У книжной полки. Монахиня Евфимия (Пащенко)

Много историй сложено о великой силе материнской любви. Но бывает, что мы, занятые своими делами и проблемами, слишком поздно узнаем, как горячо и нежно любили нас матери. И поздно каемся, что нанесли любящему материнскому сердцу неисцелимые раны… Но, кто знает, может быть, как поется в песне, «откуда-то сверху», наши матери видят наше запоздалое раскаяние и прощают своих поздно поумневших детей. Ведь материнское сердце умеет любить и прощать так, как никто на земле…

Не так давно в одном городе в центре России жили мать и дочь. Мать звали Татьяной Ивановной, и была она врачом-терапевтом и преподавательницей местного мединститута. А ее единственная дочь, Нина, была студенткой того же самого института. Обе они были некрещеными. Но вот как-то раз Нина с двумя однокурсницами зашла в православный храм. Близилась сессия, которая, как известно, у студентов слывет «периодом горячки» и треволнений. Поэтому Нинины однокурсницы, в надежде на помощь Божию в предстоящей сдаче экзаменов, решили заказать молебен об учащихся. Как раз в это время настоятель храма, отец Димитрий, читал проповедь, которая очень заинтересовала Нину, потому что она еще никогда не слыхала ничего подобного. Подружки Нины давно покинули храм, а она так и осталась в нем до самого конца Литургии. Это, вроде бы, случайное посещение храма определило всю дальнейшую Нинину судьбу - вскоре она крестилась. Разумеется, она сделала это втайне от неверующей матери, опасаясь рассердить ее этим. Духовным отцом Нины стал крестивший ее отец Димитрий.

Нине не удалось надолго сохранить от матери тайну своего крещения. Татьяна Ивановна заподозрила неладное даже не потому, что дочка вдруг перестала носить джинсы и вязаную шапочку с кисточками, сменив их на длинную юбку и платочек. И не потому, что она совсем перестала пользоваться косметикой. К сожалению, Нина, подобно многим молодым новообращенным, совершенно перестала интересоваться учебой, решив, что это отвлекает ее от «единого на потребу». И в то время, как она днями напролет том за томом штудировала Жития Святых и «Добротолюбие», учебники и тетради покрывались все более и более толстым слоем пыли…

Не раз Татьяна Ивановна пыталась уговорить Нину не запускать учебу. Но все было бесполезно. Дочь была занята исключительно спасением собственной души. Чем ближе становился конец учебного года, а вместе с его приближением увеличивалось до астрономических цифр число отработок у Нины, тем более горячими становились стычки между Ниной и ее матерью. Однажды выведенная из себя Татьяна Ивановна, бурно жестикулируя, нечаянно смахнула рукой икону, стоявшую у дочки на столе. Икона упала на пол. И тогда Нина, расценившая поступок матери, как кощунство над святыней, в первый раз в жизни ударила ее…

В дальнейшем мать и дочь становились все более и более чуждыми друг другу, хотя и продолжали сосуществовать в одной квартире, периодически переругиваясь. Свое житье под одной крышей с матерью Нина приравнивала к мученичеству, и считала Татьяну Ивановну основной помехой к своему дальнейшему духовному росту, поскольку именно она возбуждала в своей дочери страсть гнева. При случае Нина любила пожаловаться знакомым и о. Димитрию на жестокость матери. При этом, рассчитывая вызвать у них сострадание, она украшала свои рассказы такими фантастическими подробностями, что слушателям Татьяна Ивановна представлялась этаким Диоклетианом в юбке. Правда, однажды отец Димитрий позволил себе усомниться в правдивости рассказов Нины. Тогда она немедленно порвала со своим духовным отцом и перешла в другой храм, где вскоре стала петь и читать на клиросе, оставив почти что не у дел прежнюю псаломщицу - одинокую старушку-украинку…
В новом храме Нине понравилось еще больше, чем в прежнем, поскольку его настоятель муштровал своих духовных чад епитимиями в виде десятков, а то и сотен земных поклонов, что никому не давало повода усомниться в правильности его духовного руководства. Прихожане, а особенно прихожанки, одетые в черное и повязанные по самые брови темными платочками, с четками на левом запястье, походили не на мирянок, а на послушниц какого-нибудь монастыря. При этом многие из них искренне гордились тем, что по благословению батюшки навсегда изгнали из своих квартир «идола и слугу ада», в просторечии именуемого телевизором, в результате чего получили несомненную уверенность в своем будущем спасении… Впрочем, строгость настоятеля этого храма к своим духовным детям позднее принесла хорошие плоды - многие из них, пройдя в своем приходе начальную школу аскезы, впоследствии ушли в различные монастыри и стали образцовыми монахами и монахинями.

Нину все-таки исключили из института за неуспеваемость. Она так и не пыталась продолжить учебу, посчитав диплом врача вещью, ненужной для жизни вечной. Татьяне Ивановне удалось устроить дочь лаборанткой на одну из кафедр мединститута, где Нина и работала, не проявляя, впрочем, особого рвения к своему делу. Подобно героиням любимых житий святых, Нина знала только три дороги - в храм, на работу и, поздним вечером, домой. Замуж Нина так и не вышла, поскольку ей хотелось непременно стать либо женой священника, любо монахиней, а все остальные варианты ее не устраивали.
За годы своего пребывания в Церкви она прочла очень много духовных книг, и выучила почти наизусть Евангельские тексты, так что в неизбежных в приходской жизни спорах и размолвках доказывала собственную правоту, разя наповал своих противников «мечом глаголов Божиих». Если же человек отказывался признать правоту Нины, то она сразу же зачисляла такого в разряд «язычников и мытарей»… Тем временем Татьяна Ивановна старела и все чаще о чем-то задумывалась.
Иногда Нина находила у нее в сумке брошюрки и листовки, которые ей, по-видимому, вручали на улице сектанты-иеговисты. Нина с бранью отнимала у матери опасные книжки, и, называя ее «сектанткой», на ее глазах рвала их в мелкие клочья и отправляла в помойное ведро. Татьяна Ивановна безропотно молчала.

Страданиям Нины, вынужденной жить под одной крышей с неверующей матерью, пришел конец после того, как Татьяна Ивановна вышла на пенсию и все чаще и чаще стала болеть. Как-то под вечер, когда Нина, вернувшись из церкви, уплетала сваренный для нее матерью постный борщ, Татьяна Ивановна сказала дочери:
- Вот что, Ниночка. Я хочу оформить документы в дом престарелых. Не хочу больше мешать тебе жить. Как ты думаешь, стоит мне это сделать?
Если бы Нина в этот момент заглянула в глаза матери, она бы прочла в них всю боль исстрадавшегося материнского сердца. Но она, не поднимая глаз от тарелки с борщом, буркнула:
- Не знаю. Поступай, как хочешь. Мне все равно.

