Творческое окружение игумнова к н. Внеклассное мероприятие Лекция-концерт "Выдающиеся пианисты-ученики К

Константин Николаевич (19 IV (1 V) 1873, Лебедянь, ныне Липецкой обл. - 24 III 1948, Москва) - сов. пианист и педагог. Нар. арт. СССР (1946). Доктор искусствоведения (1940). Учился в Москве - с 1887 у Н. С. Зверева (фп.), с 1888 в консерватории по классу фп. у А. И. Зилоти и П. А. Пабста, по теории музыки и композиции у С. И. Танеева, А. С. Аренского и М. М. Ипполитова-Иванова, по классу камерного ансамбля у В. И. Сафонова, одновременно (1892-95) на историко-филологич. ф-те ун-та. Окончил консерваторию по классу фп. П. А. Пабста (1894). В 1895 участвовал в Междунар. конкурсе пианистов им. А. Г. Рубинштейна в Берлине (почётный диплом). Как концертирующий пианист впервые выступил в Москве в 1895. В 1896-98 преподавал и концертировал в Москве, в 1898-99 преподавал в Муз. училище в Тбилиси. С 1899 профессор Моск. консерватории; с 1918 (с небольшими перерывами) руководил последовательно фп. отделом, исполнит. ф-том, в 1924-1929 ректор.
Исполнит. иск-во И. заключало в себе лучшие черты рус. пианистич. школы. Для него характерны глубокая лирич. проникновенность, безупречный вкус, чувство меры и благородство выражения; лишённая внешних виртуозных эффектов, надуманности и вычурности, игра И. особенно впечатляла естественностью фразировки, певучестью, мягкостью и красотой тона, совершенным владением педализацией, тонким колоритом, к-рый никогда не являлся самоцелью. Каждая звуковая деталь была следствием общего исполнит. замысла.
В репертуаре И. - произв. разл. стилей и жанров. С успехом исполнял шедевры фп. классич. и романтической литературы, в т.ч. сонаты - op. 111 Л. Бетховена, h-moll P. Шопена, h-moll P. Листа, "Крейслериану" и "Фантазию" Р. Шумана, 2-й концерт c-moll и Рапсодию на тему Паганини С. В. Рахманинова, 2-ю сонату-фантазию А. Н. Скрябина; ряд пьес Ф. Шуберта, Ф. Мендельсона, Шумана, Шопена, Листа, И. Брамса, М. И. Глинки, А. Г. Рубинштейна, А. К. Лядова, Скрябина, Рахманинова и др. нашли в нём выдающегося и самобытного интерпретатора.
Но наиболее значительным было исп. И. произв. П. И. Чайковского, в т.ч. "Времён года", Сонаты g-dur, Концерта b-moll, Концертной фантазии g-dur, фп. трио "Памяти великого артиста", Романса f-moll, Вальса fis-moll, Колыбельной и др. пьес, проникнутое удивительной простотой и целомудренностью, теплотой и задушевностью. И. - создатель одной из сов. школ пианизма, пользующейся мировой известностью. Его педагогич. метод осн. на всестороннем выявлении и развитии индивид. особенностей пианиста. И. были свойственны особая гибкость и проницательность в оценке сил и возможностей студентов, на которых он оказывал плодотворное влияние. Среди учеников: Н. А. Орлов, И. А. Добровейн, В. Н. Аргамаков, Ан. Н. Александров, Л. Н. Оборин, Я. В. Флиер, А. Б. Дьяков, М. И. Гринберг, И. И. Михновский, А. Л. Иохелес, Я. И. Мильштейн, А. Д. и М. Д. Готлибы, К. X. Аджемов, А. А. Бабаджанян, О. Д. Бошнякович, Н. Л. Штаркман, Б. М. Давидович, М. С. Гамбарян и др. Гос. пр. СССР (1946).
Сочинения : К 60-летию Московской Государственной консерватории, "Музыка и революция", 1927, No 4; Проблемы исполнительства, "Советское искусство", 1932, 21 апреля; Творчество, а не ремесло, там же, 1932, 26 ноября; О Шопене, там же, 1935, 11 ноября; О фортепианных сочинениях Чайковского, "СМ", 1940, No 5-6; Мои исполнительские и педагогические принципы. (Конспект доклада) (Вступит. статья; публикация Я. И. Мильштейна), "СМ", 1948, No 4. Литература : Я. М. (Мильштейн Я. И.), "СМ". 1948, No 2 (некролог); его же "Советское искусство", 1948, 27 марта (некролог); его же, К. Н. Игумнов, М., 1949; его же, Исполнительские и педагогические принципы К. Н. Игумнова, в кн.: Мастера советской пианистической школы, М., 1954; его же, К. Н. Игумнов и вопросы фортепианной педагогики, в кн.: Вопросы фортепианного исполнительства, вып. 1, М., 1965; Рабинович Д., К. Н. Игумнов, в его кн.: Портреты пианистов, (М., 1962). 1970; Аджемов К., Константин Николаевич Игумнов, в его кн.: Незабываемое, 1972, с. 19-37; Венок Константину Николаевичу Игумнову, "СМ", 1973, No 5 (воспоминания Л. Оборина, Я. Флиера, А. Готлиба, А. Бабаджаняна, М. Гринберг, М. Зверева, П. Романовского, И. Козловского, Я. Милынтейна). Я. И. Мильштейн.

