Горе от ума. Театр на Покровке

Всё как всегда - искал в интернете одно, нашёл другое, но ведь симпатично же! =)

7 октября 1885 года родился датский мальчик Нильс, ставший впоследствии знаменитым датским физиком Нильсом Бором.
Ниженаписанное частично основано на реальных событиях, частично вымышлено, Все нарушения хронологии событий случайны и значения не имеют.

**
Однажды, когда знаменитый датский физик Нильс Бор был ещё не знаменитым датским физиком, а вредным датским мальчиком, он очень увлёкся квантовой механикой. Особенно одним чрезвычайно тяжёлым научным трудом, килограмма так на два, два с половиной. И так увлёкся, что целую неделю увлечённо бил других детей этим научным трудом по голове. Дети огорчались и жаловались школьному директору на головокружение и головные боли, а тот вызывал к себе Нильса.
- Нильс, - укоризненно говорил директор, - что же ты делаешь?
- Тот, кто может размышлять о квантовой механике без головокружения, просто ещё ничего в ней не понял, - вредно сообщал будущий знаменитый физик.
На этом директор обычно прекращал отчитывать Нильса Бора, потому что возразить против модернизации школьного образования он не мог. Да и не нравилось ему, если честно, что другие дети говорят про «Основы квантовой механики»: «...Герр директор, Нильс бьёт нас по голове тяжёлым, тупым предметом».

**
Знаменитый датский физик Нильс Бор только под конец жизни о душе задумался, а когда он был вредным датским мальчиком, у него вовсе совести не было. Однажды модель атома Резерфорду в карты проиграл и не отдал.

**
Однажды знаменитый датский физик Нильс Бор и знаменитый австрийский физик Вольфганг Паули обсуждали электронный спин.
- Ваша теория, - сообщил Нильс Бор, - конечно, безумна. Но она недостаточно безумна, чтобы быть верной.
- Но я безумен только при норд-норд-весте, мой принц, - возразил Вольфганг Паули. - При южном ветре я могу отличить протоны от ядер свинца по энергии столкновения в Большом адронном коллайдере.

**
Нильс Бор очень любил футбол. Однажды он играл в футбол весь день и проголодался. «Резерфорд, - говорит, - а, ангелочек, сделайте мне мягких французских булок да чаю». Тот возражает: «Нильс, ты же видишь, я модель строения атома переделываю». «А-а-а, - возопил Бор, - так я и знал, что вам томсоновские булочки с изюмом дороже моего Я». И в ту же ночь уехал в Лондон.

**
Знаменитый датский физик Нильс Бор очень любил подковы (и, конечно, футбол). Однажды пришёл с подковой в гости, и все присутствовавшие целый вечер изумлялись. Неужели, спрашивали, вы верите, что она приносит удачу.
- Я, конечно, не верю, - степенно отвечал знаменитый физик. - Но слышал, что она помогает независимо от того, верят в нее или нет.
Так никто и не узнал, что это была не подкова, а магнит. И только удивлялись потом, что ложки пропадают.

**
Однажды Нильс Бор украл в гостях ложки и, чтобы спрятать, бросил их в бутыль с уксусом. Ложки так и не нашли, но осадочек ацетата железа-то остался.

**
Синоптики очень любили Нильса Бора.
- «Трудно что-либо предвидеть, а уж особенно будущее», - цитировали они знаменитого датского физика в начале каждого выпуска прогноза погоды.
А вот Нильс Бор синоптиков терпеть не мог и неизменно поколачивал зонтиком. И всё в глаз норовил, в глаз, а те делали вид, что не замечают.

**
Знаменитый австрийский физик Вольфганг Паули был убеждён, что говоря о звере с двумя спинами, Шекспир имел в виду электроны.
Но никто ему почему-то не верил. Особенно при норд-норд-весте.

**
Однажды знаменитый датский психолог Эдгар Рубин переоделся знаменитым датским физиком Нильсом Бором и пошёл в гости к Резерфорду. Резерфод открывает дверь и думает: «Если посмотреть с одной стороны - это лицо Бора. Если посмотреть с другой стороны - это лицо Рубина. Если присмотреться внимательней - вообще ваза».
Плюнул и закрыл дверь.

