда не узнает тайны и таинства соединения. В ней мужская природа остается оторванной от женской. Безнадежна эта любовь не потому, что она не имеет ответа, нет, Екатерина Николаевна любит Версилова. Безнадежность тут в замкнутости мужской природы, невозможности выйти к своему другому, в раздвоении. Замечательная личность Ставрогина окончательно разлагается и гибнет от этой замкнутости и этого раздвоения.

Достоевский глубоко исследует проблему сладострастия. Сладострастие переходит в разврат. Разврат есть явление не физического, а метафизического порядка. Своеволие порождает раздвоение. Раздвоение порождает разврат, в нем теряется целостность. Целостность есть целомудрие. Разврат же есть разорванность. В своем раздвоении, разорванности и развратности человек замыкается в своем «я», теряет способность к соединению с другим, «я» человека начинает разлагаться, он любит не другого, а самую любовь. Настоящая любовь есть всегда любовь к другому, разврат же есть любовь к себе. Разврат есть самоутверждение. И самоутверждение это ведет к самоистреблению. Ибо укрепляет человеческую личность выход к другому, соединение с другим. Разврат же есть глубокое одиночество человека, смертельный холод одиночества. Разврат есть соблазн небытия, уклон к небытию. Стихия сладострастия – огненная стихия. Но когда сладострастие переходит в разврат, огненная стихия потухает, страсть переходит в ледяной холод. Это с изумительной силой показано Достоевским. В Свидригайлове показано онтологическое перерождение человеческой личности, гибель личности от безудержного сладострастия, перешедшего в безудержный разврат. Свидригайлов принадлежит уже к призрачному царству небытия, в нем есть что-то нечеловеческое. Но начинается разврат всегда со своеволия, с ложного самоутверждения, с замыкания в себе и нежелания знать другого. В сладострастии Мити Карамазова еще сохраняется горячая стихия, в нем есть горячее человеческое сердце, в нем карамазовский разврат не доходит еще до стихии холода, которая есть один из кругов дантовского ада. В Ставрогине сладострастие теряет свою горячую стихию, огонь его потухает. Наступает леденящий, смертельный холод. Трагедия Ставрогина есть трагедия истощения необыкновенной, исключительно одаренной личности, истощения от безмерных, бесконечных стремлений, не знающих границы, выбора и оформления. В своеволии своем он потерял способность к избранию. И жутко звучат слова угасшего Ставрогина в письме к Даше: «Я пробовал везде мою силу... На пробах для себя и для показу, как и прежде во всю мою жизнь, она оказалась беспредельною... Но к чему приложить эту силу – вот чего никогда не видел, не вижу и теперь... Я все так же, как и всегда прежде, могу пожелать сделать доброе дело и ощущаю от этого удовольствие... Я пробовал большой разврат и истощил в нем силы; но я не люблю и не хотел разврата... Я никогда не могу потерять рассудок и никогда не могу поверить идее в такой степени, как он (Кириллов). Я даже заняться идеей в такой степени не могу». Идеал Мадонны и идеал содомский для него равно притягательны. Но это и есть утеря свободы от своеволия и раздвоения, гибель личности. На судьбе Ставрогина показывается, что желать всего без разбора и границы, оформляющей лик человека, все равно что ничего уже не желать, и что безмерность силы, ни на что не направленной, все равно что совершенное бессилие. От безмерности своего беспредметного эротизма Ставрогин доходит до совершенного эротического бессилия, до полной неспособности любить женщину. Раздвоение подрывает силы личности. Раздвоение может быть лишь преодолено избранием, избирающей любовью, направленной на определенный предмет, – на Бога, отметая дьявола, на Мадонну, отметая Содом, на конкретную женщину, отметая дурную множественность неисчислимого количества других женщин. Разврат есть последствие неспособности к избранию, результат утери свободы и центра воли, погружение в небытие вследствие бессилия завоевать себе царство бытия. Разврат есть линия наименьшего сопротивления. К разврату следует подходить не с моралистической, а с онтологической точки зрения. Так и делает Достоевский.