Вскоре после этого разговора Татьяна Ивановна сумела оформить все необходимые документы и перебралась на житье в находившийся на окраине города дом престарелых, взяв с собой только маленький чемоданчик с самыми необходимыми вещами. Нина не сочла нужным даже проводить мать. После ее отъезда она даже испытывала радость - ведь получалось, что Сам Господь избавил ее от необходимости дальнейшего житья с нелюбимой матерью. А впоследствии - и от ухода за ней.

После того, как Нина осталась одна, она решила, что теперь-то она сможет устроить собственную судьбу так, как ей давно хотелось. В соседней епархии был женский монастырь со строгим уставом и хорошо налаженной духовной жизнью. Нина не раз ездила туда, и в мечтах представляла себя послушницей именно этой обители. Правда, тамошняя игумения никого не принимала в монастырь без благословения прозорливого старца Алипия из знаменитого Воздвиженского монастыря, находившегося в той же епархии, в городе В. Но Нина была уверена, что уж ее-то старец непременно благословит на поступление в монастырь. А может даже, с учетом ее предыдущих трудов в храме, ее сразу же постригут в рясофор? И как же красиво она будет смотреться в одежде инокини - в черных ряске и клобучке, отороченном мехом, с длинными четками в руке - самая настоящая Христова невеста… С такими-то радужными мечтами Нина и поехала к старцу, купив ему в подарок дорогую греческую икону в серебряной ризе.

К изумлению Нины, добивавшейся личной беседы со старцем, он отказался ее принять. Но она не собиралась сдаваться, и ухитрилась проникнуть к старцу с группой паломников. При виде старца, Нина упала ему в ноги и стала просить благословения поступить в женский монастырь. Но к изумлению Нины, прозорливый старец дал ей строгую отповедь:
- А что же ты со своею матерью сделала? Как же ты говоришь, что любишь Бога, если мать свою ненавидишь? И не мечтай о монастыре - не благословлю!

Нина хотела было возразить старцу, что он просто не представляет, каким чудовищем была ее мать. Но, вероятно, от волнения и досады, она не смогла вымолвить ни слова. Впрочем, когда первое потрясение прошло, Нина решила, что старец Алипий либо не является таким прозорливым, как о нем рассказывают, либо просто ошибся. Ведь бывали же случаи, когда в поступлении в монастырь отказывали даже будущим великим святым…

…Прошло около полугода с того времени, когда мать Нины ушла в дом престарелых. Как-то раз в это время в церкви, где пела Нина, умерла старая псаломщица - украинка. Соседи умершей принесли в храм ее ноты и тетрадки с записями Богослужебных текстов, и настоятель благословил Нине пересмотреть их и отобрать то, что могло бы пригодиться на клиросе. Внимание Нины привлекла одна из тетрадок, в черной клеенчатой обложке. В ней были записаны колядки - русские и украинские, а также различные стихи духовного содержания, которые в народе обычно называют «псальмами». Впрочем, там было одно стихотворение, написанное по-украински, которое представляло собой не «псальму», а скорее, легенду. Сюжет ее выглядел примерно так: некий юноша пообещал своей любимой девушке исполнить любое ее желание. «Тогда принеси мне сердце своей матери», - потребовала жестокая красавица. И обезумевший от любви юноша бестрепетно исполнил ее желание. Но, когда он возвращался к ней, неся в платке страшный дар - материнское сердце, он споткнулся и упал. Видимо, это земля содрогнулась под ногами матереубийцы. И тогда материнское сердце спросило сына: «ты не ушибся, сыночек?»

При чтении этой легенды Нине вдруг вспомнилась мать. Как она? Что с ней? Впрочем, сочтя воспоминание о матери бесовским прилогом, Нина сразу же отразила его цитатой из Евангелия: «…кто Матерь Моя?…кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и Матерь». (Мф. 12. 48, 50) И мысли о матери исчезли так же внезапно, как и появились.

Но ночью Нине приснился необычный сон. Будто кто-то ведет ее по прекрасному райскому саду, утопающему в цветах и усаженному плодовыми деревьями. И Нина видит, что посреди этого сада стоит красивый дом, или, скорее, дворец. «Так вот какой дворец Господь приготовил для меня», - подумалось Нине. И тогда ее спутник, словно читая ее мысли, ответил ей: «нет, это дворец для твоей матери». «А что же тогда для меня?» - спросила Нина. Но ее спутник молчал… И тут Нина проснулась…

Виденный сон смутил ее. Как же это Господь после всего того, что ради Него сделала Нина, не приготовил ей соответствующего ее заслугам перед Ним дворца в раю? И за что же такая честь ее матери, неверующей и даже некрещеной? Разумеется, Нина сочла свой сон вражиим наваждением. Но все-таки любопытство взяло верх, и, прихватив с собою кое-каких гостинцев, она отпросилась у настоятеля и поехала в дом престарелых навестить мать, которую не видела уже полгода.

Поскольку Нина не знала номера комнаты, в которой жила ее мать, она решила начать свои поиски с медсестринского поста. Там она застала молоденькую медсестру, раскладывавшую в пластмассовые стаканчики таблетки для больных. К немалому удивлению Нины, на шкафу с медикаментами она заметила небольшую икону Казанской Божией Матери, а на подоконнике - книжку о блаженной Ксении Петербургской с торчащей закладкой. Поздоровавшись с медсестрой, Нина спросила ее, в какой комнате проживает Татьяна Ивановна Матвеева.

А Вы ее навестить приехали? - спросила медсестра. - К сожалению, Вы опоздали. Татьяна Ивановна умерла два месяца назад. Она достала какой-то журнал, и, найдя в нем нужное место, назвала Нине точную дату смерти ее матери. Но, видимо, при этом медсестре вспомнилось что-то значимое для нее, и она продолжала разговор уже сама:
- А Вы ей кто будете? Дочь? Знаете, Нина Николаевна, какая же Вы счастливая! У Вас была замечательная мама. Я у нее не училась, но много хорошего слышала о ней от ее учеников. Ее и здесь все любили. А умирала она тяжело - упала и сломала ногу. Потом пролежни пошли, и я ходила делать ей перевязки. Вы знаете, таких больных я никогда в жизни не видала. Она не плакала, не стонала, и каждый раз благодарила меня. Я никогда не видела, чтобы люди умирали так кротко и мужественно, как Ваша мама. А за два дня до смерти она попросила меня: «Галенька, приведи ко мне батюшку, пусть он меня крестит». Тогда я позвонила нашему отцу Ермогену, и он назавтра приехал и крестил ее. А на другой день она умерла. Если б Вы видели, какое у нее было лицо, светлое и ясное, словно она не умерла, а только заснула… Прямо как у святой.