Игумнов Константин Николаевич (01.05.1873 – 24.03.1948)

К. Н. Игумнов яркий представитель и продолжатель традиций русской исполнительской школы. Его учителями в Московской консерватории, из которой он выпустился в 1894 году, были А. Зилоти и П. Пабст (фортепиано), С. Танеев, А. Аренский, М. Ипполитов-Иванов (теория музыки и композиция), В. Сафонов (камерный ансамбль). И вскоре, после окончания учёбы, он занял видное место среди русских концертирующих пианистов. Будучи уже маститым музыкантом, Игумнов сам рассказал о своём становлении: «Мой исполнительский путь сложен и извилист. Я разделяю его на следующие периоды: 1895-1908 годы – период академический; 1908-1917 годы – период зарождения исканий под влиянием художников и писателей (Серов, Сомов, Брюсов и др.); 1917 — 1930 годы – период переоценки всех ценностей, увлечение колоритом в ущерб ритмическому рисунку, злоупотребление rubato; 1930-1940 годы – постепенное формирование моих теперешних взглядов. Однако вполне я осознал их и «нашёл себя» лишь после Великой Отечественной войны». Вот таким непростым и извилистым был путь знаменитого пианиста и педагога.

Каков же его стиль? Каковы принципы интерпретации и репертуарные склонности у Игумнова?

Его коллеги, друзья, ученики, современники единодушно отмечали особое отношение пианиста к роялю, он будто вёл диалог со всеми слушателями через звуки фортепиано. Приведём ряд высказываний об Игумнове-исполнителе. «Игумнов как пианист совершенно исключительное явление, – говорил в интервью газете «Советское искусство» в 1933 году ректор Московской консерватории. – Правда он не принадлежит к роду мастеров фортепиано, которые отличаются блистательной техникой, могучим звуком, оркестровой трактовкой инструмента. Игумнов принадлежит к пианистам типа Фильда, Шопена, т.е. к мастерам, которые ближе всего подошли к специфике фортепиано, не искали в нём искусственно вызываемых оркестровых эффектов, а извлекали из него то, что всего труднее извлечь из-под внешней жесткости звучания – певучесть. Игумновский рояль поёт, как редко у кого из современных больших пианистов».

Его ученик, профессор Я. Мильштейн, который много занимался изучением наследия своего учителя, так вспоминал об его игре: «Мало кто мог соперничать с Игумновым в красоте звука, отличавшегося необыкновенным богатством колорита и удивительной певучестью. Под его руками рояль приобретал свойства человеческого голоса. Благодаря какому-то особому прикосновению, как бы слиянию с клавиатурой (по собственному его признанию принцип слияния лежал в основе его туше), а также благодаря тонкому, разнообразному, пульсирующему применению педали, он извлекал звук редкого обаяния. Даже при сильном ударе его туше не теряло своей прелести: оно всегда было благородным. Игумнов предпочитал скорее сыграть тише, но только не «кричать», не форсировать звучания фортепиано, не выходить за его естественные пределы». Об этом же говорит и А. Альшванг: «Популярность завоёвана им благодаря захватывающей искренности его игры, живому контакту с аудиторией и прекрасной интерпретации классики… Многие справедливо отмечают в исполнении К. Игумнова мужественную суровость. При этом звук у К. Игумнова характеризуется мягкостью, близостью к речевой мелодии. Его интерпретация отличается живостью, свежестью красок».

А что же говорит сам пианист? Как он работал над интерпретацией, где брал вдохновение? Игумнов по характеру был человеком немногословным, и очень редко когда «открывался» перед аудиторией. Но однажды он поделился своими мыслями, характеризующие его исполнительские принципы: «Я думаю, что всякое музыкальное исполнение есть живая речь, связный рассказ… Но только рассказать – это ещё мало. Надо, чтобы в рассказе было определённое содержание и чтобы у исполнителя всегда было что-то такое что приближало бы его к этому содержанию. И здесь я не могу мыслить музыкального исполнения абстрактно: мне всегда хочется прибегнуть к каким-либо житейским аналогиям. Короче говоря, содержание рассказа я черпаю или из определённых идей, или из определённой исторической эпохи. Для меня несомненно, что в каждом значительном произведении выискивается нечто такое, что связывает исполнителя с реальной жизнью. Я не представляю себе музыки ради музыки, без человеческих переживаний… Вот почему необходимо, чтобы исполняемое произведение находило какой-то отклик в личности исполнителя, чтобы оно было ему близко. Можно, конечно, перевоплощаться, но какие-то связующие нити всегда должны быть. Нельзя сказать, чтобы я обязательно представлял себе программу произведения. Нет, то, что я себе представляю, — это не программа. Это только какие-то чувства, мысли, сопоставления, помогающие вызвать настроения, аналогичные тем, которые я хочу передать в своём исполнении. Это как бы своеобразные «рабочие гипотезы», облегчающие постижение художественного замысла».