Царство карамазовщины есть царство сладострастия, утерявшего свою цельность. Сладострастие, сохраняющее цельность, внутренне оправдано, оно входит в любовь, как ее неустранимый элемент. Но сладострастие раздвоенное есть разврат, в нем раскрывается идеал содомский. В царстве Карамазовых загублена человеческая свобода, и возвращается она лишь Алеше через Христа. Собственными силами человек не мог выйти из этой притягивающей к небытию стихии. В Федоре Павловиче Карамазове окончательно утеряна возможность свободы избрания. Он целиком находится во власти дурной множественности женственного начала в мире. Для него нет уже «безобразных женщин», нет «мовешек», для него и Елизавета Смердящая – женщина. Тут принцип индивидуализации окончательно снимается, личность загублена. Но разврат не есть первичное начало, губительное для личности. Он – уже последствие, предполагающее глубокие повреждения в строе человеческой личности. Он уже есть выражение распадения личности. Распад же этот есть плод своеволия и самоутверждения. По гениальной диалектике Достоевского своеволие губит свободу, самоутверждение губит личность. Для сохранения свободы, для сохранения личности необходимо смирение перед тем, что выше твоего «я». Личность связана с любовью, но с любовью, направленной на соединение со своим другим. Когда стихия любви замыкается в «я», она порождает разврат и губит личность. Разверзающаяся бездна сострадания – другой полюс любви – не спасает личности, не избавляет от демона сладострастия, ибо и в сострадании может открыться исступленное сладострастие и сострадание может не быть выходом к другому, слиянием с другим. И в сладострастии и в сострадании есть вечные стихийные начала, без которых невозможна любовь. И страсть и жалость к любимому вполне правомерны и оправданны. Но эти стихии должны быть просветлены увидением образа, лика своего другого в Боге, слиянием в Боге со своим другим. Только это и есть настоящая любовь. Достоевский не раскрывает нам положительной эротической любви. Любовь Алеши и Лизы не может нас удовлетворить. Нет у Достоевского и культа Мадонны. Но он страшно много дает для исследования трагической природы любви. Тут у него настоящие откровения.

Христианство есть религия любви. И Достоевский принял христианство прежде всего как религию любви. В поучениях старца Зосимы, в религиозных размышлениях, разбросанных в разных местах его творений, чувствуется дух Иоаннова христианства. Русский Христос у Достоевского есть прежде всего провозвестник бесконечной любви. Но подобно тому как в любви мужчины и женщины раскрывает Достоевский трагическое противоречие, оно раскрывается ему и в любви человека к человеку. У Достоевского была замечательная мысль, что любовь к человеку и человечеству может быть безбожной любовью. Не всякая любовь к человеку и человечеству есть христианская любовь. В гениальной по силе прозрения утопии грядущего, рассказанной Версиловым, люди прилепляются друг к другу и любят друг друга, потому что исчезла великая идея Бога и бессмертия. «Я представляю себе, мой милый, – говорит Версилов подростку, – что бой уже кончился и борьба улеглась. После проклятий, комьев грязи и свистков настало затишье и люди остались одни , как желали: великая прежняя идея оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший и гревший их, отходит, как то величавое, зовущее солнце в картине Клода Лоррена, но это был уже как бы последний день человечества. И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство. Милый мой мальчик, я никогда не мог вообразить себе людей неблагодарными и оглупевшими. Осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее; они схватились бы за руки, понимая, что теперь лишь они одни составляют все друг для друга. Исчезла бы великая идея бессмертия и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток прежней любви к тому, который был Бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку. Они возлюбили бы и землю и жизнь неудержимо и в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность, и уже особенною, уже не прежнею любовью. Они стали бы замечать и открыли бы в природе такие явления и тайны, каких и не предполагали прежде, ибо смотрели бы на природу иными глазами, взглядом любовника на возлюбленную. Они просыпались бы и спешили бы целовать друг друга, торопясь любить, сознавая, что дни коротки, что это – все, что у них остается. Они работали бы друг для друга, и каждый отдавал бы всем все свое состояние и тем одним был бы счастлив. Каждый ребенок знал бы и чувствовал, что всякий на земле ему как отец и мать. «Пусть завтра последний день мой, думал бы каждый, смотря на заходящее солнце; но все равно, я умру, но останутся все они, а после них дети их». И эта мысль, что они останутся, все также любя и трепеща друг за друга, заменила бы мысль о загробной встрече. О, они торопились бы любить, чтобы затушить великую грусть в своих сердцах. Они были бы горды и смелы за себя, но сделались бы робкими друг за друга: каждый трепетал бы за жизнь и счастье каждого. Они стали бы нежны друг к другу и не стыдились бы того, как теперь, и ласкали бы друг друга, как дети. Встречаясь, смотрели бы друг на друга глубоким и осмысленным взглядом, и во взглядах их была бы любовь и грусть». В этих изумительных словах Версилов рисует картину безбожной любви. Это – любовь противоположная христианской, не от Смысла бытия, а от бессмыслицы бытия, не для утверждения вечной жизни, а для использования преходящего мгновения жизни. Это – фантастическая утопия. Такой любви никогда не будет в безбожном человечестве; в безбожном человечестве будет то, что нарисовано в «Бесах». Никогда ведь не бывает того, что преподносится в утопиях. Но эта утопия очень важна для раскрытия идеи Достоевского о любви. Безбожное человечество должно прийти к жестокости, к истреблению друг друга, к превращению человека в простое средство. Есть любовь к человеку в Боге. Она раскрывает и утверждает для вечной жизни лик каждого человека. Только это и есть истинная любовь, любовь христианская. Истинная любовь связана с бессмертием, она и есть не что иное, как утверждение бессмертия, вечной жизни. Это – мысль центральная для Достоевского. Истинная любовь связана с личностью, личность связана с бессмертием. Это верно и для любви эротической и для всякой иной любви человека к человеку. Но есть любовь к человеку вне Бога; она не знает вечного лика человека, ибо он лишь в Боге существует. Она не направлена на вечную, бессмертную жизнь. Это – безличная, коммунистическая любовь, в которой люди прилепляются друг к другу, чтобы не так страшно было жить потерявшим веру в Бога и в бессмертие, т. е. в Смысл жизни. Это – последний предел человеческого своеволия и самоутверждения. В безбожной любви человек отрекается от своей духовной природы, от своего первородства, он предает свою свободу и бессмертие. Сострадание к человеку как к трепещущей, жалкой твари, игралищу бессмысленной необходимости – есть последнее прибежище идеальных человеческих чувств, после того как угасла всякая великая Идея и утерян Смысл. Но это не христианское сострадание. Для христианской любви каждый человек есть брат во Христе. Христова любовь есть узрение богосыновства каждого человека, образа и подобия Божьего в каждом человеке. Человек прежде всего должен любить Бога. Это – первая заповедь. А за ней следует заповедь любви к ближнему. Любить человека только потому и возможно, что есть Бог, единый Отец. Его образ и подобие мы должны любить в каждом человеке. Любить человека, если нет Бога, – значит человека почитать за Бога. И тогда подстерегает человека образ человекобога, который должен поглотить человека, превратить его в свое орудие. Так невозможной оказывается любовь к человеку, если нет любви к Богу. И Иван Карамазов говорит, что любить ближнего невозможно. Антихристианское человеколюбие есть лживое, обманчивое человеколюбие. Идея человекобога истребляет человека, лишь идея Богочеловека утверждает человека для вечности. Безбожная, антихристианская любовь к человеку и человечеству – центральная тема «Легенды о Великом Инквизиторе». Мы еще вернемся к ней. Достоевский много раз подходил к этой теме – отрицанию Бога во имя социального эвдемонизма, во имя человеколюбия, во имя счастья людей в этой краткой земной жизни. И всякий раз являлось у него сознание необходимости соединения любви со свободой. Соединение любви со свободой дано в образе Христа. Любовь мужчины и женщины, любовь человека к человеку становится безбожной любовью, когда теряется духовная свобода, когда исчезает лик, когда нет в ней бессмертия и вечности. Настоящая любовь есть утверждение вечности.

