Лебедев русская литература 19 века вторая половина. О национальном своеобразии и духовных основах русской классической литературы XIX века

Рекомендовано УМО по специальностям педагогического образования в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 032900 (050301) – «русский язык и литература». В учебнике даются современные подходы в освещении основных этапов историко-литературного процесса.

В соответствии с новыми данными филологической науки пересматривается традиционная периодизация историко-литературного развития, расширяется и уточняется представление о ренессансной природе русского реализма.

М. Горький писал: «В истории развития литературы европейской наша юная литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникала в жизни с такою силою и быстротой, в таком мощном и ослепительном блеске талантов… нигде на протяжении неполных ста лет не появилось столь яркого созвездия великих имен, как в России… Наша литература – наша гордость…»

«Пока жива и здорова наша поэзия, до тех пор нет причины сомневаться в глубоком здоровье русского народа», – писал критик Н. Н. Страхов, а его единомышленник Аполлон Григорьев считал русскую литературу «единственным средоточием всех наших высших интересов». По словам Н. Г. Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, объединившего наиболее жизнеспособные силы русского общества. Она была не только «изящной словесностью», но и основой духовного бытия нации. Русский писатель относился к своему творчеству по-особому: оно было для него не профессией, а служением. «Учебником жизни» называл литературу Чернышевский, а Лев Толстой впоследствии удивлялся, что эти слова принадлежат не ему, а его идейному противнику.

Художественное освоение жизни в русской классической литературе никогда не превращалось в сугубо эстетическое занятие, оно всегда преследовало живую духовно-практическую цель. Русский писатель В. Ф. Одоевский так сформулировал смысл своей писательской работы: «Мне бы хотелось выразить буквами тот психологический закон, по которому ни одно слово, произнесенное человеком, ни один поступок не забываются, не пропадают в мире, но производят непременно какое-либо действие; так что ответственность соединена с каждым словом, с каждым, по-видимому, незначащим поступком, с каждым движением души человека». Слово воспринималось нашими писателями «не как звук пустой, а как дело – чуть ли не столь же “религиозно“, как и древним карельским певцом Вейнемейненом, который „делал пением лодку“. Эту веру в чудодейственную силу слова таил в себе и Гоголь, мечтая создать такую книгу, которая сама, силой лишь высказанных в ней, единственно и неоспоримо верных мыслей должна преобразовать Россию», – замечает современный мыслитель Г. Д. Гачев.

Главному герою своего романа «Господа Головлевы» Салтыков-Щедрин неспроста дает кличку Иудушка, вызывающую прямые ассоциации с Иудой Искариотом, предавшим Иисуса Христа за тридцать сребреников. Он получает такое прозвище за постоянное надругательство над словом. Салтыков-Щедрин, русский православный христианин и просветитель, верит в божественную природу и божественную силу человеческого слова: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 1-5).

Весь колорит романа «Господа Головлевы» окрашен в серые, пасмурные тона, и по мере движения сюжета к финалу сумерки в нем сгущаются, а действие прерывается в глухую, темную, метельную мартовскую ночь. Этот темный фон – отражение главной художественной мысли писателя: смысл жизни господ Головлевых – надругательство над святыней, данной Богом человеку, над светоносной, духовной природой Слова.

Атмосфера всеобщей лжи особенно тяжело переживалась человеком, для которого слово было Богом. «Как ни страстно привязан я к литературе, однако должен сознаться, что по временам эта привязанность подвергается очень решительным испытаниям, – с горечью писал сатирик во время работы над романом. – Когда прекращается вера в чудеса – тогда и самые чудеса как бы умолкают. Когда утрачивается вера в животворящие свойства слова, то можно с уверенностью сказать, что и значение этого слова умалено до металла звенящего. И кажется, что именно этого мы и достигли». Лживое обращение человека со словом Салтыков-Щедрин приравнивал к самому злостному богохульству.

Классик украинской литературы Иван Франко, вспоминая годы своей молодости, писал: «…Если произведения литератур европейских нам нравились, волновали наш эстетический вкус и нашу фантазию, то произведения русских мучили нас, задевали нашу совесть, пробуждали в нас человека…»

Не внешний жизненный успех, не богатство, не мнение в глазах окружающих, не звания и чины, а внутренний мир человека независимо от его положения в обществе, жгучая христианская совестливость оказались в центре внимания нашей классической литературы. И за этим стояла высота православно-христианских идеалов, которая нашу классику питала, на которой воспитывались многие поколения русских писателей. Наш замечательный философ середины XIX века И. В. Киреевский писал об этом так: «Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд».

