Ранние произведения В. М

Введение

Глава 1. Формы психологического анализа в прозе В.М. Гаршина

1.1. Художественная природа исповеди 24-37

1.2. Психологическая функция «крупного плана» 38-47

1.3 .Психологическая функция портрета, пейзажа, обстановки 48-61

Глава 2. Поэтика повествования в прозе В.М. Гаршина

2.1. Типы повествования (описание, повествование, рассуждение) 62-97

2.2. «Чужая речь» и ее повествовательные функции 98-109

2.3. Функции повествователя и рассказчика в прозе писателя 110-129

2.4. Точка зрения в повествовательной структуре и поэтика психологизма 130-138

Заключение 139-146

Список литературы 147-173

Введение к работе

Неослабевающий интерес к поэтике В.М. Гаршина свидетельствует о том, что данная область исследования остается весьма актуальной для современной науки. Творчество писателя давно стало объектом изучения с позиций разных направлений и литературоведческих школ. Однако в этом исследовательском разнообразии выделяются три методологических подхода, каждый из которых объединяет целую группу ученых.

К первой группе следует отнести ученых (Г.А. Бялого, Н.З. Беляева, А.Н. Латынину), которые рассматривают творчество Гаршина в контексте его биографии. Характеризуя в целом писательскую манеру прозаика, они анализируют его произведения в хронологическом порядке, соотнося определенные «сдвиги» в поэтике с этапами творческого пути.

В исследованиях второго направления проза Гаршина освещается преимущественно в сравнительно-типологическом аспекте. В первую очередь здесь следует назвать статью Н.В. Кожуховской «Толстовская традиция в военных рассказах В.М. Гаршина» (1992), где особо отмечено, что в сознании персонажей Гаршина (как и в сознании героев Л.Н. Толстого) отсутствует «защитная психологическая реакция», которая позволила бы им не мучиться чувством вины и личной ответственности. Труды в гаршиноведении второй половины XX века посвящены сопоставлению творчества Гаршина и Ф.М. Достоевского (статья Ф.И. Евнина «Ф.М. Достоевский и В.М. Гаршин» (1962), кандидатская диссертация Г.А. Склейнис «Типология характеров в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы" и в рассказах В.М. Гаршина 80-х гг.» (1992)).

Третью группу составляют работы тех исследователей, которые

сосредоточили свое внимание на изучении отдельных элементов поэтики

гаршинской прозы, включая поэтику его психологизма. Особый интерес

представляет диссертационное исследование В.И. Шубина «Мастерство

психологического анализа в творчестве В.М. Гаршина» (1980). В наших

наблюдениях мы опирались на его выводы о том, что отличительная

особенность рассказов писателя - это «... внутренняя энергия, требующая короткого и живого выражения, психологическая насыщенность образа и всего повествования. <...> Нравственно-социальная проблематика, пронизывающая все творчество Гаршина, нашла свое яркое и глубокое выражение в методе психологического анализа, основанном на постижении ценности человеческой личности, нравственного начала в жизни человека и его общественном поведении». Кроме того, нами учтены исследовательские результаты третьей главы работы «Формы и средства психологического анализа в рассказах В.М. Гаршина», в которой В.И. Шубин выделяет пять форм психологического анализа: внутренний монолог, диалог, сновидения, портрет и пейзаж. Поддерживая выводы исследователя, все же отметим, что мы рассматриваем портрет и пейзаж в более широком, с точки зрения поэтики психологизма, функциональном диапазоне.

Различные стороны поэтики гаршинской прозы были проанализированы авторами коллективного исследования «Поэтика В.М. Гаршина» (1990) Ю.Г. Милюковым, П. Генри и другими. В книге затрагиваются, в частности, проблемы темы и формы (в том числе типы повествования и виды лиризма), образы героя и «контргероя», рассматривается импрессионистская стилистика писателя и «художественная мифология» отдельных произведений, ставится вопрос о принципах изучения незаконченных рассказов Гаршина (проблема реконструкции).

В трехтомном сборнике «Vsevolod Garshin at the turn of the century» («Всеволод Гаршин на рубеже веков») представлены исследования ученых из разных стран. Авторы сборника обращают свое внимание не только на различные аспекты поэтики (С.Н. Кайдаш-Лакшина «Образ "падшей женщины" в творчестве Гаршина», Э.М. Свенцицкая «Концепция личности и совести в творчестве Вс. Гаршина», Ю.Б. Орлицкий «Стихотворения в прозе в творчестве В.М. Гаршина» и др.), но и разрешают сложные проблемы перевода прозы писателя на английский язык (М. Dewhirst «Three Translations of Garshin"s Story "Three Red Flowers"» и др.).

Проблемы поэтики занимают важное место почти во всех работах, посвященных творчеству Гаршина. Однако большая часть структурных исследований все же носит частный или эпизодический характер. Это относится прежде всего к изучению повествования и поэтики психологизма. В тех же работах, которые подходят близко к этим проблемам, речь идет в большей степени о постановке вопроса, чем о его решении, что само по себе является стимулом для дальнейших исследовательских поисков. Поэтому актуальным можно считать выявление форм психологического анализа и главных компонентов поэтики повествования, что позволяет вплотную подойти к проблеме структурного сочетания психологизма и повествования в прозе Гаршина.

Научная новизна работы определяется тем, что впервые предлагается последовательное рассмотрение поэтики психологизма и повествования в прозе Гаршина, которая является наиболее характерной особенностью прозы писателя. Представлен системный подход к исследованию творчества Гаршина. Выявлены опорные категории в поэтике психологизма писателя (исповедь, «крупный план», портрет, пейзаж, обстановка). Определены такие повествовательные формы в прозе Гаршина, как описание, повествование, рассуждение, чужая речь (прямая, косвенная, несобственно-прямая), точки зрения, категории повествователя и рассказчика.

Предметом исследования являются восемнадцать рассказов Гаршина.

Цель диссертационного исследования - выявление и аналитическое описание основных художественных форм психологического анализа в прозе Гаршина, системное изучение ее повествовательной поэтики. Исследовательской сверхзадачей является демонстрация того, как осуществляется связь между формами психологического анализа и повествованием в прозаических произведениях писателя.

В соответствии с поставленной целью определяются конкретные задачи исследования:

1. рассмотреть исповедь в поэтике психологизма автора;

    определить функции «крупного плана», портрета, пейзажа, обстановки в поэтике психологизма писателя;

    изучить поэтику повествования в произведениях писателя, выявить художественную функцию всех повествовательных форм;

    выявить функции «чужого слова» и «точки зрения» в повествовании Гаршина;

5. описать функции рассказчика и повествователя в прозе писателя.
Методологической и теоретической основой диссертации являются

литературоведческие труды А.П. Ауэра, М.М. Бахтина, Ю.Б. Борева, Л.Я. Гинзбург, А.Б. Есина, А.Б. Криницына, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, А.П. Скафтымова, Н.Д. Тамарченко, Б.В. Томашевского, М.С. Уварова, Б.А. Успенского, В.Е. Хализева, В. Шмида, Е.Г. Эткинда, а также лингвистические исследования В.В. Виноградова, Н.А. Кожевниковой, О.А. Нечаевой, Г.Я. Солганика. С опорой на труды этих ученых и достижения современной нарратологии была выработана методология имманентного анализа, позволяющего раскрыть художественную сущность литературного явления в полном соответствии с авторской творческой устремленностью. Главным методологическим ориентиром для нас стала «модель» имманентного анализа, представленная в работе А.П. Скафтымова «Тематическая композиция романа "Идиот"».

Теоретическое значение работы состоит в том, что на основе полученных результатов создается возможность углубить научное представление о поэтике психологизма и структуре повествования в прозе Гаршина. Сделанные в работе выводы могут послужить основой для дальнейшего теоретического изучения творчества Гаршина в современном литературоведении.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы при разработке курса истории русской литературы XIX века, спецкурсов и спецсеминаров, посвященных творчеству Гаршина.

Материалы диссертации могут быть включены в элективный курс для классов гуманитарного профиля в средней общеобразовательной школе. Основные положения, выносимые на защиту:

1. Исповедь в прозе Гаршина способствует глубокому проникновению во
внутренний мир героя. В рассказе «Ночь» исповедь героя становится
главной формой психологического анализа. В других рассказах («Четыре
дня», «Происшествие», «Трус») ей не отведено центральное место, но она
все же становится важной частью поэтики и взаимодействует с другими
формами психологического анализа.

    «Крупный план» в прозе Гаршина представлен: а) в виде развернутых описаний с комментариями оценочного и аналитического характера («Из воспоминаний рядового Иванова»); б) при описании умирающих людей, при этом обращается внимание читателя на внутренний мир, психологическое состояние героя, находящегося рядом («Смерть», «Трус»); в) в виде перечисления действий героев, совершающих их в тот момент, когда сознание отключено («Сигнал», «Надежда Николаевна»).

    Портретные и пейзажные зарисовки, описания обстановки в рассказах Гаршина усиливают авторское эмоциональное воздействие на читателя, зрительное восприятие и во многом способствуют выявлению внутренних движений души героев.

    В повествовательной структуре произведений Гаршина доминируют три типа повествования: описание (портрет, пейзаж, обстановка, характеристика), повествование (конкретно-сценическое, обобщенно-сценическое и информационное) и рассуждение (именные оценочные рассуждения, рассуждения с целью обоснования действий, рассуждения с целью предписания или описания действий, рассуждения со значением утверждения или отрицания).

    Прямая речь в текстах писателя может принадлежать как герою, так и предметам (растениям). В произведениях Гаршина внутренний монолог строится как обращение персонажа к самому себе. Изучение косвенной и

несобственно-прямой речи показывает, что данные формы чужой речи в прозе Гаршина встречаются гораздо реже прямой. Для писателя важнее воспроизвести истинные мысли и чувства героев (которые гораздо удобнее передать с помощью прямой речи, тем самым сохраняя внутренние переживания, эмоции персонажей). В рассказах Гаршина присутствуют следующие точки зрения: в плане идеологии, пространственно-временной характеристики и психологии.

    Рассказчик в прозе Гаршина проявляет себя в формах изложения событий от первого лица, а повествователь - от третьего, что является системной закономерностью в поэтике повествования писателя.

    Психологизм и повествование в поэтике Гаршина находятся в постоянном взаимодействии. В такой сочетаемости они образуют подвижную систему, в пределах которой происходят структурные взаимодействия.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были представлены в научных докладах на конференциях: на X Виноградовских чтениях (ГОУ ВПО МГПУ. 2007, Москва); XI Виноградовских чтениях (ГОУ ВПО МГПУ, 2009, Москва); X конференции молодых филологов «Поэтика и компаративистика» (ГОУ ВПО МО «КГПИ», 2007, Коломна). По теме исследования вышло 5 статей, в том числе две в изданиях, входящих в перечень ВАК Минобрнауки России.

Структура работы определяется целями и задачами исследования. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка литературы. В первой главе последовательно рассматриваются формы психологического анализа в прозе Гаршина. Во второй главе анализируются повествовательные модели, по которым организуется повествование в рассказах писателя. Работа заканчивается списком литературы, включающим 235 единиц.

Художественная природа исповеди

Исповедь как литературный жанр после Н.В. Гоголя все больше распространяется в русской литературе XIX века. С того момента, как в русской литературной традиции исповедь утвердилась в качестве жанра, началось обратное явление: она становится компонентом литературного произведения, речевой организацией текста, частью психологического анализа. Именно о такой форме исповеди можно говорить в контексте творчества Гаршина. Эта речевая форма в тексте выполняет психологическую функцию.

В «Литературной энциклопедии терминов и понятий» дается определение исповеди как произведения, «в котором повествование ведется от первого лица, причем рассказчик (сам автор или его герой) впускает читателя в самые сокровенные глубины собственной духовной жизни, стремясь понять «конечные истины» о себе, своем поколении» .

Еще одно определение исповеди мы находим в работе А.Б. Криницына «Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского» - это «произведение, написанное от первого лица и наделенное дополнительно хотя бы одной или несколькими из следующих черт: 1) в сюжете встречается много автобиографических мотивов, взятых из жизни самого писателя; 2) рассказчик часто представляет себя и свои поступки в негативном свете; 3) рассказчик подробно описывает свои мысли и чувства, занимаясь саморефлексией» . Исследователь утверждает, что жанрообразующей основой литературной исповеди является как минимум установка героя на полную искренность. По мнению А.Б. Криницына, для писателя ключевое значение исповеди заключается в возможности раскрыть перед читателем внутренний мир героя, не нарушая художественного правдоподобия.

М.С. Уваров отмечает: «текст исповеди возникает только тогда, когда необходимость покаяния перед Богом выливается в покаяние перед самим собой» . Исследователь указывает на то, что исповедь публикуема, читаема. По мнению М.С. Уварова, тема авторской исповеди-в-герое характерна для русской художественной литературы, довольно часто исповедь становится проповедью, и наоборот. История исповедального слова демонстрирует, что исповедь не является поучающими нравственными правилами, она скорее дает возможность для «самовыражение души, находящей в исповедальном акте и радость и очищение» .

С.А. Тузков, И.В. Тузкова отмечают наличие субъективно-исповедального начала в прозе Гаршина, которое проявляется «в тех рассказах Гаршина, где повествование ведется в форме первого лица: персонифицированный рассказчик, формально отделенный от автора, фактически выражает его взгляды на жизнь... . В тех же рассказах писателя, где повествование ведется условным повествователем, который не входит непосредственно в изображаемый мир, дистанция между автором и героем несколько увеличивается, но и здесь значительное место занимает самоанализ героя, который носит лирический, исповедальный характер» .

В диссертации СИ. Патрикеева «Исповедь в поэтике русской прозы первой половины XX века (проблемы жанровой эволюции)» в теоретической части обозначены почти все аспекты данного понятия: наличие в структуре текста моментов психологического « автобиографизма, осознание исповедующимся собственного духовного несовершенства, искренность его перед Богом при изложении обстоятельств, сопутствовавших нарушению определенных христианских заповедей и нравственных запретов.

Исповедь как речевая организация текста является доминантой рассказа «Ночь». Каждый монолог героя наполнен внутренними переживаниями. Повествование ведется от третьего лица, Алексей Петрович, его действия, мысли показаны глазами другого человека. Герой рассказа анализирует свою жизнь, свое «я», оценивая внутренние качества, ведет диалог с собой, проговаривает свои мысли: «Он услышал свой голос; он уже не думал, а говорил вслух...»1 (с. 148). Обращаясь к себе, пытаясь разобраться со своим «я» через словесное выражение внутренних импульсов, в какой-то момент он теряет чувство реальности, в его душе начинают говорить голоса: « ...говорили они разное, и какой из этих голосов принадлежал ему, его «я», он не мог понять» (с. 143). Желание Алексея Петровича понять себя, выявить даже то, что характеризует его не с лучшей стороны, показывает, что он действительно откровенно, искренно говорит о себе.

Большую часть рассказа «Ночь» занимают монологи героя, его размышления о никчемности своего существования. Алексей Петрович принял решение покончить с собой, застрелиться. Повествование - это углубленный самоанализ героя. Алексей Петрович задумывается о своей жизни, пытается разобраться в себе: «Все перебрал я в своей памяти, и кажется мне, что я прав, что остановиться не на чем, некуда поставить ногу, чтобы сделать первый шаг вперед. Куда вперед? Не знаю, но только вон из этого заколдованного круга. В прошлом нет опоры, потому что все ложь, все обман...» (с. 143). Перед глазами читателя предстает мыслительный процесс героя. С первых строк Алексей Петрович четко расставляет акценты в прожитой жизни. Он говорит сам с собой, озвучивая свои действия, до конца не понимая, ЧТО он собирается совершить. «Алексей Петрович снял шубу и взял было ножик, чтобы распороть карман и вынуть патроны, но опомнился... . - Зачем трудиться? Довольно и одного. - О да, очень довольно одного этого крохотного кусочка, чтобы - исчезло все и навсегда. Весь мир исчезнет.. . . Не будет обмана себя и других, будет правда, вечная правда несуществования» (с. 148).

Психологическая функция «крупного плана»

Понятие крупный план не имеет четкого определения в литературоведении до сих пор, хотя широко используется авторитетными учеными. Ю.М. Лотман говорит о том, что «...крупный и мелкий план существуют не только в кино. Он отчетливо ощущается в литературном повествовании, когда одинаковое место или внимание уделяется явлениям разной количественной характеристики. Так, например, если следующие друг за другом сегменты текста заполняются содержанием, резко отличном в количественном отношении: разным количеством персонажей, целым и частями, описанием предметов большой и малой величины; если в каком-либо романе в одной главе описываются события дня, а в другой - десятки лет, то мы также говорим о разнице планов» . Исследователь приводит примеры из прозы (Л.Н. Толстой «Война и мир») и поэзии (Н.А. Некрасов «Утро»).

У В.Е. Хализева в книге «Ценностные ориентации русской классики», посвященной поэтике романа «Война и мир» Л.Н. Толстого, мы находим трактование «крупного плана» как приема, «где имитируется пристальное всматривание и одновременно осязательно-зрительный контакт с реальностью» . Будем опираться на книгу Е.Г. Эткинда «"Внутренний человек" и внешняя речь», где это понятие выведено в заглавии части, посвященной творчеству Гаршина. Используя результаты исследования ученого, мы продолжим наблюдение за «крупным планом», который будем определять как форму изображения. «Крупный план - это и увиденное, и услышанное, и почувствованное, и даже промелькнувшее в сознании» .

Таким образом, В.Е. Хализев и Е.Г. Эткинд рассматривают понятие «крупный план» с разных сторон.