Сочинение

Многие русские писатели XIX века пытались раскрыть человеческую личность, со всеми ее чаяниями и метаниями. Наверное, лучше всего это удалось Федору Михайловичу Достоевскому. Он смог точно подметить мельчайшие движения и порывы человеческой души. Кажется, что не автор пишет книгу, а сами герои, исходя из своих благородных или дурных наклонностей, творят сюжет произведения. Поражает страстность и жизненность действующих лиц. Достоевский, как четко прорисованную картину, раскрывает перед читателем внутренний мир человека с со своими островками света и затаенными затемненными уголками. Писатель не только анализирует поступки своих героев, но и пытается разобраться, что толкнуло человека поступить так или иначе, какие силы двигали им в тот момент. Безусловно, не осталось без внимания Достоевского и такое великое и до конца так и познанное людьми чувство, как любовь. Именно оно лежит в основе многих поступков главных героев произведений писателя.

Любовь для Достоевского - это не тихая пристань в райском уголке. Это прежде всего серьезная работа над собой, над своим духовным ростом, над преодолением своих слабостей, и самопожертвование. Любовь неразрывно связана с жалостью, с сочувствием, с желанием во чтобы то ни стало помочь своему близкому, даже ценой своего личного счастья или жизни. Любовь через и за страдание. Нередко главные герои писателя, будучи людьми верующими и совестливыми, готовы даже заменить настоящую любовь к обычному человеку, на любовь-жалость, любовь-спасение к обиженному и страдающему. Именно это качество так сильно развито в князе Мышкине. Даже портрет Настасьи Филипповны сразу обратил его внимание на то, что эта женщина много страдала. И уже это навеки привязало князя к этой женщине. Он уже не мог бросить ее на произвол судьбы. Эта чистая светлая натура как свои воспринимает чужие страдания, поэтому не может просто пройти мимо, не протянув руку помощи страждущему. Князь Мышкин любит Настасью Филипповну, но совершенно не той любовью, которой бы ей хотелось. На укор Порфирия Рогожина главный герой пытается объяснить, что он желает только одного, чтобы эта женщина была счастлива, чтобы ее душа успокоилась, поскольку она и так натерпелась на своем веку. С другой стороны, князь искренне полюбил Аглаю. Он понимает, что доставляет ей массу неприятностей своими отношениями с Настасьей Филипповной, однако считает, что кто, если не он, поможет заблудшей душе встать на ноги. Безусловно, не все могут принять такую любовь, особенно такие гордые, самолюбивые и страстные натуры, как Настасья Филипповна. Она знает, что Мышкин готов жениться на ней ради ее спасения, но не может принять такой жертвы от любимого человека. Любовь толкает ее на безрассудные поступки. Именно это чувство, но уже в совершенно другом качестве, движет и другой героиней Достоевского Соней Мармеладовой. Любовь для этой девушки неразрывно связана с сочувствием и самопожертвованием. «Грязь физическая» не пристает к этой девушке, хотя она вынуждена торговать своим телом. Видя бедственное положение своей семьи она забывает про себя. Ради других людей она опускается на самое дно. Именно здесь автор доказывает читателю, что «грязь физическая» не идет ни в какое сравнение с «грязью нравственной». Зарабатывая на жизнь своей семьи подобным образом, Соня тем не менее остается намного чище и целомудреннее многих из ее окружения. Ведь ей движут не какие-нибудь личные мотивы, а сильное жертвенное чувство любви. То сильное чувство, которое Соня испытывает к Раскольникову, также началось с определенной доли жалости. «Что же вы с собою сделали!» - восклицает девушка, узнав про поступок молодого человека. Она чувствует его страдание и старается помочь ему. Беда Родиона становится их общей. Соня уже не может отпустить этого человека. Любовь и сострадание заставляют ее следовать за Раскольниковым даже на каторгу. Она понимает, что без ее помощи Родион уже не сможет вновь обрести себя. Именно человеколюбие и доброжелательность прежде всего чувствуют в Соне окружающие. Поэтому даже каторжники относятся к ней с той бережливой осторожностью и нежностью, которая так долго непонятна самому Родиону.

