Дуняша помогает могилка алкоголизм помогло церковь. "к святой евдокии чудиновой" - село чудиново

«Скоро в Челябинске китайцы будут чай пить, да, да, будут пить чай. Вот сегодня иконки у вас есть, а доживете до того, что одну иконочку замуруете в сенцах, да и будете на неё тайно молиться. Потому что большие налоги будут за каждую икону, а платить нечем будет.

А еще доживёте до того, что всех вас верующих вышлют на Север, будете молиться да рыбой кормиться, а кого не вышлют, запасайтесь керосином и лампами, ибо света не будет.

Собирайтесь три-четыре семьи в один дом и живите вместе, поодиночке выжить невозможно. Достанешь кусочек хлеба, залезешь в подпол и скушаешь. А не залезешь, отберут, а то ещё и убьют за этот кусок».

Блаженная Евдокия говорила людям: «Передавайте своим, чтобы, отходя ко сну, всем обиды прощали, потому что ляжете при одной власти, а встанете при другой, всё ночью случится. Заснёте в своей постели, а проснетесь за гранью жизни, где каждая, не прощёная обида тяжелым камнем на душу ляжет».

Из воспоминаний о Евдокии: «Один раз сидела Дунюшка, сидела, вроде бы спала, а потом подошла к люльке с младенцем и как уколет его веретеном: «Вот как ещё будет».
- За что ты его так, Дунюшка? - спрашиваем её.
- Я не его, я их всех так, - и показала, как всех русских ребятишек будут штыками убивать».
- Когда вас поведут на мучения, не бойтесь. Скорая смерть, она лучше рабства, - предупреждала блаженная.
Блаженную спросили: «Когда матушка это будет»?
«Сначала откроют церкви, а ходить в них некому будет, потом много будут строить домов великолепных и с украшениями, а жить-то скоро некому в них будет, придут китайцы, всех выгонят на улицу, вот тогда наревёмся всласть. А когда это будет - это тайна.

Мне рассказывал один человек, что при кончине мира будет две Пасхи. Правильная и неправильная. Священство справит неправильную, и начнётся война».

Старица Евдокия из села Чудиново

(1870-1948 гг.)

Блаженная Евдокия родилась в бедной крестьянской семье Маханьковых в 1870 году в деревне Могильная Оренбургской губернии (Челябинской обл.).

У Тихона и Дарьи Маханьковых было четверо детей. Дарья умерла, когда дочери исполнилось лишь семь лет. Отец женился второй раз. Мачеха невзлюбила Евдокию, часто жаловалось мужу, что она обижает её дочерей, а он, не разобравшись, наказывал дочь. Дуню заставляли собирать милостыню, затем отец отправил её в соседнюю деревню Ячменка, где ей пришлось работать нянькой. По воскресеньям девочка приходила домой. Дуне так хотелось принести младшим братикам гостинцы, однажды она не удержалась, и взяла без разрешения у хозяев три кусочка сахара. Позже блаженной Евдокии будет открыто, что даже за этот малый грех задерживают на мытарствах на полтора часа за воровство.

Девочка каждый день со слезами молилась, просила святителя Николая помочь ей бежать. Как-то разбойник перед тем как надолго уйти, привязывал её к дереву так, что она не могла пошевелиться, и повесил передней ней кусок хлеба. Комары и оводы впивались в тело, а она не могла их отогнатьКогда к страдалице приблизился волк, ей показалось, что он пытался перегрызть верёвку, однако, ему это не удалось, он перегрыз девочке пальчик, и услышав громкий плач, убежал.

Разбойник вернулся лишь через несколько дней, отвязав пленницу, внёс в избушку. Чтобы привести Евдокию в чувство, ему пришлось несколько дней вливать ей в рот молоко. Когда Евдокия поправилась, она вновь стала горячо молиться, просить свт. Николая и святого праведного Симеона Верхотурского помочь ей освободиться: «Дедушка Николай Угодник, помоги, дедушка Симеон, освободи, а я к вам потом на могилку схожу».

Вскоре после того как Евдокия дала обед, ей чудом удалось спастись.(Впоследствии она выполненное обещание).В последние годы жизни старица Евдокия говорила духовным детям, что врагов надо прощать, рассказывала, что молилась за разбойника, потому, что он сохранил ее девство.

Многое пришлось пережить подвижнице, однажды, когда она собирала ягоды, её похитили два киргиза. Так как отроковица стала сопротивляться, её связали, и тащили по земле (конец верёвки один из всадников держал в руке). Когда один из местных жителей бросился в погоню, они опустила край веревки.

После случившегося, Дуня долго не могла самостоятельно принимать пищу, руки и ноги не слушались, рот был перекошен, раны долго не заживали. Ее приютила вдова, просфорница.

Когда вдова умерла, Дунюшку взяли к себе дедушка с бабушкой. Однажды она понесла им еду в поле, где они работали, и по дороге встретила корову, на рогах которой были икона Божией Матери «Знамение» и булка хлеба с солью. Внезапно Дуня услышала: «Я твоя небесная мать». В булке она нашла просфору. (Она хранила её всю жизнь, теперь икона находится в храме Дмитрия Солунского в Троицке.)

Предание рассказывает о встрече Дуни с Божией Матерью, которая предвестила, что скоро храмы будут разорять, из икон будут делать крышки, столешницы, двери.

Много испытаний довелось пережить Дунюшке за свою жизнь. Однажды ее оклеветали, что она ввела в грех отшельника, который поселился рядом с их селом (рядом с селом жила отшельница, скрывавшаяся от мира в мужской одежде, Дунюшка часто навещала её). Девушку на морозе пытали, вылив на нее 40 ведер воды, - добивались признания. Но она просила отпустить ее, клянясь, что невиновна. Одна из жительниц села злорадствовала при этом, заявила: «Вот моя дочь стоит - пусть на месте умрет, если это неправда!» Дунюшка выжила чудом, а дочь той женщины вскоре умерла.

Дуня много путешествовала, побывала в Иерусалиме, у гроба Господня, и у мощей святителя Николая, во многих монастырях. Затем долгие годы жила в селе Чудиново. Перед Первой мировой войной она побывала в Сарове у мощей преподобного Серафима Саровского. Тогда на 70-летие со дня кончины Преподобного приезжал царь Николай II с семьей. После службы состоялся поминальный обед. Когда царь стал садиться за стол, к нему подошли Дунюшка и Паша Саровская, чтобы подарить вышитые полотенце и салфетки. Царь встал, и стул под ним упал. Он пошутил: мол, не престола же лишился. А Дунюшка ему говорит: «Да, Государь. Время уже близко. Готовься, батюшка, к великим мукам».

В 1922 году за обличение властей в закрытии и разорении храмов прозорливицу посадили в пермскую тюрьму. Позже перевели в психиатрическую больницу, признали душевнобольной и выпустили с соответствующими документами. Она побывала в тюрьме еще в 1939 году. После освобождения объяснялась лишь жестами, снова заговорила лишь после войны. Блаженная Евдокия умерла блаженная 5 марта (21 февраля) 1948 года.

В книге «Сказание о Евдокии Чудиновской» приведены многочисленные свидетельства прозорливости блаженной старицы, которую верующие очень почитали, приведём лишь несколько свидетельств:

Семья Хорошиловых была знакома с Дунюшкой. В начале 1933 года блаженная Дунюшкой приехала в гости в семью Хорошиловых. Дунюшка попросила у хозяина веревку, обхватила ею несколько человек и вытащила их во двор, потом за ворота. Затем стала выбрасывать постель, посуду, другие вещи. Сидящие засмеялись: «Что это с ней?»

Она ответила: «Скоро зарыдаете». Быстро собралась и ушла, сказав: «Здесь мне больше нечего делать». Вскоре многих раскулачили, выбросили из домов, в том числе и семью Хорошиловых.

Вера Иванова из Троицка вспоминала, как блаженная сказала: «Напишите брату, чтобы бросил курить». Её брат Вениамин был на фронте (до этого он не курил). В письме ему рассказали о совете Дунюшки, он ответил: «Откуда вы узнали, что я курю?» В. Шнуряева из Еткульского района вспоминала, во время войны пришла ей похоронка на мужа, она расплакалась. Внезапно в дом зашла блаженная Дунюшка и утешила её: «Не плачьте, ваш муж придет живым, только раненым и на один глаз будет видеть». С фронта муж, действительно, вернулся живой и без одного глаза.