В работе Е.Г. Эткинда убедительно доказывается использование этой формы изображения в рассказе Гаршина «Четыре дня». Он обращается к категории сиюминутности, в основу которой вкладывает прямой показ внутреннего человека «в такие минуты, когда герой, в сущности, лишен физической возможности комментировать свои переживания и когда немыслимы не только внешняя речь, но и внутренняя» .

В книге Е.Г. Эткинда дается подробный анализ рассказа Гаршина «Четыре дня» с опорой на понятия «крупный план» и сиюминутность. Нам бы хотелось применить подобный подход и к рассказу «Из воспоминаний рядового Иванова». Оба повествования сближает форма воспоминаний. Это определяет некоторые особенности рассказов: на переднем плане находится герой и его субъективная оценка окружающей действительности, «...однако неполнота фактов и почти неизбежная односторонность информации искупаются... живым и непосредственным выражением личности их автора» .

В рассказе «Четыре дня» Гаршин дает возможность читателю проникнуть во внутренний мир героя, передать его ощущения через призму сознания. Самоанализ оставленного, забытого на поле боя солдата позволяет проникнуть в сферу его чувств, а детализированное описание окружающей его действительности помогает «увидеть» картину своими глазами. Герой находится в тяжелом состоянии не только физическом (ранение), но и душевном. Ощущение безысходности, понимание бесперспективности его попыток спастись не позволяют ему утратить веру, желание бороться за свою жизнь, пусть даже инстинктивно, удерживает его от самоубийства.

Внимание читателя (а может быть, уже и зрителя) вслед за героем фокусируется на отдельных картинах, в которых детально описывается его визуальное восприятие.

«...Однако становится жарко. Солнце жжет. Я открываю глаза, вижу те же кусты, то же небо, только при дневном освещении. А вот и мой сосед. Да, это - турок, труп. Какой огромный! Я узнаю его, это тот самый...

Передо мной лежит убитый мной человек. За что я его убил?...» (с. 50).

Эта последовательная фиксация внимания на отдельных моментах позволяет посмотреть на мир глазами героя.

Наблюдая за «крупным планом» в рассказе «Четыре дня», мы можем утверждать, что «крупный план» в этом повествовании объемен, максимально увеличен за счет приема самоанализа, сужения временной (четыре дня) И пространственной протяженности. В рассказе «Из воспоминаний рядового Иванова», где доминирует форма повествования - воспоминание, «крупный план» будет представлен иначе. В тексте можно увидеть не только внутреннее состояние героя, но и чувства, переживания окружающих его людей, в связи с этим пространство изображаемых событий расширяется. Мировосприятие рядового Иванова осмысленно, присутствует некоторая оценка цепочки событий. В этом рассказе есть эпизоды, где сознание героя отключено (пусть даже частично) - именно в них можно найти «крупный план».

Типы повествования (описание, повествование, рассуждение)

Г.Я. Солганик выделяет три функционально-смысловых типа речи: описание, повествование, рассуждение. Описание делится на статическое (прерывает развитие действия) и динамическое (не. приостанавливает развитие действия, небольшое по объему). Г.Я. Солганик указывает на связь описания с местом и ситуацией действия, портретом героя (соответственно выделяется портретное, пейзажное, событийное описание и т.д.). Он отмечает важную роль данного функционально-смыслового типа речи для создания образности в тексте. Ученый подчеркивает, что важен жанр произведения и индивидуальный стиль писателя. По Г.Я. Солганику, особенность повествования заключается в передаче самого события, действия: «Повествование теснейшим образом связано с пространством и временем» .

Оно бывает объективированным, нейтральным или субъективным, в котором преобладает авторское слово. Рассуждение, как пишет исследователь, свойственно психологической прозе. Именно в ней преобладает внутренний мир героев, а их монологи наполнены мыслями о смысле жизни, искусстве, нравственных принципах и т.д. Рассуждения дают возможность раскрыть внутренний мир героя, продемонстрировать его взгляд на жизнь, людей, окружающий мир. Он считает, что представленные функционально-смысловые типы речи в художественном тексте дополняют друг друга (повествование с элементами описания встречается чаще всего).

С появлением работ О.А. Нечаевой в отечественной науке прочно закрепляется термин «функционально-смысловой тип речи» («определенные логико-смысловые и структурные типы монологического высказывания, которые используются как модели в процессе речевого общения» ). Исследовательница выделяет четыре структурно-смысловых «описательных жанра»: пейзаж, портрет человека, интерьер (обстановка), характеристика. О.А. Нечаева отмечает, что все они широко представлены в художественной литературе.

Выявим повествовательную специфику описания (пейзажа, портрета, обстановки, описания-характеристики). В прозе Гаршина описаниям природы отводится мало места, но тем не менее они не лишены повествовательных функций. Пейзажные зарисовки служат скорее фоном повествования. Надо согласиться с Г.А. Лобановой в том, что пейзаж - это «разновидность описания, цельное изображение незамкнутого фрагмента природного или городского пространства» .

Эти закономерности отчетливо проявляются в рассказе Гаршина «Медведи», который начинается с пространного описания местности. Пейзажная зарисовка предваряет повествование. Она служит прологом грустного рассказа о массовом расстреле медведей, которые ходили с цыганами: «Внизу река, изгибаясь голубой лентой, тянется с севера на юг, то отходя от высокого берега в степь, то приближаясь и протекая под самою кручею. Она окаймлена кустами лозняка, кое-где сосною, а около города выгонами и садами. В некотором расстоянии от берега, в сторону степи, тянутся сплошной полосой почти по всему течению Рохли сыпучие пески, едва сдерживаемые красною и черною лозою и густым ковром душистого лилового чабреца» (с. 175).

Описание природы представляет собой перечисление признаков общего вида местности (река, степь, сыпучие пески). Это постоянные признаки, составляющие топографическое описание. Перечисленные признаки являются ключевыми компонентами описания, которые включают в себя опорные слова (внизу река, в сторону степи, в некотором расстоянии от берега, по всему течению Рохли, тянется с севера на юг).

В этом описании встречаются глаголы только в форме настоящего постоянного времени (тянутся, окаймлена) и изъявительного наклонения. Это происходит, потому что в описании, по мнению О.А. Нечаевой, не происходит изменения временного плана и употребления ирреальной модальности, которые приводят к появлению динамичности в тексте художественного произведения (это свойственно повествованию). Пейзаж в рассказе - это не только место, где происходят события, это еще и отправная точка повествования. От этой пейзажной зарисовки веет безмятежностью, тишиной, покоем. Акцент на этом сделан для того, чтобы все дальнейшие события, связанные с самым настоящим убийством ни в чем не повинных животных, воспринимались читателем «на контрасте».

В рассказе «Красный цветок» писатель дает описание сада, потому что с этим местом и растущим здесь цветком будут связаны основные события повествования. Именно сюда будет постоянно тянуть главного героя. Ведь он абсолютно уверен, что цветки мака несут в себе вселенское зло, а он призван вступить в бой с ним и погубить его, даже ценой собственной жизни: «Между тем наступила ясная, хорошая погода; ... Их отделение сада, небольшое, но густо заросшее деревьями, было везде, где только можно, засажено цветами. ...

«Чужая речь» и ее повествовательные функции

М.М. Бахтин (В.Н. Волошинов) утверждает, что «"чужая речь"» -это речь в речи, высказывание в высказывании, но в то же время это и речь о речи, высказывание о высказывании» . Он считает, что чужое высказывание входит в речь и становится ее особым конструктивным элементом, сохраняя свою самостоятельность. Исследователь характеризует шаблоны косвенной, прямой речи и их модификации. В косвенной конструкции М.М. Бахтин выделяет предметно-аналитическую (с помощью косвенной конструкции передается предметный состав чужого высказывания - что сказал говорящий) и словесно-аналитическую (чужое высказывание передается как выражение, которое характеризует самого говорящего: его душевное состояние, умение выражаться, речевую манеру и т.п.) модификацию. Ученый особо отмечает, что в русском языке может быть еще и третья модификация косвенной речи - импрессионистическая. Ее особенность в том, что она находится где-то посередине между предметно-аналитической и словесно-аналитической модификациями. В шаблонах прямой речи М.М. Бахтин выделяет следующие модификации: подготовленная прямая речь (распространенный случай возникновения прямой речи из косвенной, ослабление объективности авторского контекста), овеществленная прямая речь (на слова героя перенесены оценки, насыщенные его объектным содержанием), предвосхищенная, рассеянная и скрытая прямая речь (включает авторские интонации, происходит подготовка чужой речи). Ученый отдельную главу шклшцае7 н включающая в себя две речи: героя и автора), которая рассматривается на примерах из французского, немецкого и русского языках.

Н.А. Кожевникова в книге «Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв.» предлагает свое видение характера повествования в художественной прозе. Исследователь считает, что большое значение для композиционного единства в произведении имеет тип повествователя (автор или рассказчик), точка зрения и речь персонажей. Она отмечает: «Произведение может быть одноплановым, вмещаясь в рамки одного повествовательного типа (рассказ от первого лица), и может выходить за рамки определенного типа, представляя собой многослойно иерархическое построение» . Н.А. Кожевникова подчеркивает: «чужая речь» может принадлежать и отправителю (произнесенная, внутренняя или написанная речь), и получателю (воспринятая, услышанная или прочитанная речь) . Исследователь выделяет три основные формы для передачи чужой речи в текстах: прямая, косвенная, несобственно-прямая, которые мы изучим на примере прозы Гаршина.

И.В. Труфанова в монографии «Прагматика несобственно-прямой речи» подчеркивает, что в современной лингвистике отсутствует единое определение понятия несобственно-прямая речь. Исследователь останавливается на двуплановости термина и взаимопроникновения в нем планов автора и героя, определяя несобственно-прямую речь как «способ передачи чужой речи, двуплановую синтаксическую конструкцию, в которой план автора не существует отдельно от плана чужой речи, а слит с ней» .

Рассмотрим повествовательные функции прямой речи, которая является «способом передачи чужой речи, сохраняющий лексические, синтаксические, интонационные особенности говорящего. Важно отметить, что «прямая речь и речь автора четко разграничиваются» : - Живей, братец! - нетерпеливо крикнул доктор. - Видишь, сколько вас здесь («Денщик и офицер», с. 157). - За что? За что? - кричал он. - Я никому не хотел зла. За что. убивать меня? О-о-о! О господи! О вы, мучимые раньше меня! Вас молю, избавьте... («Красный цветок», с. 235). - Оставьте меня... Поезжайте куда вам угодно. Я остаюсь с Сеней и вот с mr. Лопатиным. Я хочу душу отвести... от вас! - вдруг вскрикнула она, видя, что Бессонов хочет сказать еще что-то. - Вы опротивели мне. Оставьте, уезжайте... («Надежда Николаевна», с.271). - Тьфу, братцы, что за народ! И попы наши и церкви наши, а понятия ни к чему у них нет! Руп серебряный хошь? - кричит что есть мочи солдат с рубахой в руках румыну, торгующему в открытой лавке. . За рубаху? Патру франку? Четыре франка? («Из воспоминаний рядового Иванова», с.216). - Тише, тише, пожалуйста, - зашептала она. - Знаете, ведь все кончено («Трус», с. 85). - В Сибирь!.. Разве я оттого не могу убить вас, что Сибири боюсь? Я не оттого... Я не могу вас убить потому, что... да как же я убью вас? Да как же я убью тебя? - задыхаясь, выговорил он: - ведь я... («Происшествие», с.72). - Нельзя ли без таких выражений! - резко сказал Василий. Петрович. - Дай ее мне, я спрячу («Встреча», с. 113).

Приведенные из прозы Гаршина отрывки прямой речи стилистически контрастируют на фоне нейтральной авторской. Одна из функций прямой речи, по мнению Г.Я. Солганика, - это создание характеров (характерологическое средство). Авторский монолог перестает быть однообразным.

Какие произведения писал Гаршин? и получил лучший ответ

Ответ от ИРИШКА БУЛАХОВА[активный]
Гаршин дебютировал в 1877 году с рассказом «Четыре дня» , сразу создавшим ему известность. В этом произведении ярко выражен протест против войны, против истребления человека человеком. Этому же мотиву посвящён целый ряд рассказов: «Денщик и офицер» , «Аяслярское дело» , «Из воспоминаний рядового Иванова» и «Трус» ; герой последнего мучается в тяжёлой рефлексии и колебаниях между стремлением «принести себя в жертву за народ» и страхом перед ненужной и бессмысленной смертью. Гаршин написал также ряд очерков, где социальное зло и несправедливость рисуются уже на фоне мирной жизни.
«Происшествие» и «Надежда Николаевна» затрагивают тему «падшей» женщины. В 1883 году появился один из замечательнейших его рассказов - «Красный цветок». Герой его, психически больной, борется с мировым злом, которое, как ему кажется, воплотилось в красном цветке в саду: достаточно сорвать его - и будет уничтожено всё зло мира. В «Художниках» Гаршин ставит вопрос о роли искусства в обществе и о возможности приносить пользу творчеством; противопоставляя искусство с «реальными сюжетами» «искусству для искусства» , ищет пути борьбы с социальной несправедливостью. Сущность современного автору общества с доминирующим при нём личным эгоизмом ярко изображена в рассказе «Встреча». В сказке-аллегории «Attalea princeps» о пальме, рвущейся к солнцу сквозь крышу оранжереи и погибающей под холодным небом, Гаршин символизировал красоту борьбы за свободу, хотя и борьбы обреченной. Гаршин написал ещё ряд сказок и рассказов для детей: «То, чего не было» , «Лягушка-путешественница» , где та же гаршинская тема о зле и несправедливости исполненa грустного юмора; «Сказание о гордом Аггее» (пересказ легенды об Аггее) , «Сигнал» и другие.
Гаршин узаконил в литературе особую художественную форму - новеллу, которая получила полное развитие впоследствии у Антона Чехова. Сюжеты новелл Гаршина несложны, они построены всегда на одном основном, развёрнутом по строго логическому плану. Композиция его рассказов, удивительно законченная, достигает почти геометрической определённости. Отсутствие действия, сложных коллизий - характерно для Гаршина. Большинство его произведений написано в форме дневников, писем, исповедей (например, «Происшествие» , «Художники» , «Трус» , «Надежда Николаевна» и др.). Количество действующих лиц очень ограничено.

Ответ от Liudmila Sharukhia [гуру]
Гаршин дебютировал в 1877 году с рассказом «Четыре дня» , сразу создавшим ему известность. В этом произведении ярко выражен протест против войны, против истребления человека человеком. Этому же мотиву посвящён целый ряд рассказов: «Денщик и офицер» , «Аяслярское дело» , «Из воспоминаний рядового Иванова» и «Трус». В 1883 году появился один из замечательнейших его рассказов - «Красный цветок» . Гаршин написал ещё ряд сказок и рассказов для детей: «То, чего не было» , «Лягушка-путешественница» , где та же гаршинская тема о зле и несправедливости исполненa грустного юмора; «Сказание о гордом Аггее» (пересказ легенды об Аггее) , «Сигнал» и другие.


Ответ от Надежда Адианова [гуру]
Рассказы: Ночь, Трус, Сигнал, Встреча, Медведи, Художники, Происшествие. --------
Денщик и офицер, Красный цветок, Четыре дня.

Анализ рассказа В. М. Гаршина «Четыре дня »

Введение

Текст рассказа В. М. Гаршина «Четыре дня» умещается на 6 листах книги обычного формата, однако его целостный анализ мог бы разрастись на целый том, как это случалось при исследовании других «маленьких» произведений, например, «Бедной Лизы» Н. М. Карамзина (1) или «Моцарта и Сальери» (2) А. С. Пушкина. Конечно, не совсем корректно сравнивать полузабытый рассказ Гаршина со знаменитой повестью Карамзина, начавшей новую эпоху в русской прозе, или с не менее знаменитой «маленькой трагедией» Пушкина, но ведь для литературоведческого анализа, как для анализа научного, в какой-то мере «всё равно», насколько знаменит или безвестен исследуемый текст, нравится он или не нравится исследователю — в любом случае в произведении есть персонажи, авторская точка зрения, сюжет, композиция, художественный мир и т. д. Полностью выполнить целостный анализ рассказа, в том числе его контекстуальных и интертекстуальных связей — задача слишком большая и явно превышающая возможности учебной контрольной работы, поэтому нам следует точнее определить цель работы.

Почему для анализа был выбран именно рассказ Гаршина «Четыре дня»? Этим рассказом В. М. Гаршин когда-то прославился (3) , благодаря особому «гаршинскому» стилю, впервые проявившемуся именно в этом рассказе, он стал известным русским писателем. Однако читателями нашего времени этот рассказ фактически забыт, о нём не пишут, его не изучают, а это значит, что у него нет толстого «панциря» толкований и разночтений, он представляет собой «чистый» материал для тренировочного анализа. Вместе с тем нет никаких сомнений в художественных достоинствах рассказа, в его «качестве» — он написан Всеволодом Михайловичем Гаршиным, автором замечательного «Красного цветка» и «Attalea Princeps».

Выбор автора и произведения повлиял на то, чтo будет предметом внимания прежде всего. Если бы мы анализировали какой-нибудь рассказ В. Набокова, к примеру, «Слово», «Драка» или «Бритва» — рассказы, буквально наполненные цитатами, реминисценциями, аллюзиями, как бы вросшие в контекст современной им литературной эпохи, — то без подробного разбора интертекстуальных связей произведения его просто не удалось бы понять. Если же речь идёт о произведении, в котором контекст неактуален, то на первый план выходит исследование других аспектов — сюжета, композиции, субъектной организации, художественного мира, художественных деталей и подробностей. Именно детали, как правило, несут основную смысловую нагрузку в рассказах В. М. Гаршина (4) , в маленьком рассказе «Четыре дня» это особенно хорошо заметно. В анализе мы будем учитывать эту особенность гаршинского стиля.