Любовь, по мнению Достоевского, способна не только помогать, но и духовно возрождать человека. Именно это чувство помогает Раскольникову вновь обрести душевный покой, обрести гармонию как внутреннюю, так и внешнюю. Любовь Сони пробуждает его чувства, его страстное желание жить. Любовь помогает князю Мышкину снова и снова прощать Настасью Филипповну, не принимать близко к сердцу ее резкие перепады настроения и смиренно переносить все ее выходки. К сожалению, здесь даже такое сильное чувство не смогло уберечь главных героев от трагедии, однако оно хотя бы на миг позволило им быть чуточку добрее и лучше.

Другие сочинения по этому произведению

Нынешний год проходит под знаком великого русского писателя Достоевского. В феврале исполнилось 130 лет со дня смерти, а в ноябре будет отмечаться 190-летие со дня его рождения. Чем не повод поразмышлять о судьбе Федора Михайловича, его путеводной зв

Он был сложным человеком: нервный, рассеянный, неуверенный в себе, страдающий припадками эпилепсии, к тому же страстный игрок. Неудивительно, что с женщинами у него были вечные проблемы. Сначала безумная влюбленность в Авдотью Панаеву, из-за которой он терпел постоянные насмешки в салонах. А между тем девушка предпочла ему Некрасова. Потом неудачная женитьба на Марье Дмитриевне Исаевой, женщине мелочной, ревнивой, которая воспринимала бедность как постоянное оскорбление, изводила Достоевского упреками и была равнодушна к его творчеству. После смерти жены писатель пережил еще несколько романов, которые не принесли ему ничего, кроме боли и разочарования. Любовные неудачи преследовали Достоевского до тех пор, пока он не встретил Анну Сниткину. Эта последняя любовь, словно в награду за прежние неудачи, стала счастьем его жизни.

Вы, надеюсь, не запьете…

В 44 года Достоевский решился на «эксцентрическую», по его словам, вещь - за 4 месяца написать сразу два романа. Первый – «Преступление и наказание» для журнала «Русский вестник», второй – «Игрок» для издателя Стелловского. С последним у писателя был заключен кабальный договор: тот купил право на издание трех томов сочинений Федора Михайловича и одного нового романа. Достоевского по рукам и ногам связывали обязательства перед журналом. И казалось, времени на создание нового шедевра нет. Именно на это и рассчитывал издатель. В случае несоблюдения договора Достоевский терял все доходы с трех томов на девять лет.

Но Достоевский был редкостным трудоголиком: для выполнения задуманного плана у него было все – талант, желание и умение писать. Не хватало только стенографистки. Ему порекомендовали Анну Сниткину – лучшую ученицу курсов скорописи в Петербурге, дочь мелкого петербургского чиновника. 20-летняя девушка в ожидании встречи с Федором Михайловичем провела ужасную ночь: она не спала, ворочаясь с боку на бок и мечтая о том, каким будет ее первое свидание с великим писателем, «таким умным, столько пережившим». Однако первое впечатление от общения оказалось довольно тягостным. В дневнике она записала: «Показался он мне очень странным: каким-то разбитым, убитым, изнеможенным, больным…» – словом, немолодой человек, снедаемый недугами и заботами. Он никак не мог запомнить ее имя, все время сбивался и переспрашивал и вдруг выдал:

«– Я был рад, когда Ольхин (учитель стенографии. – Прим. ред.) предложил мне девушку, а не мужчину, и знаете почему?

– Почему?

– Да потому что мужчина уж, наверное бы, запил, а вы, я надеюсь, не запьете».