Хотя высота духовных идеалов, утверждаемых нашей классикой, признана во всем мире, в советский период, как в академическом, так и в школьном ее изучении, при всех неоспоримых и общепризнанных успехах, наметился один существенный и досадный перекос. Делался неизменный акцент на обличительном, критическом пафосе русских писателей, на срывании ими «всех и всяческих масок». Этот акцент даже закрепился в названии художественного метода, которым они пользовались, – «критический реализм». В забвении оставались духовно-созидательные, нравственные идеалы. Поскольку атеизм был у нас официальной доктриной и «религией», идеалы русских писателей стыдливо умалчивались или оставались в тени, ибо природа их и не могла быть иной, кроме христианской, да еще и православной в русском ее качестве и существе.

В нашем учебнике русская литература рассматривается как уникальное явление отечественного ренессанса XIX столетия, аналогичного западноевропейскому реализму эпохи Возрождения, но обладающего специфическими национальными особенностями. Человек начиная с эпохи Возрождения был провозглашен на Западе «мерою всех вещей». Русская классика утверждала иное, она ощутила тревогу за судьбы человечества на том этапе его истории, когда стали обнаруживаться катастрофические последствия такого обожествления человека, когда на попрании христианского догмата о помраченности человеческой природы «первородным грехом» возникла фанатическая вера в науку, в абсолютную ее безупречность, когда радикально настроенным мыслителям революционно-просветительского толка показалось, что силою раскрепощенного разума можно легко устранить общественное неравенство, несовершенство и зло. Русская классическая литература всеми силами стремилась удержать этот искусительный порыв. Пушкин и Гоголь, Достоевский и Толстой, Тургенев и Гончаров остро почувствовали трагизм исторического развития, в зерне которого лежало самообожествление человека, основанное на антихристианской идеализации его «природы», на соблазне – «и будем, как боги».

Тургенев, Гончаров, Салтыков-Щедрин, Островский вместе с другими русскими классиками стали решительными противниками того понимания прогресса, которое утверждала революционная молодежь. Прогресс в науке, заявляла она, состоит в постоянном расширении круга познания, в открытии новых научных данных, ставящих под сомнение, а то и вообще отрицающих знания предыдущие. То же самое происходит и в духовно-нравственной сфере: молодое поколение вправе ставить под сомнение и отрицать те нравственные идеалы, которыми вдохновляются «отцы». Русская классическая литература в лице ведущих ее представителей, напротив, утверждала, что «человек у Бога вечный ученик», что «в нравственном развитии дело состоит не в открытии нового, а в приближении каждого человека и всего человечества к тому идеалу совершенства, которого требует Евангелие, а это едва ли не труднее достижения знания» (Гончаров).

Ю. В Лебедев.
История русской литературы XIX века. В трех частях. Часть 1 1800-1830-е годы

Рекомендовано УМО по специальностям педагогического образования в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 032900 (050301) – "русский язык и литература". В учебнике даются современные подходы в освещении основных этапов историко-литературного процесса.

В соответствии с новыми данными филологической науки пересматривается традиционная периодизация историко-литературного развития, расширяется и уточняется представление о ренессансной природе русского реализма.

Введение

О национальном своеобразии и духовных основах русской классической литературы XIX века

М. Горький писал: "В истории развития литературы европейской наша юная литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникала в жизни с такою силою и быстротой, в таком мощном и ослепительном блеске талантов… нигде на протяжении неполных ста лет не появилось столь яркого созвездия великих имен, как в России… Наша литература – наша гордость…"

"Пока жива и здорова наша поэзия, до тех пор нет причины сомневаться в глубоком здоровье русского народа", – писал критик Н. Н. Страхов, а его единомышленник Аполлон Григорьев считал русскую литературу "единственным средоточием всех наших высших интересов". По словам Н. Г. Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, объединившего наиболее жизнеспособные силы русского общества. Она была не только "изящной словесностью", но и основой духовного бытия нации. Русский писатель относился к своему творчеству по-особому: оно было для него не профессией, а служением. "Учебником жизни" называл литературу Чернышевский, а Лев Толстой впоследствии удивлялся, что эти слова принадлежат не ему, а его идейному противнику.

Вера в божественную, преобразующую мир силу художественного слова.

Художественное освоение жизни в русской классической литературе никогда не превращалось в сугубо эстетическое занятие, оно всегда преследовало живую духовно-практическую цель. Русский писатель В. Ф. Одоевский так сформулировал смысл своей писательской работы: "Мне бы хотелось выразить буквами тот психологический закон, по которому ни одно слово, произнесенное человеком, ни один поступок не забываются, не пропадают в мире, но производят непременно какое-либо действие; так что ответственность соединена с каждым словом, с каждым, по-видимому, незначащим поступком, с каждым движением души человека". Слово воспринималось нашими писателями "не как звук пустой, а как дело – чуть ли не столь же "религиозно", как и древним карельским певцом Вейнемейненом, который "делал пением лодку". Эту веру в чудодейственную силу слова таил в себе и Гоголь, мечтая создать такую книгу, которая сама, силой лишь высказанных в ней, единственно и неоспоримо верных мыслей должна преобразовать Россию", – замечает современный мыслитель Г. Д. Гачев.