Прежде чем сделать анализ содержательной стороны произведения (тема, проблематика, идея), полезно выяснить дополнительные сведения, например, об авторе, обстоятельствах создания произведения и т. п.

Автор биографический. Рассказ «Четыре дня», опубликованный в 1877 году, сразу же принёс славу В. М. Гаршину. Рассказ был написан под впечатлением от русско-турецкой войны 1877-1878 гг., о которой Гаршин знал правду из первых рук, так как он в качестве добровольца воевал рядовым пехотного полка и в августе 1877 г. был ранен в сражении при Аясларе. Добровольцем на войну Гаршин пошёл потому, что, во-первых, это было своего рода «хождением в народ» (перестрадать с русскими солдатами тяжести и лишения армейской фронтовой жизни), во-вторых, Гаршин думал, что русская армия собирается благородно помочь сербам и болгарам освободиться от многовекового давления турков. Однако война быстро разочаровала добровольца Гаршина: помощь славянам со стороны России на деле оказалась корыстным стремлением занять стратегические позиции на Босфоре, в самой армии не было ясного понимания цели военных действий и поэтому царил беспорядок, толпы добровольцев погибали совершенно бессмысленно. Все эти впечатления Гаршина отразились в его рассказе, правдивость которого поразила читателей.

Образ автора, авторская точка зрения. Правдивое, свежее отношение Гаршина к войне художественно воплотилось в виде нового необычного стиля — очерково отрывочного, с вниманием к, казалось бы, ненужным деталям и подробностям. Появлению такого стиля, отражающего авторскую точку зрения на события рассказа, способствовало не только глубокое знание Гаршиным правды о войне, но и то, что он увлекался естественными науками (ботаникой, зоологией, физиологией, психиатрией), которые научили его замечать «бесконечно малые моменты» действительности. Кроме того, в студенческие годы Гаршин был близок кругу художников-передвижников, которые научили его смотреть на мир проницательно, в мелком и частном видеть значительное.

Тема. Тему рассказа «Четыре дня» сформулировать несложно: человек на войне. Такая тема не была оригинальным изобретением Гаршина, она довольно часто встречалась как в предшествующие периоды развития русской литературы (см., например, «военную прозу» декабристов Ф. Н. Глинки, А. А. Бестужева-Марлинского и др.), так и у современных Гаршину авторов (см., например, «Севастопольские рассказы» Л. Н. Толстого). Можно даже говорить о традиционном решении этой темы в русской литературе, начавшемся ещё со стихотворения В. А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» (1812) — всегда шла речь о крупных исторических событиях, которые возникают как сумма поступков отдельных обыкновенных людей, при чём в одних случаях люди осознают своё воздействие на ход истории (если это, например, Александр I, Кутузов или Наполеон), в других участвуют в истории неосознанно.

Гаршин внёс некоторые изменения в эту традиционную тему. Он вывел тему «человек на войне» за рамки темы «человек и история», как бы перевёл тему в другую проблематику и усилил самостоятельное значение темы, дающей возможность исследовать экзистенциальную проблематику.

Проблематика и художественная идея. Если пользоваться пособием А. Б. Есина, то проблематику рассказа Гаршина можно определить как философскую или как романную (по классификации Г. Поспелова). Видимо, последнее определение более точно подходит в данном случае: рассказ показывает не человека вообще, то есть человека не в философском смысле, а конкретную личность, испытывающую сильнейшие, шоковые переживания и переоценивающую своё отношение к жизни. Ужас войны заключается не в необходимости совершать героические поступки и жертвовать собой — как раз эти живописные видения представлялись добровольцу Иванову (и, видимо, самому Гаршину) до войны, ужас войны в другом, в том, что заранее даже не представляешь. А именно:

1) Герой рассуждает: «Я не хотел зла никому, когда шёл драться.

Мысль о том, что придётся убивать людей, как-то уходила от меня. Я представлял себе только, как я буду подставлять свою грудь под пули. И я пошёл и подставил. Ну и что же? Глупец, глупец!»(С. 7) (5) . Человек на войне даже с самыми благородными и добрыми намерениями неизбежно становится носителем зла, убийцей других людей.

2) Человек на войне мучается не от боли, которую порождает рана, а от ненужности этой раны и боли, а также от того, что человек превращается в абстрактную единицу, про которую легко забыть: «В газетах останется несколько строк, что, мол, потери наши незначительны: ранено столько-то; убит рядовой из вольноопределяющихся Иванов. Нет и фамилии не напишут; просто скажут: убит один. Убит один, как та собачонка…» (С. 6) В ранении и смерти солдата нет ничего героического и красивого, это самая обыкновенная смерть, которая не может быть красивой. Герой рассказа сравнивает свою судьбу с судьбой запомнившейся ему с детства собачки: «Я шёл по улице, кучка народа остановила меня. Толпа стояла и молча глядела на что-то беленькое, окровавленное, жалобно визжавшее. Это была маленькая хорошенькая собачка; вагон конножелезной дороги переехал её, она умирала, вот как теперь я. Какой-то дворник растолкал толпу, взял собачку за шиворот и унёс. <…> Дворник не пожалел её, стукнул головой об стену и бросил в яму, куда бросают сор и льют помои. Но она была жива и мучилась ещё три дня <…>» (С. 6-7,13) Подобно той собачке, человек на войне превращается в мусор, а кровь его — в помои. Ничего святого от человека не остаётся.

3)Война полностью меняет все ценности человеческой жизни, добро и зло путаются, жизнь и смерть меняются местами. Герой рассказа, очнувшись и осознав своё трагическое положение, с ужасом понимает, что рядом с ним лежит убитый им враг, толстый турок: «Передо мною лежит убитый мною человек. За что я его убил? Он лежит здесь мёртвый, окровавленный. <…> Кто он? Быть может, и у него, как у меня, есть старая мать. Долго она будет по вечерам сидеть у дверей своей убогой мазанки да поглядывать на далёкий север: не идёт ли ее ненаглядный сын, её работник и кормилец?… А я? И я также… Я бы даже поменялся с ним. Как он счастлив: он не слышит ничего, не чувствует ни боли от ран, ни смертельной тоски, ни жажды <…>» (С. 7) Живой человек завидует мёртвому, трупу!

Дворянин Иванов, лёжа рядом с разлагающимся вонючим трупом толстого турка, не брезгует страшным трупом, а почти равнодушно наблюдает все стадии его разложения: сначала «был слышен сильный трупный запах» (С. 8), затем «его волосы начали выпадать. Его кожа, чёрная от природы, побледнела и пожелтела; раздутое ухо натянулось до того, что она лопнула за ухом. Там копошились черви. Ноги затянутые в штиблеты, раздулись, и между крючками штиблет вылезли огромные пузыри. И весь он раздулся горою» (С. 11), потом «лица у него уже не было. Оно сползло с костей» (С. 12), наконец «он совсем расплылся. Мириады червей падают из него» (С. 13). Живой человек не испытывает отвращения к трупу! Причем настолько, что ползёт к нему для того, чтобы напиться теплой воды из его фляги: «Я начал отвязывать флягу, опершись на один локоть, и вдруг, потеряв равновесие, упал лицом на грудь своего спасителя. От него уже был слышен сильный трупный запах» (С. 8). Всё поменялось и перепуталось в мире, если труп является спасителем…

Проблематику и идею этого рассказа можно обсуждать и дальше, так как она почти неисчерпаема, но главные проблемы и главную идею рассказа мы, думается, уже назвали.

Анализ художественной формы

Разделение анализа произведения на анализ содержания и формы в отдельности — большая условность, так как по удачному определению М. М. Бахтина «форма есть застывшее содержание», а это значит, что рассуждая о проблематике или художественного идее рассказа, мы одновременно рассматриваем формальную сторону произведения, например, особенности стиля Гаршина или смысл художественных деталей и подробностей.

Изображенный в рассказе мир отличается тем, что он не обладает очевидной цельностью, а как раз наоборот очень раздроблен. Вместо леса, в котором идет бой в самом начале рассказа, показаны детали: кусты боярышника; ветки, отрываемые пулями; колючие ветви; муравей, «какие-то кусочки сора от прошлогодней травы» (С. 3); треск кузнечиков, жужжание пчёл — всё это разнообразие не объединено ничем целым. Точно также и небо: вместо единого просторного свода или бесконечно восходящих небес — «видел только что-то синее; должно быть, это было небо. Потом и оно исчезло» (С. 4). Мир не обладает цельностью, что вполне соответствует идее произведения в целом — война есть хаос, зло, нечто бессмысленное, бессвязное, бесчеловечное, война есть распад живой жизни.

Изображенный мир не имеет цельности не только в пространственной ипостаси, но и во временной. Время развивается и не последовательно, поступательно, необратимо, как в реальной жизни, и не циклически, как это нередко бывает в произведениях искусства, здесь время каждый день начинается заново и каждый раз заново встают казалось бы уже решенные героем вопросы. В первый день из жизни солдата Иванова мы видим его на опушке леса, где пуля попала в него и тяжело ранила, Иванов очнулся и ощупывая себя понял, что с ним произошло. На второй день он вновь решает те же вопросы: «Я проснулся <…> Разве я не в палатке? Зачем я вылез из неё? <…> Да, я ранен в бою. Опасно или нет?<…>» (С. 4) На третий день он опять всё повторяет: «Вчера (кажется, это было вчера?) меня ранили<…>» (С. 6)

Время дробится на неравные и ничего не значащие отрезки, пока ещё похожие на часы, на части суток; эти временные единицы, казалось бы, складываются в последовательности — первый день, второй день… — однако эти отрезки и временные последовательности не имеют никакой закономерности, они несоразмерны, бессмысленны: третий день в точности повторяет второй, а между первым и третьим днём герою кажется промежуток гораздо больше суток и т. п. Время в рассказе необычное: это не отсутствие времени, подобное, скажем, миру Лермонтова, в котором герой-демон живет в вечности и не осознает разницы между мигом и веком (6) , у Гаршина показано умирающее время, на глазах читателя проходят четыре дня из жизни умирающего человека и ясно видно, что смерть выражается не только в гниении тела, но и в потере смысла жизни, в потере смысла времени, в исчезновении пространственной перспективы мира. Гаршин показал не цельный или дробный мир, а мир распадающийся.

Такая особенность художественного мира в рассказе привела к тому, что особое значение стали иметь художественные детали. Прежде чем, проанализировать смысл художественных деталей в рассказе Гаршина нужно выяснить точное значение термина «деталь», так как довольно часто в литературоведческих работах используются два похожих понятия: деталь и подробность.

В литературоведении нет однозначного толкования того, что такое художественная деталь. Одна точка зрения изложена в Краткой литературной энциклопедии, где понятия художественной детали и подробности не разграничиваются. Авторы «Словаря литературоведческих терминов» под ред.

С. Тураева и Л. Тимофеева вообще не определяют эти понятия. Другая точка зрения высказана, например, в работах Е. Добина, Г. Бялого, А. Есина (7) , по их мнению деталь — это наименьшая самостоятельная значимая единица произведения, которая тяготеет к единичности, а подробность — наименьшая значимая единица произведения, которая тяготеет к дробности. Различие между деталью и подробностью не абсолютно, ряд подробностей заменяет деталь. В смысловом отношении детали делятся на портретные, бытовые, пейзажные и психологические. Говоря далее о художественной детали мы придерживаемся именно такого понимания этого термина, но со следующим уточнением. В каких случаях автор использует деталь, а в каких подробность? Если автор по какой-либо причине желает конкретизировать большой и значимый образ в своем произведении, то он изображает его с необходимыми подробностями (таково, например, знаменитое описание щита Ахиллеса у Гомера), которые разъясняют и уточняют смысл целого образа, подробность можно определить как стилистический эквивалент синекдохи; если же автор используют отдельные «мелкие» образы, которые не складываются в единый общий образ, и имеют самостоятельное значение, то это и есть художественные детали.

Повышенное внимание к детали у Гаршина не случайно: как уже говорилось выше, он знал правду о войне из личного опыта солдата-добровольца, он увлекался естественными науками, которые научили его замечать «бесконечно малые моменты» действительности — это первая, так сказать, «биографическая» причина. Второй причиной повышенной значимости художественной детали в художественном мире Гаршина является тема, проблематика, идея рассказа — миру распадается, дробится на бессмысленные происшествия, случайные смерти, бесполезные поступки и т. д.

Рассмотрим для примера одну заметную деталь художественного мира рассказа — небо. Как уже отмечалось в нашей работе, пространство и время в рассказе отличаются дробностью, поэтому даже небо представляет собой нечто неопределённое, как бы случайный фрагмент настоящего неба. Получив ранение и лёжа на земле, герой рассказа «не слышал ничего, а видел только что-то синее; должно быть это было небо. Потом и оно исчезло» (С. 4), через некоторое время очнувшись от сна он вновь обратит внимание на небо: «Почему я вижу звёзды, которые так ярко светятся на чёрно-синем болгарском небе? <…> Надо мною — клочок чёрно-синего неба, на котором горит большая звезда и несколько маленьких, вокруг что-то тёмное, высокое. Это — кусты» (С. 4-5) Это даже не небо, а нечто похожее на небо — у него нет глубины, оно на уровне свисающих над лицом раненого кустов; это небо не упорядоченный космос, а нечто чёрно-синее, клочок, в котором вместо безупречно красивого ковша созвездия Большой Медведицы какая-то неизвестная «звезда и несколько маленьких», вместо путеводной Полярной звезды просто «большая звезда». Небо утратило гармонию, в нем нет порядка, смысла. Это другое небо, не из этого мира, это небо мёртвых. Ведь над трупом турка именно такое небо…

Поскольку «клочок неба» — это художественная деталь, а не подробность, то она (точнее он — «клочок неба») имеет собственный ритм, меняется по мере развития событий. Лёжа на земле лицом вверх, герой видит следующее: «Бледные розоватые пятна заходили вокруг меня. Большая звезда побледнела, несколько маленьких исчезли. Это всходит луна» (С. 5) Узнаваемое созвездие Большой Медведицы автор упорно не называет своим именем и его герой тоже не узнает, так происходит потому, что это совсем другие звёзды, и совсем другое небо.

Удобно сравнить небо гаршинского рассказа с небом Аустерлица из «Войны и мира» Л. Толстого — там герой оказался в похожей ситуации, он тоже ранен, тоже глядит в небо. Сходство этих эпизодов давно замечено читателями и исследователями русской литературы (8) . Солдат Иванов, прислушиваясь в ночи, отчётливо слышит «какие-то странные звуки»: «Как будто бы кто-то стонет. Да, это — стон. <…> Стоны так близко, а около меня, кажется, никого нет… Боже мой, да ведь это — я сам!» (С. 5). Сравним это с началом «аустерлицкого эпизода» из жизни Андрея Болконского в романеэпопее Толстого: «На Праценской горе <…> лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном» (т. 1, часть 3, гл. XIX) (9) . Отчуждение от собственной боли, своего стона, своего тела — мотив связывающий двух героев и два произведения — это только начало сходства. Далее совпадает мотив забытья и пробуждения, будто бы перерождения героя, и, конечно, образ неба. Болконский «раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с ещё выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность» (10) . Отличие от неба в рассказе Гаршина очевидно: Болконский видит хотя и далекое небо, но небо живое, синеющее, с плывущими облаками. Ранение Болконского и его аудиенция с небесами — своеобразная ретардация, придуманная Толстым для того, чтобы дать герою осознать происходящее, его реальную роль в исторических событиях, соотнести масштабы. Ранение Болконского — эпизод из большого сюжета, высокое и чистое небо Аустерлица — художественная подробность, уточняющая смысл того грандиозного образа небесного свода, того тихого умиротворяющего неба, которое встречается сотни раз в четырехтомном произведении Толстого. В этом корень отличия похожих эпизодов двух произведений.

Повествование в рассказе «Четыре дня» ведётся от первого лица («Я помню…», «Я чувствую…», «Я проснулся»), что, конечно, оправданно в произведении, цель которого исследовать душевное состояние бессмысленно умирающего человека. Лиризм повествования однако приводит не к сентиментальному пафосу, а к повышенному психологизму, к высокой степени достоверности в изображении душевных переживаний героя.

Сюжет и композиция рассказа. Интересно построены сюжет и композиция рассказа. Формально сюжет может быть определён как кумулятивный, так как сюжетные события как бы нанизываются друг за другом в бесконечной последовательности: день первый, день второй… Однако из-за того, что время и пространство в художественном мире рассказа как бы испорчены, то никакого кумулятивного движения нет. В таких условиях становится заметна циклическая организация внутри каждого сюжетного эпизода и композиционной части: в первый день Иванов пытался определить свое место в мире, предшествующие этому события, возможные последствия, а затем во второй, третий и четвертый день то же самое он будет повторять заново. Сюжет развивается как бы кругами, все время возвращаясь в исходное состояние, в то же время отчетливо видна и кумулятивная последовательность: с каждым днём труп убитого турка всё более разлагается, все более страшные мысли и более глубокие ответы на вопрос о смысле жизни приходят Иванову. Такой сюжет, сочетающий в себе в равных пропорциях кумулятивность и цикличность, можно назвать турбулентным.

Много интересного в субъектной организации рассказа, где второе действующее лицо — не живой человек, а труп. Необычен конфликт в этом рассказе: он многосложен, вбирает в себя старый конфликт солдата Иванова со своими ближайшими родственниками, противостояние между солдатом Ивановым и турком, сложное противостояние между раненным Ивановым и трупом турка и мн. др. Интересно проанализировать образ повествователя, который как бы скрыл себя внутри голоса героя. Однако всё это сделать в рамках контрольной работы нереально и мы вынуждены себя ограничить уже сделанным.