В первую встречу диктовать он не смог и попросил явиться вечером – тут уже стал более разговорчив, расспросил девушку о ее жизни, рассказал о себе, причем поразил какой-то болезненной и, казалось бы, неуместной откровенностью.

Начало общению и сближению было положено. В течение последующих 26 дней, пока Достоевский, спеша и комкая текст, надиктовывал Анне «Игрока», стенографистка успела влюбиться: при всех странностях характера Федора Михайловича гениальность его била, что называется, через край и, к чести двадцатилетней девушки, она это почувствовала. Что же касается писателя, то ему оказалось неожиданно хорошо в обществе спокойной и рассудительной Анечки. Впервые в жизни рядом с ним оказалась не хищница, не мучительница, а готовая понять и сострадать душа, помощница…

30 октября Анна закончила стенографировать «Игрока» и последние страницы «Преступления и наказания». Достоевский через полицию вручил «Игрока» нечистоплотному издателю. Другого выхода не было: Стелловский скрылся из города, строго наказав подчиненным: ничего не принимать от писателя, чтобы не позволить ему выполнить договор.

А 8 ноября произошло объяснение в любви. Достоевский сочинил целый рассказ о пожилом художнике, который полюбил молодую девушку, и закончил этот рассказ следующими словами: «…поставьте себя на минуту на ее место… Представьте, что этот художник – я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?»

«Лицо Федора Михайловича, – вспоминала Анна Григорьевна, – выражало такое смущение, такую сердечную муку, что я, наконец, поняла, что это не просто литературный разговор и что я нанесу страшный удар по самолюбию и гордости, если дам уклончивый ответ. Я взглянула на столь дорогое мне, взволнованное лицо Федора Михайловича и сказала: «Я бы вам ответила, что люблю и буду любить всю жизнь». Так Анна Сниткина, отнюдь не принадлежавшая к числу красавиц, зато умная и добрая, стала женой писателя. Их венчание состоялось в Троицком Измайловском соборе, в Петербурге, 15 февраля 1867 года.

Бегство из балагана

Счастье первых дней закончилось очень быстро. Вскоре после их скромной свадьбы неожиданно для Анны Григорьевны раскрылось, что ее муж тяжело болен падучей болезнью. «Мы делали «свадебные визиты», – вспоминала Анна, – вечер (мы) поехали провести у моей сестры. Весело поужинали... Федор Михайлович был чрезвычайно оживлен и что-то интересное рассказывал моей сестре. Вдруг он прервал на полуслове свою речь, побледнел, привстал с дивана и начал наклоняться в мою сторону. Я с изумлением смотрела на его изменившееся лицо. Но вдруг раздался ужасный, нечеловеческий крик... Впоследствии мне десятки раз приходилось слышать этот «нечеловеческий» вопль, обычный у эпилептика в начале приступа. И этот вопль меня всегда потрясал и пугал. Но тогда, к моему удивлению, я нисколько не испугалась, хотя видела припадок эпилепсии первый раз в жизни...»

Через несколько месяцев после свадьбы скончался брат Достоевского Михаил. И все его семейство во главе с безутешной вдовой Эмилией переехало к писателю. Ситуация обострялась наличием крайне вредного пасынка Паши (сына первой жены). Семейный очаг превратился в балаган. В доме всегда толпились племянники, приходили какие-то родственники, все клянчили деньги. Однажды Достоевский холодным декабрьским днем вернулся в легком осеннем пальто, в котором страшно мерз. Заложить шубу его уговорили Эмилия и Паша, которым в очередной раз понадобились деньги. Но намного больше, чем корыстные интересы новоявленных родственников, ее пугало другое: родственники всеми силами старались убедить Федора Михайловича, что молодой жене скучно со стариком. Она решила во что бы то ни стало спасти свой брак. Единственным выходом из положения было – увезти Достоевского куда-нибудь подальше от назойливых приживалов. Куда-нибудь за границу. В своем дневнике Анна писала: «Чтобы спасти нашу любовь, необходимо хоть на два-три месяца уединиться… Я глубоко была убеждена, что тогда мы с мужем сойдемся на всю жизнь и никто нас более не разлучит. Но откуда нам взять денег на эту столь необходимую поездку? – раздумывала я, и вдруг одна мысль промелькнула у меня в голове: «А что, не пожертвовать ли мне ради поездки всем своим приданым?» Мой план – заложить все мои вещи». Она отдала в залог новую мебель, рояль, меха, золотые и серебряные вещи, выигрышные билеты. И чета Достоевских отправилась в Европу.