Изумлению Нины не было передела. Выходит, ее мать перед смертью уверовала и умерла, очистившись Крещением от всех своих прежних грехов. А словоохотливая медсестра все продолжала рассказывать:
- А Вы знаете, она Вас часто вспоминала. И, когда отец Ермоген ее крестил, просила молиться за Вас. Когда она слегла, я предложила ей Вас вызвать. Но она отказалась: не надо, Галенька, зачем Ниночку затруднять. У нее и без того дел полно. Да и виновата я перед нею… И о смерти своей тоже просила не сообщать, чтобы Вы не переживали понапрасну. Я и послушалась, простите…

Вот что узнала Нина о последних днях жизни своей матери. Раздарив медсестре и старушкам из соседних комнат привезенные гостинцы, она отправилась домой пешком, чтобы хоть немного успокоиться. Она брела по безлюдным заснеженным улицам, не разбирая дороги. Но ее удручало вовсе не то, что теперь она лишилась единственного родного человека, а то, что она никак не могла смириться с тем, как же это Бог даровал такое прекрасное место в раю не ей, всю жизнь подвизавшейся ради Него, а ее матери, крестившейся всего лишь за сутки до смерти. И, чем больше она думала об этом, тем больше поднимался в ее душе ропот на Бога: «Господи, почему же ей, а не мне? Как же Ты это допустил? Где же Твоя справедливость?» И тут земля разверзлась под ногами Нины и она рухнула в бездну.

Нет, это было вовсе не чудо. Просто, погрузившись в свои думы, Нина не заметила открытого канализационного люка и упала прямо в зияющую дыру. От неожиданности она не успела ни вскрикнуть, ни помолиться, ни даже испугаться. Не менее неожиданным было то, что ее ноги вдруг уперлись во что-то твердое. Вероятно, это был какой-то ящик, кем-то сброшенный в люк и застрявший в нем. Вслед за тем чьи-то сильные руки ухватили Нину и потащили ее наверх. Дальнейшего она не помнила.
Когда Нина пришла в себя, вокруг нее толпились люди, которые ругали - кто мэрию, кто - воров, стащивших металлическую крышку люка, и удивлялись, как это Нина сумела выбраться наружу без посторонней помощи. Нина машинально заглянула в люк и увидела, как на его дне, глубоко-глубоко, плещется вода и торчит какая-то труба. А вот никакого ящика внутри нет и в помине. И тогда она снова потеряла сознание…

Ее отвезли в больницу, осмотрели, и, не найдя никаких повреждений, отправили домой, посоветовав принять успокоительное лекарство. Оказавшись дома, Нина приняла таблетку, предварительно перекрестив ее и запив святой водой, и вскоре погрузилась в сон. Ей приснилось, что она падает в бездну. И вдруг слышит: «не бойся, доченька», и сильные, теплые руки матери подхватывают ее и несут куда-то вверх. А потом Нина оказывается в том самом саду, который ей приснился вчера. И видит чудесные деревья и цветы. А еще - тот дворец, в котором, как ей сказали, живет ее мать. И рядом с этим дворцом, действительно, стоит ее мама, юная и прекрасная, как на фотографиях из старого альбома.

Ты не ушиблась, доченька? - спрашивает мать Нину.

И тогда Нина поняла, что спасло ее от неминуемой гибели. То были материнская любовь и материнская молитва, которая «и со дна моря поднимает». И Нина зарыдала и принялась целовать ноги матери, орошая их своими запоздалыми покаянными слезами.
И тогда мать, склонившись над нею, стала ласково гладить ее по уже седеющим волосам:

Не плачь, не плачь, доченька… Господь да простит тебя. А я тебе давно все простила. Живи, служи Богу и будь счастлива. Только запомни: «Бог есть любовь…». Если будешь людей любить и жалеть - мы встретимся снова и уже не расстанемся никогда. А этот дом станет и твоим домом.