Целостный анализ (некоторые аспекты)

Из всех аспектов целостного анализа произведения в отношении рассказа «Четыре дня» наиболее очевидным и интересным является анализ особенностей «гаршинского» стиля. Но в нашей работе этот анализ уже фактически был сделан (там, где речь шла об использовании Гаршиным художественных деталей). Поэтому мы обратим внимание на другой, менее очевидный аспект — контекст рассказа «Четыре дня».

Контекст, интертекстуальные связи. Рассказ «Четыре дня» имеет неожиданные интертекстуальные связи.

В ретроспективе рассказ Гаршина связан с рассказом А. Н. Радищева «История одной недели» (1773): герой каждый день заново решает вопрос о смысле жизни, переживает свое одиночество, разлуку с близкими друзьями, самое главное — каждый день меняет смысл уже решенных, казалось бы, вопросов и ставит их заново. Сравнение «Четырех дней» с рассказом Радищева открывает некоторые новые аспекты смысла гаршинского рассказа: положение раненного и забытого на поле боя человека ужасно не тем, что он открывает для себя страшный смысл происходящего, а в том, что никакого смысла найти вообще не удается, всё бессмысленно. Человек бессилен перед слепой стихией смерти., каждый день этот бессмысленный поиск ответов начинается вновь.

Возможно в рассказе «Четыре дня» Гаршин спорит с какой-то масонской идеей, выразившейся и в рассказе А. Н. Радищева, и в упоминавшемся стихотворении В. А. Жуковского, и в «аустерлицком эпизоде» у Л. Н. Толстого. Неслучайно, в рассказе проступает ещё одна интертекстуальная связь — с новозаветным Откровением Иоанна Богослова или Апокалипсисом, в котором рассказывается о последних шести днях человечества перед Страшным Судом. Гаршин в нескольких местах рассказа расставляет намёки или даже прямые указания на возможность такого сопоставления — см., например: «Я несчастнее её [собачки], потому что мучаюсь целые три дня. Завтра — четвёртый, потом, пятый, шестой… Смерть, где ты? Иди, иди! Возьми меня!» (С. 13)

В перспективе рассказ Гаршина, в котором показано мгновенное превращение человека в мусор, а его крови в помои, оказывается связан с известным рассказом А. Платонова «Мусорный ветер», в котором повторяется мотив превращения человека и человеческого тела в мусор и помои.

Конечно, для того, чтобы обсуждать смысл этих и возможно других интертекстуальных связей, нужно сначала их доказать, изучить, а это не входит в задачу контрольной работы.

Список использованной литературы

1. Гаршин В. М. Рассказы. - М.: Правда, 1980. - С. 3-15.

2. Бялый Г. А. Всеволод Михайлович Гаршин. - Л.: Просвещение, 1969.

3. Добин Е. Сюжет и действительность. Искусство детали. - Л.: Сов. пи сатель, 1981. - С. 301-310.

4. Есин А. Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения. Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Флинта/Наука, 1999.

5. История русской литературы в 4-х тт. Т. 3. - Л.: Наука, 1982. - С. 555 558.

6. Кийко Е. И. Гаршин // История русской литературы. Т. IX. Ч. 2. - М.;Л., АН СССР, 1956. - С. 291-310.

7. Оксман Ю. Г. Жизнь и творчество В. М. Гаршина // Гаршин В. М. Рас сказы. - М.;Л.: ГИЗ, 1928. - С. 5-30.

8. Сквозников В. Д. Реализм и романтизм в произведениях Гаршина (К вопросу о творческом методе) // Известия АН СССР. Отд. лит. и рус. яз. - 1953. -Т. XVI. - Вып. 3. - С. 233-246.

9. Степняк-Кравчинский С. М. Рассказы Гаршина // Степняк Кравчинский С. М. Сочинения в 2-х тт. Т. 2. - М.: ГИХЛ, 1958. -С. 523-531.

10. Словарь литературоведческих терминов /Ред. -сост. Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. - М.: Просвещение, 1974.

Примечания

1) Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения. - М.: РГГУ, 1995. - 512 с. 2) «Моцарт и Сальери», трагедия Пушкина: Движение во времени 1840-1990 гг.: Антология трактовок и концепций от Белинского до наших дней / Сост. Непомнящий В. С. - М.: Наследие, 1997. - 936 с.

3) См., например: Кулешов В. И. История русской литературы XIX в. (70-90-е гг.) - М.: Высш. шк., 1983. - С. 172.

4) См.: Бялый Г. А. Всеволод Михайлович Гаршин. - Л.: Просвещение, 1969. - С. 15 и далее.

6) См. об этом: Ломинадзе С. Поэтический мир М. Ю. Лермонтова. - М., 1985. 7) См.: Бялый Г. А. Всеволод Михайлович Гаршин. - Л.: Просвещение, 1969; Добин Е. Сюжет и действительность. Искусство детали. - Л.: Сов. писатель, 1981. - С. 301-310; Есин А. Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения. Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Флинта/Наука, 1999.

8) См.: Кулешов В. И. История русской литературы XIX в. (70-90-е гг.) - М.: Высш. шк., 1983. - С. 172 9) Толстой Л. Н. Собрание сочинений в 12-ти тт. Т. 3. - М.: Правда, 1987. - С. 515. 10)Там же.

Глава 1. Формы психологического анализа в прозе В.М. Гаршина

1.1. Художественная природа исповеди.24

1.2. Психологическая функция «крупного плана» .38

1.3 .Психологическая функция портрета, пейзажа, обстановки 48

Глава 2. Поэтика повествования в прозе В.М. Гаршина

2.1.Типы повествования (описание, повествование, рассуждение).62

2.2. «Чужая речь» и ее повествовательные функции.98

2.3. Функции повествователя и рассказчика в прозе писателя.110

2.4. Точка зрения в повествовательной структуре и поэтика психологизма.130

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтика прозы В.М. Гаршина: психологизм и повествование»

Неослабевающий интерес к прозе В.М. Гаршина свидетельствует о том, что данная область исследования остается весьма актуальной для современной науки. И хотя ученых значительно чаще привлекает творчество писателей «старшего» поколения (И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и др.), проза Гаршина - мастера психологического рассказа, также по праву пользуется вниманием литературоведов и критиков.

Творчество писателя - объект изучения с позиций разных направлений и литературоведческих школ. Однако в этом исследовательском разнообразии выделяются три основных подхода, каждый из которых объединяет целую группу ученых.

К первой группе следует отнести исследователей, которые рассматривают творчество Гаршина в контексте его биографии. Характеризуя в целом писательскую манеру прозаика, они анализируют его произведения в хронологическом порядке, соотнося определенные «сдвиги» в поэтике с этапами творческого пути. В исследованиях второго направления творчество Гаршина освещается преимущественно в компаративном аспекте. Третью группу составляют работы тех исследователей, которые сосредоточили свое внимание на изучении отдельных элементов поэтики гаршинской прозы.

Первый («биографический») подход к творчеству Гаршина представляют труды Г.А. Бялого, Н.З. Беляева, А.Н. Латыниной и других. В биографических исследованиях этих авторов описывается жизненный путь и литературная деятельность Гаршина в целом. Так, Н.З. Беляев в книге «Гаршин» (1938), характеризуя писателя как мастера новеллистического жанра, отмечает «редкую писательскую добросовестность», с которой Гаршин «работал над своими произведениями, шлифуя каждое слово». Эту задачу прозаик, по убеждению исследователя, «считал важнейшей задачей писателя». Следуя ей, он «выбрасывал» из своих рассказов «ворохи макулатуры», удалял «весь балласт, все лишнее, что могло бы мешать чтению произведения, восприятию его» . Уделяя повышенное внимание связям между биографией и творчеством Гаршина, Н.З. Беляев в то же время считает, что нельзя ставить знак равенства между литературной деятельностью и душевной болезнью писателя. По мнению автора книги, «мрачность» некоторых произведений Гаршина -это скорее всего следствие его чуткости по отношению к проявлениям зла и насилия в обществе.

Автор другого биографического исследования - Г.А. Бялый («Всеволод Михайлович Гаршин», 1969) сосредотачивается на осмыслении социально-политических условий, определивших характер творчества и личную судьбу прозаика, отмечает влияние тургеневской и толстовской традиции на литературную деятельность писателя. Ученый в особенности подчеркивает общественную направленность и психологизм гаршинской прозы. По его мнению, творческая задача писателя «заключалась в том, чтобы соединить изображение внутреннего мира людей, остро чувствующих личную ответственность за господствующую в обществе неправду, с широкими картинами обыденной жизни "большого внешнего мира"» . Г.А. Бялый анализирует не только прозу, но и статьи Гаршина о живописи, имеющие основополагающее значение для понимания эстетических взглядов писателя, а также для исследования его произведений, связанных с темой искусства (рассказы «Художники», «Надежда Николаевна»).

Написанная в середине 1980-х годов книга А.Н. Латыниной (1986) , представляет собой синтез биографии и анализа творчества писателя. Это основательный труд, содержащий огромное количество отсылок к различным исследованиям. А.Н. Латынина во многом отказывается от социальных акцентов, свойственных работам более ранних биографов, и подходит к творчеству Гаршина преимущественно с психологической точки зрения. Исследователь объясняет особенности творческой манеры писателя своеобразием его душевной организации, определившей, по ее мнению, как сильные, так и слабые стороны литературного дарования Гаршина. «В этой поразительной способности отражать чужую боль, - считает А.Н. Латынина, - источник той неподдельной искренности, которая придает столь грустное очарование прозе Гаршина, но здесь же - источник и ограниченности его писательского дара. Слезы мешают ему смотреть на мир со стороны (что должен уметь художник), он не способен понять людей иной организации, чем собственная, а если и предпринимает подобные попытки - они не удаются. Лишь один герой кажется безупречно живым в прозе Гаршина - человек, близкий его собственному душевному складу» .

В числе компаративных исследований, предлагающих вниманию. читателя сопоставление произведений Гаршина с творчеством кого-либо из его предшественников, следует в первую очередь назвать статью Н.В. Кожуховской «Толстовская традиция в военных рассказах В.М. Гаршина» (1992) . Исследователь, в частности, отмечает, что в сознании персонажей Гаршина (как и в сознании героев Л.Н. Толстого) отсутствует «защитная психологическая реакция», которая позволила бы им не мучиться чувством вины и личной ответственности.

Труды в гаршиноведении второй половины XX века посвящены сопоставлению творчества Гаршина и Ф.М. Достоевского. Среди них - статья Ф.И. Евнина «Ф.М. Достоевский и В.М. Гаршин» (1962) , а также кандидатская диссертация Г.А. Склейнис «Типология характеров в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы" и в рассказах В.М. Гаршина 80-х гг.» (1992) . Авторы названных работ отмечают влияние Достоевского на идейную и тематическую направленность рассказов Гаршина, подчеркивают сходство в построении сюжетов и в характерологии прозы обоих авторов. Ф.И. Евнин, в частности, указывает на «элементы мировоззренческой близости» в творчестве писателей, включающей «трагическое восприятие окружающего, повышенный интерес к миру человеческих страданий» и т.п. . Литературовед выявляет в прозе Гаршина и Ф.М. Достоевского признаки повышенной стилевой экспрессивности, объясняя их общностью изображаемой писателями психологической сферы: и Ф.М. Достоевский, и Гаршин, как правило, показывают жизнь подсознания в ситуации «у последней черты», когда герой погружается в свой внутренний мир, чтобы разобраться в самом себе «на грани». Как указывал сам Гаршин, «Происшествие» - это «нечто из достоевщины. Оказывается, я склонен и способен разрабатывать его (Д.) путь» .

Проза Гаршина также сопоставляется некоторыми исследователями с творчеством И.С. Тургенева и Н.В. Гоголя. Так, А. Земляковская (1968) в статье «Тургенев и Гаршин» отмечает ряд общих черт в творчестве Гаршина и И.С. Тургенева (тип героя, стиль, жанры - в том числе, жанр стихотворения в прозе). Согласно A.A. Безрукову (1988), Н.В. Гоголь также оказал эстетическое и нравственное влияние на писателя: «Вера Гоголя в высшее общественное предназначение литературы, его страстное стремление помочь возрождению человеческой личности <.> - все это активизировало творческую мысль Гаршина, способствовало формированию его " гуманистических воззрений, питало оптимизм "Красного цветка" и "Сигнала"» . Вслед за Н.В. Гоголем, считает исследователь, Гаршин «одухотворяет» искусство, выступая против погони за внешними художественными эффектами. Он, как и автор «Мертвых душ», рассчитывает в своем творчестве на эффект нравственного потрясения, полагая, что эмоциональная встряска даст толчок для «переустройства» самих людей и всего мира.

В третью группу литературоведов и критиков, пишущих о Гаршине, входят, как уже было отмечено, авторы, избравшие своим " предметом анализ отдельных элементов поэтики писателя. «Зачинателем» этого направления можно считать Н.К. Михайловского, который в статье «О Всеволоде Гаршине» (1885) дал интересный «отчет» о прозе писателя. Несмотря на иронический стиль, статья содержит немало тонких наблюдений над именами героев, повествовательной формой произведений Гаршина и сюжетным построением его рассказов. Н.К. Михайловский отмечает индивидуальный подход писателя к военной тематике.

Психологизм и повествование в творчестве Гаршина изучались немногими исследователями. Еще В.Г. Короленко в очерке, посвященном творчеству Гаршина, указывает: «Гаршинское время - еще далеко не история. А в произведениях Гаршина основные мотивы этого времени приобрели ту художественную и психологическую законченность, которая обеспечивает им долгое существование в литературе» . В.Г. Короленко полагает, что писатель отражает характерные настроения своего времени.

В 1894г. определенную субъективность в прозе Гаршина увидел Ю.Н. Говоруха-Отрок, отметивший «Гаршин и отразил в своих произведениях чувства и мысли своего поколения - унылые, больные и бессильные. <.> В произведениях Гаршина есть правда, но не вся правда, многое, кроме правды. Правда этих произведений - только в их искренности: Гаршин представляет дело так, как оно в глубине души представляется ему самому.» .

В первой половине XX века (с 1925г.) интерес к исследованию жизни и творчества писателя возрос. Особое внимание следует уделить Ю.Г. Оксману, проделавшему огромную работу в издании неопубликованных произведений и писем писателя. Исследователь дает подробные комментарии и примечания к письмам Гаршина. Изучая архивные материалы, Ю.Г. Оксман подробно отражает политическую и социальную жизнь 70-80 годов XIX века. Отдельно ученый оговаривает источники публикаций, места хранения автографов и копий, дает основные библиографические сведения об адресатах.

В первой половине XX вв. было опубликовано несколько статей, посвященных изучению жизнетворчества Гаршина. О глубоком самоанализе героя писателя, препарировании его внутреннего мира говорит П.Ф. Якубович (1910): «Бичуя «человека», обнажая нашу внутреннюю мерзость, немощность наших лучших стремлений, г. Гаршин с особенной подробностью, с странной любовью больного к своим болям, останавливается на самом страшном преступлении, лежащем на совести современного человечества, на войне» .

Так о влиянии содержания на форму пишет В.Н. Архангельский (1929), определяя форму произведений писателя как небольшой психологический рассказ. Исследователь делает акцент на психологическом облике героя, которому «свойственна крайняя нервная неуравновешенность с ее внешними проявлениями: чувствительность, тоска, сознание своего бессилия и одиночества, склонность к самоанализу и отрывочность мышления» .

C.B. Шувалов в своей работе (1931) сохраняет интерес к страдающей личности Гаршина и говорит о стремлении писателя «выявить переживания человека, "рассказать душу" его, т.е. [интерес] обусловливает психологизм творчества.» .

Особый интерес для нас представляет диссертационное исследование В.И. Шубина «Мастерство психологического анализа в творчестве В.М. Гаршина» (1980). В наших наблюдениях мы опирались на его выводы о том, что отличительная особенность рассказов писателя - это «. внутренняя энергия, требующая короткого и живого выражения, психологическая насыщенность образа и всего повествования. <.> Нравственно-социальная проблематика, пронизывающая все творчество Гаршина, нашла свое яркое и глубокое выражение в методе психологического анализа, основанном на постижении ценности человеческой личности, нравственного начала в жизни человека и его общественном поведении». Кроме того, нами учтены исследовательские результаты третьей главы работы «Формы и средства психологического анализа в рассказах В.М. Гаршина», в которой В.И. Шубин выделяет пять форм психологического анализа: внутренний монолог, диалог, сновидения, портрет и пейзаж. Поддерживая выводы исследователя, все же отметим, что мы рассматриваем портрет и пейзаж в более широком, с точки зрения поэтики психологизма, функциональном диапазоне.

Различные стороны поэтики гаршинской прозы были уже в наши дни проанализированы авторами коллективного исследования «Поэтика В.М. Гаршина» (1990) Ю.Г. Милюковым, П. Генри и другими . В книге затрагиваются, в частности, проблемы темы и формы (в том числе типы повествования и виды лиризма), образы героя и «контргероя», рассматривается импрессионистская стилистика писателя и «художественная мифология» отдельных произведений, ставится вопрос о принципах изучения незаконченных рассказов Гаршина (проблема реконструкции). Исследователи констатируют общее направление жанровой эволюции Гаршина-прозаика: от социально-бытового очерка к нравственно-философской притче; подчеркивают значение техники «дневниковых записей» и сюжетной схемы «герой - контргерой», которая, по их мнению, не является простым подражанием «двоемирию» романтиков. В исследовании справедливо подчеркивается значение рассказа «Красный цветок», в котором писателю удалось добиться органического синтеза импрессионистской техники письма и объективного (в духе реализма) воспроизведения духовного склада русской интеллигенции 1870-х - 80-х годов. В целом книга вносит важный вклад в изучение прозы Гаршина, однако значимые элементы поэтики по-прежнему анализируются в ней не комплексно, а по отдельности, выборочно - без указания на их общую связь в единстве творческой манеры изучаемого автора.