Какие композиторы были близки К. Игумнову? Надо отметить, что Игумнов был избирателен в выборе авторов. Он исполнял только тех авторов, что были ему близки по духу: «Если композитор мне чужд и его сочинения лично мне не дают материал для исполнительского творчества, — делится Игумнов, — я не могу включить его в свой репертуар (например, фортепианные произведения Балакирева, французских импрессионистов, позднего Скрябина, некоторые пьесы советских композиторов)». Так кто же близок пианисту? Прежде всего, это произведения зарубежных композиторов романтиков (Мендельсон, Шуман, Брамс, Шопен, Лист) и русская фортепианная классика, представленная в первую очередь фортепианными сочинениями П. И. Чайковского. «Нигде, — вспоминает Я. Мильштейн, — даже в Шопене, Шумане и Листе, не высказывается особенная, полная простоты, благородства и целомудренной скромности манера игры Игумнова так удачно, как в произведениях Чайковского. Невозможно себе представить, что тонкость исполнения может быть доведена до более высокой степени совершенства. Невозможно себе представить большую плавность и задумчивость мелодических излияний, большую правдивость и искренность чувств. Исполнение Игумновым этих произведений отличается от других, как экстракт отличается от разбавленной смеси. Действительно, всё в нём поражает: каждый нюанс здесь – образец для подражания, каждый штрих – предмет восхищения».

Таким образом, исполнительский стиль К. Игумнова был оригинален и самобытен, он не подстраивался под модные тенденции изменчивого пианистического искусства, не был «как все» и всегда оставался верен себе, своему художественному вкусу и артистической интуиции. Очень точную характеристику его игре дают его лучшие ученики Я. Мильштейн и Я. Флиэр: «Искренний и взыскательный художник, Игумнов был чужд какой бы то ни было аффектации, позы, внешнего лоска. Ради красочного эффекта, ради поверхностного блеска он никогда не поступался художественным смыслом… Игумнов не терпел ничего крайнего, резкого, чрезмерного. Стиль его игры был прост и лаконичен». Эстетические принципы у Игумнова также были устойчивы, не смотря на его поиски себя на протяжении жизни. «Его симпатии артиста и педагога с давних пор были на стороне музыки ясной, содержательной, подлинно реалистической в своей основе (иной он попросту не признавал), его «кредо» музыканта-интерпретатора всегда выявляло себя через такие качества, как непосредственность исполнительского воплощения образа, проникновенность и тонкость поэтического переживания».

Нельзя не отметить его педагогическую деятельность. Среди его учеников большое количество концертирующих пианистов, получивших широкую известность и мировой призвание. Вот некоторые имена: Н. Орлов, И. Добровейн, Л. Оборин, Я. Флиэр, А, Дьяков, А, и М. Готлибы, М. Гринберг, И. Мохновский, А. Иохелес, О. Бошнякович, Н. Штаркман, Б. Давидович. Преподавать Игумнов начал после окончания консерватории в музыкальном училище в Тбилиси (1898-1899), а уже с 1899 года стал профессором Московской консерватории. А в период с 1924 по 1929 годы занимал должность ректора. Игумнову был чужд догматизм и авторитарность по отношению к своим ученикам. Для него урок – это, прежде всего, творческий процесс, поиск наилучшей трактовки, наиболее верного прикосновения к инструменту, и никакого шаблона. «Моя педагогика, — говорил Константин Николаевич, — теснейшим образом связана с моим исполнительством, и это обуславливает отсутствие стабильности в моих педагогических установках». Отсюда понятно, почему все его ученики в своём исполнительском искусстве так непохожи друг на друга, столь контрастна их трактовка одних и тех же сочинений. Но единственное, что объединяет всех учеников педагога – это трепетное отношение к музыке. И слова Я. Флиэра очень точно характеризуют основу его педагогических взглядов: «Константин Николаевич мог простить студенту фальшивые ноты, но фальшивых чувств он не прощал и не переносил».

Константину Николаевичу в 1946 году было присвоено звание народного артиста СССР, и в этом же году ему была вручена Государственная премия СССР.

В заключении хочется отметить, что К. Н. Игумнов был «человеком редкого обаяния, простоты и благородства. Никакие почести и слава не могли поколебать его глубочайшей скромности. В нём не было и тени того тщеславия, которым подчас страдают некоторые артисты».

Литература: Я. Мильштейн «Константин Николаевич Игумнов» (М., 1975), Д. Рабинович «Портреты пианистов» (М., 1962; 2 изд.1970)

В психологической литературе существуют две основные точки зрения на творческую личность. Согласно одной, креативность или творческая способность в той или иной степени свойственна каждому нормальному человеку. Она так же неотъемлема от человека, как способность мыслить, говорить и чувствовать. Более того, реализация творческого потенциала независимо от его масштабов делает человека психически нормальным. Лишить человека такой возможности означает вызвать у него невротические состояния. Согласно второй точке зрения, не всякого (нормального) человека следует считать творческой личностью, или творцом. Подобная позиция связана с другим пониманием природы творчества. Здесь помимо незапрограммированного процесса создания нового, принимается во внимание ценность нового результата. Он должен быть общезначим, хотя масштаб его может быть различным. Важнейшей чертой творца является сильная и устойчивая потребность в творчестве. Творческая личность не может жить без творчества, видя в нем главную цель и основной смысл своей жизни

Скачать:

Предварительный просмотр:

Психологические особенности личности К.Н.Игумнова.