Главному герою своего романа "Господа Головлевы" Салтыков-Щедрин неспроста дает кличку Иудушка, вызывающую прямые ассоциации с Иудой Искариотом, предавшим Иисуса Христа за тридцать сребреников. Он получает такое прозвище за постоянное надругательство над словом. Салтыков-Щедрин, русский православный христианин и просветитель, верит в божественную природу и божественную силу человеческого слова: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 1-5).

Весь колорит романа "Господа Головлевы" окрашен в серые, пасмурные тона, и по мере движения сюжета к финалу сумерки в нем сгущаются, а действие прерывается в глухую, темную, метельную мартовскую ночь. Этот темный фон – отражение главной художественной мысли писателя: смысл жизни господ Головлевых – надругательство над святыней, данной Богом человеку, над светоносной, духовной природой Слова.

Атмосфера всеобщей лжи особенно тяжело переживалась человеком, для которого слово было Богом. "Как ни страстно привязан я к литературе, однако должен сознаться, что по временам эта привязанность подвергается очень решительным испытаниям, – с горечью писал сатирик во время работы над романом. – Когда прекращается вера в чудеса – тогда и самые чудеса как бы умолкают. Когда утрачивается вера в животворящие свойства слова, то можно с уверенностью сказать, что и значение этого слова умалено до металла звенящего. И кажется, что именно этого мы и достигли". Лживое обращение человека со словом Салтыков-Щедрин приравнивал к самому злостному богохульству.

Классик украинской литературы Иван Франко, вспоминая годы своей молодости, писал: "…Если произведения литератур европейских нам нравились, волновали наш эстетический вкус и нашу фантазию, то произведения русских мучили нас, задевали нашу совесть, пробуждали в нас человека…"

Не внешний жизненный успех, не богатство, не мнение в глазах окружающих, не звания и чины, а внутренний мир человека независимо от его положения в обществе, жгучая христианская совестливость оказались в центре внимания нашей классической литературы. И за этим стояла высота православно-христианских идеалов, которая нашу классику питала, на которой воспитывались многие поколения русских писателей. Наш замечательный философ середины XIX века И. В. Киреевский писал об этом так: "Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд".

Хотя высота духовных идеалов, утверждаемых нашей классикой, признана во всем мире, в советский период, как в академическом, так и в школьном ее изучении, при всех неоспоримых и общепризнанных успехах, наметился один существенный и досадный перекос. Делался неизменный акцент на обличительном, критическом пафосе русских писателей, на срывании ими "всех и всяческих масок". Этот акцент даже закрепился в названии художественного метода, которым они пользовались, – "критический реализм". В забвении оставались духовно-созидательные, нравственные идеалы. Поскольку атеизм был у нас официальной доктриной и "религией", идеалы русских писателей стыдливо умалчивались или оставались в тени, ибо природа их и не могла быть иной, кроме христианской, да еще и православной в русском ее качестве и существе.

В нашем учебнике русская литература рассматривается как уникальное явление отечественного ренессанса XIX столетия, аналогичного западноевропейскому реализму эпохи Возрождения, но обладающего специфическими национальными особенностями. Человек начиная с эпохи Возрождения был провозглашен на Западе "мерою всех вещей". Русская классика утверждала иное, она ощутила тревогу за судьбы человечества на том этапе его истории, когда стали обнаруживаться катастрофические последствия такого обожествления человека, когда на попрании христианского догмата о помраченности человеческой природы "первородным грехом" возникла фанатическая вера в науку, в абсолютную ее безупречность, когда радикально настроенным мыслителям революционно-просветительского толка показалось, что силою раскрепощенного разума можно легко устранить общественное неравенство, несовершенство и зло. Русская классическая литература всеми силами стремилась удержать этот искусительный порыв. Пушкин и Гоголь, Достоевский и Толстой, Тургенев и Гончаров остро почувствовали трагизм исторического развития, в зерне которого лежало самообожествление человека, основанное на антихристианской идеализации его "природы", на соблазне – "и будем, как боги".

Ю. В Лебедев.
История русской литературы XIX века. В трех частях. Часть 1 1800-1830-е годы

Рекомендовано УМО по специальностям педагогического образования в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 032900 (050301) – "русский язык и литература". В учебнике даются современные подходы в освещении основных этапов историко-литературного процесса.

В соответствии с новыми данными филологической науки пересматривается традиционная периодизация историко-литературного развития, расширяется и уточняется представление о ренессансной природе русского реализма.