Отдельно следует остановиться на трехтомном сборнике «Vsevolod Garshin at the turn of the century» («Всеволод Гаршин на рубеже веков»), в котором представлены исследования ученых из разных стран (Болгарии, Великобритании, Германии, России, Украины и др.). Авторы сборника разрабатывают различные аспекты поэтики (С.Н. Кайдаш-Лакшина «Образ "падшей женщины" в творчестве Гаршина» , Э.М. Свенцицкая «Концепция личности и совести в творчестве Вс. Гаршина» , Ю.Б. Орлицкий «Стихотворения в прозе в творчестве В.М. Гаршина» и др.). Зарубежные исследователи знакомят нас с проблемами перевода прозы писателя на английский язык (M. Dewhirst

Three Translations of Garshin"s Story "Three Red Flowers"» и др.). V. Kostrica в статье «The reception of Vsevolod Garshin in Czechoslovakia» отмечает, что произведения писателя еще при его жизни (начиная с 1883г.) были опубликованы в двадцати разных переводах, проза Гаршина особенно привлекала чешских издателей объемом рассказов и их жанровым характером. Сборник «Всеволод Гаршин на рубеже веков» заслуживает отдельного внимания ученых, изучающих литературную деятельность писателя.

Как видим, проблемы поэтики гаршинской прозы занимают важное место в исследованиях, посвященных творчеству этого писателя. Вместе с тем, большая часть исследований все же носит частный, эпизодический характер. Некоторые аспекты поэтики прозы Гаршина (включая повествовательную поэтику и поэтику психологизма) остаются почти не исследованными. В тех же работах, которые подходят близко к этим проблемам, речь идет в большей степени о постановке вопроса, чем о его решении, что само по себе является стимулом для дальнейших комплексных изысканий в указанном русле. В связи с этим актуальным можно считать выявление форм психологического анализа и главных компонентов поэтики повествования, что позволяет вплотную подойти к проблеме структурного сочетания психологизма и повествования в прозе Гаршина.

Научная новизна работы определяется тем, что впервые предлагается последовательное рассмотрение поэтики психологизма и повествования в прозе Гаршина, которая является наиболее характерной особенностью прозы писателя. Представлен системный подход к исследованию творчества Гаршина. Выявлены опорные категории в поэтике психологизма писателя (исповедь, «крупный план», портрет, пейзаж, обстановка). Определены такие повествовательные формы в прозе Гаршина, как описание, повествование, рассуждение, чужая речь (прямая, косвенная, несобственно-прямая), точки зрения, категории повествователя и рассказчика.

Предметом исследования являются восемнадцать рассказов Гаршина.

Цель диссертационного исследования - выявление и аналитическое описание основных художественных форм психологического анализа в прозе Гаршина и системное изучение ее повествовательной поэтики. Исследовательской сверхзадачей является демонстрация того, как осуществляется связь между формами психологического анализа и повествованием в прозаических произведениях писателя.

В соответствии с поставленной целью определяются конкретные задачи исследования:

1. рассмотреть исповедь в поэтике психологизма автора;

2. определить функции «крупного плана», портрета, пейзажа, обстановки в поэтике психологизма писателя;

3. изучить поэтику повествования в произведениях писателя, выявить художественную функцию всех повествовательных форм;

4. выявить функции «чужого слова» и «точки зрения» в повествовании Гаршина;

5. описать функции рассказчика и повествователя в прозе писателя.

Методологической и теоретической основой диссертации являются литературоведческие труды А.П. Ауэра, М.М. Бахтина, Ю.Б. Борева, Л.Я. Гинзбург, А.Б. Есина, А.Б. Криницына, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, А.П. Скафтымова, Н.Д. Тамарченко, Б.В. Томашевского,

М.С. Уварова, Б.А. Успенского, В.Е. Хализева, В. Шмида, Е.Г. Эткинда, а также лингвистические исследования В.В. Виноградова, H.A. Кожевниковой, О А. Нечаевой, Г.Я. Солганика. С опорой на труды этих ученых и достижения современной нарратологии была выработана методология имманентного анализа, позволяющего раскрыть художественную сущность литературного явления в полном соответствии с авторской творческой устремленностью. Главным методологическим ориентиром для нас стала «модель» имманентного анализа, представленная в работе А.П. Скафтымова «Тематическая композиция романа "Идиот"» .

Ключевое понятие, используемое в диссертационной работе, -психологизм, который является важным достижением русской классической литературы и характеризует индивидуальную поэтику писателя. Истоки психологизма можно найти в древнерусской литературе. Здесь следует вспомнить житие как жанр («Житие протопопа Аввакума»), где агиограф «. создавал живой образ героя <.> окрашивал рассказ гаммою различных настроений, перебивал его волнами лиризма - внутреннего и внешнего» . Стоит заметить, что это одна из первых попыток в русской прозе, психологизм как явление здесь только намечен.

Психологическое изображение получает дальнейшее развитие в конце XVIII - начале XIX в. Сентиментализм и романтизм выделили человека из массы, толпы. Качественно изменился взгляд на литературного персонажа, появилась тенденция к поиску личности, индивидуальности. Сентименталисты и романтики обратились к чувственной сфере героя, стараясь передать его переживания и эмоции (Н.М. Карамзин «Бедная Лиза», А.Н. Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву» и др.).

В полной мере психологизм как литературоведческое понятие проявляет себя в реализме (Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов). Психологическое изображение становится доминантой в творчестве писателей-реалистов. Меняется не просто взгляд на человека, авторы иначе подходят к раскрытию внутреннего мира своих героев, выявляются формы, приемы и способы изображения внутреннего мира героев.

В.В. Компанеец отмечает, что «развитый элемент психологизма -ключ к художественному познанию внутреннего мира, всей эмоциональной и интеллектуальной сферы личности в ее сложной и многосторонней обусловленности явлениями окружающего мира» . В статье «Художественный психологизм как проблема исследования» он разделяет два понятия «психологизм» и, «психологический анализ», которые не являются в полном смысле синонимами. Понятие психологизм шире понятия психологический анализ, включает в себя отражение психологии автора в произведении. Автор статьи подчеркивает, что писатель не решает вопрос: быть психологизму в произведении или отсутствовать. Психологический анализ в свою очередь располагает рядом средств, направленных на объект. Здесь уже присутствует сознательная установка автора художественного произведения.

В работе «Психологизм русской классической литературы» А.Б. , Есин отмечает «особую глубину» в художественном освоении внутреннего мира человека у «писателей-психологов». Таковыми он в особенности считает Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, так как художественный мир их произведений отмечен предельным вниманием к внутренней жизни героев, к процессу движения их мыслей, чувств, ощущений. А.Б. Есин отмечает, что «о психологизме как особом, качественно определенном явлении, характеризующем своеобразие стиля данного художественного произведения, есть смысл говорить только тогда, когда в литературе появляется форма прямого изображения процессов внутренней жизни, когда литература начинает достаточно полно изображать (а не обозначать только) такие душевные и мыслительные процессы, которые не находят себе внешнего выражения, когда - соответственно - в литературе появляются новые композиционно-повествовательные формы, способные запечатлеть скрытые явления внутреннего мира достаточно естественно и, адекватно» . Исследователь утверждает, что психологизм заставляет работать внешние детали на изображение внутреннего мира. Предметы и события мотивируют душевное состояние героя, влияют на особенности его мышления. А.Б. Есин выделяет психологическое описание (воспроизводит статичное чувство, настроение, но не мысль) и психологическое повествование (предмет изображения - динамика мыслей, эмоций, желаний).

Однако изображение человека и всего того, что с ним связано, отличают любого писателя эпохи художественного реализма. Такие, художники слова, как И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, А.Н. Островский всегда отличались своим человековедческим мастерством. Но они раскрывали внутренний мир героя по-разному, используя разные психологические приемы и средства.

В работах «Идеи и формы в творчестве Л.Толстого» и «О психологизме в творчестве Стендаля и Л. Толстого» А.П. Скафтымова мы находим понятие психологического рисунка. Ученый определяет психическое наполнение персонажей в творчестве Л.Н. Толстого, отмечая желание писателя показать внутренний мир человека в его, процессе как постоянный, непрерывный поток. А.П. Скафтымов отмечает характерные особенности психологического рисунка Л.Н. Толстого: «сцепленность, неразрывность внешнего и внутреннего бытия, многообразная сложность взаимно пересекающихся психологических линий, непрерывная актуальность заданных персонажу психических элементов, одним словом, та "диалектика души", которая образует собою непрерывный индивидуальный поток бегущих столкновений, противоречий, всегда вызванных и усложненных теснейшими связями психики с окружающей обстановкой текущего момента» .

В.Е. Хализев пишет, что психологизм выражается в произведении через «индивидуализированное воспроизведение переживаний персонажей в их взаимосвязи, динамике и неповторимости» . Исследователь говорит о двух формах психологического изображения: явный, открытый, «демонстративный» психологизм свойственен Ф.М. Достоевскому, Л.Н. Толстому; неявный, тайный, «подтекстовый» - И.С. Тургеневу, А.П. Чехову. Первая форма психологизма связана с самоанализом, внутренним монологом персонажа, а также с психологическим анализом внутреннего мира героя, который осуществляется самим автором. Вторая форма проявляется в неявном указании на те или иные процессы, происходящие в душе персонажа, с опосредованностью читательского восприятия.

В.В. Гудонене рассматривает психологизм как особое качество литературы и проблемы ее поэтики. В теоретической части исследовательница разбирает литературный персонаж как психологическую реальность (внимание писателей не к характеру, а к личности, общечеловеческой природе индивидуальности); взаимопроникновение форм психологического письма (интерес к портретному описанию, авторскому комментированию душевного состояния героя, использованию несобственно-прямой речи, внутреннего монолога), круг Ф. Штанцеля как свод основных способов повествования, средства психологического письма, пейзаж, сны и грезы, художественную деталь и.т.д. В практической части на материале русской литературы (прозы и лирики) В.В. Гудонене применяет разработанную теорию на текстах И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, И.А. Бунина, М.И. Цветаевой и др. Автор книги подчеркивает, что психологизм активно изучался последние десятилетия; каждая литературная эпоха имеет свои формы психологического анализа, наиболее изучены портрет, пейзаж, внутренний монолог как средства психологического письма.

В первой главе мы разбираем формы психологического анализа: исповедь, «крупный план», портрет и пейзаж. Теоретической основой при изучении понятия исповеди являются работы А.Б. Криницына «Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского» , М.С. Уварова «Архитектоника исповедального слова» , в которых отмечаются характерные черты рассказчика, особенности изложения внутренних переживаний.

Е.Г.Эткинд в работе «"Внутренний человек" и внешняя речь» говорит о психопоэтике как «области филологии, которая рассматривает соотношение мысль - слово, причем термин "мысль" здесь и ниже означает не только логическое умозаключение (от причин к следствиям или от следствий к причинам), не только рациональный процесс понимания (от сущности явления и обратно), но и всю совокупность внутренней жизни человека» . Ученый определяет понятие «внутренний человек», под которым понимает «многообразие и сложность процессов, протекающих в душе» . Е.Г.Эткинд демонстрирует взаимосвязь между речью героев и их душевным миром.

Основополагающее значение для диссертационного исследования (для первой главы) имеют понятия «крупный план» и «сиюминутность», сущность которых раскрывается в работе ученого. Важными работами при исследовании понятия «крупный план» были также труды Ю.М. Лотмана «Об искусстве» , В.Е. Хализева «Ценностные ориентации русской классики» .

В полной мере психологизм обнаруживает себя в реализме. Психологическое изображение действительно становится доминантой в творчестве многих писателей. Меняется взгляд на человека, авторы иначе подходят к изображению психологии своих героев, их внутреннего мира, выявляя и акцентируя внимание на его сложности, противоречивости, может быть, даже необъяснимости, словом -глубине.

Второй основной термин в диссертационном исследовании - «повествование», которое в современном литературоведении понимается достаточно широко. В словарях можно найти следующие определения «повествования»:

Повествование, в эпическом литературном произведении речь автора, персонифицированного рассказчика, сказителя, т.е. весь текст за исключением прямой речи персонажей. Повествование, которое представляет собой изображение действий и событий во времени, описание, рассуждение, несобственно-прямая речь героев, - главный способ построения эпического произведения, требующего объективно-событийного воспроизведения действительности. <.> Последовательным развертыванием, взаимодействием, совмещением "точек зрения" формируется композиция повествования» .

Повествование - весь текст эпического литературного произведения, за исключением прямой речи (голоса персонажей могут быть включены в повествование лишь в виде различных форм, несобственной прямой речи)» .

Повествование - 1) совокупность фрагментов текста эпического произведения (композиционных форм речи), приписанных автором-творцом одному из «вторичных» субъектов изображения и речи (повествователю, рассказчику) и выполняющих «посреднические» (связывающие читателя с миром персонажей) функции; 2) процесс общения повествователя или рассказчика с читателем, целенаправленное развертывание «события рассказывания», которое осуществляется благодаря восприятию читателем указанных фрагментов, текста в их организованной автором последовательности» .

Н.Д. Тамарченко оговаривает, что в узком значении повествование представляет собой одну из типических форм высказывания наряду с описанием и характеристикой. Исследователь отмечает двойственность понятия, с одной стороны, оно включает в себя особые функции: информативность, направленность на предмет речи, с другой стороны, более общие, вплоть до композиционных, функции, например, направленность на текст. Н.Д. Тамарченко говорит о связи терминологии отечественного литературоведения «с "теорией, словесности" прошлого века, которая в свою очередь опиралась на разработанное классической риторикой учение о таких композиционных формах построения прозаической речи, как повествование, описание и рассуждение» .

Ю.Б. Борев отмечает два значения понятия повествования: «1) связное изложение реальных или вымышленных событий, художественное прозаическое произведение; 2) одна из интонационных универсалий повествования» . Исследователь выделяет четыре формы передачи художественной информации в прозе: первая форма - панорамный обзор (присутствие всеведущего автора); вторая форма - присутствие нарратора, который невсезнающ, рассказ от первого лица; третья форма - драматизированное сознание, четвертая форма - чистая драма. Ю.Б. Борев упоминает о пятой «переменной форме», когда повествователь то становится всеведущим, то участником событий, то сливается с героем и его сознанием.

Во второй главе мы акцентируем внимание на четырех повествовательных формах: типах повествования (описании, повествовании, рассуждении), «чужой речи», субъектах изображения и речи (повествователе и рассказчике), точке зрения. Методологической основой в исследовании типов повествования стала лингвистическая работа O.A. Нечаевой «Функционально-смысловые типы речи (повествование, описание, рассуждение)», в которой предложены классификации описания (пейзаж, портрет, обстановка, описание-характеристика), повествования (конкретно-сценическое, обобщенно-сценическое, информационное), рассуждения (оценочные именные, со значением состояния, с обоснованием реальных или гипотетических действий, со значением необходимости, с обусловленными действиями, с категорическим отрицанием или утверждением). Исследователь так определяет термин повествование в тексте художественного произведения: «функционально-смысловой тип речи, выражающий сообщение о развивающихся действиях или состояниях и располагающий для реализации этой функции специфическими языковыми средствами» .

При изучении «чужой речи» мы ориентируемся в первую очередь на работы М.М. Бахтина (В.Н. Волошинова) «Марксизм и философия языка» и H.A. Кожевниковой «Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв.» , в которых исследователи выделяют три основные формы для передачи «чужой речи» (прямую, косвенную, несобственно-прямую) и демонстрируют на примерах из художественной литературы ее особенности.

Исследуя субъекты изображения и речи в прозе Гаршина, в теоретическом плане опираемся на работу H.A. Кожевниковой «Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв.» , кандидатское диссертационное исследование А.Ф. Молдавского «Рассказчик как теоретико-литературная категория (на материале русской прозы 20-х годов XX века)» , статьи К.Н. Атаровой, Г.А. Лесскиса «Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе» , «Семантика и структура повествования от третьего лица в художественной прозе» . В указанных работах мы находим особенности изображения повествователя и рассказчика в художественных текстах.

Обращаясь к проблеме изучения точки зрения в литературоведении, в нашем исследовании центральной работой является труд Б.А. Успенского «Поэтика композиции». Литературовед подчеркивает: в художественной литературе присутствует прием монтажа (как в кино), проявляется множественность точек зрения (как в живописи) . Б.А. Успенский считает, что может существовать общая теория композиции, применимая к различным видам искусства. Ученый выделяет следующие типы точек зрения: «точка зрения» в плане идеологии, «точка зрения» в плане фразеологии, «точка зрения» в плане пространственно-временной характеристики, «точка зрения» в плане психологии.

Кроме того, исследуя понятие точки зрения, мы учитываем опыт западного литературоведения, в частности, работу В. Шмида «Нарратология», в которой исследователь определяет понятие точки зрения как «образуемый внешними и внутренними факторами узел условий, влияющих на восприятие и передачу происшествий» . В. Шмид выделяет пять планов, в которых проявляется точка зрения: перцептивный, идеологический, пространственный, временной, языковой.