Творческая личность - это такой тип личности, для которой характерна стойкость, высокий уровень направленности на творчество, мотивационно - творческая активность, которая проявляется в органическом единении с высоким уровнем творческих способностей, позволяющие ей достигнуть прогрессивных, социальных и личностно значимых результатов в одной или нескольких видах деятельности (В.Андреев).

Психологи рассматривают творчество как высокий уровень логического мышления, которое является толчком к деятельности, "результатом которой есть созданные материальные и духовные ценности".

Можно вынести следующие общие черты и особенности творческой личности, принятые многими исследователями данной проблемы:

1. Человек наделен свободой выбора.

2. Человек-созидатель выступает главной причиной своего поведения.

3. Главной движущей силой является потребность подтверждения своей мысли, идеи, умения.

4. Человек является созидателем, настроенным на внутреннее и внешнее развитие.

5. Человек-созидатель имеет широту сознания и самосознания.

6. Действия человека, особенно его мысли и действия, в большой мере влияют на то, какое место он занимает в масштабах добра и зла; под их влиянием он становится гуманным или негуманным.

Жизнь и искусство К.Н.Игумнова нельзя рассматривать отдельно, они как бы слиты воедино. Жизнь для него имела ценность только потому, что давала возможность заниматься любимым делом. К сожалению, Константин Николаевич не вел дневник, и избегал каких – либо высказываний «интимного» и личностного характера. Поэтому, составить психологический портрет личности К.Н.Игумнова можно, опираясь на воспоминания его близких, учеников и друзей.

В своей книге Я. Мильштейн отмечает, что Костя был «скорее замкнут, чем общителен, скорее задумчив, чем весел, но какой-либо впечатлительностью не отличался. С ранних лет он тянулся к музыке во всех ее проявлениях». Эти и другие высказывания учеников и близких людей, а так же некоторые факты биографии К.Н.Игумнова наталкивают на мыль о преобладании меланхолического темперамента. Меланхолик – это человек, наделенный тонкой душой. В детстве это очень впечатлительный, мягкий и послушный ребенок, который несколько замкнут и застенчив. Друзей у него не много. Не является лидером для большой команды, но вполне может увлечь за собой несколько последователей. Он чувствителен и сострадателен к горю близкого человека. Эмоции глубоко спрятаны и прорываются только на пике возбуждения. Меланхолики обладают богатым воображением, тонким стилем и великолепным вкусом. Это талантливые, глубокие люди с тонкой душевной организацией. При благоприятном стечении обстоятельств, меланхолики могут преодолеть недостатки данного темперамента и творчески использовать преимущества: высокую чувствительность нервной системы, тонкую реакцию на малейшие оттенки чувств, глубокие эмоциональные переживания, отличающиеся большой устойчивостью.

Выделяются такие основные особенности творческой личности К.Н.Игумнова:

Возникновение направленного интереса к определенной области знания, еще в детские годы (страстная увлеченность музыкой в детские годы);

Высокая трудоспособность (многочасовые «упражнения» на протяжении всей жизни, иногда в ущерб здоровью);

Подчинение творчества духовной мотивации;

Стойкость (свое мастерство К.Н.Игумнов мог оттачивать, работая над одним произведением много дней);

Увлечение работой (работа в Тефлисе, интенсивная концертная деятельность во время войны);

Смелость мысли, склонность к риску;

Фантазия (К.Н.Игумнов предлагал ученикам представлять художественные образы во время работы над музыкальным произведением);

Проблемное видение;

Умение мыслить;

Способность находить противоречие;

Умение переносить знания и опыт в новую ситуацию (работа по преобразованию педагогической деятельности консерватории в1917-1924г);

Независимость;

Альтернативность;

Гибкость мышления;

Способность к самоуправлению (преодоление творческого кризиса1908-1917г);

Правильная образная речь (отмечают, что в речи К.Н.Игумнова помимо ее правильности присутствовала художественная сторона. Недаром, ему были близки великие поэты и прозаики, воспевающие красоту русской природы);

Открытое высказывание своего мнения по профессиональным вопросам (это касалось как самого Константина Николаевича, так и его учеников).

Лучше раскрыть личность К.Н.Игумнова поможет графологический анализ его почерка. Для достижения более достоверного результата при анализе использовались элементы почерковедения.

Графоло́гия (от др.-греч. γράφω - «пишу» и λόγος - «учение») - учение, согласно которому существует устойчивая связь между почерком и индивидуальными особенностями личности.

Почеркове́дение (судебное почерковедение) - раздел криминалистики, изучающий развитие письменно - двигательных навыков человека, разрабатывающий методы исследования почерка в целях решения задач судебно-почерковедческой экспертизы.