**
- Все науки делятся на физику и коллекционирование марок, - заявил однажды Нильс Бор. А потом сел на велосипед, да и поехал в музей Сальвадора Дали.
«Хм», - только и подумал в ответ швейцарский химик Альберт Хофман.

**
Датский физик Нильс Бор был человеком порывистым. То в музей Сальвадора Дали отправится, то на Сольвеевский конгресс в Брюсселе, а то и вовсе в Лондон уедет внезапно. Как-то раз даже в в бомбовый отсек самолёта забрался, чтобы никто не нашёл, с парашютом и сигнальными ракетами, да и летел там всю ночь. Шведская писательница Сельма Оттилия Лувиса Лагерлёф потом даже книжку про это написала.

**
Снится однажды Нильсу Бору сон. Будто иммигрировал он в Лондон и живётся ему там очень хорошо. Купил он, будто, собаку бульдожей породы, всамделишную саблю и барабан. И женился. И вдруг, будто он уже не в Лондоне, а в Москве. Идёт по Тверскому бульвару, чудище свое на поводке держит, а навстречу советский физик Яков Петрович Терлецкий. И надо же, тут на самом интересном месте пришли сотрудники контрразведывательных служб и разбудили.

**
Однажды Нильс Бор написал открытое письмо Генеральному секретарю ООН: «Дорогой далёкий друг, - писал он, - я Вас не знаю, и Вы меня не знаете. Очень хотелось бы познакомиться. Всего хорошего. Нильс».
Когда письмо принесли, Генеральный секретарь как раз думал о мирном сотрудничестве и свободном обмене информацией между государствами. Да так задумался, что хоть режь его. Сотрудники Секретариата толкали, толкали, письмо подсовывали - не видит. Так и не познакомились.

**
Нильс Бор сидит у себя и думает: «Я гений, и ладно. Гейзенберг тоже гений. Но ведь и Эйнштейн гений, и Резерфорд, царствие ему небесное, гений. Когда же это кончится?» Потом изобрели Теорию всего. Тут всё и кончилось.

Ой, ну вот выражение "шел в комнату, попал в другую" - явно про меня! Хорошо ещё, что не во дворце живу, иначе бы только и делала, что ходила по бесконечным комнатам и вспоминала, в какую же мне надо было. И зачем, что не менее важно.
Надо бы ещё выяснить, точно ли улица, на которой я живу, не называется Бассейной. Нет, конечно, вместо шляпы сковороду я на голову не натяну, но есть подозрение, что это только оттого, что я не ношу шляпы.
Скоро картотеку всех моих неувязанностей составлю, если не забуду, конечно.
Сижу и мирно переписываю очередной конспект из очередной чужой тетради. Разумеется, тут же в голове появляется логичная мысль о том, что мне нужно узнать, сколько я вешу (такие мысли довольно частенько посещают мою светлую голову, не затенённую особыми признаками ума. Например, еще когда я училась в школе, цветы мои поливались только тогда, когда мне нужно было делать алгебру, более того! Каждый листочек бережно и трепетно протирался влажной тряпочкой, практически орошался слёзами мучительных раскаяний в том, что я так редко поливаю цветы; водружение цветов на подоконник сопровождалось моими горячими клятвами, что я буду их поливать и рыхлить им землю в горшочке каждый день... В принципе, так оно и было. Как только мне задавали очередные задачи и самостоятельные работы на дом, я тут же бросала все калькуляторы и циркули и бросалась поливать цветы. Когда задавали физику, я мыла полы... Впрочем, я снова отвлеклась). Так вот. Срочно, значит, мне понадобилось узнать свой вес, прямо вопрос жизни и смерти. Тетрадь летит в одну сторону, ручка - во вторую, я лечу в другую комнату, где находятся весы. Там я замечаю на столе конфеты (печенье, варенье, неважно, что-то съедобное). Бросаю хищный взгляд на чайник, с радостью обнаруживаю, что он только что вскипел и со спокойной душой наливаю себе чайку. Просто так пить чай, разумеется, неимоверно скучно. Тут же включается телевизор, смотрится какая-нибудь глупость... Через час я выхожу из комнаты с чувством выполненного долга и полным желудком, оставив грязную чашку на столе, а разъярённую маму в процессе чтения мне лекции о том, что нужно мыть за собой посуду.
Придя в свою комнату, сажусь за стол... Как только взгляд останавливается на недописанном конспекте, в голове тут же вспыхивает мысль: я ж не взвесилась!! Срочно исправляю оплошность и несусь к весам! Не всё так просто. В другой комнате взгляд натыкается на клетку с хомяками. Далее минут пятнадцать я всячески сюсюкаю с ними, наблюдаю, как они дрыхнут, умиляюсь, думаю о том, что когда буду жить одна, заведу собачку, потом решаю, какой же она будет породы, бегу скорее в свою комнату, лезу в интернет, смотрю фотки собачек и решаю, что ньюфаундленд мне вполне подойдёт. Конспект наглухо забыт, потому что я долго смотрела фотографии, устала и захотела есть... Иду в другую комнату. Всё-таки вспоминаю, что хотела взвеситься, встаю на весы. После этого все мысли о еде быстренько вылетают из головы, начинается лёгкая депрессия и я пью только чай...
В общем, этот круговорот меня в комнатах продолжается до тех пор, пока я не сяду с тоской за стол, где сиротливо лежит тетрадь, сияя девственно белыми листами. Еще минут десять уходит на поиск ручки и сетования на то, что "все на моём столе всё разбрасывают!" Потом я неожиданно решаю посмотреть кино, решив, что и так много сделала за сегодняшний день.
В результате, конспект дописывается в шесть утра, когда я, лохматая и очумелая, преодолеваю силу воли и встаю, чтобы дописать его, ругая себя за лень и клянясь, что никогда такого больше не повторится.