Теоретическое значение работы состоит в том, что на основе полученных результатов создается возможность углубить научное представление о поэтике психологизма и структуре повествования в прозе Гаршина. Сделанные в работе выводы могут послужить основой для дальнейшего теоретического изучения творчества Гаршина в современном литературоведении.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы при разработке курса истории русской литературы XIX века, спецкурсов и спецсеминаров, посвященных творчеству Гаршина. Материалы диссертации могут быть включены в элективный курс для классов гуманитарного профиля в средней общеобразовательной школе.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были представлены в научных докладах на конференциях: на X Виноградовских чтениях (ГОУ ВПО МГПУ. 2007, Москва); XI Виноградовских чтениях (ГОУ ВПО МГПУ, 2009, Москва); X конференции молодых филологов «Поэтика и компаративистика» (ГОУ ВПО МО «КГПИ», 2007, Коломна). По теме исследования вышло 5 статей, в том числе две в изданиях, входящих в перечень ВАК Минобрнауки России.

Структура работы определяется целями и задачами исследования. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка литературы. В первой главе последовательно рассматриваются

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Васина, Светлана Николаевна

Заключение

В заключении хотелось бы подвести итоги исследования, которое только наметило проблему изучения повествования и художественного, психологизма в прозе Гаршина. Писатель для исследователя русской литературы представляет специальный интерес. Как отмечалось во введении, психологизм и повествование в рассказах Гаршина анализировались в работах немногих исследователей. В начале диссертационной работы были поставлены следующие задачи: " рассмотреть исповедь в поэтике психологизма автора; определить функции крупного плана, портрета, пейзажа, обстановки в поэтике психологизма писателя; изучить поэтику повествования в произведениях писателя, выявить художественную функцию всех повествовательных, форм; выявить функции «чужого слова» и «точки зрения» в повествовании Гаршина; описать функции рассказчика и повествователя в прозе писателя.

Изучая поэтику психологизма в произведениях писателя, мы разбираем исповедь, крупный план, портрет, пейзаж, обстановку. Анализ показывает, что элементы исповеди способствуют глубокому проникновению во внутренний мир героя. Было выявлено, что в рассказе «Ночь» исповедь героя становится главной формой психологического анализа. В других прозаических произведениях, писателя («Четыре дня», «Происшествие», «Трус») ей не отведено центральное место, она становится лишь частью поэтики психологизма, но частью очень важной, взаимодействующей с другими формами психологического анализа.

Крупный план» в прозе Гаршина представлен: а) в виде " развернутых описаний с комментариями оценочного и аналитического характера («Из воспоминаний рядового Иванова»); б) при описании умирающих людей, при этом обращается внимание читателя на внутренний мир, психологическое состояние героя, находящегося рядом («Смерть», «Трус»); в) в виде перечисления действий героев, совершающих их в тот момент, когда сознание отключено («Сигнал», " «Надежда Николаевна»).

Разбирая портретные, пейзажные зарисовки, описание обстановки в прозаических произведениях Гаршина, мы видим, что они усиливают авторское эмоциональное воздействие на читателя, зрительное восприятие и во многом способствуют выявлению внутренних движений души героев. Пейзаж в большей степени связан с хронотопом, но и в поэтике психологизма он занимает достаточно прочную позицию за счет того, что в некоторых случаях становится «зеркалом души» героя. Обостренный интерес Гаршина к внутреннему миру человека во " многом определил в его произведениях и образ окружающего мира. Как правило, небольшие пейзажные фрагменты, вплетенные в переживания героев и описание событий, осложняются в его рассказах психологическим звучанием.

Выявлено, что интерьер (обстановка) выполняет психологическую функцию в рассказах «Ночь», «Надежда Николаевна», «Трус». Писателю свойственно при изображении интерьера концентрировать свое внимание на отдельных предметах, вещах («Надежда Николаевна», «Трус»). В этом случае мы можем говорить о попутном, сжатом ■ описании обстановки.

В процессе анализа рассказов Гаршина рассматриваются три типа повествования: описание, повествование и рассуждение. Мы доказываем, что описание - это важная часть повествовательной поэтики Гаршина. Самым характерным в структуре описания является четыре «описательных жанра» (O.A. Нечаева): пейзаж, портрет, обстановка, характеристика. Для описания (пейзажа, портрета, обстановки) характерно использование единого временного плана, употребление реального (изъявительного) наклонения, используются опорные слова, которые несут функцию перечисления. В портрете при описании внешних черт героев для выразительности активно используются именные части речи (имена существительные и прилагательные). В описании-характеристике возможно употребление разновременных глагольных форм (совмещение прошедшего и настоящего времени), также возможно употребление ирреального наклонения, в частности сослагательного (рассказ «Денщик и офицер»).

В прозе Гаршина описаниям природы отводится мало места, но тем не менее они не лишены повествовательных функций. Пейзажные зарисовки служат скорее фоном повествования. Эти закономерности отчетливо проявляются в рассказе «Медведи», который начинается с пространного описания местности. Пейзажная зарисовка предваряет повествование. Описание природы представляет собой перечисление признаков общего вида местности (река, степь, сыпучие пески). Это постоянные признаки, составляющие топографическое описание. В основной же части изображение природы в прозе Гаршина носит эпизодический характер. Как правило, это небольшие отрывки, состоящие из одного-трех предложений.

В рассказах Гаршина описание внешних черт героя, несомненно, помогает показать их внутреннее, душевное состояние. В рассказе «Денщик и офицер» представлено одно из самых подробных портретных описаний. Необходимо отметить, что для большинства рассказов Гаршина характерно совершенно иное описание внешности героев. Писатель акцентирует внимание читателя, скорее, на деталях.

Поэтому логично говорить о сжатом, попутном портрете в прозе, Гаршина. Портретные характеристики включены в поэтику повествования. Они отражают как постоянные, так и временные, сиюминутные внешние черты героев.

Отдельно следует сказать об описании костюма героя как детали его портрета. Костюм у Гаршина - это и социальная, и психологическая характеристика человека. Автор описывает одежду персонажа, если хочет подчеркнуть тот факт, что его герои следуют моде того времени, а это, в свою очередь, говорит об их материальном положении, финансовых возможностях и некоторых чертах характера. Гаршин также, намеренно акцентирует внимание читателя на одежде героя, если речь идет о не совсем обычной жизненной ситуации или костюме для торжества, особого случая. Такие повествовательные жесты способствуют тому, что одежда героя становится частью поэтики психологизма писателя.

Для описания обстановки в прозаических произведениях Гаршина характерна статичность предметов. В рассказе «Встреча» описания обстановки играют ключевую роль. Гаршин акцентирует внимание читателя на материале, из которого сделаны вещи. Это существенно: , Кудряшов окружает себя дорогими вещами, о чем несколько раз упоминается в тексте произведения, соответственно важно, из чего они были сделаны. Все вещи в доме, как и вся обстановка, являются отображением философской концепции «хищничества» Кудряшова.

Описания-характеристики встречаются в трех рассказах Гаршина «Денщик и офицер», «Надежда Николаевна», «Сигнал». Характеристика Стебелькова («Денщик и офицер»), одного из главных героев, включает как биографические сведения, так и факты, раскрывающие суть его характера (пассивность, примитивность, лень). Эта монологическая характеристика представляет собой описание с элементами рассуждения. Совершенно иные характеристики даны главным героям рассказов «Сигнал» и «Надежда Николаевна» (форма дневника). Гаршин знакомит читателя с биографиями персонажей.

Изучая структуру повествования, мы отмечаем, что изложение. событий в прозе Гаршина может быть конкретно-сценическим, обобщенно-сценическим и информационным. В конкретно-сценическом повествовании сообщается о расчлененных конкретных действиях субъектов (перед нами своеобразный сценарий). Динамика повествования передается через спрягаемые формы и семантику глаголов, деепричастий, обстоятельственных формантов. Для выражения последовательности действий сохраняется их отнесенность к одному субъекту речи. В обобщенно-сценическом повествовании сообщается о типичных, повторяющихся действиях в данной. обстановке. Развитие действия происходит при помощи вспомогательных глаголов, обстоятельственных словосочетаний. Обобщенно-сценическое повествование не предназначено для инсценировки. В информационном повествовании можно выделить две разновидности: форма пересказа и форма косвенной речи (в отрывках звучат темы сообщения, отсутствует конкретика, определенность действий).

В прозаических произведениях Гаршина представлены следующие разновидности рассуждения: именные оценочные рассуждения, . рассуждения с целью обоснования действий, рассуждения с целью предписания или описания действий, рассуждения со значением утверждения или отрицания. Первые три разновидности рассуждения соотносимы со схемой выводного предложения («Денщик и офицер», «Надежда Николаевна», «Встреча»). Для именных оценочных рассуждений характерно в выводе давать оценку субъекту речи; сказуемое в выводном предложении, представленное именем существительным, реализует различные смысловые и оценочные характеристики (превосходства, ироничности и др.)- Именно с помощью рассуждений дается характеристика действия с целью обоснования («Надежда Николаевна»). Рассуждения с целью предписания или описания обосновывают предписание действий (при наличии слов с предписывающей модальностью - со значением необходимости, обязательности) («Ночь»). Рассуждения со значением утверждения или отрицания представляют собой рассуждения в форме риторического вопроса или восклицания («Трус»).

Анализируя прозу Гаршина, мы определяем функции «чужого слова» и «точки зрения» в произведениях автора. Исследования показывают, что прямая речь в текстах писателя может принадлежать как живому существу (человеку), так и неодушевленным предметам (растениям). В прозаических произведениях Гаршина внутренний монолог строится как обращение персонажа к самому себе. Для рассказов «Надежда Николаевна» и «Ночь», в которых повествование ведется от первого лица, характерно, что рассказчик воспроизводит свои мысли. В произведениях («Встреча», «Красный цветок», «Денщик и офицер») события излагаются от третьего лица, важно, что прямая речь передает мысли героев, т.е. истинный взгляд персонажей на ту или иную проблему.

Анализ примеров употребления косвенной и несобственно-прямой речи показывает, что данные формы чужой речи в прозе Гаршина встречаются гораздо реже прямой. Можно предположить, что для писателя принципиально передать истинные мысли и чувства героев (их гораздо удобнее «пересказать» с помощью прямой речи, тем самым сохраняя внутренние переживания, эмоции персонажей).

Рассматривая понятия рассказчик и повествователь, следует сказать, о рассказе «Происшествие», где мы видим двух рассказчиков и повествователя. В других произведениях четко представлена взаимосвязь: рассказчик - «Четыре дня», «Из воспоминаний рядового Иванова», «Очень коротенький роман» - повествование в форме первого лица, два рассказчика - «Художники», «Надежда Николаевна», повествователь - «Сигнал», «Лягушка-путешественница», «Встреча», «Красный цветок», «Сказание о гордом Arree», «Сказка о жабе и розе» -повествование в форме третьего лица. В прозаических произведениях Гаршина рассказчик является участником происходящих событий. В рассказе «Очень коротенький роман» мы видим беседу главного героя-субъекта речи с читателем. Рассказы «Художники» и «Надежда Николаевна» представляют собой дневники двух героев-рассказчиков. Повествователи в приведенных выше произведениях не являются участниками событий и не изображаются никем из персонажей. Характерная особенность субъектов речи - воспроизведение мыслей героев, описание их действий, поступков. Мы можем говорить о взаимосвязи форм изображения событий и субъектов речи в рассказах Гаршина. Выявленная закономерность творческой манеры Гаршина сводится к следующему: рассказчик проявляет себя в формах изложения событий от первого лица, а повествователь - от третьего.

Изучая «точки зрения» в прозе Гаршина, мы опираемся на исследование Б.А. Успенского «Поэтика композиции». Анализ рассказов позволяет выявить следующие точки зрения в произведениях писателя: в плане идеологии, пространственно-временной характеристики и психологии. Идеологический план" ярко представлен в рассказе «Происшествие», в котором встречаются три оценочные точки зрения: взгляд» героини, героя, автора-наблюдателя. Точку зрения в плане, пространственно-временной характеристики мы видим в рассказах «Встреча» и «Сигнал»: присутствует пространственное прикрепление автора к герою; повествователь находится в непосредственной близости от персонажа. Точка зрения в плане психологии представлена в рассказе «Ночь». Глаголы внутреннего состояния помогают формально выявить данный тип описания.

Важным научным итогом диссертационного исследования является вывод о том, что повествование и психологизм в поэтике Гаршина находятся в постоянной взаимосвязи. Они образуют такую, гибкую художественную систему, которая позволяет переходить повествовательным формам в поэтику психологизма, а формы психологического анализа могут стать и достоянием повествовательной структуры гаршинской прозы. Все это относится к важнейшей структурной закономерности в поэтике писателя.

Таким образом, результаты диссертационного исследования показывают, что опорными категориями в поэтике психологизма Гаршина являются исповедь, крупный план, портрет, пейзаж, обстановка. По нашим выводам, в поэтике повествования писателя, доминируют такие формы, как описание, повествование, рассуждение, чужая речь (прямая, косвенная, несобственно-прямая), точки зрения, категории повествователя и рассказчика.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Васина, Светлана Николаевна, 2011 год

1. Гаршин В.М. Встреча. Сочинения, избранные письма, незавершенное Текст. / В.М. Гаршин. - М.: Парад; 2007. 640 с.

2. Гаршин В.М. Полное собрание сочинений в 3-х томах. Письма, т. 3 Текст. / В.М. Гаршин. М.-Л.: ACADEMIA, 1934. - 598 с.

3. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 15 томах. Т.5 Текст. / Ф.М. Достоевский. Л.: Наука, 1989. - 573 с.

4. Лесков Н.С. Собрание сочинений в И томах. Т.4 Текст. / Н.С. Лесков. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 515 с.

5. Некрасов H.A. Собрание сочинений в 7 томах. Т. 3 Текст. / H.A. Некрасов. М.: Терра, 2010. - 381 с.

6. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 томах. Т.11 Текст. / Л.Н. Толстой. -М.: Художественная литература, 1982. 503 с.

7. Тургенев И.С. Собрание сочинений в 12 томах. Т.1 Текст. / И.С. Тургенев. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1954. -480 с.

8. Чехов А.П. Собрание сочинений в 15 томах. Том 7. Рассказы, повести (1887 1888) Текст. / А.П. Чехов. - М.: Мир книги, 2007 -414 с.1.. Теоретико-литературные исследования

9. Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе Текст. // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 35. №4. 1976. С. 344-356.

10. Ю.Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от третьего лица в художественной прозе Текст. // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 39. №1. 1980. С. 33-46.

11. П.Ауэр А.П. Композиционная функция психологической ситуации в поэтике «Убежища Монрепо» и «Современной идиллии» М.Е. Салтыкова-Щедрина Текст. // Литературоведение и журналистика: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов: Изд-во Сарат. унта, 2000. - С.86-91.

12. Ауэр А.П. Развитие психологической прозы. Гаршин Текст. // История русской литературы XIX века в 3-х частях. Ч. 3 / Под ред. В.И. Коровина. М.: ВЛАДОС, 2005. - С. 391-396.

13. Ауэр А.П. Русская литература ХЕК века. Традиция и поэтика Текст. / А.П. Ауэр. - Коломна: Коломенский государственный педагогический институт, 2008. 208 с.

15. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики Текст. / М.М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1975. - 502 с.

16. Бахтин М.М. / Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка Текст. / М.М. Бахтин / В.Н. Волошинов // Антрополингвистика: Избранные труды (Серия Психолингвистика). М.: Лабиринт, 2010.-255с.

17. БашкееваВ.В. От живописного портрета к литературному. Русская поэзия и проза конца XVIII - первой трети XIX века Текст. / В.В. Башкеева. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. у-та, 1999. - 260 с.

18. Белокурова С.П. Несобственно-прямая речь Текст. / Словарь литературоведческих терминов. СПб.: Паритет, 2006. - С. 99.

19. Белокурова С.П. Интерьер Текст. / Словарь литературоведческих терминов. СПб.: Паритет, 2006. - С. 60.

20. Беляева И.А. О «психологической» функции пространства и времени в прозе И.А. Гончарова и И.С. Тургенева Текст. // Русистика и компаративистика: Сборник научных статей. Вып. III / Отв. ред.: Е.Ф. Киров. М.: МГПУ, 2008. - С. 116-130.

21. Бем A.JI. Психоанализ в литературе (Вместо предисловия) Текст. / A.JI. Бем // Исследования. Письма о литературе / Сост. С.Г. Бочарова; Предисл. и коммент. С.Г. Бочарова и И.З. Сурат. М.: Языки славянской культуры, 2001. - С. 245-264.

22. Борев Ю.Б. Методология анализа художественного произведения Текст. // Методология анализа литературного произведения / Отв. ред. Ю.Б. Борев. М.: Наука, 1998 - С. 3-33.

23. Борев Ю.Б. Повествование Текст. / Эстетика. Теория литературы. Энциклопедический словарь терминов. М.: Астрель, 2003. - С. 298.

24. Бройтман С.Н. Историческая поэтика Текст. / С.Н. Бройтман. -М.-РГГУ, 2001.-320 с.

25. Ваховская A.M. Исповедь Текст. // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М.: НПК «Интелвак», 2001. - с. 95.

26. Веселовский А.Н. Историческая поэтика Текст. / А.Н. Веселовский. М.: Высшая школа, 1989. - 404 с.

27. Виноградов В.В. О теории художественной речи Текст. / В.В. Виноградов. М.: Высшая школа, 1971. - 239 с.

28. Виноградов В.В. О языке художественной литературы Текст. / В.В. Виноградов. М.: Гослитиздат, 1959. - 654 с.

29. Выготский Л.С. Психология искусства Текст. / Л.С. Выготский. -М.: Искусство, 1968. 576 с.

30. Гей Н.К. Проза Пушкина: Поэтика повествования Текст. / Н.К. Гей. М.: Наука, 1989. - 269 с.31 .Гинзбург Л.Я. О психологической прозе Текст. / Л.Я. Гинзбург. - Л.: Художественная литература, 1977. - 448 с.