Рассмотрим фрагмент письма:

Прямые строчки говорят об адекватном отношении к сложившейся ситуации на данный момент времени. О способности идти вперед, несмотря на трудности. Иногда такому человеку трудно дается принятие спонтанных решений. Однако из биографии К.Н.Игумнова известно обратное. Человек эмоциональный, старающийся контролировать любые проявления своих эмоций, а также все свои слова и действия. Сдержан. Высокая самокритика, высокий морально-этический уровень. Это личность, крайне критичная к себе, готовая на самопожертвование. Не любит привлекать к себе внимание. Прослеживается склонность к пессимистическому взгляду на жизнь. Стабильные пробелы одной ширины говорят о том, что человек с уважением и пониманием относится к социальному неравенству и ведет себя адекватно при знакомстве с новыми людьми. Кроме того, одинаковая величина интервалов между словами считается признаком надежности и стабильности в межличностных отношениях. Ширина букв говорит о наличии жизненной цели. Штрихи, с явной периодичностью возвращающейся к основной линии письма говорят о наличии чувства ритма. Данная особенность почерка предполагает наличие музыкального слуха. Яркий элемент буквы «д» говорит о творческом складе личности.

В формировании, становлении и развитии творческой личности важную роль играет семья. Семья К.Н.Игумнова была самой уважаемой в городе Лебедяни. Славилась она не только благотворительными делами, но и глубокой духовностью и религиозностью всех ее членов. На протяжении нескольких лет, семья Игумновых закладывала духовно-нравственные основы не только в своих детях, но и во всем городе. Не удивительно, что в Косте на всю жизнь сохранилась потрясающая любовь к родине. Обстановка в семье дала толчок к дальнейшему развитию способностей мальчика.

"Лебедянь – это очень важный период в моей жизни, период, который положил основы дальнейшего художественного развития и оставил отпечаток во многом" (К.Н. Игумнов).

На развитие творческих способностей индивида значительное влияние оказывает коллективная творческая деятельность. Во-первых, она усиливает творческую мотивацию индивида. Во-вторых, выявляется более высокая эффективность решения задач, требующих неординарного подхода, в условиях групповой деятельности .

Правильное окружение в гимназии, а впоследствии в консерватории не дало угаснуть зарождающемуся таланту – таланту преподавателя. Наличие умелых педагогов, способных увлечь за собой профессионализмом и душевными качествами помогли раскрыться К.Н.Игумнову, как музыканту и человеку.

Демократический стиль учебного общения формирует коммуникативные умения детей, позволяя педагогу претворять в жизнь не только обучающую, но и развивавшую и воспитывающую функции обучения.

Дружеское окружение подстегивало юного Константина Николаевича к самосовершенствованию и становлению творческих способностей. Товарищеское окружение К.Н.Игумнова на момент обучения в консерватории: Скрябин – приветлив, общителен, любитель повеселиться; Рахманинов – замкнутый, суровый, даже мрачный. К.Н.Игумнов больше сошелся со Скрябиным, они хорошо уравновешивали друг друга по темпераменту.

Но самым главным, было страстное желание заниматься любимым делом, достичь профессионализма и благоговейное отношение к музыке. Психологи считают, что основным двигателем формирования и развития творческой личности является сама личность. Ее желание, цели и мотивы. Ученик К.Н.Игумнова, профессор К. Аджемов вспоминал его слова, сказанные во время болезни, когда врачи запретили ему играть: "А ведь в чем смысл моей жизни? Играть..."

Список используемой литературы:

1. Бердяев Н. Смысл творчества / Н. Бердяев, - М.: Прогресс, 1989.

2. Выготский Л.С. Воображение и творчество в детском возрасте - М.: Просвещение, 1991.

3. Л. А. Винберг, М. В. Шванкова. Почерковедческая экспертиза. - Волгоград: Высшая следственная школа МВД СССР, 1977.

4. Галин А.Л. Психологические особенности творческого поведения. - Новосибирск: 2001.

5. Гатанов Ю.Б. Развитие личности, способной к творческой самореализации. //Психологическая наука и образование, - 1998. - №1.

6. Гамбарян М. Навсегда любимый учитель // Советская музыка, 1980, № 7.

7. Гераимчук И.М. Философия творчества. - М.: Эксмо, 2006.

8. Интеллект и творчество / под ред. А.Н. Воронина, - М.: Прогресс, - 1999.

9. Майданов А.С. Методология научного творчества / А.С. Майданов, - М.: ЛКИ, 2007.

10. Мильштейн Я. Константин Николаевич Игумнов. – М., Музыка, 1975г.

11. Николаенко Н.Н. Психология творчества / под ред. Л.М. Шипицыной, - СПб.: Речь, 2005.

12. Пономарев Я.А. Психология творчества. - М.: Академия, 1998.

13. Пряжников Н.С. Методы активации духовного потенциала личности, - М.: МОДЭК, 2008.

14. Практическая графология: как узнать характер человека по почерку. Составитель: Е. Л. Исаева – М., Прогресс, 2002г.

15. Тихомиров О.К. Психологические исследования творческой деятельности. - М.: Эксмо, 2000.

16. Ярошевский М.Г. Психология творчества и творчество в психологии //"Вопросы психологии", - №6, 1985.

Игумнов К.Н.

Константин Николаевич Игумнов (17 апреля (1 мая) 1873, Лебедянь - 24 марта 1948, Москва) - русский пианист и педагог, один из создателей русской пианистической школы. Народный артист СССР (1946), доктор искусствоведения (1940), ректор Московской консерватории им. П. И. Чайковского (1924 - 1929). Тонкий интерпретатор фортепианных произведений П. И. Чайковского.