Монахиня Евфимия Пащенко. Врачебная сказка. По окончании воскресной Литургии и молебнов, когда прихожане Свято-Лазаревского храма стали расходиться по домам, настоятель, отец Феодор, пришел на клирос и объявил певчим: - Чтецы мои дорогие, певцы мои золотые, не забудьте, что в пятницу в нас Престольный праздник. Сам Владыка служить будет. Приходите, пожалуйста, все. Антон, - обратился он к ведущему басу, - ты непременно приходи. Ты же знаешь, что у Владыки любимая «Херувимская» - с басовым соло… Без тебя никак не обойтись. - Батюшка, - вздохнул молодой певчий, к которому обращался настоятель. - В том-то и беда, что я никак не смогу прийти. Я уже заведующего просил, чтобы перенести прием на вечернее время, да он не разрешил. А вдруг, говорит, больные утром придут, а врача на приеме не окажется… И велел выдать талоны на прием как раз на утро пятницы. Так что, батюшка, простите. Хотелось, как лучше, а вышло… - А подмениться тебе нельзя? - спросил сразу погрустневший настоятель. - Да кем же меня заменить, батюшка, если на всю поликлинику нас всего-то два невролога - заведующий да я, - посетовал певчий. - Кто же за меня больных принимать станет? Настоятель призадумался. И вдруг неожиданно просиял. Потом приоткрыл дверь в алтарь и позвал: - Отец Виктор! Поди-ка сюда! На эти слова из алтаря на клирос вышел отец Виктор, недавно рукоположенный третий священник храма. Несмотря на свою молодость, он слыл мастером на все руки, так что мог, если надо, и баньку срубить, и вырезать из свежих огурцов забавных дракончиков для своих троих детишек, когда те начинали капризничать. Вдобавок, отец Виктор был студентом Богословского института. А студенты, как известно, люди не только умные, но еще и находчивые. У отца Виктора был только один недостаток - он был лишен музыкального слуха, так что все попытки научить его петь или хотя бы держать тон оказывались неизменно безрезультатными. - Вот что, отец Виктор, - сказал настоятель третьему священнику. Тут у нас проблема возникла - нужно, чтобы к приезду Владыки Антон непременно был на Литургии. А с работы ему никак нельзя отлучиться. Разве что его кто-нибудь заменит. Так вот, отец Виктор - замени-ка ты Антона на его работе. Такое тебе от меня будет послушание. Если бы в эту минуту над головой о. Виктора разверзлось небо и грянул гром, он ужаснулся бы меньше. Легко настоятелю говорить: «замени Антона». Да как же это сделать, если в медицине о. Виктор смыслил не больше, чем в пении? «Откажусь, непременно откажусь», - решил про себя о. Виктор. Но тут он вспомнил, что воле настоятеля нельзя перечить, и что «послушание паче поста и молитвы». Поэтому он склонил голову перед отцом Феодором: - Хорошо, отец Феодор. Сделаю, как Вы благословите. Оставшиеся до пятницы дни о. Виктор провел в смятении и страхе. Утешало его только то, что до пятницы еще может случиться все, что угодно. Например, он заболеет, простудится или подвернет ногу… Он даже принялся было молиться Богу, чтобы Господь совершил чудо, и ему бы не пришлось оказаться «врачом поневоле». Но чуда не произошло, и отец Валерий в полном здравии дожил до роковой пятницы. Надо сказать, что певчий Антон, сиречь врач-невролог Антон Сергеевич, со своей стороны приложил все усилия, чтобы обезопасить о. Виктора от возможных неожиданностей во время приема. Приехав вместе с ним в поликлинику за час до начала смены, он лично облачил священника в белый халат и даже попытался объяснить ему, как, с помощью специального молоточка с резиновой головкой, вызывать у больного рефлексы. Но самое главное, он поручил его заботам своей медсестры, Марьи Ивановны, одной из лучших медсестер во всей поликлинике. При этом все трое договорились, что о. Виктор будет только расспрашивать больных. Когда же дело дойдет до назначений, он с важным видом кивнет головой медсестре, а та сама выпишет необходимые лекарства и процедуры. Проведя всю эту подготовку, Антон Сергеевич отправился в храм, оставив о. Виктора, как говорится, на волю Божию. Минут двадцать после его ухода на приеме было затишье. Больные то ли не шли, то ли задерживались где-то. Пока Марья Ивановна что-то молча писала, отец Виктор, томясь ожиданием, успел разобрать и снова собрать неврологический молоток, обнаружив внутри его головки иголку, а внутри ручки - жесткую кисточку. Он уже было хотел спросить медсестру о назначении этих предметов, но тут в дверь кабинета постучали, и на пороге появился первый пациент, мужчина лет 50. «Господи, помоги!» - отчаянно взмолился отец Виктор. - Здравствуйте, доктор, - сказал вошедший. - Здравствуйте… как Вас зовут? Иван Иванович… Присаживайтесь, пожалуйста. Что у Вас болит? - Доктор, меня поясница замучила. Пью-пью таблетки, а все без толку. Посоветуйте, вдруг ученые от радикулита придумали что-нибудь новенькое… И тут произошло непредвиденное. Вероятно, от волнения отец Виктор забыл наставления, данные ему Антоном Сергеевичем, и, вместо того, чтобы важно кивнуть медсестре, уже державшей наготове бумагу и ручку, заговорил с больным: - Новенькое, говорите? А Вы пост соблюдаете? Нет? Напрасно. Я недавно читал в одном журнале, что, если пост не соблюдать, сильное отложение солей в костях начинается. От этого и все проблемы. А вот скоро Рождественский пост будет. Попробуйте попоститься. Сразу намного легче станет… А поклоны Вы делаете? Нет, не гимнастику, а поклоны, с молитвой. Вот, например, так (при этом увлекшийся о. Виктор встал и показал больному, как делается поясной поклон, наклонившись и достав пол рукой). Попробуйте каждый день хотя бы по десять поклонов делать. И непременно молитву при этом читайте. Какую именно молитву? Любую. Например, «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Эта молитва Иисусовой молитвой называется. Или молитву Богородице… - Доктор, а записать эти молитвы можно, - попросил заметно оживившийся больной. - Сестричка, - обратился он к Марье Ивановне, - запишите мне, пожалуйста, слова… Получив бумажку с текстами молитв, а также совет о. Виктора купить в церкви молитвослов, улыбающийся больной покинул кабинет. При расставании о. Виктор благословил его иерейским благословением: - Ну, с Богом, лечитесь на здоровье душевное и телесное. Итак, вопреки поговорке, что «первый блин - комом», первый опыт о. Виктора на медицинском поприще оказался успешным. Но не успел уже осмелевший о. Виктор сполна пережить радость от первой своей удачи, как в кабинет вошла пожилая женщина с бледным, измученным лицом: - Доктор, выпишите мне, пожалуйста, таблеток от страха… Страх меня замучил, сил нет. - А чего Вы боитесь? - спросил о. Виктор - Да, понимаете, доктор, соседка у меня такая вредная, такая злая. Уж мы с нею ругались-ругались, чуть до суда не дошло. А потом стало мне казаться, что у меня по квартире кошка черная бегает. Видно, это соседка мне сделала. Я уж и к бабке ходила, и она мне тоже сказала, что это на меня сделано, да что толку? Деньги взяла, а кошка как бегала, так и бегает. Тогда к врачам пошла, они таблетки прописывали-прописывали, а толку никакого. Слабые, видно, таблетки - не помогают… Может, Вы чего посильнее пропишете? - Не помогут тут таблетки - тут другое надо. А Вы молиться перед сном не пробовали? Нет? А Вы вот как сделайте - перед сном помолитесь, а потом перекрестите себя и углы квартиры. Не умеете молиться? Да хотя бы той молитвой, что на нательном крестике написана: «Господи, спаси и сохрани». Нет у Вас крестика? Да как же так - крещены, а креста на Вас нет? Крест обязательно носить надо, раз вы крещеная. Ведь бесы больше всего на свете как раз Креста-то и боятся… А квартира у Вас освящена? Тоже нет? Пригласите батюшку, пускай освятит. А иконы в доме есть? Да что Вы, разве так можно, чтобы дом без святыни был? Купите непременно, в любом храме сейчас иконы продают. А к бабке больше не ходите. Грех это, в этом покаяться надо. И с соседкой помиритесь непременно - это тоже грех, когда люди враждуют. А на исповеди давно были? Никогда? Так как же после этого не будет казаться всякая нечисть? Непременно исповедайтесь, и чем раньше - тем лучше. А перед этим три дня попоститесь, припомните грехи, которые совершили, чтобы батюшке в них исповедаться. Нет, ну что значит: «стыдно рассказывать»? Врачу ведь про свою болезнь говорить не стыдно. А батюшка тоже врач, только духовный. Ну, спаси Вас Господь… - Ох, доктор, мне от Ваших слов сразу легче стало, - оживилась женщина, - Вы такой утешительный. Прямо как батюшка… Да я и есть батюшка, - хотел было признаться о. Виктор, но женщина уже вышла из кабинета. Дальнейший прием больных продолжался в том же духе. Отец Виктор выслушивал людей, утешал, назначал лечение и благословлял на него. И вот что удивительно - в тот день медсестре Марье Ивановне так и не пришлось выписать ни одного рецепта на лекарства. Лечение назначал сам о. Виктор. Вы спросите - как же это ему удавалось, если он не знал медицины? Но разве большинство телесных болезней, с которыми люди идут на прием к врачу, не имеют духовных причин, в которых как нельзя более сведущи духовные врачи - священники? А от духовных болезней - и лечение соответственное. Кому - пост, кому - усиленная молитва, кому - раздача милостыни, кому - поклоны… А всем нам вместе - покаяние в содеянных грехах. Лечение, которое о. Виктор назначил своим пациентам, оказалось настолько эффективным, что за выходные по всему району разнеслась весть о том, что в поликлинике ведет прием некий знаменитый столичный профессор по неврологии, который помогает даже безнадежно больным. Так что в понедельник у дверей кабинета невролога собралась целая толпа страждущих. Увы, к их немалому разочарованию, за столом, в белом халате, с молоточком в руках, сидел хорошо знакомый им Антон Сергеевич. - Доктор, - решились спросить его пациенты, - скажите, пожалуйста, а где можно найти того профессора с бородой, который тут в пятницу вел прием? Пусть он и нас вылечит. Скажите, пожалуйста, где он принимает? И тогда Антон Сергеевич назвал им адрес лечебного учреждения, где практиковал тот врач, которого они искали. Вы скажете - но ведь о. Виктор был не врачом, а священником. Но ведь священник - это тоже врач, только духовный. И место, где он служил - Православный храм, часто называют «врачебницей». То есть, больницей, или если хотите, поликлиникой. Поликлиникой, в которой лечат и исцеляют человеческие души.