Собственно, написала я это потому, что мне надо делать лабораторную работу по словообразованию, а в горшки с цветами вода уже не помещается и чай кончился.

Два героя в центре спектакля Малого театра «Горе от ума» - Фамусов и Хлестова. Юрий Соломин и Людмила Полякова.

И вот новая встреча! Все та же история. С разницей во времени. Ушел пародийный, перевернутый в постановке Сергея Женовача сюжет "Возвращения блудного сына" на родину... Постарел Чацкий - Глеб Подгородинский, в нем уже нет прежнего юношеского пыла и либертинства. Он сохранил в себе только иронию, снисходительный тон по отношению ко всем встречным. "Не человек, змея", - говорит о нем Софья в пьесе. И не человек, и тем паче, не "змея" - жалить и кусать не прсипособлен. Не трикстер, не возмутитель спокойствия, так себе, резонер и ритор. Молчалин - серенький, тихий, незаметный. Софья - не нимфоманка, да и Лизанька - не нимфетка. Софья – синий чулок, Лизанька не дотягивает до стандартной субретки.

Никто никого не любит. Никто никому не противостоит. Чацкий даже не любопытствует, он случайно шел мимо... Ему бы отдать реплику Молчалина - "шел в комнату, попал в другую..." Неизвестно, зачем он пришел в дом Фамусова. Посравнить век нынешний и век минувший? Вряд ли.

Фамусов - Юрий Соломин, старинный барин, искусен и опытен, плетет свои кружева, бьет афоризмами, бьет Тришку уже не наотмашь, как прежде, но тем же кружевным же платочком... Брезгливо, сторонясь Чацкого, зажимает уши руками, и ничего не хочет слышать, хоть на мизинец… Разве что Скалобуза принять... Скалозуб по-армейски точно сыгран Виктором Низовым - «настоящий полковник».

В спектакле нет столкновения Чацкого с фамусовским «обществом». Чацкий ускользает, прячется, скрывается от московской говорильни, от соглядатаев.Его желчные реплики рождаются в лихорадочном споре с самим собой.…

Главный конфликт спектакля - внутренняя сшибка, происходящая в душе Фамусова - Юрия Соломина. Он пытается разобраться в сонме загадок, возникающих перед ним на каждом шагу. Что ни шаг, то внезапное подозрение - череда страшилок и ужасов. Фамусов Юрия Соломина попадает, как ему кажется, в дикий лабиринт провокаций. Ему кажется, что все ожесточились против него. Мания преследования – вот истинный диагноз Фамусова.

В финале его ждет потрясение, на грани удара. Он увидел - дочь, Софью Павловну, "срамницу" - где? с кем?