Биография

Родился 19 апреля (1 мая) 1873 года в Лебедяни Тамбовской губернии (сейчас Липецкая область), в купеческой семье. Отец, Николай Иванович, был известен как начитанный, образованный человек, который любил музыку и литературу.

Музыкальные способности мальчика проявились рано. С четырех лет его стали учить игре на фортепиано. 14 января 1881 года, когда ему шел восьмой год, он уже выступил в смешанном концерте, исполнив вместе со своей преподавательницей Фантазию на темы оперы Верди «Трубадур».

Учась в прогимназии, Константин Игумнов в 1886 году вместе с товарищем дал концерт. Присутствовавшая на том концерте М. Моршанская вспоминала:

«Помню себя гимназисткой. В то время я отдыхала летом в Лебедяни. Мы с мамой пришли на концерт учеников прогимназии. Сильное впечатление произвел на меня высокий, худощавый юноша. У него среди длинного лица выделялся орлиный нос. Меня поразила его игра: длинные музыкальные пальцы, согнутая фигура Константина Игумнова, казалось, сама была музыкальным органом, извлекавшим из фортепьяно с большой виртуозностью чудные звуки музыки».

В 1887 году родители отвезли 14-летнего мальчика в Москву и определили в пятый класс Первой московской классической гимназии. Параллельно с обучением в гимназии он брал частные уроки игры на фортепиано у знаменитого педагога Н. С. Зверева (у которого в это же время учились С.Рахманинов и А.Скрябин). В 1888 году К.Игумнов поступил вольнослушателем в Московскую консерваторию в класс А. И. Зилоти, затем П. А. Пабста; одновременно занимался полифонией у С. И. Танеева, пробовал силы в композиции. Учился в Московском университете (в 1892 - 1895 гг., сначала на юридическом, потом на историко-филологическом факультете), но курс учения не завершил. В 1894 г. окончил Московскую консерваторию с золотой медалью и тогда же дебютировал как солист. Участвовал в Международном конкурсе пианистов имени А.Г.Рубинштейна в Берлине (1895 г.), где получил похвальный отзыв. В дальнейшем постоянно концертировал, преимущественно в Москве, давал частные уроки игры на фортепиано, был одним из самых популярных в Москве педагогов.

В 1898 году принял приглашение стать преподавателем Тифлисского музыкального училища Императорского русского музыкального общества; в 1899 году стал профессором Московской консерватории, продолжая выступать как в России, так и за рубежом. По отзывам современников, пианизм Игумнова избегал крайностей: для него были типичны слегка приглушенная динамика, мягкое туше, певучий, бархатный звук, благородство интерпретации.

После Октябрьской революции 1917 года Игумнов вошел в состав Музыкального совета при Народном комиссариате по просвещению (концертный подотдел). При его участии происходила реформа музыкального образования; в частности, в консерватории были созданы курсы эстетики, истории культуры, истории литературы, введен класс камерного ансамбля. С 1919 года - постоянный член учебно-художественного комитета консерватории; весной 1924 года был избран на пять лет директором.

В концертном репертуаре пианиста 1930-х годов - серия монографических концертов: Бетховен, Лист, Шопен, Чайковский, Рахманинов (Игумнов - первый в России исполнитель Рапсодии на тему Паганини, 1939 год), Метнер, Танеев; особенно часто Игумнов играл как солист и ансамблист произведения Чайковского, став их непревзойденным интерпретатором.

Память

Именем К.Н. Игумнова названы:

Липецкое областное училище искусств

- Международный конкурс-фестиваль юных пианистов (Липецк)

Детская музыкальная школа в Москве на ул. Покровка, 39

На родине Игумнова в городе Лебедяни на доме на Советской улице, где он родился и жил, 19 мая 1973 года в ознаменование 100-летия со дня рождения установлен памятный барельеф, впоследствии замененный новым барельефом работы скульптора Е.Вольфсона.

1 мая 2013 года, в 140-летнюю годовщину со дня рождения выдающегося русского пианиста и педагога, в г. Лебедяни, на Советской улице напротив здания Лебедянской детской музыкальной школы №1, носящей его имя, открыт бюст К.Н.Игумнова работы липецкого скульптора В.Челядина .

Источники

Я.И.Мильштейн "Константин Николаевич Игумнов", М., 1975 г.

«Игумнов был человеком редкого обаяния, простоты и благородства. Никакие почести и слава не могли поколебать его глубочайшей скромности. В нем не было и тени того тщеславия, которым подчас страдают некоторые артисты». Это об Игумнове-человеке. «Искренний и взыскательный художник, Игумнов был чужд какой бы то ни было аффектации, позы, внешнего лоска. Ради красочного эффекта, ради поверхностного блеска он никогда не поступался художественным смыслом... Игумнов не терпел ничего крайнего, резкого, чрезмерного. Стиль его игры был прост и лаконичен». Это об Игумнове-артисте.

«Строгий и требовательный к себе, Игумнов был требователен и к своим ученикам. Проницательный в оценке их сил и возможностей, он постоянно учил художественной правде, простоте и естественности выражения. Он учил скромности, соразмерности и экономии в используемых средствах. Он учил речевой выразительности, певучему, мягкому звуку, пластичности и рельефности фразировки. Он учил „живому дыханию“ музыкального исполнения». Это об Игумнове-педагоге.