Прости меня, Ксения! Повесть о святой блаженной Ксении Петербургской

В основе первой повести монахини Евфимии (Пащенко), название которой: «Прости меня, Ксения!» - вынесено в заглавие этой книги, лежит житие святой блаженной Ксении Петербургской. Главному герою довелось прожить практически всю жизнь бок о бок со святой, но догадался он о том, что она святая, лишь когда ее не стало.
Монахиня Евфимия (Пащенко) – известная православная писательница, краевед, критик и врач. Автор многочисленных повестей, посвященных житиям известных святых и подвижников, в числе которых благоверный князь Александр Невский, Соловецкие чудотворцы, преподобный Амвросий Оптинский и многие другие.
Истории монахини Евфимии часто содержат детективную интригу. Автор говорит: «Для меня детективные сюжеты - повод рассказать не столько о Православии как о религии, сколько о православных людях. Ведь именно по людям зачастую судят о вере, которую они исповедуют. Разумеется, это ошибочное суждение. Приходя в церковь, человек не должен верить, что встретит там одних только ангелов... Они - всего лишь люди...». О них и рассказывает писательница на страницах этой книги.

356.25

Приключения врача, или Христианами не рождаются. Монахиня Евфимия Пащенко

Легко ли в наши дни основать монастырь? По крайней мере, героине повести "Отравленный источник" это едва не стоило потери рассудка. Потому что и остров Лихостров, где она поселилась, и сам ее дом находится под проклятием. И произнес его перед расстрелом последний здешний священник отец Матфей...
В этой книге вы найдете еще три увлекательные повести, а также рассказы - несколько случаев из медицинской практики автора, который не забывает напоминать, что существуют ангельские силы и темные воинства, что есть греховная смерть и мир истины во Христе.
Произведения Елены Пащенко пользуются сегодня большим успехом как в России, так и за рубежом у читателей, идущих по пути духовного поиска.

Записки из преисподней. О страстях и искушениях. Монахиня Евфимия Пащенко

Как и с помощью каких ухищрений действуют против нас враги человеческого рода? В этой книге о страстях и искушениях повествование ведется от лица беса, поднаторевшего в адском искусстве улавливать и губить людские души, акцент в книге сделан именно на том, какие испытания предлагают нам с вами силы зла. О тьме, которая царит в наших душах, пока не осветит и не просветит их свет Христов, о Боге, разрушающем козни и хитросплетения сил тьмы и духов злобы поднебесных, повествует данная книга. Книга допущена к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви.
Сейчас тема страстей и искушений в жизни каждого человека актуальна как никогда. Обилие соблазнов, негативная информационная среда, агрессивное навязывание сомнительных и ложных ценностей - нас заставляют хотеть то, чего нам не нужно, делать то, чего мы не хотим. Монахиня Евфимия написала потрясающую книгу о страстях и искушениях для нас и наших современников, которым порой не хватает духовного руководства или бывает трудно читать традиционную церковную литературу из-за недостаточной подготовки.

397.1

Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях. Монахиня Евфимия

Прочитать отрывок онлайн! (откроется в новой вкладке браузера)

Жизнь за монастырскими стенами всегда была окутана ореолом мистической тайны. Новая книга монахини Евфимии (Пащенко) дает прекрасную возможность заглянуть внутрь русского монастыря и познакомиться с повседневной жизнью женских обителей по впервые публикующимся в печати архивным данным. Рассказывается о том, кто и почему уходил в монастыри, чем жили сестры, какие искушения подстерегали их внутри монастырских стен. Перед взором читателя пройдет галерея игумений северных женских обителей, сестер милосердия, монастырских воспитанниц.

220.88

Отвергнутое счастье. Монахиня Евфимия Пащенко

"Отвергнутое счастье" - долгожданная новая книга известной православной писательницы монахини Евфимии.
Это рассказы о тех, кто живет рядом с нами. И о людях минувших времен. О подвижниках и о преступниках, о предателях и кающихся, о святых и о тех, кто погряз в грехах. Впрочем, не будем торопиться с выводами "кто есть кто", ведь в любой миг всё может поменяться: недавний отступник покается, а человек, уверенный в собственной праведности, окажется перед лицом страшной правды - он так же далек от Бога, как адские бездны от небесных высот…
Попробуем вместе подумать над вопросами: имеем ли мы право осуждать кого-то? Что ожидает нас за порогом жизни? О чем пророчит звезда Любви Христовой, сияющая впереди?