Полоса несчастий

Уезжали на несколько месяцев, а вернулись через четыре года. «За это время произошло много радостных событий в нашей жизни, и я буду вечно благодарить Бога, что он укрепил меня в желании уехать за границу. Там началась для нас с мужем новая, счастливая жизнь», – писала Анна. Отчасти это было правдой. Только на пути к счастью им пришлось преодолеть многое: безденежье, нужду, болезнь и тяжелый характер бывшего каторжника Достоевского… Из дневника Анны Григорьевны мы узнаем, что когда супруги были в Дрездене, Федор Михайлович получал последние, перед окончательным разрывом, письма от прежней возлюбленной Аполлинарии Сусловой, и письма эти попали в руки Анны Григорьевны. «Мне было холодно, я дрожала и даже плакала, – пишет она. – Я боялась, что старая привязанность возобновится и что любовь его ко мне исчезнет. Господи, не посылай мне такого несчастья. Я была ужасно опечалена. Как подумаю об этом, у меня сердце кровью обольется! Господи, только не это, мне слишком тяжело будет потерять его любовь». Другою тяжкою скорбью для четы Достоевских была смерть 3-месячного первенца 24 мая 1868 года. И поистине тяжелым крестом для них стала страсть Достоевского к игре.

Исцеление игрока

Достоевский брал их общие деньги, проигрывал, слезно просил простить его, на следующий день все повторялось заново… О пагубной страсти Федора Михайловича свидетельствуют дневниковые записи Анны и письма супругов друг другу.

«Прошло недели три нашей дрезденской жизни, – пишет Анна Достоевская, – как однажды муж заговорил о рулетке (мы часто с ним вспоминали, как вместе писали роман «Игрок») и высказал мысль, что если бы в Дрездене он был теперь один, то непременно бы съездил поиграть на рулетке... Я стала уговаривать мужа поехать в Гамбург на несколько дней...»

«Аня, милая, друг мой, жена моя, прости меня, не называй меня подлецом! – писал Достоевский Анне 12 мая 1867 года. Из Гамбурга – в Дрезден. – Я сделал преступление, я все проиграл, что ты мне прислала, все, все, до последнего крейцера, вчера же получил и вчера проиграл. Аня, как я буду теперь глядеть на тебя, что скажешь ты про меня теперь! Один твой суд мне и страшен! Можешь ли, будешь ли ты теперь меня уважать!.. Ведь этим весь брак наш поколебался. (...) Я так верил в небольшой выигрыш... теперь, после такого урока, я вдруг сделался совершенно спокоен за мою будущность. Теперь работа и труд, работа и труд, и я докажу еще, что я могу сделать!..Аня, только бы любви твоей мне не потерять».

И снова дневниковая запись Анны – 7 июля 1867 года в Баден-Бадене: «За обеды не заплачено за 3 дня, а завтра придется платить за квартиру, но чем?.. Федя заложил по дороге свое обручальное кольцо за 20 франков, но, как назло, не взял ни одного удара... полежал несколько времени очень грустный и пошел на рулетку, взяв с собою мое обручальное кольцо».

26 июля 1867 года она пишет: «В 12 часов пришел Josel (портной, принимавший в заклад одежду. – Ред.), Федя отдал ему свой фрак, жилет и брюки и пальто... Федя отправился на рулетку, где и проиграл (четыре флорина)... сегодня (он) был в удивительно смешливом состоянии, все время хохотал ужасно. Мы всегда так: когда у нас горе, то мы с ним хохочем, как сумасшедшие».

Находясь в Женеве, 6 ноября 1867 года Анна получает письмо от Достоевского из Саксон ле Бен: «Аня, милая, бесценная моя, я все проиграл, все, все! О, ангел мой, не печалься и не беспокойся! Будь уверена, что теперь настанет наконец время, когда я буду достоин тебя и не буду более тебя обкрадывать, как скверный, гнусный вор! Теперь роман, один роман спасет нас!.. Никогда, никогда я не буду больше играть...».

4 декабря 1867 года Анна Григорьевна делает в дневнике такую запись: «Ходила закладывать два шелковых платья, получив деньги, сказала, что будто бы это прислала мне мама...»

Что бы ни случилось в их жизни, ни тени попрека или разочарования не увидел на лице жены Федор Михайлович за четыре года на чужбине и в конце концов понял, какое сокровище рядом с ним. В эти годы он и полюбил Анну всем сердцем: «Если б вы знали, что жена для меня теперь значит! Я ее люблю, и она говорит, что счастлива!»

Любовь превозмогла все, даже пагубную страсть Достоевского к игре. Глядя на свою святую жену, он вдруг раз и навсегда бросил играть. Анна Достоевская писала: «Конечно, я не могла сразу поверить такому громадному счастью, как его охлаждение к игре на рулетке. Ведь он много раз обещал мне не играть и не в силах был исполнить своего слова. Однако счастье это осуществилось, и это был действительно последний раз... он внезапно и навсегда исцелился».

Снишься даже днем

Анна вернулась из Европы другим человеком: уверенной в себе, счастливой женщиной, матерью двоих детей – дочери Любы и сына Феди. Она стала вести финансовые дела мужа, причем делала это столь блестяще, что Достоевскому наконец-то удалось выплатить долги. Она была для него всем: издателем, банкиром, корректором, стенографисткой, женой, любовницей и матерью. Их брак стал союзом людей, понимающих друг друга, друг другу доверяющих, одинаково смотрящих на вещи и, что немаловажно, слиянием не только душ, но и тел – достаточно взглянуть на простодушно-страстные письма Федора Михайловича к жене.