«В основном и главном игумновские воззрения и эстетические принципы оставались, видимо, достаточно устойчивыми... Его симпатии артиста и педагога с давних пор были на стороне музыки ясной, содержательной, подлинно реалистической в своей основе (иной он попросту не признавал), его „кредо“ музыканта-интерпретатора всегда выявляло себя через такие качества, как непосредственность исполнительского воплощения образа, проникновенность и тонкость поэтического переживания». Это о художественных принципах Игумнова. Приведенные высказывания принадлежат ученикам выдающегося педагога - Я. Мильштейну и Я. Флиеру, прекрасно знавшим Константина Николаевича на протяжении долгих лет. Сопоставляя их, невольно приходишь к выводу об удивительной цельности человеческой и художественной натуры Игумнова. Во всем он оставался верен себе, будучи личностью и артистом глубокой оригинальности.

Он впитал в себя лучшие традиции русской исполнительской и композиторской школ. В Московской консерватории, которую он окончил в 1894 году, Игумнов занимался по фортепиано сперва у А. И. Зилоти, а затем у П. А. Пабста. Здесь же он обучался по теории музыки и композиции у С. И. Танеева, А. С. Аренского и М. М. Ипполитова-Иванова и по камерному ансамблю у В. И. Сафонова. В ту же пору (1892-1895) он учился на историко-филологическом факультете Московского университета. С пианистом Игумновым москвичи познакомились еще в 1895 году, и вскоре он занял видное место среди русских концертирующих исполнителей. На склоне лет Игумнов составил такую схему своего пианистического развития: «Мой исполнительский путь сложен и извилист. Я разделяю его на следующие периоды: 1895-1908 годы - период академический; 1908-1917 годы - период зарождения исканий под влиянием художников и писателей (Серов, Сомов, Брюсов и др.); 1917-1930 годы- период переоценки всех ценностей; увлечение колоритом в ущерб ритмическому рисунку, злоупотребление rubato; 1930-1940 годы - постепенное формирование моих теперешних взглядов. Однако вполне я осознал их и „нашел себя“ лишь после Великой Отечественной войны»... Впрочем, даже если учитывать результаты этого «самоанализа», совершенно очевидно, что определяющие черты были присущи игре Игумнова при всех внутренних «метаморфозах». Это касается и принципов интерпретации и репертуарных склонностей артиста.

Все специалисты единодушно отмечают некое особое отношение Игумнова к инструменту, его редкостное умение вести с помощью фортепиано живую речь с людьми. В 1933 году тогдашний директор Московской консерватории Б. Пшибышевский писал в газете «Советское искусство»: «Игумнов как пианист совершенно исключительное явление. Правда, он не принадлежит к роду мастеров фортепиано, которые отличаются блистательной техникой, могучим звуком, оркестровой трактовкой инструмента. Игумнов принадлежит к пианистам типа Фильда, Шопена, т. е. к мастерам, которые ближе всего подошли к специфике фортепиано, не искали в нем искусственно вызываемых оркестровых эффектов, а извлекали из него то, что всего труднее извлечь из-под внешней жесткости звучания - певучесть. Игумновский рояль поет, как редко у кого из современных больших пианистов». Через несколько лет к этому мнению присоединяется А. Альшванг: «Популярность завоевана им благодаря захватывающей искренности его игры, живому контакту с аудиторией и прекрасной интерпретации классики... Многие справедливо отмечают в исполнении К. Игумнова мужественную суровость. При этом звук у Игумнова характеризуется мягкостью, близостью к речевой мелодии. Его интерпретация отличается живостью, свежестью красок». На эти же особенности неоднократно указывал начинающий в качестве ассистента Игумнова и много сделавший для изучения наследия своего учителя профессор Я. Мильштейн: «Мало кто мог соперничать с Игумновым в красоте звука, отличавшегося необыкновенным богатством колорита и удивительной певучестью. Под его руками рояль приобретал свойства человеческого голоса. Благодаря какому-то особому прикосновению, как бы слиянию с клавиатурой (по собственному его признанию, принцип слияния лежал в основе его туше), а также благодаря тонкому, разнообразному, пульсирующему применению педали, он извлекал звук редкого обаяния. Даже при самом сильном ударе его туше не теряло своей прелести: оно всегда было благородным. Игумнов предпочитал скорее сыграть тише, но только не „кричать“, не форсировать звучания фортепиано, не выходить за его естественные пределы».