«В глушь! В Са-ра-тов!» – раскатисто и громоподобно пронесется по залу.

Фамусов бессильно падает в кресло. Почти валится в него. И глотает воздух ртом. Слуга заботливо накрывает его пледом. И Софья, и Лиза знают, что никакого "Саратова" не будет....Старик все забудет, все простит... .

Бал в доме Фамусова – пародийный паноптикум «людей и дел, и мнений». На этом балу - мощная и масштабная фигура - Хлестова - Людмила Полякова. Актриса сыграла Хлестову со страстью шекспировской героини.

Не впервые наслаждаюсь ее Хлёстовой. Хлёстова - как понимает актриса этот характер, и как его воплощает - истинная хозяйка положения, в ее руках не только отдельные частные судьбы, но мир и Вселенная, которой она управляет.. Именно Хлестова с ее мощной энергией и властолюбием – идеологический центр старой Москвы, этакая леди Макбет. Она виртуозно руководит, организует действа, сводит и разводит, сталкивает и интригует.

Вершительница и вседержительница, ядовитая, одержимая, избыточная в своей среде, победившая всех. И торжествует, и ликует!...

Скалозуб - Виктор Низовой, Фамусов - Юрий Соломин

Фото Маргариты Ваняшовой

Маргарита Ваняшова

Григорий Заславский

Горе луковое

«Горе от ума» в Театре на Покровке

Небольшая, чтобы не сказать маленькая сцена Театра на Покровке, на первый взгляд, маловата для «Горя от ума». Действие комедии Грибоедова разворачивается в доме Фамусова, а он – управляющий, большой человек, ему одному будет трудно развернуться на таком пятачке… С другой стороны, заглянув в ближайшие к театру переулки, замечаешь, что сохранившиеся с тех давних времен дома не были слишком просторны, так что, тесня хозяев и гостей, постановщик спектакля Сергей Арцибашев, возможно, не сильно погрешил против истины.

Арцибашев – из тех, кого можно назвать здравомыслящим консерватором: в лучших своих спектаклях он всегда открывал какую-то домашнюю, семейную правду происходящих событий (будь то в «Трех сестрах», или – в «Месяце в деревне»). Он находил уют там, где, казалось, ему нет и не может быть места. В нарушении слаженной скромной жизни зарождалась драма, а то и трагедия.

С другой стороны, Арцибашева все чаще тянет задаваться вечными русскими вопросами и даже отвечать на них, и спектакли последних лет, правда, выпущенные не на Покровке, а в Театре имени Маяковского, – ярко свидетельствуют о том, что «скромные истории» его как художника уже не удовлетворяют.

Короче говоря, от «Горя от ума», которое Арцибашев взялся поставить к 15-летию Театра на Покровке, можно было ждать чего угодно: «один» Арцибашев мог вытащить из грибоедовской комедии семейную историю, «другой» – задаться злободневными патриотическими вопросами, кои так ярко, остро и нелицеприятно ставит в своих монологах Александр Андреич Чацкий.

Не угадал никто. Особенно, думается, разочарованы те, кто доверился предпремьерным анонсам: «С давних пор помним мы эти фамилии, вольнодумца Чацкого, глупого Скалозуба, угодливого Молчалина, чинолюбца Фамусова, помним доверчивую Софью… Но так ли просты все они, как едва ли не с детства привыкли мы их считать? «Театр на Покровке» в постановке Сергея Арцибашева придает этим знакомым героям новые и необычные черты».

Самое радикальное открытие коснулось бала у Фамусова: в спектакле Арцибашева домашний вечер («мы в трауре, так балу дать нельзя», – говорит у Грибоедова Софья) превращается в лихой маскарад с соответствующим вальсом, кажется, неизбежным в маскарадном контексте.

Имея в труппе братьев-близнецов (Виктор Яцук и Вадим Яцук), постановщик предсказуемо распределил между ними роли гостей Г.N. и Г.D., передающих сплетню о безумии Чацкого. Предчувствуя возможное непонимание, решительно купировал «лишнее» (и в очередном монологе Чацкого французик из Бордо вовсе не надсаживает грудь… Зачем? Эта деталь только отвлекает! Ведь нас предупредили, что герои и без того не просты).