31. Гиршман М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности Текст. / М.М. Гиршман. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 527 с.

32. Головко В.М. Историческая поэтика русской классической повести Текст. / В.М. Головко. М.: Флинта; Наука, 2010. - 280 с.

33. Гудонене В.В. Психология личности в русской прозе и поэзии Текст. / В.В. Гудонене. Вильнюс: Вильнюсский пед. ун-т, 2006. -218с.

34. Гурович Н.М. Портрет Текст. // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. М.: Ыгас1а, 2008.-С. 176.

35. Есин А.Б. Психологизм русской классической литературы Текст. / А.Б. Есин. - М.: Просвещение, 1988. 176 с.

36. Женетт Ж. Фигуры: В 2-х т. Т.2 Текст. / Ж. Женетт. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - 469 с.

37. Жирмунский В.М. Введение в литературоведение: Курс Лекций Текст. / З.И. Плавскин, В.В. Жирмунская. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. - 464 с.

38. Ильин И.П. Нарратор Текст. // Западное литературоведение XX века: Энциклопедия / Гл. научн. ред. Е.А. Цурганова. M.: Intrada, 2004. - С. 274-275.

39. Ильин И.П. Нарратология Текст. // Западное литературоведение XX века: Энциклопедия / Гл. научн. ред. Е.А. Цурганова. М.: Intrada, 2004. - С. 280-282.

40. Каллер Дж. Теория литературы: краткое введение Текст. / Дж. Каллер: пер. с англ. А. Георгиева. М.: Астрель: ACT, 2006. - 158 с.

41. Книгин И. А. Пейзаж Текст. / И. А. Книгин // Словарь литературоведческих терминов. Саратов: Лицей, 2006. - 270 с.

42. Книгин И.А. Портрет Текст. / И.А. Книгин // Словарь литературоведческих терминов. Саратов: Лицей, 2006. - 270 с.

44. Кожевникова H.A. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. Текст. / H.A. Кожевникова. М.: Институт русского языка РАН, 1994.-333 с.

45. Кожин А.Н. Функциональные типы русской речи Текст. / А.Н. Кожин, O.A. Крылова, В.В. Одинцов. -М.: Высшая школа, 1982. -223 с.

46. Компанеец В.В. Художественный психологизм как проблема исследования Текст. / Русская литература. №1. Л.: Наука, 1974. - С. 46-60.

47. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения Текст. / Б.О. Корман. 4.1. М.: Просвещение, 1972. - 111 с.

48. Корман Б.О. Избранные труды. Теория литературы Текст. / Ред.-сост. Е.А. Подшивалова, H.A. Ремизова, Д.И. Черешняя, В.И. Чулков. Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. - 552 с.

49. Кормилов И.С. Пейзаж Текст. // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001. С. 732-733.

50. Кормилов И.С. Портрет Текст. // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001. С. 762.

51. Криницын А.Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского Текст. / А.Б. Криницын. М.: МАКС Пресс, 2001.-370 с.

52. Левицкий Л.А. Мемуары Текст. // Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. -М., 1987. С. 216-217.

53. Лие В. Своеобразие психологизма в повестях И.С. Тургенева «Ася», «Первая любовь» и «Вешние воды» Текст. / В. Лие. - М.: Диалог-МГУ, 1997.-110 с.

54. Лобанова Г.А. Пейзаж Текст. // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / Гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. - М.: Intrada, 2008.-С. 160.

55. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции дворянства (XVIII начала XIX века) Текст. / Ю.М. Лотман. -СПб.: Искусство-СПб, 2008.-413 с.

56. Лотман Ю.М. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи, исследования, заметки Текст. / Ю.М. Лотман. - СПб.: Искусство-СПб, 2004.-703 с.

57. Лотман Ю.М. Структура художественного текста Текст. // Ю.М. Лотман. Об искусстве. СПб.: Искусство-СПб, 1998. - 285 с.

59. Манн Ю.В. Об эволюции повествовательных форм Текст. // Известия РАН. Серия литературы и языка. Том 51, №1. М.: Наука, 1992. - С. 40-59.

60. Мельникова И.М. Точка зрения как граница:: ее структура и функции Текст. // На пути к произведению. К 60-летию Николая Тимофеевича Рымаря: сб. ст. Самара: Самарская гуманитарная академия, 2005. - С. 70-81.

61. Нечаева O.A. Функционально-смысловые типы речи (повествование, описание, рассуждение) Текст. / O.A. Нечаева. -Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1974. - 258 с.

62. Николина H.A. Филологический анализ текста: Учеб. пособие Текст. / H.A. Николина. М.: Издательский центр «Академия», 2003.-256 с.

63. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива) Текст. / Е.В. Падучева. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - 464 с.

64. Сапогов В.А. Повествование Текст. / Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. - М.: Советская энциклопедия, 1987 С. 280.

65. Свительский В.А. Личность в мире ценностей (Аксиология русской психологической прозы 1860-1870-х годов) Текст. / В.А. Свительский. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2005. - 232 с.

66. Скафтымов А.П. Идеи и формы в творчестве Л.Толстого Текст. / А.П. Скафтымов // Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. М.: Художественная литература, 1972.- С. 134-164.

67. Скафтымов А.П. О психологизме в творчестве Стендаля и Л. Толстого Текст. // Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. М.: Художественная литература, 1972. - С. 165-181.

68. Скафтымов А.П. Тематическая композиция романа «Идиот» Текст. // Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. М.: Высшая школа, 2007. - С. 23-88.

69. Солганик Г.Я. Стилистика текста Текст. / Г.Я. Солганик. -Москва: Флинта; Наука, 1997. 252 с.

70. Страхов И.В. Психология литературного творчества (Л.Н. Толстой как психолог) Текст. / И.В. Страхов. Воронеж: Институт практической психологии, 1998. - 379 с.

71. Тамарченко Н.Д. Точка зрения Текст. // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. М.: ЪйгасЬ, 2008. - С. 266.

72. Тамарченко Н.Д. Повествование Текст. //Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. -М.: Шгаёа, 2008. С. 166-167.

73. Тамарченко Н.Д. Повествователь Текст. // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. -M.: Intrada, 2008. С. 167-169.

74. Тамарченко Н.Д. Поэтика Текст. // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. - М.: Intrada, 2008. С. 182-186.

75. Тамарченко Н.Д. Рассказчик Текст. // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. -M.: Intrada, 2008. С. 202-203.

76. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика Текст. / Б.В. Томашевский. M-JL: Государственное издательство, 1930. - 240 с.

77. Толмачев В.М. Точка зрения Текст. / Западное литературоведение XX века: Энциклопедия / Гл. научн. ред. Е.А. Цурганова. М.: Intrada, 2004. - С. 404-405.

78. Топоров В.Н. Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина) Текст. / В.Н. Топоров // Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Прогресс-Культура, 1995. - С. 7-111.

79. Трубина Е.Г. Нарратология: основы, проблемы, перспективы. Материалы к спецкурсу Текст. / Е.Г. Трубина. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002. - 104 с.

80. Труфанова И.В. Прагматика несобственно-прямой речи. Монография Текст. / И.В. Труфанова. М.: Прометей, 2000. - 569 с.

81. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино Текст. / Ю.Н. Тынянов. -М.: Наука, 1977. 575 с.

82. Тюпа В.И. Анализ художественного текста Текст. / А.И. Тюпа. - М.: Academia, 2006. 336 с.8 5. Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведение) Текст. / В.И. Тюпа. М: Лабиринт, РГГУ, 2001.-192 с.

83. Тюхова Е.В. О психологизме Н.С. Лескова Текст. / Е.В. Тюхова. -Саратов: Издательство Саратовского университета, 1993. 108 с.

84. Уваров М.С. Архитектоника исповедального слова Текст. / М.С. Уваров. СПб.: Алетейя, 1998. - 243 с.

85. Успенский Б.А. Поэтика композиции Текст. / Б.А. Успенский. -СПб.: Азбука, 2000. 347 с.

86. Успенский Б.А. Семиотика искусства Текст. / Б.А. Успенский. -М.: Языки русской культуры, 1995. 357 с.

87. Хализев В.Е. Теория литературы Текст. / В.Е. Хализев. М.: Высшая школа, 2002. - 436 с.

88. Хализев В.Е. Художественная пластика в «Войне и мире» Л.Н. Толстого Текст. / В.Е. Хализев // Ценностные ориентации русской классики. -М.: Гнозис, 2005. 432 с.

89. Хмельницкая Т.Ю. В глубь характера: о психологизме в современной советской прозе Текст. / Т.Ю. Хмельницкая. Л.: Советский писатель, 1988. - 256 с.

90. Фарино Е. Введение в литературоведение Текст. / Е. Фарино. -СПб: Издательство РГПУ им. И.А. Герцена, 2004. 639 с.

91. Фрейденберг О.М. Происхождение наррации Текст. / О.М. Фрейденберг // Миф и литература древности. 2-е изд., испр. и доп. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. -С. 262-285.

92. Чудаков А.П. Повествование Текст. / Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. Т. 1-9. Т.5. - М.: Советская энциклопедия, 1962-1978. - С.813.

93. Шкловский В.Б. О теории прозы Текст. / В.Б. Шкловский. - М: Советский писатель, 1983. - 384 с.

94. Шмид В. Нарратология Текст. / В. Шмид. - М.: Языки славянской культуры, 2003. 311 с.

95. Шувалов С. Житие Текст. // Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов. Т.1. А-П. М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925. -Стб. 240-244.

96. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII XIX вв. Текст. / Е.Г. Эткинд. -М.: Языки русской культуры, 1999. - 446 с.

97. I.Литературно-критические работы о творчестве В.М.1. Гаршина

98. Айхенвальд Ю.И. Гаршин Текст. / Ю.И. Айхенвальд // Силуэты русских писателей: В 2 т. Т. 2. М.: Терра-книга, 1998. -285 с.

99. Андреевский С.А. Всеволод Гаршин Текст. // Русская мысль. Книга VI. М., 1889. - С. 46-64.

100. Арсеньев K.K. В. М. Гаршин и его творчество Текст. / В.М. Гаршин // Полное собрание сочинений. СПб.: тв-во А. Ф. Маркса, 1910. - С. 525-539.

101. Архангельский В.Н. Основной образ в творчестве Гаршина Текст. // Литература и марксизм, Кн. 2, 1929. - С. 75-94.

102. Баженов H.H. Душевная драма Гаршина. (Психологические и психопатические элементы его художественного творчества) Текст. / H.H. Баженов. М.: Типо-лит. т-ва И.Н. Кушнарев и К0, 1903.-24 с.

103. Безруков A.A. Гоголевские традиции в творчестве В.М. Гаршина Текст. / A.A. Безруков. Армавир, 1988. - 18 с. - Деп. в ИНИОН АН СССР 28.04.88, №33694.

104. Безруков A.A. Идейные противоречия В.М. Гаршина и толстовство Текст. // Социально-философские концепции русских писателей-классиков и литературный процесс. - Ставрополь: Изд-во СГПИ, 1989. С. 146-156.

105. Безруков A.A. Критическое начало в творчестве В.М. Гаршина Текст. / A.A. Безруков. Армавир, 1987. - 28 с. - Деп. в ИНИОН АН СССР 5.02.88, №32707.

106. Безруков A.A. Нравственные искания В.М. Гаршина и тургеневские традиции Текст. / Армавир. Гос. Пед. ин-т. -Армавир, 1988. 27 с. - Деп. в ИНИОН АН СССР 28.04.88, №33693.

107. Бекедин П.В. В.М. Гаршин и З.В. Верещагин Текст. // Русская литература и изобразительное искусство XVIII начала XX века. - Л.: Наука, 1988. - С. 202-217.

108. Бекедин П.В. В.М. Гаршин и изобразительное искусство Текст. // Искусство, №2. М., 1987. - С. 64-68.

109. Бекедин П.В. Малоизвестные страницы творчества Гаршина Текст. // Памяти Григория Абрамовича Бялого: К 90-летию со дня рождения. СПб.: изд-во С.-Петербургского университета, 1996. -С. 99-110.

110. Бекедин П.В. Некрасовское в творчестве В.М. Гаршина Текст. // Русская литература. №3. - СПб.: Наука, 1994. С. 105127.

111. Бекедин П.В. Об одном историческом замысле В.М. Гаршина: (Неосуществленный роман о Петре I) Текст. // Литература и история. СПб.: Наука, 1997. - Вып. 2. - С. 170-216.

112. Бекедин П.В. Религиозные мотивы у В.М. Гаршина Текст. // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 1994. - С. 322363.

113. Беляев Н.З. Гаршин Текст. / Н.З. Беляев. М.: Издательство ВЖСМ «Молодая гвардия», 1938. - 180 с.

114. Бердников Г.П. Чехов и Гаршин Текст. / Г.П. Бердников // Избранные работы: В двух томах. Т.2. М.: Художественная литература, 1986. - С. 352-377.

115. Бирштейн И.А. Сон В.М. Гаршина. Психоневрологический этюд к вопросу о самоубийстве Текст. / И.А. Бирштейн. М.: тип. Штаба Моск. воен. округа, 1913.-16 с.

116. Богданов И. Латкины. Близкие друзья Гаршина Текст. // Новый журнал. СПб., 1999. -№3. - С. 150-161.

117. Боева Г.Н. Знакомый и незнакомый В. Гаршин Текст. // Филологические записки. Вып. 20. Воронеж: Воронежский университет, 2003. - С. 266-270.

118. Бялый Г.А. Всеволод Михайлович Гаршин Текст. / Г.А. Бялый. Л.: Просвещение, 1969. - 128 с.

119. Бялый Г. А. В. М. Гаршин и литературная борьба восьмидесятых годов Текст. / Г.А. Бялый. - М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1937.-210 с.

120. Васильева И.Э. Принцип «искренности» как средство аргументации в повествовании В.М. Гаршина Текст. / Риторическая традиция и русская литература // Под ред. П.Е. Бухаркина. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2003. - С. 236-248.

121. Геймбух Е.Ю. В.М. Гаршин. «Стихотворения в прозе» Текст. / Русский язык в школе. Февр. (№ 1). 2005. С. 63-68.

122. Генина И.Г. Гаршин и Гауптман. К проблеме взаимодействия национальных культур Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.3. Oxford: Northgate, 2000. - C. 53-54.

123. Генри П. Импрессионизм в русской прозе: (В.М. Гаршин и А.П. Чехов) Текст. // Вестник Моск. ун-та. Серия 9, Филология. -М., 1994.-№2. С. 17-27.

124. Гиршман М.М. Ритмическая композиция рассказа «Красный цветок» Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.l. - Oxford: Northgate, 2000. - C.171-179.

125. Голубева О.Д. Автографы заговорили. Текст. // О.Д. Голубева. М.: Книжная палата, 1991. - 286 с.

126. Гудкова С.П., Киушкина Е. В.М. Гаршин мастер психологического рассказа Текст. // Социальные и гуманитарные исследования. Вып.2. - Саранск: Мордовский гос. ун-т, 2002. - С. 323-326.

127. Гуськов H.A. Трагедия без истории: Память жанра в прозе

128. B.М. Гаршина Текст. // Культура исторической памяти. - Петрозаводск: Петрозаводский гос. ун-т, 2002. С. 197-207.

129. Дубровская И.Г. О последней сказке Гаршина Текст. // Мировая словесность для детей и о детях. 4.1, вып. 9. М.: МПГУ, 2004.-С. 96-101.

130. Дурылин С.Н. Детские годы В.М. Гаршина: биографический очерк Текст. / С.Н. Дурылин. М.: Типо-лит. тв-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1910. - 32 с.

131. Евнин Ф.И. Ф.М. Достоевский и В. Гаршин Текст. // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка, 1962. № 4. -1. C. 289-301.

132. Егоров Б.Ф. Ю.Н. Говоруха-Отрок и В.М. Гаршин Текст. // Русская литература: Историко-литературный журнал. N1. СПб.: Наука-СПб., 2007. -С.165-173.

133. Журавкина Н.В. Личностный мир (тема смерти в творчестве Гаршина) Текст. // Миф литература - мифореставрация. - М.Рязань: Узорочье, 2000. - С. 110-114.

134. Заболотский П.А. Памяти «рыцаря чуткой совести» В.М. Гаршина Текст. / П.А. Заболотский. Киев: тип. И.Д. Горбунова, 1908.- 17 с.

135. Захаров В.В. В.Г. Короленко и В.М. Гаршин Текст. // В.Г. Короленко и русская литература: Межвуз. сборник научных трудов. Пермь: ПГПИ, 1987. - С. 30-38.

136. Земляковская A.A. Тургенев и Гаршин Текст. // Второй межвузовский тургеневский сборник / отв. ред. А.И. Гаврилов. -Орел: [б.и.], 1968.-С. 128-137.

137. Зиман Л.Я. Андерсеновское начало в сказках В.М. Гаршина Текст. // Мировая словесность для детей и о детях. 4.1, вып. 9 -М.: МПГУ, 2004. С. 119-122.

138. Зубарева Е.Ю. Зарубежные и отечественные ученые о творчестве В.М. Гаршина Текст. // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 2002. - N 3. - С. 137-141.

139. Иванов А.И. Военная тема в творчестве беллетристов 80-х годов XIX века: (К проблеме метода) Текст. // Метод, мировоззрение и стиль в русской литературе XIX века: Межвуз. сборник научных трудов / Отв. ред. А.Ф. Захаркин. - М.: МГЗПИ, 1988.-С. 71-82.