Введение

О национальном своеобразии и духовных основах русской классической литературы XIX века

М. Горький писал: "В истории развития литературы европейской наша юная литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникала в жизни с такою силою и быстротой, в таком мощном и ослепительном блеске талантов… нигде на протяжении неполных ста лет не появилось столь яркого созвездия великих имен, как в России… Наша литература – наша гордость…"

"Пока жива и здорова наша поэзия, до тех пор нет причины сомневаться в глубоком здоровье русского народа", – писал критик Н. Н. Страхов, а его единомышленник Аполлон Григорьев считал русскую литературу "единственным средоточием всех наших высших интересов". По словам Н. Г. Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, объединившего наиболее жизнеспособные силы русского общества. Она была не только "изящной словесностью", но и основой духовного бытия нации. Русский писатель относился к своему творчеству по-особому: оно было для него не профессией, а служением. "Учебником жизни" называл литературу Чернышевский, а Лев Толстой впоследствии удивлялся, что эти слова принадлежат не ему, а его идейному противнику.

Вера в божественную, преобразующую мир силу художественного слова.

Художественное освоение жизни в русской классической литературе никогда не превращалось в сугубо эстетическое занятие, оно всегда преследовало живую духовно-практическую цель. Русский писатель В. Ф. Одоевский так сформулировал смысл своей писательской работы: "Мне бы хотелось выразить буквами тот психологический закон, по которому ни одно слово, произнесенное человеком, ни один поступок не забываются, не пропадают в мире, но производят непременно какое-либо действие; так что ответственность соединена с каждым словом, с каждым, по-видимому, незначащим поступком, с каждым движением души человека". Слово воспринималось нашими писателями "не как звук пустой, а как дело – чуть ли не столь же "религиозно", как и древним карельским певцом Вейнемейненом, который "делал пением лодку". Эту веру в чудодейственную силу слова таил в себе и Гоголь, мечтая создать такую книгу, которая сама, силой лишь высказанных в ней, единственно и неоспоримо верных мыслей должна преобразовать Россию", – замечает современный мыслитель Г. Д. Гачев.

Главному герою своего романа "Господа Головлевы" Салтыков-Щедрин неспроста дает кличку Иудушка, вызывающую прямые ассоциации с Иудой Искариотом, предавшим Иисуса Христа за тридцать сребреников. Он получает такое прозвище за постоянное надругательство над словом. Салтыков-Щедрин, русский православный христианин и просветитель, верит в божественную природу и божественную силу человеческого слова: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 1-5).

Весь колорит романа "Господа Головлевы" окрашен в серые, пасмурные тона, и по мере движения сюжета к финалу сумерки в нем сгущаются, а действие прерывается в глухую, темную, метельную мартовскую ночь. Этот темный фон – отражение главной художественной мысли писателя: смысл жизни господ Головлевых – надругательство над святыней, данной Богом человеку, над светоносной, духовной природой Слова.

Атмосфера всеобщей лжи особенно тяжело переживалась человеком, для которого слово было Богом. "Как ни страстно привязан я к литературе, однако должен сознаться, что по временам эта привязанность подвергается очень решительным испытаниям, – с горечью писал сатирик во время работы над романом. – Когда прекращается вера в чудеса – тогда и самые чудеса как бы умолкают. Когда утрачивается вера в животворящие свойства слова, то можно с уверенностью сказать, что и значение этого слова умалено до металла звенящего. И кажется, что именно этого мы и достигли". Лживое обращение человека со словом Салтыков-Щедрин приравнивал к самому злостному богохульству.

Классик украинской литературы Иван Франко, вспоминая годы своей молодости, писал: "…Если произведения литератур европейских нам нравились, волновали наш эстетический вкус и нашу фантазию, то произведения русских мучили нас, задевали нашу совесть, пробуждали в нас человека…"

Не внешний жизненный успех, не богатство, не мнение в глазах окружающих, не звания и чины, а внутренний мир человека независимо от его положения в обществе, жгучая христианская совестливость оказались в центре внимания нашей классической литературы. И за этим стояла высота православно-христианских идеалов, которая нашу классику питала, на которой воспитывались многие поколения русских писателей. Наш замечательный философ середины XIX века И. В. Киреевский писал об этом так: "Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд".

Хотя высота духовных идеалов, утверждаемых нашей классикой, признана во всем мире, в советский период, как в академическом, так и в школьном ее изучении, при всех неоспоримых и общепризнанных успехах, наметился один существенный и досадный перекос. Делался неизменный акцент на обличительном, критическом пафосе русских писателей, на срывании ими "всех и всяческих масок". Этот акцент даже закрепился в названии художественного метода, которым они пользовались, – "критический реализм". В забвении оставались духовно-созидательные, нравственные идеалы. Поскольку атеизм был у нас официальной доктриной и "религией", идеалы русских писателей стыдливо умалчивались или оставались в тени, ибо природа их и не могла быть иной, кроме христианской, да еще и православной в русском ее качестве и существе.

