Pink floyd биография. История группы Pink Floyd, Roger Waters, Richard Wright, David Gilmour, Nick Mason, Syd Barrett, Bob Klose

Начало семидесятых. Служу в армии. Каким-то чудом в роте оказались ещё несколько любителей стихов. Выходя в увольнение, покупаем тоненькие книжечки «Библиотеки лирической поэзии» издательства «Молодая гвардия», читаем, обмениваемся, спорим. Так попадает ко мне впервые сборник поэта Николая Старшинова. Чеканные, пронзительные строки о войне, любви, природе сразу западают в душу. Пройдут годы и мы встретимся, подружимся, будем работать рядом в том самом легендарном издательстве. Жизнь всё-таки удивительная штука!

6 декабря поэту, фронтовику, Николаю Константиновичу Старшинову исполняется 90 лет. Уже полтора десятилетия его нет с нами. И надо бы следом писать о том, что, мол, не забыт, что слово его поэтическое востребовано и звучит, но, увы, это будет неправдой. Да, помнят друзья и ученики (Старшинов вёл семинар в Литинституте), но переизданий нет, а публикации крайне редки. Касается это не только Николая Константиновича, но и многих иных блестящих поэтов его поколения. Ну а плоды того, чем оборачивается беспамятство, видим каждый день…

Старшинов – коренной москвич с деревенскими корнями. В семье был восьмым. Жили бедно, но никто не пропал. Все выучились, стали военными, учёными, инженерами, руководителями, а младший вот даже большим поэтом. И как не стать! Вот строки из воспоминаний самого Николая Константиновича:

«Каждый день после ужина за прибранным столом собиралась вся наша семья. И кто-то из старших братьев или сестра читали нам вслух стихи. Два, а то и три часа.

Зато к четырнадцати-пятнадцати годам я очень неплохо знал русскую поэзию. Да и не только русскую.

Пушкин, Лермонтов, Крылов, Кольцов, Некрасов, Тютчев, Фет, Никитин, Суриков, А.К.Толстой, Полонский, Апухтин, Бунин, Блок, Есенин, Маяковский и другие поэты с тех пор остались в моей памяти. А ещё Лонгфелло, Беранже, Гейне и даже «Фауст» Гёте.»

Любопытно, кто из этих имён и в каком объёме остался в современной школьной программе? Вопрос, конечно, риторический…

Университеты в своей жизни Старшинов прошёл разные, но главный всё-таки война. В семнадцать лет, не успев даже сдать все экзамены за девятый класс, он встал в солдатский строй. Старший сержант, помощник командира пулемётного взвода. Сохранилась фотография, где он уже в гимнастерке с пилоткой на голове, но ещё без погон. Курсантская, очевидно. Худенький мальчик с открытым, ясным и каким-то беззащитным взглядом.

В августе 1943, под Спас-Деменском, Николай Старшинов был тяжело ранен: обе ноги оказались перебиты. Всю ночь полз к своим, волоча за собой винтовку и оставляя кровавый след. Чудом удалось избежать ампутации, но раны эти мучили до конца жизни.

Конечно, война отразилась в поэзии Старшинова. Несколько его стихотворений стали по сути классическими и входят во все поэтические антологии, посвящённые Великой Отечественной. В них нет особенного пафоса, как не бывало его никогда и в самом авторе, но есть подлинность чувства.

В Москву Старшинов вернулся в феврале 1944 года на костылях. Стал учиться в литинституте. Писал, но с публикациями, а тем более с признанием, как поэта, всё складывалось непросто. Его, как и некоторых других молодых, только входящих в литературу, обвиняли в «преувеличенной поэтизации автобиографических «мелочей жизни».

Разгромную внутреннюю рецензию на рукопись первого сборника Николая Старшинова в издательстве «Советский писатель» сочинила в 1947 году Вера Инбер. Среди упрёков был и такой: «В результате неправильно понятых «уроков войны» мы наблюдаем порой своеобразный «неоимажинизм», явление вреднейшее, глубоко чуждое нашей поэзии.»

Ярлыки в то время вешались легко, а отмыться от них было непросто, да и по характеру Старшинов, несмотря на внешнюю мягкость, не слишком был склонен к компромиссам. Конфликтовать не любил, но в убеждениях был твёрд и на всё имел собственную точку зрения. На заседании редколлегии «Юности» он единственный выступил против публикации поэмы Евгения Евтушенко «Считайте меня коммунистом!», назвав её конъюнктурной и неинтересной, хотя Валентин Катаев, бывший в то время главным редактором, Евтушенко горячо поддерживал.