280.25

Патриарх христиан умрет мучеником. Жития святых для детей

Однажды школьники поспорили - кто самый главный греческий герой? Одни говорили, что это Геракл, ведь он сильнее всех, другие утверждали, что это Одиссей, так как он находчивее всех, а третьи выбрали Ясона, ловкого и умного. Но, прочитав эту книгу, вы узнаете, что ни один из них не был прав, и самым настоящим героем Эллады оказался... скоро узнаете, кто!
Для младшего и среднего школьного возраста.

"То, что Бог есть, я знала еще маленькой девочкой, - говорит матушка Евфимия, - он был для меня как родитель - кто-то добрый и в то же время строгий, наблюдающий за мной, за тем, какие поступки я совершаю. И каждый раз после какой-то детской шалости я чувствовала свою вину перед НИМ". Мы разговариваем в ее квартире, в старом доме в центре города. Обстановка "кельи" монахини в миру не совпадает с тем образом, что сложился у меня благодаря книгам и телевизору. Просторная комната, минималистичная, но вполне уютная обстановка - кровать, книжный шкаф, тумбочка с магнитофоном, гора дисков с классикой и духовной музыкой. И иконы. Они занимают целую стену. Это и еще одно - специальный столик для молитвослова, напоминают о том, кто здесь живет.
К разговору со мной матушка Евфимия подошла очень строго и скрупулезно. Как сама призналась, долго что-то набрасывала на бумаге, готовилась. "Не могу отвыкнуть, филологическое образование дает о себе знать", - оправдывалась она.
"Мое детство можно разделить на две части - до ареста отца и после, - продолжает рассказ матушка. - До - это тихий московский дворик, множество друзей, беззаботное счастье, а после...". Что такое репрессии и чем может обернуться советское коммунальное благополучие, тогда узнали многие семьи. И маленькой Свете (так звали матушку Евфимию в ее мирской жизни) мир тогда перестал казаться безоблачным. Возможно, поэтому в юность она вошла достаточно своенравной и независимой особой. Еще студенткой познакомилась с будущим мужем, и вскоре на свет появился сын.
Но семья не смогла жить вместе. Светлану не минула судьба многих женщин - не сложились отношения со свекровью. "Я не умела, не знала, как быть в такой ситуации, и самым лучшим мне показалось отпустить мужа к матери, раз она не давала нам жить вместе. Сейчас я понимаю - это было трагической ошибкой, - размышляет матушка Евфимия. - Нельзя было отталкивать его, несмотря ни на что. У каждого свой крест. Этот - был мой, и я должна была его нести. С креста ведь нельзя сойти, с него только снимают. А я сошла...".
Так и жила молодая семья - редкими встречами. А потом, когда сыну исполнилось уже 13, одна из затянувшихся разлук прервалась известием - муж погиб. Тот момент матушка Евфимия считает переломным в своей жизни: "Стоя на краю могилы, я очень многое осознала, но не пожелаю этого никому. Часто наблюдая, какие ошибки совершают молодые женщины, обращающиеся ко мне за советом, мне так и хочется крикнуть им: вам что, тоже надо у свежевырытой могилы постоять?".
Друзья пытались помочь Светлане выкарабкаться из тяжелейшего душевного кризиса. Неожиданно для нее самой лучшей помощью стало Евангелие, "на всякий случай" подаренное неверующей подругой. "Это удивительная книга, - говорит матушка Евфимия, - я вам это как филолог говорю. Филологам часто приходится анализировать литературные произведения, и я на примере классиков литературы могу вам подробно расписать, как одна тема в произведении перетекает в другую, где проходят эти границы. Но, поверьте мне, в Евангелии нет границ! Читать его - все равно что дышать". Подруга, подарившая книгу, поражалась происходящим в Светлане изменениям. "Тогда она смотрела на меня скептически, а теперь тоже приняла крещение и работает секретарем в одном из московских монастырей". В том самом, в который пришла вслед за набожной подругой. Но первым на тернистый путь воцерковления ступил сын Светланы.

Если ты есть...

Отец Александр - так теперь называет своего сына, настоятеля одного из саратовских храмов, матушка Евфимия. Имя мы изменили, Епископ Саратовский и Вольский не дал благословения на разглашение всех тайн этой необычной семьи.
Путь человека к осознанию веры как неотъемлемой части существования всегда сложен и состоит из множества ощущений и событий. Матушке Евфимии запомнилось одно из таких. "Сын рос очень болезненным мальчиком, - рассказывает монахиня. - Врач считал это следствием его тонкой душевной организации и посоветовал мне неожиданное лекарство - завести собаку. Пришлось согласиться - а куда было деваться? Отец Александр так привязался к псу! Эта овчарка стала для нас настоящим другом и полноценным членом семьи". Но, к сожалению, собаки не меньше чем люди подвержены трагическим случайностям. Однажды, по дороге на прогулку, любимец семьи сунул нос в крысиный яд кем-то оставленный на лестничной площадке. И сразу же слег. Вывод ветеринаров был коротким и безнадежным - мышьяк. Яд вызывает массовые кровотечения. "Внутренности у вашего пса уже превратились в кровавое месиво", - говорили врачи. "В тот момент, - вспоминает матушка Евфимия, - отец Александр впервые обратился к Богу с прямой, искренней просьбой: "Если ты есть, спаси мою собаку!". Так поступают люди, когда жизнь загоняет их к самому краю, и еще дети, не утратившие ощущения прямого общения с Богом. "Объективно - надежды на выздоровление собаки не было, но была неожиданно пришедшая вера, - говорит матушка. - И чудо произошло - пес, вопреки всему, пошел на поправку. После этого отец Александр стал часто посещать церковь, а когда учился в институте, был уже постоянным прихожанином близлежащего храма".
Воцерковление сына Светлана, пересмотревшая многие свои взгляды, воспринимала как естественный ход вещей: "Мы вспоминали, как однажды, когда он был маленьким и спросил меня: "А зачем люди верят в Бога?", я с присущим мне тогда максимализмом ответила: "Так поступают только слабые люди". После всего произошедшего это вызывало у нас только улыбку. Эта "слабость" позволила выжить нам, дала возможность помогать многим нуждающимся в поддержке людям".
И все же решение сына стать монахом, как и для любой матери, оказавшейся на ее месте, стало для Светланы очередным испытанием. "Перед постригом сын сказал мне: не держи меня, отпусти, иначе и тебе, и мне будет трудно. А потом, когда я уже приходила к нему, когда ощутила эту атмосферу, дух монастыря и его братии, я вдруг вспомнила, как отец Александр говорил мне в детстве: "Мама, я хочу, чтобы был такой дом, где бы жили все, кого мы любим". И я поняла - он нашел тот дом, который не могли дать ему я, отец, бабушка из-за наших мелочных ссор и обид".