В нашем учебнике русская литература рассматривается как уникальное явление отечественного ренессанса XIX столетия, аналогичного западноевропейскому реализму эпохи Возрождения, но обладающего специфическими национальными особенностями. Человек начиная с эпохи Возрождения был провозглашен на Западе "мерою всех вещей". Русская классика утверждала иное, она ощутила тревогу за судьбы человечества на том этапе его истории, когда стали обнаруживаться катастрофические последствия такого обожествления человека, когда на попрании христианского догмата о помраченности человеческой природы "первородным грехом" возникла фанатическая вера в науку, в абсолютную ее безупречность, когда радикально настроенным мыслителям революционно-просветительского толка показалось, что силою раскрепощенного разума можно легко устранить общественное неравенство, несовершенство и зло. Русская классическая литература всеми силами стремилась удержать этот искусительный порыв. Пушкин и Гоголь, Достоевский и Толстой, Тургенев и Гончаров остро почувствовали трагизм исторического развития, в зерне которого лежало самообожествление человека, основанное на антихристианской идеализации его "природы", на соблазне – "и будем, как боги".

3-е изд. - М.: 2016. Ч.1 - 367с.; Ч.2 - 368с. 14-е изд. - М.: 2012. Ч.1 - 365с.; Ч.2 - 383с.

Учебник создан в соответствии с требованиями Федерального государственного образовательного стандарта среднего (полного) общего образования, по-новому внешне и внутренне оформлен. В учебнике впервые устанавливаются интегрированные связи между предметами «Литература» и «Русский язык» образовательной области «Филология». Задания и вопросы рубрики «Язык литературы» ориенти¬рованы на содержание учебника А. И. Власенкова, Л. М. Рыбченковой «Русский язык. Грамматика. Текст. Стили речи. 10-11 классы».

Часть 1.

Формат: pdf (3-е изд. - М.: 2016 . Ч.1 - 367с.; Ч.2 - 368с.)

Размер: 64,3 Мб

Смотреть, скачать: drive.google

Часть 2.

Формат: pdf

Размер: 65 ,8 Мб

Смотреть, скачать: drive.google

Часть 1.

Формат: pdf (14-е изд. - М.: 2012 . Ч.1 - 365с.; Ч.2 - 383с.)

Размер: 17,6 Мб

Скачать: drive.google

Часть 2.