«Юность» при Катаеве была журналом сверхпопулярным и работа там в качестве заведующего отделом поэзии многому Старшинова научила. Многому, кроме одного, менять мнение в зависимости от обстоятельств. В своих воспоминаниях о Катаеве приводит Николай Константинович такой эпизод:

«- Послушайте,- сказал он мне как-то в коридоре. – Вот вам стихи Александра Жарова, пошлите их в набор. Сразу! Там стихотворений пять – отправьте все!

Я прочитал стихи и пришёл к нему:

Валентин Петрович, а стихи-то у Жарова очень слабые…

Послушайте, конечно слабые,- согласился он. – Что же вы от него хотите – хороших он не писал никогда, откуда же они у него вдруг возьмутся?

А зачем же тогда нам их печатать?

Послушайте, он встретил меня на лестнице – мы живём в одном подъезде- и сунул мне свои стихи… Куда же их теперь девать?

Вернуть ему, Валентин Петрович.

Послушайте, но ведь он после этого будет нас поливать грязью на каждом углу…

Ну и пусть поливает!

Он недовольно и брезгливо поморщился, а потом согласился:

Ну ладно, я верну ему рукопись… Но, послушайте, вы ещё совсем молодой человек и ничего не понимаете в литературных делах… Литература – это цепь компромиссов!..»

Вот уж эту позицию Старшинов так никогда и не принял. Может, потому и в партию не вступил, хотя предлагали и настойчиво.

Нет, я совсем не собираюсь представлять Николая Константиновича Старшинова святым. Был он человеком земным, со всеми страстями и заблуждениями. Долго и тяжело пил. В загуле не успел проститься с умирающей матерью и всю жизнь корил себя за это. Перечитайте стихотворение «А тут ни бронзы, ни гранита…» - боль непереносимая. Отчасти из-за пьянства распался первый брак с Юлией Друниной. Но сумел победить себя и последние лет двадцать пять жизни не брал в рот ни капли.

Было у него увлечение, которое он пронёс через всю жизнь: рыбалка. Отсюда, наверное, тонкое и трепетное чувство природы в его стихах. Даже книгу написал: «Моя любовь и страсть рыбалка».

Большая и отдельная история – руководство Старшиновым альманахом «Поэзия» в издательстве «Молодая гвардия». У Николая Константиновича был редкий дар учительства – ненавязчивый, уважительный и глубокий. Не перечесть имён поэтов, которые благодарны ему и за бескорыстную помощь, и просто за человеческое тепло. Николай Дмитриев, Геннадий Касмынин, Геннадий Красников (он тоже был редактором альманаха), Нина Краснова, Григорий Калюжный, Евгений Артюхов, Нина Стручкова… Список можно длить и длить.

Последние годы жизни Николая Константиновича оказались не самыми счастливыми. Он тяжело переживал распад страны. Перестал выходить и альманах «Поэзия». Мучили фронтовые раны. 6 февраля 1998 года поэта не стало.

Тех, кто хочет подробнее узнать о жизни и творчестве замечательного поэта, отсылаю к книге Сергея Щербакова «Николай Старшинов», вышедшей в сери «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия»

Николай Константинович Старшинов родился 6 декабря 1924 года в Москве, в Замоскворечье, в многодетной семье.

В 1942 году призван в армию и стал курсантом 2-го Ленинградского военного пехотного училища. В начале 1943 года в звании старшего сержанта попал на передовую. Первые стихи поэта были напечатаны во фронтовых газетах. В августе в боях под Спас-Деменском получил тяжёлое ранение. Из армии демобилизовался в 1944 году и сразу же поступил в Литературный институт имени (который окончил лишь в 1955). В том же 1944 году Николай Старшинов женился на своей ровеснице, такой же фронтовичке и начинающей поэтессе . В 1946 году у них родилась дочь Елена, но этот брак распался в 1960 году.

В 1947 году в журнале «Октябрь» Старшинов опубликовал поэму «Гвардии рядовой». Первая книга стихотворений – «Друзьям» – вышла в 1951 году в издательстве «Молодая гвардия». В 1950-е годы увидели свет поэтические сборники: «В нашем общежитии», «Солдатская юность», «Песня света»; в 1960-е – «Весёлый пессимист», «Проводы», «Иду на свидание» и др.