Как же добивался Игумнов своих поразительных художественных откровений? Его вела к ним не только естественная артистическая интуиция. Немногословный по своей натуре, он однажды приоткрыл «дверь» в свою творческую лабораторию: «Я думаю, что всякое музыкальное исполнение есть живая речь, связный рассказ... Но только рассказывать - это еще мало. Надо, чтобы в рассказе было определенное содержание и чтобы у исполнителя всегда было что-то такое, что приближало бы его к этому содержанию. И здесь я не могу мыслить музыкального исполнения абстрактно: мне всегда хочется прибегнуть к каким-либо житейским аналогиям. Короче говоря, содержание рассказа я черпаю или из личных впечатлений, или из природы, или из искусства, или из определенных идей, или из определенной исторической эпохи. Для меня несомненно, что в каждом значительном произведении выискивается нечто такое, что связывает исполнителя с реальной жизнью. Я не представляю себе музыки ради музыки, без человеческих переживаний... Вот почему необходимо, чтобы исполняемое произведение находило какой-то отклик в личности исполнителя, чтобы оно ему было близко. Можно, конечно, перевоплощаться, но какие-то связующие личные нити всегда должны быть. Нельзя сказать, чтобы я обязательно представлял себе программу произведения. Нет, то, что я себе представляю,- это не программа. Это только какие-то чувства, мысли, сопоставления, помогающие вызвать настроения, аналогичные тем, которые я хочу передать в своем исполнении. Это как бы своеобразные „рабочие гипотезы“, облегчающие постижение художественного замысла».

3 декабря 1947 года Игумнов в последний раз вышел на эстраду Большого зала Московской консерватории. В программу этого вечера вошли Седьмая соната Бетховена, Соната Чайковского, Си-минорная Соната Шопена, Вариации Лядова на тему Глинки, неизвестная широкой публике пьеса Чайковского «Страстное признание». На «бис» были исполнены Экспромт Рубинштейна, «Музыкальное мгновение» до-диез минор Шуберта и Колыбельная Чайковского - Пабста. В этой прощальной программе значились имена тех композиторов, чья музыка всегда была близка пианисту. «Если все же искать того, что является основным, константным в исполнительском облике Игумнова,- замечал в 1933 году К. Гримих,- то больше всего бросаются в глаза многочисленные нити, связывающие его исполнительское творчество с романтическими страницами фортепианного искусства... Здесь - не в Бахе, не в Моцарте, не в Прокофьеве, не в Хиндемите, но в Бетховене, Мендельсоне, Шумане, Брамсе, Шопене, Листе, Чайковском, Рахманинове - наиболее убедительно раскрываются достоинства игумновского исполнения: сдержанная и впечатляющая выразительность, тонкое мастерство звука, самостоятельность и свежесть трактовки».

Действительно, Игумнов не был, что называется, всеядным исполнителем. Он оставался верен себе: «Если композитор мне чужд и его сочинения лично мне не дают материала для исполнительского творчества, я не могу включить его в свой репертуар (например, фортепианные произведения Балакирева, французских импрессионистов, позднего Скрябина, некоторые пьесы советских композиторов)». И тут надо особо выделить непрестанное обращение пианиста к русской фортепианной классике, и в первую очередь, к творчеству Чайковского. Можно сказать, что именно Игумнов возродил на концертной эстраде многие сочинения великого русского композитора.

Все, кому доводилось слушать Игумнова, согласятся с восторженными словами Я. Мильштейна: «Нигде, даже в Шопене, Шумане, Листе не высказывается особенная, полная простоты, благородства и целомудренной скромности манера игры Игумнова так удачно, как в произведениях Чайковского. Невозможно себе представить, что тонкость исполнения может быть доведена до более высокой степени совершенства. Невозможно себе представить большую плавность и задумчивость мелодических излияний, большую правдивость и искренность чувств. Исполнение Игумновым этих произведений отличается от других, как экстракт отличается от разбавленной смеси. Действительно, все в нем поражает: каждый нюанс здесь - образец для подражания, каждый штрих - предмет восхищения». Чтобы оценить педагогическую деятельность Игумнова, достаточно назвать некоторых учеников: Н. Орлов, И. Добровейн, Л. Оборин, Я. Флиер, А. Дьяков, М. Гринберг, И. Михневский, А. Иохелес, А. и М. Готлибы, О. Бошнякович, Н. Штаркман. Все это концертирующие пианисты, снискавшие широкую известность. Он начал преподавать вскоре после окончания консерватории, некоторое время был педагогом музыкального училища в Тбилиси (1898-1899), а с 1899 года стал профессором Московской консерватории; в 1924-1929 годах был также ее ректором. В своем общении с учениками Игумнов был далек от какого бы то ни было догматизма, всякий его урок - живой творческий процесс, открытие неиссякаемых музыкальных богатств. «Моя педагогика,- говорит он,- теснейшим образом связана с моим исполнительством, и это обусловливает отсутствие стабильности в моих педагогических установках». Может быть, и этим объясняется удивительная несхожесть, порой контрастная противоположность игумновских питомцев. Но, пожалуй, всех их объединяет благоговейное отношение к музыке, унаследованное от учителя. Прощаясь со своим педагогом в печальный день панихиды. Я. Флиер глубоко верно определил основной «подтекст» педагогических взглядов Игумнова: «Константин Николаевич мог простить студенту фальшивые ноты, но фальшивых чувств он не прощал и не переносил».

Рассказывая об одной из последних своих встреч с Игумновым, его ученик профессор К. Аджемов вспоминал: «В тот вечер мне показалось, что К. Н. был не совсем здоров. К тому же он сказал, что врачи не позволяют ему играть. «А ведь в чем смысл моей жизни? Играть...»

Лит.: Рабинович Д. Портреты пианистов. М., 1970; Мильштейн Я, Константин Николаевич Игумнов. М., 1975.

Григорьев Л., Платек Я.