Формат: pdf

Размер: 18,8 Мб

Скачать: drive.google

ЧАСТЬ 1
От автора 3
Повторение изученного 6
Становление и развитие реализма в русской литературе XIX века 7
Своеобразие становления реализма в русской литературе -
Национальное своеобразие русского реализма 9
Эволюция русского реализма 12
Русская литературная критика второй половины XIX века 16
Расстановка общественных сил в 1860-е годы 17
«Эстетическая критика» либеральных западников 23
«Реальная критика» революционеров-демократов 28
Общественная и литературно-критическая программа нигилистов 30
Литературно-критическая программа славянофилов 31
Литературно-критическая позиция почвенников 35
Иван Сергеевич Тургенев 41
Преходящее и вечное в художественном мире Тургенева -
Общественные взгляды Тургенева 47
Детство 50
Юность 52
Молодость 53
«Записки охотника» 55
Повести «Муму» и «Постоялый двор» 59
Роман «Рудин» 60
Повести о трагическом смысле любви и природы 63
Роман «Дворянское гнездо» 65
Роман «Накануне». Разрыв с «Современником» 71
Роман «Отцы и дети» 77
Творческая история романа «Отцы и дети» -
Трагический характер конфликта в романе 82
Споры Базарова с Павлом Петровичем 85
Внутренний конфликт в душе Базарова. Испытание любовью 90
Мировоззренческий кризис Базарова 93
Второй круг жизненных испытаний. Болезнь и смерть Базарова 95
«Отцы и дети» в русской критике 98
Литературоведческий практикум «Отцы и дети» 101
Идейное бездорожье. «Дым» 104
Общественный подъём 1870-х годов. Роман «Новь» 107
Последние годы жизни Тургенева 109
Николай Гаврилович Чернышевский 113
Гражданская казнь -
Детские годы -
Саратовская духовная семинария 115
Петербургский университет 116
Саратовская гимназия 118
Подступы к новой эстетике 120
Роман «Что делать?» 123
Творческая история романа «Что делать?» -
Жанровое своеобразие романа 124
Значение «Что делать?» в истории литературы и революционного движения 125
Диалоги с «проницательным читателем» -
Композиция романа -
Старые люди 126
Новые люди 127
«Особенный человек» 129
Четвёртый сон Веры Павловны 130
Каторга и ссылка. Роман «Пролог» 132
Иван Александрович Гончаров 135
О своеобразии художественного таланта И. А. Гончарова -
Роман «Обыкновенная история» 138
Цикл очерков «Фрегат „Паллада"» 142
Роман «Обломов» 144
Н.А.Добролюбов о романе 145
А.В.Дружинин о романе 146
Полнота и сложность характера Обломова 147
Андрей Штольц как антипод Обломова 150
Обломов и Ольга Ильинская 151
Историко-философский смысл романа 154
Литературоведческий практикум. «Обломов» 155
Творческая история романа «Обрыв» 158
Райский 161
Бабушка 164
Марфенька 165
Вера -
«Просветитель» Веры - нигилист Марк Волохов 166
Грехопадение Веры 168
Выход из «обрыва» 169
«Обрыв» в оценке русской критики 171
Александр Николаевич Островский 174
Художественный мир драматурга -
Детские и юношеские годы 178
Начало творческого пути 180
«Гроза» как русская трагедия 183
Творческая история «Грозы» -
«Состояние мира» и расстановка действующих лиц в «Грозе» 185
О народных истоках характера Катерины 190
Н.А.Добролюбов и А.А.Григорьев о «Грозе» 192
Катерина как трагический характер 195
Литературоведческий практикум. «Гроза» 198
Историческая драматургия Островского 200
Драматургия Островского конца 1860-1870-х годов 203
В мире сказки 207
Драма «Бесприданница» (1878) 208
Пьесы жизни 222
Фёдор Иванович Тютчев 226
Малая родина Тютчева -
Тютчев и поколение «любомудров» 229
Мир природы в поэзии Тютчева 231
Поэзия Тютчева в контексте русского литературного развития 233
Хаос и космос в лирике Тютчева -
Любовь в лирике Тютчева 235
Тютчев о причинах духовного кризиса современного человека 237
Поэтическое открытие русского космоса 238
Литературоведческий практикум. Любовная лирика Ф. И.Тютчева 244
Николай Алексеевич Некрасов 245
О народных истоках мироощущения Некрасова -
Детство и отрочество Некрасова 247
«Петербургские мытарства». Встреча с В. Г. Белинским.

Некрасов - журналист и издатель 256
Поэтический сборник Некрасова 1856 года 259
Некрасов о судьбах русской поэзии -
Народ в лирике Некрасова. Поэтическое «многоголосье» 261
Своеобразие сатирических стихов Некрасова 265
Поиск героя нового времени в поэме «Саша» 267
Своеобразие любовной лирики Некрасова 268
Поэзия Некрасова в преддверии реформы 1861 года 270
Первый пореформенный год. Поэма «Коробейники» 272
Период «трудного времени». Поэма «Мороз, Красный нос» 275
Лирика Некрасова 1860-х годов 281
Лирика Некрасова 1870-х годов 285
Историко-героические поэмы 287
Поэма-эпопея «Кому на Руси жить хорошо» 293
Творческая история «Кому на Руси жить хорошо».
Жанр и композиция поэмы-эпопеи -
Первоначальные представления странников о счастье 296
Перелом в направлении поисков 300
Яким Нагой 301
Ермил Гирин 302
Странники и помещик 303
Матрёна Тимофеевна 304
Савелий, богатырь святорусский 306
Народный мир в движении 308
Творческая история «Пира на весь мир» 310
Гриша Добросклонов 311
Литературоведческий практикум. Поэма-эпопея «Кому на Руси жить хорошо» 314
«Последние песни» 316
Афанасий Афанасьевич Фет 320
Стихи Фета о назначении поэзии 323
Место Фета в русской поэзии второй половины XIX века 325
Характерные особенности лирики Фета 328
Метафоричность лирики Фета 330
Любовная лирика Фета 331
Природа в поэзии Фета 333
Эпитет в лирике Фета 336
Литературоведческий практикум. Лирика А. А. Фета 338
Алексей Константинович Толстой 339
Жизненный путь А.К.Толстого -
Лирика А. К. Толстого 343
Баллады и былины А.К.Толстого 350
Трилогия А. К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис» 354
Сатирические произведения А.К.Толстого 356
«Бесстрашный сказатель правды» 358
Литературоведческий практикум. Любовная лирика А. К.Толстого 360