Большое место в творчестве Николая Константиновича занимала тема Великой Отечественной войны. Также Старшинов, много ездя по стране, занимался собиранием частушек, которые время от времени издавал отдельными книжками. Кроме того, поэт занимался переводами.
В 1955– 1962 годы Николай Старшинов заведовал отделом поэзии в журнале «Юность», совмещая эту работу с должностью руководителя литературного объединения в МГУ. В 1972–1991 годы редактировал альманах «Поэзия».

Николай Старшинов запомнился современникам как добрый, весёлый, жизнелюбивый человек, заядлый рыбак и душа компании. Его общительность привела к злоупотреблению алкоголем, в результате чего летом 1972 года он лечился в спецотделении московской больницы им. Соловьёва, о чём впоследствии написал юмористические воспоминания «Наше житие в «Соловьёвке», опубликованные в «Литературной России» в 1996 году.

Поэтическое дарование Старшинова критики оценивают по-разному – одни считают его малоталантливым, посредственным поэтом, другие – замечательным лириком. Однако все сходятся на том, что Николай Константинович был глубоко порядочным человеком и всегда поддерживал коллег по перу: оказывал немалую помощь начинающим поэтам, а также, например, Николаю Глазкову, чьи публикации были затруднены из-за несоответствия поэзии этого автора официальным идеологическим установкам.

В последние годы у поэта вышли сборники: «Глагол» (1993), «Мои товарищи – солдаты», «Птицы мои» (1995) и др. В 1994 году были опубликованы литературные мемуары Старшинова – «Лица, лики и личины», в 1998, посмертно – книга воспоминаний «Что было – то было…».

Старшинов Николай Константинович (6.12.1924-5.02. 1998), поэт. Родился в Москве. В 1942 со школьной скамьи ушел в армию, воевал на Западном фронте. Первые стихи опубликовал во фронтовой печати. В 1943, в авг., был тяжело ранен в боях под Спас-Деменском, в 1944, после демобилизации, поступил в Литературный институт. В 1947 в журнале «Октябрь» была опубликована поэма Старшинова «Гвардии рядовой», а в 1951 у него вышла первая книга стихов «Друзьям», за которой последовали: «В нашем общежитии» (1954), «Солдатская юность» (1956), «Песня света» (1959), «Лирика» (1962), «Веселый пессимист» (1963), «Протока» (1966), «Проводы», «Улыбнитесь, пожалуйста!» (обе - 1967), «Зеленый вечер» (1972), «Осинник» (1973), «Ракеты зеленый огонь» (1975), «Ранний час» (1977), «Милая мельница» (1978), «Твое имя» (1980), «Милости земли» (1981), «Мое время» (1984), «Любить и жить», «Река любви» (обе - 1986), «Я с тобою говорю», «Город моей любви» (обе - 1987) и др. Ему принадлежат книги о поэзии и писателях: «Памятный урок» (1980), «Дорога к читателю» (1985), «Планета “Юлия Друнина”, или История одного самоубийства» (1994), «Лица, лики и личины: Литературные мемуары» (1994). В 1968 вышел его сборник рассказов «Белый камень», а в 1990 - сборник стихов, рассказов и очерков «Моя любовь и страсть - рыбалка». Частушки, собранные Старшиновым, вошли в сборники «Частушки с картинками» (Тверь, 1991), «Ой, Семеновна!..», «Разрешите вас потешить» (оба - 1992), «Самоцветная частушка» (1992; сюда вошли также частушки из собраний поэтов В. Бокова, Н. Красновой, Т. Смертиной, В. Коротаева, В. Смирнова, А. Боброва) и «Русские частушки» (1993).

О пробуждении поэтического восприятия мира Старшинов рассказал в стихотворении «Рассвет» (1971). Здесь он вспоминает, как мальчиком босиком (эта деталь характерна для предвоенного крестьянского быта) отправляется в лес, где встречает рассвет, который помог ему поэтически увидеть мир и запомнился до конца жизни: «Из далека туманного, / Из невысоких мест / Вижу мое Рахманово - / Крыши, церковный крест. // Вот и они скрываются - / Прячет меня овраг. / Многое забывается, / Этот рассвет - никак! // Я разобраться пробую: / Чем он милей всего? / Ну ничего особого, / Попросту ничего! // Что же им сердце полнится, / Светом его лучась?.. / …Знаю, он мне припомнится / Даже в последний час. // Пашню увижу заново, / Ельник рассветный, / Гать. / Крыши и крест - Рахманово! / И на крылечке - мать…»