У Любови Балабановойи обнаружили камни в желчном пузыре, после УЗИ назначили день операции. Прежде чем ложиться в больницу, Любовь отправилась в село Чудиново к блаженной старице. Когда вернулась, вновь сделала УЗИ – «камни исчезли», операция не понадобилась.

Паломники рассказывают, что слепая от рождения девочка стала видеть, но не глазами, а каким-то другим способом после того, как прикоснулась к изображению Дунюшки. Она так верно описала словами портрет блаженной, который ей дали, что все удивились. Валентина Конькова из Челябинска рассказала, что с 1982 года у нее были резкие головные боли, нервные и психические срывы. К каким только врачам не обращалась. Но стоило ей только посетить могилу Евдокии Чудиновской, как она снова могла жить, работать.

В настоящее время в Челябинской епархии работает комиссия по сбору и подготовке материалов для канонизации Евдокии Чудиновской как местночтимой святой, идет уточнение ее биографии.

Блаженная Евдокия, моли Бога о нас!

Между Тулой и Щекино, в маленьком пос. Временный, чуть вдали от дороги, в тихой сторонке, на месте явления иконы Николы-Чудотворца, стоит Свято-Никольский Храм. Его зеленые купола, увенчанные золотистыми крестами, над белокаменными сводами привлекают много прихожан и паломников из разных уголков России, а также из других стран: «Мы там.., уже знаем, кто такая Тульская чудотворица - Блаженная. девица Евдокия!»
Возле Храма, чуть позади, находится благодатный уголок-могилка, где похоронена Евдокия Ивановна Кудрявцева, известная в народе, как Дуняша. Теплом и уютом встречает она тех, кто приходит к ней с открытым сердцем и искренними чистыми помыслами. На могиле у Матушки Евдокии всегда стоят живые цветы, неугасимо горят свечи, затеплена маленькая лампадочка в дивном фонарике, сделанная монахами с горы Афон.
За могилкой Матушки многие годы ухаживала тетя Таня, как многие ее называли, несмотря на преклонный возраст (ей тогда шел уже восьмой десяток), ежедневно приезжая из Щекино. «Приемником – хранителем» тети Тани стал Иван Степанович. Благодаря ему и прихожанам Свято-Никольского Храма, там всегда чистота и порядок.
За 30 лет со дня смерти Дуняши к ней на могилку пришло более полмиллиона человек.
Так кто же она, Евдокия Ивановна Кудрявцева?
Родилась Евдокия Ивановна в селе Старая Колпна Щекинского района, 8 марта 1883 года. Отец ее служил в царской жандармерии. Сама она, до 18 лет, была такая же, как все. Разве что отличалась необыкновенной красотой, статью и добротой. Был у нее жених, по имени Вячеслав. Но на накануне свадьбы ей было видение: так и остаться на роду венчанной девой...
С самого начала XX века, около 80 лет, она несла свой Крест - Христа ради юродивой. У нее не было ни кола, ни двора, ни семьи, ни угла. Родители ее, Иоанн и Агафья, погибли, когда Дуняша была совсем маленькой.
В смутные времена неверия и богоборчества, Евдокию признавали "психически не здоровой, запрятывая ее в «психушку». Но слава о ней, как о необыкновенной прозорливице, молитвеннице и целительнице, распространялась из уст в уста. Сами врачи в лечебнице приходили к ней с поклоном за помощью. Никому Матушка не отказывала. Многие, после излечения, обретали Веру. Нo не любила Евдокия людей льстивых, старалась отойти от них. Говорила: «Бойтесь людей, хвалящих Вас». Тех же кто ругал и бранил ее, наоборот, ласково привечала.
Особенно памятны события начала ВОВ. Известна история о том, что Евдокия Ивановна заверила руководство Тулы: «Немец не войдет, я ключи спрятала». Действительно, немцы не смогли прорвать оборону Тулы.
Иногда смысл сказанного, становился понятен только спустя некоторое время. В тяжелые времена ВОВ к ней шли со своими вопросами и опасениями люди, чтобы узнать о судьбах отца и сына, брата или мужа, от которых не было никаких вестей, ища в ней последнюю надежду...
В Заречье, где Дуняша жила на улице Галкина, одна мать давным-давно не получала писем" от сына - танкиста. «А ты протяни руку к иконочке»,- посоветовала прозорливица. За иконкой была спрятана чернильница. Мать написала письмо на фронт и получила вскоре ответ от командира части, который писал, что её сын жив, но ранен и лежит в госпитале.
Бывало, что Евдокия на глазах у всех рвала «похоронку». Затем приходила весточка от этого человека, либо он сам возвращался домой.
До сих пор Евдокию Ивановну помнят в Спасском Храме, что находится на Гончарах (Пузакова 1). Возле дорожки, ведущей к Храму, похоронена Агафья, мама блаженной девицы Евдокии. Очень часто Дуняша приходила на могилку, заказывала панихиду, которую служил отец Илларион, и очень благодарна была тем, кто поминал ее мамочку.
Прихожане и служащие Храма рассказывали о ней… Одна женщина вспоминает, что когда она была девочкой, Дуняша ей подарила пелёночки: розовую и голубую. Много лет спустя стал ясен смысл подарка, она поняла, что ей предрекла Евдокия Ивановна. Женщина родила двойню: девочку и мальчика.
Некоторые её побаивались, боясь её предсказаний…
Однажды венчалась пара. И тут в Храм зашла нарядно одетая Матушка Дуняша и встала рядом с невестой. Та замерла и начала горячо про себя молиться. Напрасно опасалась невеста – ей предстояло долгое и счастливое замужество.
Очень часто Дуняша крестила детишек сама (батюшки ей не отказывали). для многих она становилась Крёстной матерью. Свой земной путь Евдокия Ивановна Кудрявцева закончила в вынужденном заключении в психиатрической больнице -28 мая 1979 года в возрасте 96 лет.
28 мая 2009 года было 30 лет со дня смерти Матушки
До последнего дня она поддерживала и помогала страждущим, верящим в силу ее мо¬литв людям.
Сбылись пророческие слова Великой молитвенницы и прозорливицы: «Приходите ко мне, оттуда я еще больше буду помогать Вам».
Имея дома фото-иконку Дуняши - не зло, ни злой человек не коснется ни этого дома, ни живущих в нем.
Чудеса на могиле блаженной Матушки Евдокии продолжаются до сих пор. Свечение от ее могилки даже засняли на обычную фотопленку. Кто-то слышал в Рождественские дни величественное пение церковного хора, кто-то колокольный звон.
В этом Святом месте исцеляются, находят поддержку, ответы на многие вопросы, а самое важное - обретают Веру люди, верящие ей и просящие ей заступничества и молитвы. Кто-то просит о помощи в житейских нуждах, кто-то в устройстве личной жизни, кто-то просит Матушкиных молитв об исцелении. Никому Евдокия не отказывает в помощи.
...Одна прихожанка решив поздней осенью убрать палые листья с могилки Дуняши, встав на колени совсем забыла о больных коленных суставах, которые ее больше никогда не беспокоили. Другая рассказала, что уже совсем отчаявшись найти работу, со слезами молила Евдокию помочь ей, ведь у нее маленькие дети. Вскоре ее пригласили на хорошо оплачиваемую должность.
Многие, благодаря ей. нашли и соединили свои судьбы.
Особенно любит Евдокия детишек: наставляет, ограждает их от всего плохого, а также помогает в воспитании наших детей в это трудное, полное многих соблазнов время.
Блаженная Матушка Евдокия Ивановна прожила долгую нелегкую жизнь. Не искала она в своей земной жизни ни богатств, ни людской славы, ни почестей. Наградой ей стала благодать Святаго Духа, любовь и почитание современников и следующих поколений.
Заступница наша пред Господом, Блаженная девица Евдокия, всегда поможет в трудную минуту. Она как-будто дает невидимую ниточку, протягивает руку помощи. И остается только каждому из нас решить: в какую сторону сделать этот важный шаг...
Доехать из Тулы до могилки Бл. Матушки Евдокии можно от остановки "Мосина" на автолайне №114, №117, а также маршрутным автобусом, идущем в сторону города Щекино до остановки "Пос. Временный" или до указателя "Свято-Никольский Храм".
Матушка Дуняша! Моли Господа о нас грешных!