В начале спектакля как будто бы брезжит некая новизна: скажем, Фамусов (Геннадий Чулков), приставая к Лизаньке, заигрывая с нею, ждет от нее, как выясняется, всего лишь танцев с голым животом, и та, стесняясь, боясь: «Ну, кто придет? Куда мы с вами?» – в итоге исполняет барскую волю. И Фамусов счастливо улыбается. А дальше – либо невнятная скороговорка у Чацкого (Евгений Булдаков), либо – узнаваемые с близкого-то расстояния билеты в Большой театр в руке у Загорецкого. А поскольку новизна обещана, то итоге то ли Загорецкого, то ли Репетилова раздевают донага, причем забава по раздеванию постановщиком поручается шести княжнам Тугоуховским.

Помнится, обнажение чиновников заменяло собою «иллюзион» немой сцены в финале «Ревизора» Арцибашева. Там в этом обнажении был смысл, здесь, прошу прощения, одна голая форма. С масленичным гуляньем в антракте – та же история.

Впечатление складывается, что не публика как будто впервые радуется каждому стиху, а актеры на премьере читают его как впервые. В итоге трудно сказать что-то определенное не только про Графиню бабушку или Графиню внучку (с ними все более или менее ясно и неинтересно), но и про Софью, которую играет молодая красавица Мария Костина.

А сказать нечто большее выйдет едва ли.

Культура , 25 января 2007 года

Наталия Каминская

Шел в комнату, попал в другую

"Горе от ума". Театр на Покровке

Сергей Арцибашев поставил эту пьесу не в Театре Маяковского, где время от времени выводит на большую сцену героев большой литературы ("Карамазовы", "Мертвые души"), а в маленьком Театре на Покровке. Давненько режиссер "не брал в руки шашек" в своем родовом гнезде, которое с приходом в Маяковку не бросил, однако спектаклей там ставить, видимо, не успевал. Но взял, так уж взял - Грибоедова, ни больше, ни меньше. "Покровка", в еще недавние годы бывшая на устах у театралов и критиков, с приходом Арцибашева в Театр Маяковского зажила тихо и незаметно. Премьеры выпускались, но журналистов на них практически не звали, следовательно, и резонанса никакого не было. Но "Горе от ума", конечно, и повод для внимания, и предмет для разговора.

Арцибашев ставит камерную семейную историю, будто подернутую флером старины. Из жизни знатных московских семейств XIX века, с прочным столичным укладом, с неколебимой иерархией ценностей. Ныне эти материи красиво подаются в глянцевых репродукциях модных журналов, в ретрооткрытках. Малюсенькая сцена оформлена художником Алексеем Плюсниным, что та открытка, - на натянутом полотнище мило намалеваны колонны, окошки и гардины. Вот в этом-то альбомчике и оживают герои. С великим стихотворным текстом обращаются так, будто по-другому и говорить никогда не умели - пиетета минимум, интонации разговорные.

А для начала споют жалостный романс. Это у режиссера - вообще элемент обязательный, род недуга. Домашнее пение как излюбленное российское дело, заменяющее иной раз и смысл, и труд, и счастье, призвано задать настроение. Впрочем, в памятной арцибашевской "Женитьбе" Театра на Покровке песенная стихия сыграла куда более объемную роль: возникла вторая реальность, сладко-щемящая и безответственно-сентиментальная, в которой герои рады были забываться и обманываться на счет подлинного состояния дел. Здесь же романс выглядит заставкой или, в лучшем случае, намеком на то, как "европеец" Чацкий, подъезжая к фамусовскому дому, погружался в знакомые с детства звуки.

До антракта нам покажут всего лишь домашнюю историю, какую найдешь в любом русском водевиле XIX века. Очень хорошенькая и очень толковая горничная Лиза - Наталья Фищук во всех отношениях интереснее красивой куклы Софии - Марии Костиной. Эта Лиза не только "разводит все мизансцены" с Молчалиным, Софией и Фамусовым, но и привычно выдерживает нешуточный натиск мужской половины дома. Вот уж к кому здесь вожделеют, так это к ней. Фамусов - Геннадий Чулков - прямо под дверями дочкиной спальни проделывает явно традиционные и, очевидно, каждодневные упражнения отвратительного старого сладострастника. Легкий хозяйский жест, и Лиза снимает юбку, с комичной покорностью поднимает фуфайку, обнажая упругий девичий живот. Зато Молчалин - Сергей Загребнев, неслышный, невыразительный, попросту никакой во всех положениях, именно в сценах с Лизой обнаруживает искреннее, сильное чувство. Неожиданно рождается та самая сословная драма, в которой Молчалин читается предтечей знаменитых французов - Растиньяка и Жюльена Сореля.