140. Иванов Г.В. Четыре этюда (Достоевский, Гаршин, Чехов) Текст. // Памяти Григория Абрамовича Бялого: К 90-летию со дня рождения. СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1996. -С. 89-98.

141. Исупов К.Г. «Петербургские письма» В.Гаршина в диалоге столиц Текст. // Мировая художественная культура в памятниках. СПб.: Образование, 1997. - С. 139-148.

142. Кайдаш-Лакшина С.Н. Образ «падшей женщины» в творчестве Гаршина Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.l. - Oxford: Northgate, 2000. С. 110-119.

143. Калениченко O.H. Жанровые традиции Ф. Достоевского в «Сказании о гордом Arree» В. Гаршина Текст. // Филологический поиск. Вып. 2. - Волгоград, 1996. - С. 19-26.

144. Калениченко О.Н. Ночь прозрения: (О жанровой поэтике «Кроткой» Ф.М. Достоевского и «Ночи» В.М. Гаршина) Текст. //

145. Филологический поиск. - Вып. №1. - Волгоград, 1993. с. 148157.

146. Канунова Ф.З. О некоторых религиозных проблемах эстетики Гаршина (В.М. Гаршин и И.Н. Крамской) Текст. // Русская литература в современном культурном пространстве. 4.1 Томск: Томский гос. пед ун-т, 2003. - С. 117-122.

147. Катаев В.Б. О мужестве вымысла: Гаршин и Гиляровский Текст. // Мир филологии. М., 2000. - С. 115-125.

148. Клевенский М.М. В.М. Гаршин Текст. / М.М. Клевенский. -М-Д., Государственное изд-во, 1925. 95с.

149. Кожуховская Н.В. Толстовская традиция в военных рассказах В.М. Гаршина Текст. / Из истории русской литературы. -Чебоксары: Чебоксарский гос. ун-т, 1992. С. 26-47.

150. Кожуховская Н.В. Образы пространства в рассказах В.М. Гаршина Текст. // Пушкинские чтения. СПб.: ЛГОУ им.A.C. Пушкина, 2002. - С. 19-28.

151. Колесникова Т. А. Неизвестный Гаршин (К проблеме незавершенных рассказов и неосуществленных замыслов В.М.

152. Гаршина) Текст. // Индивидуальное и типологическое в литературном процессе. - Магнитогорск: Изд-во Магнитогор. гос. пед. ин-та, 1994. С. 112-120.

153. Колмаков Б.И. «Волжский вестник» о Всеволоде Гаршине (1880-е годы) Текст. // Актуальные вопросы филологии. Казань, 1994.-С. 86-90.- Деп. вИНИОНРАН 17.11.94, №49792.

154. Короленко В.Г. Всеволод Михайлович Гаршин. Литературный портрет (2 февраля 1855г. 24 марта 1888 г.) Текст. / В.Г. Короленко // Воспоминания. Статьи. Письма. - М.: Советская Россия, 1988. - С. 217-247.

155. Коробка Н.И. В.М. Гаршин Текст. // Образование, 1905. №№ 11-12.-С. 9-59.

156. Костршица В. Действительность, отраженная в исповеди (К вопросу о стиле В. Гаршина) Текст. // Вопросы литературы, 1966. №12.-С. 135-144.

157. Кофтан М. Традиции А.П.Чехова и В.М.Гаршина в трагедии В.В.Ерофеева «Вальпургиева ночь, или Шаги командора» Текст. // Молодые исследователи Чехова. Вып. 4. - М.: Изд-во МГУ, 2001.-С. 434-438.

158. Краснов Г.В. Финалы рассказов В.М. Гаршина Текст. // Памяти Григория Абрамовича Бялого: К 90-летию со дня рождения. СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1996. -С. 110-115.

159. Кривонос В.Ш., Сергеева JI.M. «Красный цветок» Гаршина и романтическая традиция Текст. // Традиции в контексте русской культуры. - Череповец: Издательство Череповецкого государственного пед. ин-та им. A.B. Луначарского, 1995. - С. 106-108.

160. Курганская А.Л. Полемика о творчестве В.М. Гаршина в критике 1880-х. годов: (К 100-летию со дня смерти) Текст. // Творческая индивидуальность писателя и взаимодействие литератур. Алма-Ата, 1988. - С. 48-52.

161. Лапунов C.B. Образ солдата в русском военном рассказе XIX века (Л.Н. Толстой В.М. Гаршин - А.И. Куприн) Текст. // Культура и письменность славянского мира. Т.З. - Смоленск: СГПУ, 2004.-С. 82-87.

162. Лапушин P.E. Чехов-Гаршин-Пржевальский (осень 1888 г.) Текст. // Чеховиана: Чехов и его окружение. М.: Наука, 1996. -С. 164-169.

163. Латынина А.Н. Всеволод Гаршин. Творчество и судьба Текст. / А.Н. Латынина. М.: Художественная литература, 1986. - 223 с.

164. Лепехова О.С. О некоторых особенностях нарратива в рассказах В.М. Гаршина Текст. // Ученые записки Северодвин. Помор, гос. ун-та им. М.В. Ломоносова. Вып.4. Архангельск: Поморский университет, 2004. - С. 165-169.

165. Лепехова О.С., Лошаков А.Г. Символика чисел и концепт «болезнь» в произведениях В.М. Гаршина Текст. // Проблемы литературы XX века: в поисках истины. Архангельск: Поморский гос.ун-т, 2003.-С. 71-78.

166. Лобанова Г. А. Пейзаж Текст. // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / Гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Шгайа, 2008. - С. 160.

167. Лошаков А.Г. Идейно-образные и метатекстовые проекции концепта «болезнь» в произведениях В.М. Гаршина Текст. // Проблемы литературы XX века: в поисках истины. Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2003. - С. 46-71.

168. Лучников М.Ю. К вопросу об эволюции канонических жанров Текст. // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики. Кемерово: Кемеровский гос. ун-т, 1988.-С. 32-39.

169. Медынцева Г. «У него было лицо обреченного погибнуть» Текст. // Лит. учеба. №2. - М., 1990.- С. 168-174.

170. Миллер О.Ф. Памяти В.М. Гаршина Текст. / В.М. Гаршин // Полное собрание сочинений. СПб.: тв-во А. Ф. Маркса, 1910. -С. 550-563.

171. Милюков Ю.Г. Поэтика В.М. Гаршина Текст. / Ю.Г. Милюков, П. Генри, Э. Ярвуд. Челябинск: ЧТУ, 1990. - 60 с.

172. Михайловский Н.К. Еще о Гаршине и о других Текст. / Н.К. Михайловский // Статьи о русской литературе XIX XX века. -Л.: Художественная литература, 1989. - С. 283-288.

173. Михайловский Н.К. О Всеволоде Гаршине Текст. / Н.К. Михайловский // Статьи о русской литературе XIX XX века. -Л.: Художественная литература, 1989. - С. 259-282.

174. Московкина И. Незавершенная драма В.М. Гаршина Текст. // В мире отечественной классики. Вып. 2. - М.: Художественная литература, 1987-С. 344-355.

175. Неведомский М.П. Зачинатели и продолжатели: Поминки, характеристики, очерки по русской литературе от дней Белинского до дней наших Текст. / М.П. Неведомский. Петроград: книгоиздательство Коммунист, 1919.-410с.

176. Николаев O.P., Тихомирова Б.Н. Эпическое православие и русская культура: (К постановке проблемы) Текст. // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 1994. - С. 549.

177. Николаева Е.В. Сюжет о гордом царе в обработке Гаршина и Льва Толстого Текст. // Е.В. Николаева. М., 1992. - 24 с. - Деп. в ИНИОНРАН 13.07.92, №46775.

178. Новикова A.A. Люди и война в изображении В.М. Гаршина Текст. // Война в судьбах и творчестве русских писателей. -Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2000. С. 137-145.

179. Новикова A.A. Рассказ В.М. Гаршина «Художники»: (К проблеме нравственного выбора) Текст. // Развитие творческого мышления студентов. Уссурийск: УГПИ, 1996.- С. 135-149.

180. Новикова A.A. Рыцарь чуткой совести: (Из воспоминаний о В. Гаршине) Текст. // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы регион, науч.-метод, конф., 13 мая 1999. Уссурийск: УГПИ, 1999. - С. 66-69.

181. Овчарова П.И. К типологии литературной памяти: В.М Гаршин Текст. // Художественное творчество и проблемы восприятия. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1990. - С. 72-86.

182. Орлицкий Ю.Б. Стихотворения в прозе В.М. Гаршина Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.3. Oxford: Northgate, 2000. - C. 3941.

183. Пауткин A.A. Военная проза В.М. Гаршина (традиции, образы и реальность) Текст. // Вестник Московского университета. Серия 9, Филология. №1. - М.,2005 - С. 94-103.

184. Попова-Бондаренко И.А. К проблеме экзистенциального фона. Рассказ «Четыре дня» Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.3. - Oxford: Northgate, 2000. P. 191-197.

185. Порудоминский В.И. Гаршин. ЖЗЛ Текст. / В.И. Порудоминский. - М.: Издательство ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1962. 304 с.

186. Порудоминский В.И. Грустный солдат, или жизнь Всеволода Гаршина Текст. / В.И. Порудоминский. М.: «Книга», 1986. - 286 с.

187. Пузин Н.П. Несостоявшаяся встреча: В.М. Гаршин в Спасском-Лутовинове Текст. // Воскресение. №2. - Тула, 1995. -С. 126-129.

188. Ремпель Е.А. Международный сборник «В.М.Гаршин на рубеже веков»: Опыт рецензии Текст. // Филологические этюды. -Вып. 5. - Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2002. С. 87-90.

189. Розанов С.С. Гаршин-Гамлет Текст. / С.С. Розанов. - М.: т-во тип. А.И. Мамонтова, 1913. - 16 с.

190. Ромадановская Е.К. К вопросу об источниках «Сказания о гордом Arree» В.М Гаршина Текст. // Русская литература. №1. - СПб.: Наука, 1997. С. 38-47.

191. Романенкова Н. Проблема смерти в творческом сознании Всеволода Гаршина Текст. // Studia Slavica: сборник научных трудов молодых филологов / Сост. Аурика Меймре. Таллинн, 1999.-С. 50-59.

192. Самосюк Г.Ф. Нравственный мир Всеволода Гаршина Текст. // Литература в школе. №5-6. -М., 1992 - С. 7-14.

193. Самосюк Г.Ф. Публикации и исследования писем В.М. Гаршина в работах Ю.Г. Оксмана и К.П. Богаевской Текст. // Юлиан Григорьевич Оксман в Саратове, 1947-1958 / отв. ред. Е.П. Никитина. Саратов: ГосУНЦ "Колледж", 1999. - С. 49-53.

194. Самосюк Г.Ф. Пушкин в жизни и творчестве Гаршина Текст. // Филология. Вып. 5. Пушкинский. - Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 2000. - С. 179-182.

195. Самосюк Г.Ф. Современники о В.М. Гаршине Текст. / Г.Ф. Самосюк. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1977. - 256 с.

196. Сахаров В.И. Злосчастный преемник. Тургенев и В.М. Гаршин Текст. / В.И. Сахаров // Русская проза XVIII XIX веков. Проблемы истории и поэтики. Очерки. - М.: ИМЛИ РАН, 2002. -С. 173-178.

197. Свенцицкая Э.М. Концепция личности и совести в творчестве Вс. Гаршина Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V. 1. - Oxford: Northgate, 2000. C. 186-190.

198. Скабичевский A.M. Сведения о жизни Всеволода Михайловича Гаршина Текст. / Всеволод Гаршин // Рассказы. -Пг.: Издание Литературного Фонда,1919. С. 1-28.

199. Старикова В.А. Детали и тропы в идейно-образной системе произведений В.М. Гаршина и А.П. Чехова Текст. // Идейно-эстетическая функция изобразительных средств в русской литературе XIX века. М.: Моск. гос. пед. ин-т им. В.И.Ленина, 1985.-С. 102-111.

200. Страхов И.В. Психология литературного творчества (Л.Н. Толстой как психолог) Текст. / И.В. Страхов. Воронеж: Институт практической психологии, 1998. - 379 с.

201. Суржко Л.В. Лингвостилистический анализ рассказа В.М. Гаршина «Встреча»: (Ключевые слова в языке и композиции художественного текста) Текст. // Русский язык в школе. №2 - М., 1986.-С. 61-66.

202. Суржко Л.В. О семантико-стилистическом аспекте исследования компонентов художественного текста: (На материале рассказа В. Гаршина «Медведи») Текст. // Висн. Львин. Ун-ту. Сер. Филол. -Вип. 18. 1987. - С. 98-101.

203. Сухих И. Всеволод Гаршин: портрет и вокруг Текст. // Вопросы литературы. №7. - М., 1987 - С. 235-239.

204. Тихомиров Б.Н. Гаршин, Достоевский, Лев Толстой: К вопросу о соотношении евангельского и народного христианства в творчестве писателей Текст. // Статьи о Достоевском: 1971-2001. СПб.: Серебряный век, 2001. - С. 89-107.

205. Тузков С.А., Тузкова И.В. Субъективно-исповедальная парадигма: Вс. Гаршин - В. Короленко Текст. / С.А. Тузков, И.В. Тузкова // Неореализм. Жанрово-стилевые поиски в русской литературе конца XIX начала XX века. - М.: Флинта, Наука, 2009.-332 с.

206. Чуковский К. И. Всеволод Гаршин (Введение в характеристику) Текст. / К.И. Чуковский // Лица и маски. СПб.: Шиповник, 1914. - С. 276-307.

207. Шведер Е.А. .Апостол мира В.М. Гаршина. Биографический очерк Текст. / Е.А. Шведер. М.: ред. журнала «Юная Россия», 1918. - 32 с.

208. Шмаков Н. Типы Всеволода Гаршина. Критический этюд Текст. / Н. Шмаков. - Тверь: типо-лит. Ф.С. Муравьева, 1884. 29 с.

209. Шувалов С.В. Гаршин-художник Текст. / В.М. Гаршин // [Сборник].-М., 1931.-С. 105-125.

210. Эк Е. В.М. Гаршин (Жизнь и творчество). Биографический очерк Текст. / Е. Эк. М.: «Звезда» Н.Н. Орфенова, 1918. - 48 с.

211. Якубович П.Ф. Гамлет наших дней Текст. / В.М. Гаршин // Полное собрание сочинений. - СПб.: тв-во А. Ф. Маркса, 1910. - С. 539-550.

212. Brodal J. Vsevolod Garshin. The Writer and his Reality Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.l. Oxford: Northgate, 2000. - P. 191197.

213. Dewhirst M. Three Translations of Garshin"s Story «Three Red Flowers» Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.2. - Oxford: Northgate, 2000.-P. 230-235.

214. Kostrica V. The reception of Vsevolod Garshin in Czechoslovakia Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.2. Oxford: Northgate, 2000. - P. 158-167.

215. Weber H. Mithra and Saint George. Sources of «The Red Flower» Текст. // Vsevolod Garshin at the turn of the century: An international symposium in three volumes. V.l. - Oxford: Northgate, 2000.-P. 157-171.

216. У1.Диссертационные исследования

217. Барабаш O.B. Психологизм как конструктивный компонент поэтики романа JI.H. Толстого «Анна Каренина» Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н. М., 2008. - 21 с.

218. Безруков A.A. Нравственные искания В. М. Гаршина. Истоки и традиции Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н. -М., 1989. 16 с.

219. Галимова Е.Ш. Поэтика повествования русской прозы XX века (1917- 1985) Текст.: Дис. . докт. филол. наук. -Архангельск, 2000. 362 с.

220. Еремина И.А. Рассуждение как переходный тип речи между монологом и диалогом: на материале английского языка Текст.: Дис. к.ф.н. - М., 2004. 151 с.

221. Зайцева E.JI. Поэтика психологизма в романах А.Ф. Писемского Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н. М., 2008. - 17 с.

222. Капырина Т.А. Поэтика прозы A.A. Фета: сюжет и повествование Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н. Коломна, 2006. -18 с.

223. Колодий Л.Г. Искусство как художественная проблема в русской прозе последней трети XIX века: (В.Г. Короленко, В.М. Гаршин, Г.И. Успенский, Л.Н. Толстой) Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н. Харьков, 1990. -17 с.

224. Молдавский А.Ф. Рассказчик как теоретико-литературная категория (на материале русской прозы 20-х годов XX века) Текст.: Дис. . к.ф.н. -М., 1996. 166 с.

225. Патрикеев С.И. Исповедь в поэтике русской прозы первой половины XX века (проблемы жанровой эволюции) Текст.: Дис. . к.ф.н. Коломна, 1999.- 181 с.

226. Свительский В.А. Герой и его оценка в русской психологической прозе 60-70-х годов Х1Хв. Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н Воронеж, 1995. - 34 с.

227. Склейнис Г.А. Типология характеров в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» и в рассказах В.М. Гаршина 80-х гг. Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н. -М., 1992. 17 с.

228. Старикова В.А. Гаршин и Чехов (Проблема художественной детали) Текст.: Автореф. . к.ф.н.-М., 1981. 17 с.

229. Суржко JT.B. Стилистичекая доминанта в художественном тексте: (Опыт анализа прозы В.М. Гаршина) Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н-М., 1987. 15 с.

230. Усачева Т.П. Художественный психологизм в творчестве А.И. Куприна: традиции и новаторство Текст.: Автореф. . к.ф.н. -Вологда, 1995.- 18 с.

231. Хрущева E.H. Поэтика повествования в романах М.А. Булгакова Текст.: Дис. к.ф.н-Екатеринбург, 2004. 315 с.

232. Шубин В.И. Мастерство психологического анализа в творчестве В.М. Гаршина Текст.: Автореф. дис. . к.ф.н М., 1980.-22 с.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.