Между Тулой и Щекино, в маленьком пос. Временный, чуть вдали от дороги, в тихой сторонке, на месте явления иконы Николы-Чудотворца, стоит Свято-Никольский Храм. Его зеленые купола, увенчанные золотистыми крестами, над белокаменными сводами привлекают много прихожан и паломников из разных уголков России, а также из других стран: «Мы там.., уже знаем, кто такая Тульская чудотворица - Блаженная. девица Евдокия!»

Возле храма, чуть позади, находится благодатный уголок-могилка, где похоронена Евдокия
Ивановна Кудрявцева, известная в народе, как Дуняша. Теплом и уютом встречает она тех, кто приходит к ней с открытым сердцем и искренними чистыми помыслами. На могиле у Матушки Евдокии всегда стоят живые цветы, неугасимо горят свечи, затеплена маленькая лампадочка в дивном фонарике, сделанная монахами с горы Афон.

За могилкой Матушки многие годы ухаживала тетя Таня, как многие ее называли, несмотря на преклонный возраст (ей тогда шел уже восьмой десяток), ежедневно приезжая из Щекино. «Приемником – хранителем» тети Тани стал Иван Степанович. Благодаря ему и прихожанам Свято-Никольского Храма, там всегда чистота и порядок.
За 30 лет со дня смерти Дуняши к ней на могилку пришло более полмиллиона человек.
Так кто же она, Евдокия Ивановна Кудрявцева?
Родилась Евдокия Ивановна в селе Старая Колпна Щекинского района, 8 марта 1883 года. Отец ее служил в царской жандармерии. Сама она, до 18 лет, была такая же, как все. Разве что отличалась необыкновенной красотой, статью и добротой. Был у нее жених, по имени Вячеслав. Но на накануне свадьбы ей было видение: так и остаться на роду венчанной девой...
С самого начала XX века, около 80 лет, она несла свой Крест - Христа ради юродивой. У нее не было ни кола, ни двора, ни семьи, ни угла. Родители ее, Иоанн и Агафья, погибли, когда Дуняша была совсем маленькой.
В смутные времена неверия и богоборчества, Евдокию признавали «психически не здоровой, запрятывая ее в «психушку». Но слава о ней, как о необыкновенной прозорливице, молитвеннице и целительнице, распространялась из уст в уста. Сами врачи в лечебнице приходили к ней с поклоном за помощью. Никому Матушка не отказывала. Многие, после излечения, обретали Веру.

Нo не любила Евдокия людей льстивых, старалась отойти от них. Говорила: «Бойтесь людей, хвалящих Вас». Тех же кто ругал и бранил ее, наоборот, ласково привечала.

Матушке было открыто, что начнется война, она, как говорят очевидцы, одела яркое платье ходила по улицам и говорила: пожар, пожар! Хотя тогда еще никто не думал о том, что будет война. Особенно памятны события начала ВОВ. Известна история о том, что Евдокия Ивановна заверила руководство Тулы: «Немец не войдет, я ключи спрятала». Действительно, немцы не смогли прорвать оборону Тулы: Матушка молилась на мосте, который пролегает через реку Упу, чтобы фашится не вошли в Тулу.
Иногда смысл сказанного, становился понятен только спустя некоторое время. В тяжелые времена ВОВ к ней шли со своими вопросами и опасениями люди, чтобы узнать о судьбах отца и сына, брата или мужа, от которых не было никаких вестей, ища в ней последнюю надежду...
В Заречье, где Дуняша жила на улице Галкина, одна мать давным-давно не получала писем от сына - танкиста. «А ты протяни руку к иконочке»,- посоветовала прозорливица. За иконкой была спрятана чернильница. Мать написала письмо на фронт и получила вскоре ответ от командира части, который писал, что её сын жив, но ранен и лежит в госпитале.
Бывало, что Евдокия на глазах у всех рвала «похоронку». Затем приходила весточка от этого человека, либо он сам возвращался домой.
До сих пор Евдокию Ивановну помнят в Спасском Храме, что находится на Гончарах (Пузакова, 1). Возле дорожки, ведущей к Храму, похоронена Агафья, мама блаженной девицы Евдокии. Очень часто Дуняша приходила на могилку, заказывала панихиду, которую служил отец Иларион, и очень благодарна была тем, кто поминал ее мамочку.
Прихожане и служащие Храма рассказывали о ней… Одна женщина вспоминает, что когда она была девочкой, Дуняша ей подарила пелёночки: розовую и голубую. Много лет спустя стал ясен смысл подарка, она поняла, что ей предрекла Евдокия Ивановна. Женщина родила двойню: девочку и мальчика. Другая женщина, жившая в Туле на ул. Комсомольской, рассказывала, что ее мама и тетя обращались за советами к Дуняше, и все ее предсказания сбывались.
Некоторые её побаивались, боясь её предсказаний…
Однажды венчалась пара. И тут в Храм зашла нарядно одетая Матушка Дуняша и встала рядом с невестой. Та замерла и начала горячо про себя молиться. Напрасно опасалась невеста – ей предстояло долгое и счастливое замужество.
Очень часто Дуняша крестила детишек сама (батюшки ей не отказывали). для многих она становилась крёстной матерью.

Свой земной путь Евдокия Ивановна Кудрявцева закончила в вынужденном заключении в психиатрической больнице - 28 мая 1979 года в возрасте 96 лет.
Сегодня исполняется 34 года со дня смерти Матушки.
До последнего дня она поддерживала и помогала страждущим, верящим в силу ее молитв людям.
Сбылись пророческие слова Великой молитвенницы и прозорливицы: «Приходите ко мне, оттуда я еще больше буду помогать Вам».
Говорят, что дом, где имеется фото-иконка Дуняши - не коснется ни зло, ни злой человек.
Чудеса на могиле блаженной Матушки Евдокии продолжаются до сих пор. Свечение от ее могилки даже засняли на обычную фотопленку. Кто-то слышал в Рождественские дни величественное пение церковного хора, кто-то колокольный звон.
В этом Святом месте исцеляются, находят поддержку, ответы на многие вопросы, а самое важное - обретают Веру люди, верящие ей и просящие ей заступничества и молитвы. Кто-то просит о помощи в житейских нуждах, кто-то в устройстве личной жизни, кто-то просит Матушкиных молитв об исцелении. Никому Евдокия не отказывает в помощи.
...Одна прихожанка решив поздней осенью убрать палые листья с могилки Дуняши, встав на колени совсем забыла о больных коленных суставах, которые ее больше никогда не беспокоили. Другая рассказала, что уже совсем отчаявшись найти работу, со слезами молила Евдокию помочь ей, ведь у нее маленькие дети. Вскоре ее пригласили на хорошо оплачиваемую должность.
Многие благодаря ей нашли и соединили свои судьбы.
Особенно любит Евдокия детишек: наставляет, ограждает их от всего плохого, а также помогает в воспитании наших детей в это трудное, полное многих соблазнов время.
Блаженная Матушка Евдокия Ивановна прожила долгую нелегкую жизнь. Не искала она в своей земной жизни ни богатств, ни людской славы, ни почестей. Наградой ей стала благодать Святаго Духа, любовь и почитание современников и следующих поколений.
Заступница наша пред Господом, Блаженная девица Евдокия, всегда поможет в трудную минуту. Она как-будто дает невидимую ниточку, протягивает руку помощи. И остается только каждому из нас решить: в какую сторону сделать этот важный шаг...
Доехать из Тулы до могилки Бл. Матушки Евдокии можно от остановки «Мосина» на автолайне №114, №117, а также маршрутным автобусом, идущем в сторону города Щекино до остановки «Пос. Временный» или до указателя «Свято-Никольский Храм».
Матушка Дуняша! Моли Господа о нас грешных!

Протоиерей Сергий Гулько
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ЧУДИНОВСКОЙ ДУНЮШКЕ

Дивным Промыслом Божиим в Псково-Печорском монастыре Господь устроил моей семье
благодатное знакомство с монахиней Елизаветой, коренной москвичкой, ныне насельницей
Свято-Успенского монастыря г. Александрово. Всю жизнь об этом благодарю Господа,
и знакомство это между нами живо и по сей день, начиная с 1966 г.