Теме русской деревни посвящена и поэма «Милая мельница» (1972), написанная с учетом традиций тех поэтов, которые знали и любили деревню: Некрасова, Есенина и Твардовского. Старая мельница заменяет крестьянам многое: «Ты и чайная, и пивная, / Суд народный и сельский клуб». Тема деревни перерастает у Старшинова в общенациональный план, становится темой России. Поэт озабочен судьбой родины: «Ну хорошо ли, если мать / Уж так изменится, что сыну, / Что даже сыну не узнать?» («Она меняется с годами…», 1970). Для характеристик своих героев и особенно героинь Старшинов, вслед за Некрасовым и Твардовским, широко использует песенное народное творчество.

Поэтическое дарование Старшинова критики оценивают по-разному - одни считают его малоталантливым, посредственным поэтом, другие - замечательным лириком.Однако все сходятся на том, что Николай Константинович был глубоко порядочным человеком и всегда поддерживал коллег по перу: оказывал немалую помощь начинающим поэтам, а также, например, Николаю Глазкову, чьи публикации были затруднены из-за несоответствия поэзии этого автора официальным идеологическим установкам - при том, что творчество самого Н. К. Старшинова вполне им отвечало.

Среди круговерти жизни, в которой столько мелких предательств, лживых дружб, компромиссов с властями и прочих прелестей, когда и сам ты словно перемолот в муку, есть люди, которые сумели выстоять в этом и сохранить неизменно своё доброе человеческое лицо. Для меня это поэт Николай Старшинов. У него есть стихотворение, когда идут солдаты, а в канаве рассыпаны деньги, но солдаты равнодушно идут мимо. И строчка «Здесь ничего не покупают и ничего не продают». Он сохранил это солдатское кредо, навсегда.

Я познакомилась с ним на последнем курсе Литинститута, почти перед отъездом из Москвы. Мы вместе выступали в каком-то клубе. Старшинов попросил заехать за ним, напоил нас чаем и произвёл на меня самое хорошее впечатление своей простотой и доброжелательностью.

Наши отношения углубились, когда он стал редактором альманаха «Поэзия». Этот альманах был надеждой всех молодых авторов. Николай Старшинов отдавал предпочтение ребятам из русской глубинки, помогал им, тщательно редактировал их, печатал и получал за это критику со всех сторон. Он любил, помнится, поэта Николая Дмитриева, предрекал ему прекрасное будущее (Николай Старшинов не ошибся в своих оценках. Так, Николай Фёдорович Дмитриев стал членом СП СССР в 1977 году. А также лауреатом премий: Лучшая книга года. Поэзия. 1975 г. (издательство "Молодая гвардия"); Премии "Конкурс имени Островского". 1978 г.; премии Ленинского комсомола. 1981 г.; премии имени Александра Невского "России верные сыны". 2003 г.; премии имени А. А. Дельвига, 2005 г. (посмертно)).
Да и других ребят любил. Иногда он досадовал на них, что, сделав не так уж много, увидев свои стихи в столичной прессе, они начинали петушиться, бражничать в ЦДЛ. Но Николай Старшинов не был «зациклен» на деревенской» поэзии, он хорошо относился и ко мне, и вообще, для него талант значил сам по себе, независимо, ни от чего.

Через десять лет после нашего знакомства он пригласил меня от альманаха «Поэзия» в поездку, в Томск. Это была первая моя поездка в Сибирь и я её никогда не забуду. Мой друг московский писатель Роберт Штильмарк считал, что писатель должен расширять своё «ландшафтное мировоззрение».
Там, в Сибири, мы ещё более сблизились с Николаем Старшиновым. С ним мне было так хорошо, как с единственным мужчиной в моей жизни – с отцом. Он мне и напоминал отца, хотя был, конечно, моложе, талантливее, красивее. Но вот этот открытый, добрый русский характер – это было общее.
Между выступлениями мы гуляли с ним, и он рассказывал о своей первой любви к поэтессе Юлии Друниной. С ней я выступала вместе на телевидении, и мне было удивительно, что томичи помнили то моё выступление.
Помню, как тогда, в Москве на телевидении, Юлия Друнина, красивая женщина, одетая в роскошную белую блузку с кружевами, чёрную шёлковую юбку – так и хотелось сказать «дыша духами и туманами…» – появилась в студии шумно. В сопровождении мужа, известного телеведущего Каплера и ещё каких-то известных людей, потому что с ними все почтительно здоровались. Меня и двух ребят с нашего курса усадили где-то сбоку, рядом с нашим неутомимым педагогом Львом Озеровым.