Достоевский – Анне Достоевской. Из Эмса (куда он уехал для лечения 4 июня 1874 года) – в Старую Руссу:

«Анька, идол мой, милая, честная моя…, не забудь меня. А что идол мой, Бог мой – так это так! Обожаю каждый атом твоего тела и твоей души, и цалую всю тебя, всю...»

«(...) письмо твое до того меня тронуло, что я чуть не заплакала. Как я благодарна тебе и как я счастлива твоим письмом. Дорогой мой, я горжусь твоей любовью чрезвычайно, но часто думаю, что совсем не заслужила такой любви. Я такая обыкновенная женщина, золотая середина, с мелкими капризами и требованиями и имеющая разве одно достоинство, что искренно и беззаветно вас всех люблю четверых. И вдруг меня любит самый великодушный, благородный, чистый, честный, святой человек!»

«Приеду, зацалую тебя. А ты мне снишься не только во сне, но и днем. ...Я убедился, Аня, что я не только люблю тебя, но и влюблен в тебя и что ты единая моя госпожа, и это после 12 лет! Да и в самом земном смысле говоря, это тоже так, несмотря на то, что ведь, уж конечно, ты изменилась и постарела с тех пор, когда я тебя узнал еще девятнадцати лет. Но теперь, веришь ли, ты мне нравишься и в этом смысле несравненно более, чем тогда. Это бы невероятно, но это так... Цалую тебя... в мечтах моих всю... взасос...»

Они прожили 14 счастливых лет – до того дня, когда у Федора Михайловича случился разрыв легочной артерии. Перед смертью он взял жену за руку и прошептал в последний раз, что любит ее.

«До» и «после»

За 14 лет жизни с Достоевским Анна Григорьевна испытала немало обид, тревог и несчастий, но никогда не жаловалась на свою судьбу. Она всем жертвовала для супруга, взяла на себя обязанности секретарши и казначея, переписывала его романы, была их первым читателем и критиком и корректором, не спала ночами, чтоб выслушать новую главу или проект нового произведения, утешала его во время припадков тоски, болезни, страха смерти, безропотно сносила взрывы его ревности и придирки. Это был настоящий подвиг, и она себя ему посвятила, как идут в монахини – до конца.

Толстой сказал про Анну Григорьевну: «Многие русские писатели чувствовали бы себя лучше, если бы у них были такие жены, как у Достоевского».

Жизнь этой удивительной женщины четко поделена на «до» и «после». 20 лет Аня Сниткина прожила до встречи с Достоевским. Вся оставшаяся жизнь, 14 лет рядом с Достоевским и 37, посвященных его памяти, – была после. Анна Григорьевна пережила четырех царей, была современницей трех революций. Весной 1917 года она уехала с внуками и невесткой из голодного Петрограда в Адлер, затем перебралась в Ялту. Временами, когда отступали приступы лихорадки, пыталась работать. 21 июня 1918 года ее не стало. В памяти людей она осталась воплощением идеальной жены гения. И олицетворением чуда всепоглощающей любви.

Есть две заповеди. В них смысл христианства:»возлюби Господа Бога» и «возлюби ближнего своего как самого себя» (Марк, 12:30 - 31). Исполнение этих заповедей называют верой действенной. Верить в Бога, верить в осуществимость абсолютного добра - значит любить Его. Любовь к ближнему невозможна без веры в Бога. Ближний же - личность каждого отдельного человека, а не все человечество. Спасение даруется свыше по вере, «верою спасены будете», но вера подразумевает любовь - agaph - к Богу и ближнему. Учение апостола Павла об оправдании верой, а также Иакова - об оправдании делами не противоречат одно другому. «Вера без дел мертва», то есть, вера без любви мертва, а в основе любого благодеяния должна быть именно любовь к Богу. Подобная вера приносит любовь к ближнему, потому что в ближнем лик Христов, лик Божий; вера побуждает к добру и этим является созидательной силой.

Единственный, исполнивший все заповеди - Богочеловек, тот кто «будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек» (Филиппийцам). Кроме того Единственного, нет совершенных верующих. Сойдя к человекам, сам Он был олицетворением Добра, в нем вера и любовь - одно и то же, понятия взаимозаменяемые. Поэтому Христос - идеал. «Он нагляден, сразу понятен сердцу и вместе с тем невыразим и полон тайны, - пишет Б. Вышеславцев, рассуждая о записи в дневнике Достоевского от 16 апреля 1864 года, - Он есть полнота жизни, красота и завершенность («синтетическая натура Христа изумительна», - словами Достоевского)». «Коли веришь во Христа, то и жить будешь вовек», - пишет Достоевский, понимая, что в христианстве бессмертие возможно через Христа.