Кто такая монахиня Елизавета? – это должен быть отдельный радостный, многопоучительный
и интересный рассказ, на что нужно достаточное время, которого, как всегда, нам не хватает.

Еще в ранней юности я встретил дивные слова у свт. Иоанна Златоуста, который как бы спрашивает:
«Что самое дорогое у человека?» – И затем отвечает: «Одни говорят, что самое дорогое у человека –
это жизнь; другие говорят, что – это здоровье; иные, что – это счастье, богатство, благополучие и пр.
Все это хорошо, но не верно. Самое дорогое у человека – это ВРЕМЯ. Потерянное здоровье, богатство, благополучие – всё может к тебе вернуться, если у тебя впереди есть время. Если растратил, упустил время – его не вернешь ничем». И вот это самое дорогое, безценное наше богатство – ВРЕМЯ, мы, в своей жизни, большей частью растрачиваем далеко не по назначению. Видно, далеко неспроста за загубленное время человек будет отвечать пред Господом как за грех святотатства. Дай же нам, Господи, еще немножко времени для восполнения Тебе угодных дел, хотя бы в жизнеописании самой монахини Елизаветы, имеющей свои духовные богатства

Дважды мать Елизавета посетила нашу семью, дважды в семье была велия радость. Первый раз в пос. Октябрьский, второй раз уже здесь, в Коркино.

И вот однажды она спрашивает: «А ведь у вас где-то здесь, на Урале, есть подвижница благочестия Дунюшка?»

– Конечно, есть, это наша Дунюшка Чудиновская, 150 км. от нас, и вполне можем к ней съездить.

Такая поездка произошла и после этого она просит рассказать что-либо о Дунюшке, поскольку разговор о ней, между верующими, слышен и в Москве. И я пообещал Елизавете описать, как Господь сподобил меня соприкоснуться с Дунюшкой, хотя умерла она еще в 1948 году. Свой рассказ я озаглавил так: «Дивен Бог во святых Своих».

ДИВЕН БОГ ВО СВЯТЫХ СВОИХ!

Дивны и дела святых Его. Страшное и ужасное антинародное и богоборческое лихолетие пришлось пережить почти каждому и особенно православному человеку. Теперь, когда снова и снова просматриваешь эту многострадальную страницу истории нашей, повсюду ясно видишь следы промыслительного Божия и наказания, и попечения о России, о ее народе.

Как русский народ мог вынести эту дьявольскую, человеконенавистническую, смертоносную бойню и в духе своем оказаться победителем? Конечно, только при чудодейственной помощи Божией. В сердце христианина всегда звучат слова Спасителя: «Аз есмь с вами во вся дни (Мф. 28; 20) … Да не смущается сердце ваше и да не устрашится» (Ин. 14: 27). И верный Святому Православию человек, не страшась и самой смерти, стоял в твердой вере к Богу и любви к ближнему, т.к. смертным ли бояться смерти, когда Христос, Победитель смерти, говорит нам: «Аз воскрешу [вы] в последний день» (Ин 6:40).

В поддержку для более слабых духом людей, Господь, не хотяй смерти грешника, воздвигал столпов веры и благочестия с наказом: «Вы соль земли. Вы свет мира. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф., 5:13, 14-16). И люди видели этот Свет, шли на него, сами возгорались Светом Христовым и воспламеняли его в своих ближних.

Таким светильником на Челябинской земле была великая и дерзновенная молитвенница к Богу, подвижница благочестия, много пострадавшая от безбожников во времена страшного лихолетия 30-х годов, Чудиновская Дунюшка. Так мы все ее ласково называем по ее постоянному месту пребывания в селе Чудиново, что находится в 200 км. от Челябинска.

В память вечную будет праведник (Пс., 111:6), и чтобы память не прошла во времени безследно, есть попытки собрать из уст оставшихся еще в живых свидетелях людей, непосредственно каким-либо образом знавших Дунюшку, рассказы о ее молитвенном воспоможении просящим и скорбящим людям. Более того, сейчас настало такое благодатное время, когда стало возможным канонизировать хотя бы, во иже во святых, местно чтимых, сподобившихся особой благодати Божией, благочестиво живущих людей. При епархии даже создана комиссия из числа мирян и духовенства по сбору истории и жизнеописания местных подвижников благочестия.

Но собрать нужную и полную информацию от людей, сумбурным временем разбросанных повсюду, оказалось далеко не просто. Хотелось бы иметь всю последовательность ее жизнеописания, т.к. это одно из требований правил канонизации, но от оставшихся в живых свидетелей исходят одни теплые, умилительные, отрывочные воспоминания о ее благодатной помощи скорбящему просителю.

В требованиях по канонизации подвижников благочестия есть такое: полное подробное жизнеописание, как молился подвижник, какие читал молитвы, кому конкретно была оказана благодатная помощь, наличие явных чудесных явлений и пр.

Возглавлявший комиссию по канонизации святых Русской Православной Церкви митрополит Ювеналий говорил, что главным признаком святости того или иного подвижника является его жизнь по Евангелию, проявляющаяся в его словах и делах.

Приведу один небольшой штрих к трудностям сбора опросов свидетелей. Я в то время служил в г.Еманжелинске и однажды освящал дом жительницы города В.В. Ивановой, прилежнейшей прихожанки храма, с которой частенько говорили о Дунюшке.

В своем большинстве ответ опрашиваемых примерно выглядел так:

– Вера Владимировна Иванова, жительница г. Еманжелинска, одна из очень приближенных к Дунюшке, однажды хотела подсмотреть, как молится Дунюшка ночью. «Легла я, – вспоминает Вера Владимировна, – закрыла глазки, будто сплю. Слышу, через некоторое время Дунюшка поднимается с постели на молитву. Я замерла, затаив дыхание. Дунюшка подошла к святому уголку, взяла святую водичку и ею окропила меня. Я тут же как провалилась, ушла в сонное забытие и проснулась глубоко утром. Дунюшка уже что-то хлопотала по дому, а затем спрашивает меня: «Ну, девочка моя, посмотрела, как Дунюшка ночью молится?» …Что тут можно было ответить кроме: «Прости, матушка».

Итак, четкой хронологической последовательности, мест нахождений и встреч с иными подвижниками Дунюшки, в рассказах свидетелей опущены.

В этом видится приобретенная богоборческой неволей общая слабость нашего народа, беззаботность о сохранении памяти великих и святых людей, подчас живущих среди нас, без дерзновенной молитвы которых, мы часто не можем и не способны исправить свою, исковерканную диавольскими происками, жизнь. Но в этом видится и сила духа нашего народа, который, видя своего собрата, ходящего в Свете, поскольку сказано АЗ ЕСМЬ СВЕТ МИРУ, ХОДИТЕ В ЭТОМ СВЕТЕ И БУДЕТЕ СЫНАМИ СВЕТА, который идет по истинному пути, поскольку сказано – АЗ ЕСМЬ ПУТЬ, ИСТИНА И ЖИЗНЬ, то и сама жизнь собрата, имеющая полное жизнеописание или не имеющего такового – доверительна. И человек, облагодатствованный молитвенным воспоможением подвижника благочестия, с верой и радостью о Господе поселяет его в глубине своего простого, по детски чистого, сердца. Любит его уже не земной любовью и память о нем уносит с собой в вечность.

Только по этой причине и получился пробел или недостаток хронологического жизнеописания нашей местной Уральской, великой подвижницы благочестия Чудиновской Дунюшки. Хотя для нас, для любого верующего сердца, хотя бы однажды соприкоснувшегося с Дунюшкой, даже после ее перехода в вечность, биографическая неполнота не имеет никакого значения. Она – наша, мы ее знаем, любим, она всегда с нами рядом, она дерзновенная носительница наших слабых молитв и горьких просьб к нашему Богу, она наша духовная посредница между нами, уральцами, и Богом.

Конечно, до боли жалко, что непосредственных послушниц, неотлучно пребывавших с Дунюшкой, в живых почти уже никого нет. Но Господь милостию Своею чудесным образом сподобил меня увидеть одну такую послушницу Дунюшки за три дня до ее смерти, с которой у меня произошел немой диалог, оставшийся в памяти и сердце на всю жизнь.