ЧАСТЬ 2
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин 3
Мастер сатиры -
Детство, отрочество, юность Салтыкова-Щедрина 5
«Вятский плен» 8
«История одного города» 10
Проблематика и поэтика сатиры «Истории одного города» -
Литературоведческий практикум. «История одного города» 21
«Общественный» роман «Господа Головлёвы» 22
«Сказки» 29
Страницы истории западноевропейского романа XIX века 43
Фредерик Стендаль -
«Красное и чёрное» 44
«Пармская обитель» 45
Оноре де Бальзак 47
«Человеческая комедия» 49
Роман «Евгения Гранде» -
Роман «Отец Горио» 52
Чарльз Диккенс 58
Рождественские повести Диккенса 60
Роман «Домби и сын» 61
Фёдор Михайлович Достоевский 66
Детство 67
Отрочество в Военно-инженерном училище 69
Начало литературной деятельности. «Бедные люди» 71
Кружок Петрашевского 76
Сибирь и каторга 78
«Почвенничество» Достоевского 80
Идеологический роман «Преступление и наказание» 85
Теория Раскольникова 88
Мир петербургских углов и его связь с теорией Раскольникова 89
Идея и натура Раскольникова 90
«Наказание» Раскольникова 94
Раскольников и Сонечка 96
Литературоведческий практикум. «Преступление и наказание» 100
Роман «Преступление и наказание» в русской критике конца 1860-х годов 102
Жанровое своеобразие романов Достоевского 105
Роман о «положительно прекрасном» человеке 108
Спор с нигилизмом. «Бесы» 114
Роман «Подросток» 115
Роман «Братья Карамазовы» 116
Лев Николаевич Толстой 128
Родовое гнездо -
Детство 131
Отрочество и юность 134
Молодость на Кавказе 138
Диалектика трёх эпох развития человека в трилогии Толстого 140
Толстой - участник Крымской войны 146
«Севастопольские рассказы» 150
Чернышевский о «диалектике души» Толстого 153
От «диалектики души» - к «диалектике характера» 155
Творчество Толстого начала 1860-х годов 157
Общественная и педагогическая деятельность Толстого 161
Роман-эпопея «Война и мир» 163
Творческая история «Войны и мира» -
«Война и мир» как роман-эпопея 165
Композиция «Войны и мира» 171
«Народ» и «толпа», Наполеон и Кутузов 174
Жизненные искания Андрея Болконского и Пьера Безухова 180
Наташа Ростова 194
Эпилог «Войны и мира» 199
Литературоведческий практикум. «Война и мир» 202
«Анна Каренина» 207
Религиозно-этические взгляды Толстого 215
«Воскресение» 222
Уход и смерть Л. Н. Толстого 227
Николай Семёнович Лесков 231
Художественный мир писателя -
Детство 237
Юность 240
Вхождение в литературу 241
Писательская драма Лескова 242
«Леди Макбет Мценского уезда» 243
«Соборяне» 245
«Очарованный странник» 252
Литературоведческий практикум 262
Страницы зарубежной литературы конца XIX - начала XX века 264
Генрик Ибсен -
«Кукольный дом» («Нора») 266
Ги де Мопассан 270
«Ожерелье» 273
Бернард Шоу 277
«Пигмалион» 278
Антон Павлович Чехов 282
Особенности художественного мироощущения Чехова -
Труд самовоспитания 286
Ранний период творчества 295
Творчество второй половины 1880-х годов 298
Повесть «Степь» как итог творчества Чехова 1880-х годов 304
Путешествие Чехова на остров Сахалин 306
Люди, претендующие на знание настоящей правды -
Трагедия доктора Рагина 316
Деревенская тема. Повести «Мужики» и «В овраге» 318
«Студент» 322
«Маленькая трилогия» 325
От Старцева к Ионычу 332
Повесть Чехова «Дама с собачкой» 334
Литературоведческий практикум.
Проза А. П. Чехова 339
Общая характеристика «новой драмы» 340
Исторические истоки «новой драмы» 342
Особенности поэтики «новой драмы» 344
О жанровом своеобразии комедии Чехова «Вишнёвый сад» 348
Своеобразие конфликта и его разрешение в «Вишнёвом саде» 350
Литературоведческий практикум. «Вишнёвый сад» 354
О мировом значении русской литературы 357

Ю. В Лебедев.

История русской литературы XIX века. В трех частях. Часть 1 1800-1830-е годы

Рекомендовано УМО по специальностям педагогического образования в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 032900 (050301) – «русский язык и литература». В учебнике даются современные подходы в освещении основных этапов историко-литературного процесса.

В соответствии с новыми данными филологической науки пересматривается традиционная периодизация историко-литературного развития, расширяется и уточняется представление о ренессансной природе русского реализма.