Как ни странно, в домашне-камерной атмосфере арцибашевского спектакля вообще читается много того, что связывает Грибоедова с традициями мировой литературы. Первые сцены, как уже сказано, - чистый водевиль, а явление глупейше улыбчивого Скалозуба - Сергея Ищенко, - его закономерное продолжение. Так ведь водевильные корни грибоедовской комедии очевидны! А если взаимоотношения героев в первом акте слишком для этого жанра человечески подробны и, скажем так, реалистически правдивы, то подождите акта второго. Тут, в сцене бала, начнется откровенный фарс. И вообще, будет не просто бал, а маскарад. Чацкий на него заведомо, прозрачно намекая на амплуа незадачливого любовника, явится в костюме Пьеро. Платон Горич - Олег Пащенко, огромный детина с детским лицом, обряжен (явно супругой - Татьяной Швыдковой) в одежды петуха. Интриган Загорецкий - Виктор Поляков появится волком в шерсти, а два господина, Г.N. и ГD., сыгранные актерами-близнецами Виктором Яцуком и Вадимом Яцуком, - черными воронами. Старуха Хлестова (Нина Кирьякова) - точь-в-точь Пиковая дама, в буклях, со зловещим прищуром и металлической речью. Наконец, князь Тугоуховский (Александр Сухинин) - существо почти абсурдистское, скрюченное, "механическое" да в зеленом костюме кузнечика. Вдруг ворота фамусовского дома распахиваются и в пушкинский сон Татьяны, и в безумие лермонтовского "Маскарада", и в мольеровские фарсы, и в гоголевскую чертовщину. Хочешь не хочешь, а вспомнишь грибоедовскую литературную эпоху, где классицизм и романтизм, отживая свое, еще имели силу и, в свою очередь, прорастали в новое видение мира. К моменту появления Репетилова (Михаил Сегенюк), рыхлого, раздерганного типа, не имеющего, кажется, вообще никаких стержневых опор - ни физических, ни умственных, абсурд достигает высшей точки. Этот Репетилов ощутимо опасен, ибо сильно смахивает на Ноздрева. Да и заканчивает сцену в гоголевском духе: подвергшись нападению засидевшихся в девках княжон Тугоуховских, остается, бедняга, без штанов. Так, босой, в одной рубахе и убежит вон. Чацкого же, объявленного сумасшедшим, персонажи, превратившиеся в санитаров, свяжут смирительной рубахой. И был бы этот ход оскорбительно буквальным, если бы все предшествующее отчетливо не напоминало вселенский дурдом.

Чацкого искренне жаль, ибо он здесь вовсе не гигант и не герой. Играет Александра Андреевича Евгений Булдаков, тот самый, что был в арцибашевском "Гамлете" юным датским принцем. Маленького роста (София перед ним - что каланча), не красавец (Молчалин куда как привлекательнее), невеселый, неискрометный, этот Чацкий с самого начала не имеет шансов на личное счастье. Между тем именно на него отчаянно надеется. Но куда такому маленькому, умненькому, да позабывшему в своей Европе про незыблемые российские устои парнишке ловить здесь птицу счастья! Впрочем, София в трактовке Арцибашева не стоит ни борьбы, ни надежд. История Чацкого сыграна как цепь трагикомических непопаданий бедняги в суть происходящего. Мальчик, похоже, в глобальном смысле "шел в комнату, попал в другую". И самый очевидный вывод из мильона терзаний этого Чацкого - тот, что не зря он, умница, уехал однажды в Европу. Теперь уж точно свалит, да, скорее всего, насовсем. Зато Фамусов найдет способ заткнуть рот княгине Марье Алексеевне. И все в доме снова пойдет своим чередом. Одним умником больше, одним меньше - не все ль равно?