По словам Н.О. Лосского, «учение Христа есть «благая весть» (Евангелие) о Царстве Божем». В основе Царства Божия - «любовь к Богу и ко всем тварям» («тварь» - творение, сотворенное Богом). Предназначается оно для всех, удостоенных спасения, а удостоен каждый, даже субъективно считающий себя недостойным. «Строение этого Царства, духовные свойства и тела лиц, находящихся в нем, глубоко отличны от свойств нашего царства бытия». Царство Божие теократично, то есть, глава его - Бог, Иисус Христос, идеал и начало всего. Воплощение Царства Божия как формы теократии, «скинии Бога с человеками», «Царства славы, имеющего быть в последний день» (14, с.777) будет осуществимо, когда «прежнее небо и прежняя земля минуют» (Откр. Иоанна., 21:1) - в конце веков.

Очевиден аксиологический характер Царства Божия: в нем, как в воплощении Христова учения любви к Богу и ближнему, заключается христианский идеал абсолютного добра. «Ищите прежде Царства Божия и правды его», так как оно - абсолютная ценность и «на его основе человек неуклонно воспитывается в уважении и любви ко всякой личности». В «Дневнике писателя за 1876 год» Достоевский между прочим пишет: «…Я всего только хотел бы, чтоб все мы стали немного получше. Желание самое скромное, но, увы, и самое идеальное. Я неисправимый идеалист: я ищу святынь, я люблю их, мое сердце их жаждет, потому что я так создан, что не могу жить без святынь, но все же я хотел бы святынь хоть капельку посвятее; не то стоит ли им поклоняться?». Достоевский называет себя «идеалистом» не в философском смысле, а за стремление к «идеальному», к воплощению идеала. «Святыни для него и есть «идеальное» - воплощенный идеал», то есть то, «что европейская философия того времени называла ценностями». Для Достоевского ценности - «предмет веры и любви». Как ценность, Царство Божие присуще всем, принявшим Христа, главу Царства.

Иисус Христос сказал: «Царство Божие внутри вас есть». Но «все внутреннее всегда воплощено, то есть выражено и вовне». Таким образом, Царство Божие - своеобразная область бытия, «мир иной», «существующий и внутри духовной жизни членов его, и вне ее». По словам Лосского, Достоевский понимал, что христианское мировоззрение требует учения о Царстве Божием как особом типе абсолютно совершенного бытия. Соприкосновение же с «мирами иными» особенно важно для Достоевского, о чем писатель говорит в романе «Братья Карамазовы» устами старца Зосимы: «На земле же воистину мы как бы блуждаем, и не было бы драгоценного Христова образа перед нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий перед потопом. Многое на земле от нас сокрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущность вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее».

Не случайно некоторые исследователи полагают, что в образе Зосимы Достоевский воплотил свое экстатическое мироощущение. Важно, что достижение Царства Божия невозможно без преображения, перерождения человека. В определенной мере «соприкосновение с мирами иными» преображает. Воскресение же, согласно идеям Лосского, есть переход от земной жизни к Царству Божию. Запись Достоевского от 16 апреля 1864 года, найденная Вышеславцевым, имеет большое значение в понимании мировоззрения писателя. Федор Михайлович пишет:»Антихристы ошибаются, опровергая христианство следующим основным пунктом опровержения: «Отчего же христианство не царит на земле, если оно истинно; отчего же человек до сих пор страдает, а не делается братом друг другу?» Да очень понятно почему: потому что это идеал будущей окончательной жизни человека, а на земле человек в состоянии переходном. Это будет, но будет после достижения цели, когда человек переродится по законам природы окончательно в другую натуру… Сам Христос проповедовал свое учение как идеал, сам предрек, что до конца мира будет борьба и развитие (учение)… потому что на земле жизнь развивается, а там - бытие полное синтетически, наслаждающееся и наполненное…». Следовательно, последняя степень развития личности - ее полное преображение в идеал Христов (то есть воскресение с последующим обожение) и пребывание в Царстве Божием («будущая окончательная жизнь»).

Можно понять, что по Достоевскому Царство Божие многолико - оно - духовно существующее ныне совершенное бытие («миры иные»), грядущее теократическое совершенное общество сверхбиологичных (по выражению Лосского) существ, а так же абсолютная ценность, заключающаяся в идеале любви и добра. Развитие, ведущее к Царству Божию и вечной жизни в нем придает смысл страданиям, которые испытывает человек в земной жизни, пока не исполнил «стремления к идеалу». Но не следует утверждать, что Царство Небесное - всего лишь награда за какие-то поступки, совершенные в земной жизни - это искажение идеи.

В своей книге «Миросозерцание Достоевского» Н. А. Бердяев пишет: «Достоевского мучит не столько тема о Боге, сколько тема о человеке и его судьбе». Вопрос о человеческой судьбе - вопрос о достижении Царства Божия или, иными словами, о «местоположении» человека на его пути к Богу, Его Царству (то есть, окончание жизни этой указывает, где человек: в Царстве ли, далеко ли от него).