Думается мне, что это было в 1970 г. Жили мы тогда в пос.Роза (Коркинский р-н). Я работал в шахте, учился на вечернем отделении в горном техникуме. У нас с женой было уже двое детей – девочек и очень престарелая моя мама, за которой порой тоже нужен был уход, как за ребенком. Жена тоже работала на производстве и заочно училась в Троицком ветеринарном институте, а потому, на домашние дела время, как всегда и у всех, не хватало, так что приходилось, время от времени, помогая друг другу, устраивать грандиозную домашнюю уборку, так что иногда на это не хватало и светового дня.

Вот однажды и случился такой по дому день генеральной уборки. И в это самое неподходящее время для приема гостей, к нам приехал Андрей Николаевич Вьяльцев. Очень всеми любимый, уважаемый и истинно верующий прихожанин нашего Петро-Павловского прихода, житель г. Коркино. За его веру и христианскую порядочность он был всеми уважаем и даже далеко за пределами нашей области. Для нас, обремененных житейскими заботами, он, как свободный от семьи и производства (пенсионер) человек, был нашим коркинским курьер-паломником по святым местам России (он был вхож ко всем старцам-отшельникам того времени), и с ним все мы отправляли свою лепту-милостыню в поддержку всем нуждающимся верующим, полагаясь на усмотрение самого Андрея Николаевича, в чем он был очень честен и аккуратен. В ответ он привозил нам благословения старцев, но это тоже должен быть отдельный и интереснейший рассказ.

В уме промелькнуло: «Ах, Андрей Николаевич, как же ты не вовремя приехал». С ним необходимо было посидеть, он нам много рассказывал о жизни великих, в то время еще живых, старцев-затворников, их поучения и предупреждения о текущем и наступающем безпорядочном времени. Бывало, за такими умилительными беседами мы с ним просиживали целые ночи. Сегодня такого времени для бесед у меня никак не было.

А Андрей Николаевич прямо с порога: -«Сережа, я проездом и на минутку. Я сейчас еду в Троицк посетить, как мне сказали, умирающую одну из самых близких послушниц Дунюшки. Ты не поедешь со мной?»

Ну, что тут ответить?.. Наша генеральная уборка по дому в самом разгаре. Мы и печку (дымоходы) чистили, и подмазывали, и подбеливали, и стирка, и дети, и полы, и в сарае поросята были – тоже работа. Какая тут жена отпустит, да и сам, как будешь отпрашиваться, видя столько дел и для двоих невпроворот. День-то выдался у нас с женой свободный для обоих, что случалось у нас, по роду нашей производственной занятости, очень редко.

Жена слышала предложение Андрея Николаевича, я же и языком не смел пошевелить, но спросил: – «Маша, что делать?» – кивком показывая в сторону Андрея Николаевича.

– Поезжайте с Богом, – неожиданно и не задумываясь, ответила Мария.

Я был буквально ошеломлен таким моментальным решением жены. Бывало, аварийно звонят с шахты (я работал механиком на добычном участке), и то приходилось уходить из дому почти со скандалом, в чем Мария по-своему была права. А тут, все бросить в таком неподходящем состоянии и ехать смотреть какую-то умирающую бабушку… – и вдруг разрешающее согласие жены?! Это было удивительно, и, как я теперь понимаю, не без Промысла Божия и не без Дунюшкиного благословения.

Я моментально собрался, и мы поехали. Троицк от нас находится в ста километрах, время весеннее, самая распутица. Ехали почему-то поездом. В то время были такие «трудовые» поезда.

И вот мы у ворот старинного рубленого дома по ул. Ловчикова в Троицке. В доме жили три родных сестры: Ульяна, Нина и Александра – она и была целью нашего приезда.

В доме было две комнаты и маленькая из них, как говорят, была Дунюшкина келья, где она пребывала, когда посещала Троицк. Красиво убранная кровать с сидящей на ней детской игрушкой – куклой; большой портрет батюшки о. Иоанна Кронштадского (поговаривали, что он ей благословил его); в святом уголке много икон; на гвоздике висело кое-что из ее старческих «нарядов».

Когда я зашел в дом, в прихожую, которая одновременно была и кухней, справа, возле стеночки, стояла кровать и на ней лежала престарая бабушка с предельной допустимостью худая (как потом пояснили, она уже три месяца и четыре дня во рту ничего не имела). Но что меня тронуло и удивило: она, при всей своей истощенности, когда не должно было быть ни вида, ни доброты – была необыкновенно мила. Что-то необъяснимое привлекало к ней мое внимание и я, помимо своего желания, стоя у спинки кровати, у ее ног, любовался ею.

Чем тут можно любоваться? – тут и смотреть-то не на что… Если бы кто из сверстников увидел меня в такой ситуации и состоянии, наверное, покрутил бы пальцем у моего виска, сказав: «Ты что.., того?» Но я был «не того». Передо мной лежал уходящий к Богу человек, от которого шла милая, теплая, светлая, чистая старческая привлекательность. Из нее исходило то, что мы так нежно называем – святая благодать.

Меня удивило и то, что Андрей Николаевич, который был здесь завсегдатаем, почти мельком взглянул на нее, приветливо поклонился и ушел в горницу с остальными сестрами Александры. Я остался с нею один на один. Глаза у старушки были открыты, и, сколько я на нее смотрел, они не моргали. Ее взгляд был направлен куда-то в одну точку, и в то же время она смотрела на меня. Мне было неловко постоянно смотреть на нее и – не мог оторваться.

Я подошел к ней поближе и заглянул в глазки – они были безцветны и мутны, она не дышала. Мелькнула мысль, что она умерла и надо бы сообщить ее сестрам. Но вдруг, на ее лице появилось что-то вроде еле заметной улыбки. «Ну, слава Богу, живая», – подумалось мне. Ее руки плетьми лежали на ее груди.

Вдруг, ее правая рука чуть-чуть как будто бы пошевелилась. Затем была попытка приподнять ее от груди. Потом еще попытка и, наконец, рука приподнялась и Александра показывает мне, с помощью большого и указательного пальцев, «четверть», и рука снова безсильно падает на грудь. Улыбка на лице осталась прежней.

Я не знал, что это означает, и смотрел на нее удивленно и безучастно. Она вновь, преодолевая неимоверные предсмертные трудности, повторила тот же жест. Через минуту, видимо отдохнув, она снова повторила мне это же, и ее улыбка была выражена лучше. Я тоже улыбнулся, и, в знак согласия, закивал головой. Так мы в этом немом диалоге, неподвижно, довольно долгое время смотрели друг на друга.

Наконец, Андрей Николаевич с сестрами вышли из горницы. Нужно было думать об обратном пути домой. Внутри была неотступная мысль: «Ну как я уеду, не узнав, что означает жест Александры? Зачем ей, безсильной, умирающей (если не сказать больше, уже почти умершей), стараться незнакомому парню показать нечто, что и сама не может пояснить»?

Я спросил у сестер: «Мне бабушка показала пальцами четверть. Что это значит?» – Они пояснили, что когда Дунюшка была еще жива, он заповедала Александре говорить всем, что тот, кто знал Дунюшку при ее жизни и почитал, тому, по ее молитве, будет одна честь. А тот, кто будет почитать ее после ее смерти, будет на четверть выше.

Собираясь домой, и, зная, что эта бабушка уходит из жизни, я решил ее сфотографировать. В камере, прихваченной мной из дома остался один единственный кадр, (я любил снимать своих детей). В прихожей, где лежала Александра, было темновато. Я прицепил вспышку. Щелкнул затвор, вспышка не сработала. Я удивился и расстроился. «Должно быть это не нужно» – с трудом успокоил себя, но жалко, дома нечего будет приложить к моему рассказу. Через три дня мне сообщили, что Александра отошла ко Господу с улыбкой на лице. Надо полагать, что Дунюшка ее в этот момент не оставила одну.

…Слышал от людей, и мне много говорил Андрей Николаевич, что могилка Дунюшки, огороженная металлической оградкой, которую в сборе привезли наши коркинские верующие мужики, в кузове «полуторки» (такое было название автомобиля-грузовичка того времени), расширяется вдоль и поперек, попросту говоря – растет.

Люди, которые мне это говорили, у всех нас имели большой авторитет доверия. Мы этому известию радовались и удивлялись. Радовались, потому что Господь через Своих великих людей показывал всем нам, неверующим и сомневающимся, Свою Божественную силу и волю. Очень возможно, что это было по молитвам Дунюшки, чтобы и через это маленькое чудесное явление народ думал и шел ко Господу.