Вслед за сыном

Вся жизнь матушка Евфимии доказывает: она из породы тех самоотверженных русских матерей, что беззаветно отдаются своим детям. Именно такая всепоглощающая любовь к сыну не дала ужиться со снохой матери ее мужа. Такой могла бы стать и Светлана, но жизнь сложилась иначе. "Вы спрашиваете меня, как я решила стать монахиней? - удивляется матушка Евфимия. - Как можно такое решить? Вся моя жизнь была той дорогой, которая привела меня к постригу. Я просто поняла - иного выхода для меня быть не может". К тому времени жизнь будущей матушки была уже тесно связана с монастырем, куда поступил ее сын: помогала братии - готовила, консервировала, шила. Всегда быть там, где сын, - иной участи она не могла себе просить. А когда решение принять постриг созрело, поехала в Троице-Сергиеву лавру, к братскому духовнику, архимандриту Кириллу (Павлову) за благословением. "Мы поехали вместе с отцом Александром, встали в огромную очередь к одному из священников. Я, пока стояла, все думала, как же мне задать ему вопрос? Но сначала подошел отец Александр, а когда настала моя очередь, священник только улыбнулся - в постриг, в постриг! Вот так все и решилось. Моя жизнь в миру, а не в монастыре была благословлена тогда же...".
Но монашеская жизнь готовила матушке Евфимии свои испытания. "В монастыре, где жил сын, я предложила свою помощь в издательском деле, ведь я филолог, но настоятель сказал мне: идите помогите в трапезной, - рассказывает матушка Евфимия, улыбаясь своей тогдашней горделивости. - Уже потом мне доверили редактировать, писать, а сначала в трапезной поработала". Определенную эволюцию прошло и внутреннее сознание монахини. Вряд ли когда-нибудь становилось предметом исследования психологов, что происходит в душе у человека, решившего уйти из мира и надеть монашескую рясу. Для обретшей внутренний мир матушки Евфимии самым сложным было найти свое место в жизни, понять предназначение своего необычного статуса - монахини в миру. Ведь постриг в русском сознании неразрывно связан с образом аскета, живущего в стенах монастыря, вдали от людей, соблазнов и суеты. "И Бог дал мне знак, показывающий, в чем мое предназначение, - уверена она. - Однажды я поехала в Покровский женский монастырь - душа позвала. Там покоятся мощи святой Матроны - очень любимой и почитаемой москвичами. Когда оказалась там, ко мне стали подходить люди, посетители обители, что-то спрашивать. И вдруг все стало кристально ясно. Я поняла, в чем состоит служение монахини в миру. Позже моим послушанием стала помощь людям - делом, беседой, советом". Пожалуй, единственным человеком, к сердцу которого матушка Евфимия пока так и не смогла найти подход, это ее свекровь. "У каждого свой путь к вере", - отвечает она сама себе на вопрос "Почему?". Теперь этот крест уже не кажется ей таким невыносимым.

Матушка Евфимия всегда старалась быть там, где ее сын. И когда отец Александр был назначен настоятелем храма в Саратове, поехала вместе с ним, не жалея оставить Москву, где родилась и прожила всю жизнь.
И несмотря на то, что наш провинциальный город поначалу казался коренной москвичке неуютным - "очень грязно", - матушка Евфимия на свою жизнь не жалуется: "Вот только ногу этой зимой сломала на гололеде - но это, видно, за мои грехи". Заговорившись со мной, матушка вдруг спохватилась: "Сейчас же братья придут обедать!" - и кинулась на кухню. И тут мы вдруг вспомнили, что совсем забыли поговорить о главной теме - роли женщины в православии. "Напишите так, - предложила матушка, помешивая щи, - самое главное для женщины - это ее семья, многие сейчас об этом забывают. Или хотите, я вам что-нибудь набросаю потом?". Но я не стала заставлять женщину сидеть над бумагой и что-то писать. Нужно ли это?

12/02/2017 - 20:16

Горе тому, кто поверит, будто стал он жертвой злой судьбы и злых людей. Пустится он во все тяжкие, своими руками разрушит то, что еще можно было бы исправить! Вот и отец Петр, подавленный и раздавленный свалившимися на него невзгодами, все больше озлоблялся, все больше ненавидел распутную девку, сгубившую его матушку, его Виктора, его самого. Мог ли знать его несчастный мальчик, что любил он не чистую девушку, а бесстыжую блудницу? И вот он мертв, а эта тварь жива… Такие думы терзали несчастного отца Петра, не давая ни сна, ни отдыха его измученной душе.

• Добавить комментарий

Явление пана

Монахиня Евфимия Пащенко , 29/12/2016 - 07:56

В деревне Бог живет не по углам,
Как думают насмешники, а всюду…
(И. Бродский)

Это случилось в тот самый день, когда к Нине Сергеевне пожаловал в гости ее коллега, врач-невролог Петр Иванович Н. Когда-то они работали вместе. Мало того, именно Нина Сергеевна посвятила Петра Ивановича, тогда еще всего-навсего желторотого интерна 1 , в кое-какие премудрости практической медицины, которые познаются не из книжек - из долгого и горького врачебного опыта, так что не без основания считала его своим учеником. Но потом Петр Иванович, наскучив, подобно юному бурлаку Ларьке с известной картины Репина, тянуть лямку рядового врача, подался в коммерцию и за три года преуспел на этом поприще гораздо больше, чем за семь лет изнурительной поденщины в одной из городских поликлиник. Теперь он являлся владельцем частной клиники «Доктор Лечиболь» 2 , в которой сам вел прием, как врач-невролог, и жил припеваючи, благословляя тот день и час, когда он не послушал Нину Сергеевну, уговаривавшую его остаться работать в поликлинике. Кем бы он был тогда? Зато кем он стал теперь!

• Добавить комментарий

Кто ж знал?