Лев Адольфович тогда увёз меня на телевидение прямо с занятий. Я была одета в белую скромную блузку и чёрную юбочку плиссе. Друнина мельком глянула, и вдруг её взгляд остановился…, она обомлела. Мы были одеты, как сёстры - близнецы. Что делать?
Пусть её наряд роскошнее, но… цветовая гамма. Она этого не могла перенести. Какая-то девчонка! Алексей Каплер, её муж, был тут же отправлен домой, и вскоре принёс чемодан. Она переоделась в синее платье, которое ей, блондинке, очень шло.

Через время, в Доме творчества в Коктебеле, мы встретились. Борис Слуцкий нас познакомил. Она вспомнила.
– А… это вы были на телевидении? В белой блузке и чёрной юбочке?
– Я.
– А стихи свежие.
– Спасибо.
Смешной эпизод, понятный только женщинам. Однажды на съезде писателей в Кишинёве, в президиуме все женщины – их было трое – Вера Львовна, Людмила Скальная, Александра Примак, – оказались одеты в одинаковые костюмы. С одной базы! В перерыве вместо обеда все рванули домой, и переоделись!
Я рассказала это Старшинову, он вздохнул и сказал: «Да, жизнь меняет людей, но какая она была красивая и хорошая, я любил её без памяти. Потерял по глупости. Думал, – никогда не расстанемся. И дочка там растёт. Уже большая».
Как-то я пошутила, что меня с Евгением Евтушенко знакомили раза три, но он, наверно, меня так и не помнит. На что Старшинов сказал, что я ошибаюсь: «Когда обсуждали твою подборку на редколлегии, то, как всегда бывает, каждый хотел снять стихотворение, и я вижу, что уже ничего не осталось. А тут Евтушенко берёт твои стихи и говорит: «Позвольте, это же прекрасные стихи. Вот послушайте – и начинает читать. Нет, я вижу в этой девочке хорошие перспективы, надо печатать». И отстоял всю твою подборку. Ведь какие строчки у него есть:

Идут белые снеги
Как по нитке скользя,
Жить и жить бы на свете
Да наверно нельзя.

Гениальные. Да вот губит желание заграбастать весь мир. А так он поэзию искренне любит. Когда выходил Пастернак, он купил за свои деньги ящик водки рабочим, и они за одну ночь отпечатали весь тираж. Не ушёл, пока не сделали. И пока директор издательства отдыхал на юге.»
Таким он мне и запомнился, Николай Старшинов, – справедливым, сердечным, доброжелательным. А это не так уж часто встречается в литературной среде, где властвуют зависть, мелочность, группировки и групповые интересы.
Представляю, как он был потрясён трагическим и безвременным уходом из жизни Юлии Друниной.
Свою вторую жену и дочь он любил, дорожил семьёй, но первая любовь не забывается. Бывало он после банкетов, он ехал к Друниной… Они привычно стелили ему на диване, звонили его жене – мол, всё в порядке. Утром он уезжал домой… Очень дружил со своей старшей дочкой.
Он много добра сделал молодой поэзии России и мы, молодые поэты, отвечали ему горячей, бестолковой, обременительной любовью.
Заваливали его стихами, просьбами, страшно надоедали. Теперь я понимаю это, но его любовь к нам была такой терпеливой и всё понимающей.
Он и сейчас стоит перед глазами – запевала, замечательный поэт и чудесный русский человек – Николай Старшинов.

* * *
Отчего я мучаюсь? От ощущения собственной бездарности. Будь я гениальна – всё было бы просто. Рукой гения водит Бог. Будь графоманкой – тоже всё просто. Но эта середина – о, нет, в искусстве она не золотая!

* * *
Моё затворничество, – я к нему склонна! – всякий раз играет со мной плохие шутки – когда кто-нибудь, кто, конечно, кажется мне достойным, появляется, я смотрю на него, как на чудо. Каждое слово, обращённое ко мне, кажется значительным, каждый жест – важным, и всё происходящее – единственным, неповторимым явлением. Я глупею.