Первым ко мне вопросом, при каждой последующей встрече с Андреем Николаевичем, было: – «Сережа, ну ты ездил к Дунюшке на могилку?» От нашего дома это было 150 км. Отмахать такое расстояние по бездорожью (хотя коркинские мужики нередко ездили) на велосипеде, меня мало радовало, и основной причиной было – нехватка времени.

Но вот, нам с Марией, улыбнулось счастье – мы купили «Запорожец» первого выпуска. В шутку его называли «горбатый». А с ним появилась возможность всей семьей съездить в Чудиново к Дунюшке на могилку.

Это была обыкновенная, сваренная из арматурного железа (прутьев) оградка, почти ВПЛОТНУЮ ПОСАЖЕНА на холмик могилки. Калитка вообще отсутствовала, и вместо нее служило отверстие от выпиленного одного прутика изгороди. Андрей Николаевич, участвовавший в установке оградки, утвердительно говорил, что раньше эта оградка была меньше. Мы не спорили и не отрицали.

…Прошло два года после моего первого посещения могилки Дунюшки. Моя мама и знакомые близкие бабушки попросили меня свозить их на могилку к Дунюшке. Мне и самому было интересно, т.к. время прошло порядочное и очень хотелось самому увидеть какое-либо хоть маленькое изменение на могилке. (Прости меня, Господи, и ты, Дунюшка, за мое искусительное любопытство).

Приехав, я был поражен увиденным! Земляной холмик могилки, обложенный дерном, исчез. Вместо него была выстроена, из красного кирпича, широкая и длинная гробница, заполненная землей. С противоположной стороны могильного холмика, при моем первом посещении, между изгородью и холмиком пройти было НЕВОЗМОЖНО. Чтобы не упасть на холмик, нужно было обязательно держаться за прутья изгороди. На входе, возле отверстия, где был выпилен один прутик арматуры, расстояние было пошире (две мужских ступни, поставленные носком к пятке). Пройти, таким образом, можно было не держась за изгородь. Теперь же, при расширенной кирпичом могилке, ширина противоположной стороны стала в две мужских ступни, а на входе еще шире.

Мы помолились на могилке (Чудиновский храм тогда не служил и был полуразрушен), прочитали 17-ю кафисму, помянули Дунюшку, своих родных и близких. Внутренне я попросил Дунюшку помогать мне в моей жизни своими молитвами и тут же мне почему -то очень захотелось обойти вокруг гробницы. В ногах, за крестами (стояло три креста: Евдокия, Тихон, Дарья), рос куст сирени. Куст был не так уж и большой, но густой, так что стволы сирени проходили сквозь изгородь оградки, как бы вплетаясь в нее. При всем моем сильном желании обойти или проползти вокруг могилки, я никак не мог. Несколько неудовлетворенным, я присел у края могилки у крестов и попросил жену меня сфотографировать. Присев, я задевал одновременно и изгородь, и край кирпичной кладки у гробницы. (А сейчас, вокруг могилки и куста можно ходить во весь рост).

В мое молитвенное правило вошло всегда поминать и блаженную девицу Евдокию, (да, я понимаю, что раньше церковной канонизации поминаю ее как блаженную, и если меня кто поправит в этом, я соглашусь, но называем мы ее так от нашей теплой христианской к ней любви), и в то же время, просить ее помощи в моих трудных ситуациях жизни. Это было сугубо мое, и я ни с кем об этом не делился. Я стал замечать какие-то необыкновенно счастливые случаи помощи, и особенно, когда я в храме заказывал о ней «заказную» или панихиду. Пользовался я этим много лет и теперь уже всех примеров ее молитвенного воспоможения мне даже трудно описать, но хотя бы некоторые попробую.

…Однажды, ко мне обратилась с просьбой свозить к Дунюшке на могилку наша всеми уважаемая Лидия Ивановна, регент с верхнего хора. Хоть она была очень молода, (мы с ней были ровесники) но ее все авторитетно называли по имени и отчеству.

– Сережа, если когда-нибудь поедешь в Чудиново, взял бы и нас с мамой на могилку к Дунюшке.

Я согласился, и назначили день, свободный от работы.

Ее прямой, строгий, можно сказать, крутой характер я знал и, конечно, очень хотел нашей регентше угодить.

Дома, ложась спать, я проверил будильник по сигналам «радио маяка». Выставил точное время, и как-то нечаянно, перекрутил пружину будильника, и она лопнула. Конечно, это не предвещало ничего хорошего, я мог проспать.

– Я ночью часто встаю к детям, – пыталась успокоить меня Мария, – так что не проспим.

После вечерних молитв легли спасть. На постели я мысленно обратился к своему Ангелу-Хранителю: «Ангеле мой, мы завтра собираемся ехать к Дунюшке на могилку. Лидия девочка очень серьезная, и мне надо быть у ее ворот в шесть утра. Разбуди меня пораньше, будильник сломался, а Мария с детьми тоже может проспать». Сказал и уснул, как говорят, сном праведника.

Чувствую, кто-то милый-милый наклонился ко мне к уху и, милым-милым, нежным-нежным голосом, говорит:

– Сережа!

Я моментально вскочил, в окнах светлым-светло, взглянул на будильник и ужаснулся – без пяти шесть.

– Мария, проспали!

Ну, что делать, придется от Лидии выслушать справедливый упрек.

– Детей мне теперь быстро не поднять и не одеть. Надо еще самой одеться, что-то детям взять в дорогу. Поезжай один, – предлагает Мария.

Ну, ладно, даже если я и один, время на сборы явно сократится, но мне тоже надо и умыться, и одеться, и в гараж сбегать, пока откроешь, пока выгонишь машину, пока закроешь гараж, да еще ехать с Розы до Коркино – это в лучшем случае с полчаса, а то и больше. Дорог почти нет (это сейчас появилось что-то вроде дорог). На Запорожце быстро не поедешь, он просто этого не умеет.

Я все делаю почти бегом, а сам выговариваю своему Ангелу: – «Ангеле-Хранителю, ну как же это получилось, я же просил – пораньше? Что же мне теперь от Лидии будет!»

И вот, я в дороге. Подъезжаю, со страхом и трепетом к ее воротам. Она со своей мамой уже стоит и ждет. Сердце мое сжалось: пропал, стыдно, несерьезно! Подъезжаю к воротам, глушу мотор и выхожу из машины. На крыше пятиэтажного дома в утренней тишине раздались позывные сигналы радиомаяка, мелодия: – «Широка страна моя родная». Голова лихорадочно работает: «Что это? «Маяк»? Шесть утра?! Почему? В дороге я проболтался не меньше получаса, если не больше, часы на ночь проверил по этому же «Маяку», на столько они не могли соврать. Что же это такое?»

Я гордо подхожу к Лидии, здороваюсь и в ответ получаю: «Ну, ты молодец. По тебе можно часы сверять!»

Почти всю дорогу к Чудиново я от удивления молчал.

«Значит, часы нашего будильника шли верно, если Лидия подтвердила сигналы маяка». И тут только я всё понял и затрепетал еще больше: – «Ангеле мой Хранителю, прости меня, ради Бога. Я огневался на Тебя, а Ты, жалея меня, дал мне еще чуточку поспать и пронес меня до Коркино на своих крыльях. Ведь эти пять минут я обязательно истратил, чтобы умыться, одеться, добежать до гаража, открыть, выехать, закрыть на винтовой замок. Где же я тогда был путевых, дорожных полчаса?.. Боже мой! страх-то какой, я был вне времени!?»

Пока домашние дела, пока детей уторкаешь в постель (обязательно сказку рассказать), сами, после вечерних молитв, всегда ложились уже во втором часу ночи. Вот Ангел-Хранитель, по молитвенной просьбе Дунюшки, жалея меня, дал и мне немного отдохнуть, подкрепляя меня этим и в вере.

Как непостижим Господь, так непостижимы и дела рук Его, и если что-то открывает нам, то по мере нашей вместимости и для вразумления.

…Однажды, в очередной поездке к Дунюшке на могилку, с нами ехала коркинская Анисьюшка. Я с детства любил ее больше всех из маминых подружек. Эта бабушка была просто ангел Божий. Кое-кто поговаривал, что она была тайной монахиней. А кто-то говорил, что нет. Не забыть мне той радости, какую она доставила мне в моем раннем-раннем детстве.