Введение

О национальном своеобразии и духовных основах русской классической литературы XIX века

М. Горький писал: «В истории развития литературы европейской наша юная литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникала в жизни с такою силою и быстротой, в таком мощном и ослепительном блеске талантов… нигде на протяжении неполных ста лет не появилось столь яркого созвездия великих имен, как в России… Наша литература – наша гордость…»

«Пока жива и здорова наша поэзия, до тех пор нет причины сомневаться в глубоком здоровье русского народа», – писал критик Н. Н. Страхов, а его единомышленник Аполлон Григорьев считал русскую литературу «единственным средоточием всех наших высших интересов». По словам Н. Г. Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, объединившего наиболее жизнеспособные силы русского общества. Она была не только «изящной словесностью», но и основой духовного бытия нации. Русский писатель относился к своему творчеству по-особому: оно было для него не профессией, а служением. «Учебником жизни» называл литературу Чернышевский, а Лев Толстой впоследствии удивлялся, что эти слова принадлежат не ему, а его идейному противнику.

Вера в божественную, преобразующую мир силу художественного слова.

Художественное освоение жизни в русской классической литературе никогда не превращалось в сугубо эстетическое занятие, оно всегда преследовало живую духовно-практическую цель. Русский писатель В. Ф. Одоевский так сформулировал смысл своей писательской работы: «Мне бы хотелось выразить буквами тот психологический закон, по которому ни одно слово, произнесенное человеком, ни один поступок не забываются, не пропадают в мире, но производят непременно какое-либо действие; так что ответственность соединена с каждым словом, с каждым, по-видимому, незначащим поступком, с каждым движением души человека». Слово воспринималось нашими писателями «не как звук пустой, а как дело – чуть ли не столь же “религиозно“, как и древним карельским певцом Вейнемейненом, который „делал пением лодку“. Эту веру в чудодейственную силу слова таил в себе и Гоголь, мечтая создать такую книгу, которая сама, силой лишь высказанных в ней, единственно и неоспоримо верных мыслей должна преобразовать Россию», – замечает современный мыслитель Г. Д. Гачев.

Главному герою своего романа «Господа Головлевы» Салтыков-Щедрин неспроста дает кличку Иудушка, вызывающую прямые ассоциации с Иудой Искариотом, предавшим Иисуса Христа за тридцать сребреников. Он получает такое прозвище за постоянное надругательство над словом. Салтыков-Щедрин, русский православный христианин и просветитель, верит в божественную природу и божественную силу человеческого слова: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 1-5).

Весь колорит романа «Господа Головлевы» окрашен в серые, пасмурные тона, и по мере движения сюжета к финалу сумерки в нем сгущаются, а действие прерывается в глухую, темную, метельную мартовскую ночь. Этот темный фон – отражение главной художественной мысли писателя: смысл жизни господ Головлевых – надругательство над святыней, данной Богом человеку, над светоносной, духовной природой Слова.

Атмосфера всеобщей лжи особенно тяжело переживалась человеком, для которого слово было Богом. «Как ни страстно привязан я к литературе, однако должен сознаться, что по временам эта привязанность подвергается очень решительным испытаниям, – с горечью писал сатирик во время работы над романом. – Когда прекращается вера в чудеса – тогда и самые чудеса как бы умолкают. Когда утрачивается вера в животворящие свойства слова, то можно с уверенностью сказать, что и значение этого слова умалено до металла звенящего. И кажется, что именно этого мы и достигли». Лживое обращение человека со словом Салтыков-Щедрин приравнивал к самому злостному богохульству.

Классик украинской литературы Иван Франко, вспоминая годы своей молодости, писал: «…Если произведения литератур европейских нам нравились, волновали наш эстетический вкус и нашу фантазию, то произведения русских мучили нас, задевали нашу совесть, пробуждали в нас человека…»

Не внешний жизненный успех, не богатство, не мнение в глазах окружающих, не звания и чины, а внутренний мир человека независимо от его положения в обществе, жгучая христианская совестливость оказались в центре внимания нашей классической литературы. И за этим стояла высота православно-христианских идеалов, которая нашу классику питала, на которой воспитывались многие поколения русских писателей. Наш замечательный философ середины XIX века И. В. Киреевский писал об этом так: «Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд».

Хотя высота духовных идеалов, утверждаемых нашей классикой, признана во всем мире, в советский период, как в академическом, так и в школьном ее изучении, при всех неоспоримых и общепризнанных успехах, наметился один существенный и досадный перекос. Делался неизменный акцент на обличительном, критическом пафосе русских писателей, на срывании ими «всех и всяческих масок». Этот акцент даже закрепился в названии художественного метода, которым они пользовались, – «критический реализм». В забвении оставались духовно-созидательные, нравственные идеалы. Поскольку атеизм был у нас официальной доктриной и «религией», идеалы русских писателей стыдливо умалчивались или оставались в тени, ибо природа их и не могла быть иной, кроме христианской, да еще и православной в русском ее качестве и существе.