Монахиня Евфимия Пащенко , 17/10/2016 - 11:02

Весенним утром 2010 года трое бритоголовых, плечистых мужчин поднялись на четвертый этаж серой кирпичной «хрущевки» на бывшем проспекте Павлина Виноградова, недавно переименованного на старопрежний лад в Троицкий проспект, и остановились перед дверью угловой квартиры, обитой потертым коричневым дерматином. Один из них, чуть постарше, одетый с неброской простотой состоятельного человека, извлек из кармана ключ, отпер дверь, и первым шагнул за порог. Его спутники последовали за ним. Так Петр Шаньгин, один из известнейших и крупнейших бизнесменов Богоспасаемого града Михайловска, вступил в свое новое владение - квартиру покойной матери.

Его спутниками были люди не столь именитые - так, мелкая сошка. Однако сами они были о себе совсем иного мнения. Борцы за Россию только для русских, ярые ненавистники всех иноверцев и иноплеменников, наипаче же тех, кого они называли не иначе, как жидами, духовные дети самого протоиерея Евгения, настоятеля Свято-Лазаревского храма, духовника и идейного вдохновителя областного отделения националистической организации «Русский Народный Союз». Мало того, носящие звания соколов, которые давались активистам этой организации. В отличие от Петра Шаньгина, его спутники были одеты в форму «Союза» - черные рубахи, напоминающие гимнастерки, украшенные нарукавной эмблемой - белой свастикой, сложенной из перекрещенных мечей. Судя по цвету этой формы, членам «Союза» больше пристало бы называться не соколами, а воронами. Но, как говорится, о птице судят не по прозванию, а по полету.

• Добавить комментарий

Горький плод прелести (полностью)

Монахиня Евфимия Пащенко , 08/10/2016 - 21:01

Всю жизнь Наталья Никандровна прожила в городе Михайловске. Работала в домоуправлении, и была там не какой-нибудь мелкой сошкой, а начальником. Да как стали ее годы да хвори одолевать, вышла она на пенсию и с той же регулярностью, как прежде — на работу, стала ходить в церковь. Благо, от ее дома до Преображенского кафедрального собора было рукой подать, почти как до продуктового магазина, в который пенсионерки со всей округи ходили не столько за покупками, сколько ради того, чтобы меж собой о том, да о сем покалякать. А что еще ей делать на пенсии, как не в храм ходить? Дети давно уже взрослые, а внуки, того и гляди, их перерастут — некого теперь опекать да воспитывать, а как начнешь по старой привычке это делать — ворчат и дуются, мол, мы и сами с усами.

• Добавить комментарий

Выгодная сделка

Монахиня Евфимия Пащенко , 11/07/2016 - 19:24

Инокиня Монония, сухопарая старуха лет пятидесяти, сидела на своем убогом ложе, покрытом грубой рогожкой. На коленях у нее покоился массивный кипарисовый ларец. Этот ларец мать Монония хранила в изголовье своей постели. Какой же он тяжелый! Да и как иначе! Сколько лет она наполняла этот ларец, подобно трудолюбивой пчеле, наполняющей нектаром медовые соты. Оттого-то ей так отрадно бывает смотреть на то, что находится внутри.

Дрожащими руками старуха подняла крышку. В ларце — монетка к монетке — тускло поблескивали золотые червонцы. Мать Монония залюбовалась ими, как земледелец — собранным урожаем. Что ж в том греховного? Ведь не для себя собирала она это богатство…

• Добавить комментарий

Часы ее жизни

Монахиня Евфимия Пащенко , 12/06/2016 - 20:31

Часы жизни остановились
(В.И. Фигнер).

Старухе не спалось. Но заснуть ей мешал не телевизор, включенный на полную громкость. Она давно уже привыкла к несущимся с экрана песням, воплям, хохоту и выстрелам, и засыпала под них, как дитя — под материнскую колыбельную. Нет, дело было не в телевизоре. И даже не в том, что у нее опять разболелись суставы — к этим болям она тоже давно привыкла, как к докучливым, но неизбежным спутникам старости. Нет, не потому ей не спалось… Впрочем, не все ли равно, отчего не спится по ночам одиноким старикам?

Кряхтя и охая, старуха (а звали ее Зинаидой Ивановной) тяжело поднялась со скрипучего дивана, покрытого вытертым и засаленным персидским ковром, и засунула под диван свою клюку со стершейся резинкой на конце и крючковатой рукоятью. Вот клюка ударилась обо что-то твердое…

• Добавить комментарий

Ловцы душ 2

Монахиня Евфимия Пащенко , 09/06/2016 - 16:09

Он был готов к трудовым подвигам, вроде тех, что совершали герои его любимых книг под звуки задорных комсомольских песен. «Эх, грянем сильнее, подтянем дружнее»… Однако в реальности все оказалось до крайности просто и прозаично. Полусонных, зевающих, еще не пришедших в себя после вчерашнего возлияния, их выстроили у крыльца, и какой-то человек неприметной внешности, низкорослый, как Наполеон, стал отдавать распоряжения, подкрепляя свои слова энергичными взмахами руки. Благо, с высоты холма пресловутый фронт работ был виден, как на ладони:

— Значит, так! Пятеро — ты, ты, еще вы двое, ну, и еще ты (это относилось к Сергею) — идете вон туда! Еще десять человек — со мной! Остальные — туда! Инструменты получите вон там, на складе!

• Добавить комментарий

Ловцы душ

Монахиня Евфимия Пащенко , 02/06/2016 - 10:12

В дождливый сентябрьский день по ухабистой дороге, справа и слева от которой тянулись унылые пустоши, окаймленные на горизонте траурной лентой хвойных лесов, медленно, словно крылатое насекомое, прибитое к земле непогодой, двигался автобус, серый от придорожной грязи и пыли, с вмятинами на боках. Вдруг он остановился. Водитель чертыхнулся. Некоторое время он сидел в кабине, пытаясь завести заглохший мотор. Однако все его усилия были напрасными — мотор прерывисто стрекотал и вновь замолкал. Тогда водитель выскочил из кабины…

— Черт возьми! — процедил сквозь зубы пожилой человек с обрюзгшим лицом и пробивающейся на подбородке темной щетиной. — Уже второй раз останавливаемся. Что за чертовщина?

При этих словах сидевший рядом с ним темноволосый худощавый юноша в круглых очках и болоньевой куртке с капюшоном словно очнулся от раздумий, в которые он был погружен всю дорогу, вскочил со своего места и вышел из автобуса. Некоторое время он обреченно смотрел, как водитель, яростно чертыхаясь, копается в моторе. А затем, несмотря на моросящий холодный дождь, быстро зашагал по дороге.