Мы, после того как папа погиб на фронте, были ужасно бедны. Как мы выжили войну, а затем голодный послевоенный период, при моем несовершеннолетии и мамином нездоровье – это только милость Божия и очередное чудо, о чем можно рассказать только в отдельном повествовании.

После раскулачивания и репрессий мамины родители умерли в ссылке от голода в Караганде. Маму тоже, как кулацкую дочь, хотели сослать, но так как она была (по тому времени) грамотна, ее оставили заведовать колхозной фермой, совершенно неприспособленной к нормальному содержанию большого поголовья скота. При неудачном отеле, если теленочек при рождении простывал и погибал от холода, маму, как врага народа, приговаривали к смерти, но Господь миловал. Оставив там все здоровье, мама никогда больше не могла работать на производстве. Проблеск счастья был, когда ее взял в жены мой папа, который впоследствии погиб на фронте (в 1942 г.). Получив новый страшный душевный удар известием о смерти отца, мама слегла в постель насовсем. Вот в таком состоянии мы с ней пережили и войну, и страшное послевоенное голодное время.

И вот, я уже учился в шестом классе. Я бы ни за что не ходил бы в школу, стыдясь своей убогой одежды. Надо мной смеялись и дети, и некоторые учителя. Меня гнушались, и я это чувствовал. Только по любви к маме, не желая ее еще чем-нибудь огорчить, был послушлив.

В шестом! классе я носил штанишки до колен с проймочкой через плечо. На ногах были чулки, иногда мои, иногда мамины, завязанные выше колен веревочками. Мама всегда молилась, молитва у нее была непрерывной. Много знала молитв наизусть. С постели почти не вставала. Соседские женщины по бараку, иногда пребывая в своих болезнях, обращались к маме за советом и помощью, и мама крестила им больное место, отчего они получали облегчение. За это кое-кто из них чем-нибудь благодарил мою лежащую маму. Так, однажды, одна такая женщина принесла кусок темно-серой хлопчато-бумажной материи.

Когда к нам, посетить маму, пришла Анисьюшка, мама попросила ее сшить мне из этой материи штанишки. У нас, по наследству, была старинная швейная машинка «Зингер». Ею пользовались все женщины из нашего барака. На этой машинке Анисьюшка и сшила мне БРЮЧКИ! Кто может понять и разделить мою радость? – у меня больше не было проймочки через плечо, я был почти как взрослый!

И вот теперь, эту Анисьюшку, я, в собственной машине, везу в Чудиново к Дунюшке на могилку! Приехали. Меня сильно волновало то обстоятельство, что Анисьюшка, имея очень тучное и объемное тело, ни за что не пролезет в отверстие в Дунюшкиной оградке. Я думал: – «Уж если я только-только прохожу; моя Мария, которая полнее меня, уже с большим трудом протискивается; Анисьюшке – ни за что». Внутренне очень сожалел об этом: – «Ну, ничего, – успокаивал сам себя, – она и за оградкой помолится и Дунюшку помянет. Тем более, что они с ней, – как нам говорили, – были в друзьях».

Моя мама была очень худенькая и свободно проходила в отверстие оградки. Мама мне рассказывала, как они с батюшкой о. Патроколом в Почаеве ходили через дырочку в камнях в пещеры: – «Сынок, не каждый человек может зайти в пещеры. Причем от полноты тела вход не зависит. Выход из пещер есть еще в другом месте, но он еще меньше. Там никто не проходит. Но меня с батюшкой Господь сподобил. Голова никак не проходит, а потом как-то получается, что весь выходишь наверх».

Когда мы, как это обычно делается, прикладывались к Дунюшкиному кресту, я хотел сделать несколько снимков, и вдруг увидел внутри оградки Анисьюшку!.. «Боже мой, – удивился я, – она в мой «Запорожец» с трудом вошла, как же она в эту дырочку пролезла!?» Я шепотом обратился к жене: – «Маша, ты видела как Анисьюшка пролезла в отверстие?»

– Нет, – ответила она.

– Слушай, если я вдруг забуду, то ты держи в памяти. Давай посмотрим, как она будет выходить из оградки?

Помолились, покушали на столике оградки, приложились еще разок ко кресту и засобирались в обратный путь. Кто-то из наших уже начал проходить через дырку оградки. Я побыстрее пролез и хотел сфотографировать на память всех идущих «гуськом» по тропочке от могилки. Немного отбежал вперед, чтобы обхватить объективом всех. Взглянул в видоискатель фотоаппарата и буквально остолбенел – Анисьюшка шла по тропочке вслед за мамой! Я подбежал к Марии и спрашиваю:

– Ты видела, как Анисья прошла?

– Нет, я забыла.

Значит, думаю, чрезмерное любопытство неполезно, а может даже и вредно для нас. Достаточно самого факта, достаточно и того, что мы видим, где Господь, там закон природы уступает Законодателю.

Мысленно я попросил прощения за излишнее любопытство и у Дунюшки, и у Анисьюшки. Сомнений не оставалось – Анисьюшка, подружка Дунюшки, – тоже велика пред Господем. (Сейчас, ради посещения могилки архиереем, в оградке сделана калитка. А жаль.)

(Но вот нашлись «умники» во главе с Чудиновским настоятелем и убрали оградку совсем. Якобы для удобства посетителей. Это было недопустимо. Ликвидирован факт чудесного роста оградки. На мое замечание о совершенном самочинии, я получил грубый ответ от настоятеля. Теперь могилка без оградки).

…Получалось это уже как-то само собой, (как и должно быть в жизни верующего), куда бы ни шел, или что бы ни делал, просил, как обычно, благословения Божия и Дунюшкиных дерзновенных молитв.

Помню, 19 декабря, в Николин день, на зимней сессии нужно было сдавать экзамен по электронике и автоматике. Негодовал: – «Угораздило же кого-то сделать экзамен в такой праздник! (И день-то был воскресный). Ведь можно было днем раньше или днем позже. Нет ведь, в самый праздник». В храм на службу явно не успеть.

– Дунюшка-матушка, помолись, чтобы я вошел в первую пятерку сдающих, может быть, тогда как-нибудь на литургию успею. А ты, святителю отче Николае, помоги мне сдать экзамен побыстрее.

Я пораньше пришел на автобусную остановку на Розе и жду автобус в Коркино. Автобусы, как провалились, нет ни одного. Народу набралось – тьма. Кто на работу, кто в город на базар. День воскресный. Все нервничают, ругаются. Я почти уныл: теперь не только к службе, на экзамены-то хоть бы успеть.

Наконец, подошел уже переполненный автобус. Толпа сдавила меня и занесла в автобус как на руках, только успевал ноги переставлять. Ну, слава Богу, еду. В Коркино от остановки «дворец Кирова» в техникум бегу бегом. Снегопад, как никогда. Не раздеваясь, забегаю на второй этаж, где кабинет автоматики. Одноклассники все в сборе и в полном молчании. Оказалось, что первая пятерка студентов вошла, и готовятся к ответу. Пятнадцать минут разрешается подумать. Я, таким образом, оказался вообще последним в очереди. Теперь не только на службу, домой-то неизвестно когда попаду.

Вдруг открывается дверь кабинета, выходит наш преподаватель и объявляет:

– Чтобы не терять время, кто желает без подготовки?

– Разрешите мне! – и подбежал к двери.

– Сними пальто, заходи.

В считанные минутки с пятеркой в зачетке, я был свободен. Переступаю порог храма, а священник дает возглас:

– Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа… т.е. начало Божественной Литургии…

– Господи, – сами собой вырываются слова благодарности, – слава Тебе! Святителю отче Николае, благодарю тебя за помощь! Дунюшка-матушка, благодарю!!

Как я могу сказать, что это не помощь Божия по молитвам Дунюшки?!

… Работал в шахте электрослесарем. Моя смена, на этот раз, выпала ночная. Механик немного задержал меня в мехцехе. Наша бригада угольщиков вперед меня ушла в лаву. До лавы пешком идти около двух километров. Километр под уклон, что очень утомительно. Чтобы облегчить доставку шахтеров к рабочему месту, в уклоне была устроена подвесная канатная дорога. На канате отвесно прикреплен металлический стержень из трубы – «водило», на котором имелось деревянное сидение подобное велосипедному, и подставки – опоры для ног. Так что можно было человеку садиться на сидение или «верхом», или «бочком». Скорость движение каната была небольшая, и посадка людей происходила «на ходу».

Так уж, со временем, у меня внутренне утвердилось по слову Божию и апостола: «Непрестанно молитесь, да не впадете в напасть». Было в моей молодости благодатное время, когда я так и поступал, и основная заслуга в этом принадлежит моей милой мамочке, которая была для меня самым лучшим образцом. (теперь же обленился вконец).

С особенным прилежанием, если это только можно так назвать, непрестанную молитву старался держать во время ночной смены: – хорошо, и спать нельзя, и мало кто мешает творить молитву. Знал и то, что в монастырях, какие я ежегодно посещал в отпускное время, читается так называемая «неусыпаемая псалтирь». Днем и ночью идет непрестанная молитва «о всех и за вся». Читают ее монашествующие. Это труженики, которые после дневных монастырских послушаний, стоят на ночном молитвенном подвиге. Но, ночь есть ночь, и люди есть люди, сон берет свое так, что даже водители за рулем в движении и то засыпают в дороге. Ночная молитва – самое ценное и трудное, а потому и подвиг.

Так думал своим скудоумием: «Господи, если кто-то из этих подвижников молитвы, по человеческой немощи, вдруг задремлет, – пусть капельку забудется сном, а я все равно не сплю, хоть и в работе, восполню общую братскую молитву, помолюсь по памяти». И молился. Читал заученные псалмы, молитвы, праздничные тропари, святым, и снова всё повторял. Благо, в ночную смену, не было вокруг ни начальства, ни лишних и посторонних людей. Я понимал, что это выглядит наивно, но делал так всегда.

И вот, та чудесная ночная смена. Получив от механика запчасти к механизмам, спустился в шахту и подошел к уклону, где, все еще, вращаясь, работала канатная дорога. Бригада уже вся уехала. Выжидаю свой, как мы в шутку называли, «велосипед». Подошло очередное сиденье, – «Дунюшка, помолись», – сел на него бочком и еду. Я еду, – молитва «идет».

Вдруг, внезапно, где-то на середине уклона, я и глазом не успел моргнуть, как меня подбросило к верхнякам крепления уклона, и я свалился на «почву уклона». (на пол). Страшный звук! Скрежет! Во все стороны сыплются деревянные щепки от верхняков, где закреплены шкивы, по которым ходит канат. В недоумении лежа смотрю на потолок: – мой «велосипед», прижатый шкивом, разрывает бревна верхняков в щепки и весь исковерканный и прижатый к потолку, он поехал дальше.

– Господи, слава Тебе! Дунюшка, благодарю!.. – слов больше нет, внутри все застыло. Перепугался потом, когда лежа увидел, что делается под потолком! А если бы я сел на «велосипед» верхом! Меня бы ни за что не сбросило, а моментально, прижав к верху, размазало бы по верхнякам. С тех пор по уклону ездил только «бочком».

Причина: горные массы постепенно выдавили деревянный станок крепления уклона в сторону каната, и шкив шел мимо него и, в конце концов, попал на «водило» моего «велосипеда». Это могло случиться до меня; это могло случиться после меня, но случилось именно на мне, и вот Божия милость! Вот тебе заповедь апостольская: «Непрестанно молитесь»; вот тебе неусыпное охранение твоего Ангела-Хранителя; вот тебе помощь святого, которого ты просишь и который дерзновенно вместе с тобой молится о тебе Господу; вот тебе и родительская молитва о тебе. В народе мило говорят: «Без Бога не до порога». Надо бы добавить: «И без молитв святых угодников Его о тебе».

Подобными случаями наполнена вся моя жизнь, когда приходилось быть «на волосок» от смерти или когда, по всем законам, со мной должна была произойти верная смерть. Когда же просматриваешь пройденную жизнь, страшишься даже удивляться: – уж больно много в ней счастливых случаев, и каждый из них достоин быть вписан в рубрику «Чудеса ХХ века». Но после каждого подобного случая вставал вопрос: -«Господи, для чего Ты меня еще оставил?» Для покаяния, для чего же еще. Он Сам говорит: «Не хочу смерти грешника». Действительно истинные слова: «Наказуя, наказа мя Господь, смерти же не предаде мя».

Расскажу еще один чудесный случай происшедший со мной, где я обязан молитвенному воспоможению Дунюшки.

Моя мама много молилась о том, чтобы я оставил работу в шахте. Я же не видел, где можно, кроме шахты, приложить себя, оставался на прежнем месте работы. Но мама продолжала молиться за меня, и, как я теперь понимаю, моему расставанию с шахтой я обязан ей, ее молитве.

…Я встречал у святых отцов, что если Богу угодно, то самая вредная для тебя вещь или ситуация, становится крайне полезной. И испытал это.

На шахте, при всей моей немалой полезности для нее, на меня, с жестокостью уничтожения, накатил воинствующий атеизм. Надобно сказать, что шахтеры нашего участка ко мне относились очень почтительно, любовно. Я работал механиком на добычном участке. Бывало, иду мимо «забойщиков», т.е. тех, кто непосредственно рубит уголь, они, увидев меня заранее, предупреждают друг друга: «мужики, кончай матькаться, Сергей Иваныч идет». Мне было смешновато, как будто боялись, что я мог поругать их за это. Возможно, они знали от своих домашних бабушек, что я человек верующий и хожу в Церковь. Честь верующего человека я старался держать при любых обстоятельствах, и потому был уважаем. Моя же бригада слесарей во мне души не чаяла. Это была моя дружная, сплоченная двигательная сила. Но шахтное руководство ненавидело меня. Мне так в лицо и говорили: – ты наш идеологический враг. И чем больше меня в чем-либо ущемляли, обходили (например, профессиональными подарками раз в год, дополнительным отдыхом, который давался в качестве повышения уровня специализации в соседних угольных бассейнах и пр.), тем больше они сами в своей совести от этого страдали. Я об этом нисколько не жалел и не обижался, мне было чему радоваться и чем заняться. Я не боялся ни насмешек и никаких ущемлений, но работать с врагами моего Бога, я больше не мог, и как человек верующий, не имел ни морального, ни духовного права. С шахты я ушел. Практически меня многие годы медленно уничтожали, но после шахты наступила самая полная и благодатная жизнь, чего никак не ожидал.

Мы с женой устроились работать на Челябинскую птицефабрику. Она ветврач, я в отделе КИП и А. Затем меня перевели в очень тонкий, в смысле автоматики, цех – инкубатор.

Я работал по 12 часов, график был «скользящий» и таким образом приходилось работать в ночную смену. Надо сказать, что именно здесь я научился читать «Апостол» в голос.

14 марта, утром, я пришел домой с работы из ночной смены. Жена уехала на работу, дети в школе. Я открыл ключом дверь нашего дома и увидел маму в ее комнате, сидящей на кровати. Она всегда вставала очень рано и почти все время проводила в молитве.

То, что произошло со мной далее, теперь могу назвать ни чем иным, как только откровением. Мне было точно и правдиво (чтобы я не сомневался) без слов сказано, что мама (куда-то) собралась срочно ехать, и ждет только меня. Сердце мое екнуло от страха и стыда перед мамой. «Неужели я обещал отвезти ее сегодня в церковь и забыл?» Как ни напрягал свою память, вспомнить ничего не мог. Да и день-то был седмичный, не воскресный. Правда в этот день была память преподобномученницы Евдокии, но в храме службы не было.

Что-то неуклонно уверяет меня внутри, что мама готова сейчас же ехать и срочно ждет меня. Разделся и в жуткой виновности подхожу к маме. Ласково, как обычно, поздоровались, и я деликатненько стал выпытывать у мамы о ее поездке и, извинившись о своей задержке по забывчивости, готов сейчас ее повезти. Оказалось, что она меня вчера ни о чем не просила, и я ничего не обещал. В моей груди стало немного полегче. Она, как-то особенно мило попросила меня: -«Сынок, посиди со мной рядышком». Мы с ней были, между собой, в больших друзьях и такие посиделки у нас были зачастую. Но это приглашение было каким-то особенным. Сначала я это отнес к обычной материнской ласке, но это было нечто иное. Теперь-то я понимаю ее состояние души. По человечески, если только такое сравнение допустимо, она просила меня побыть с ней рядом, как некогда Христос в Гефсимании просил учеников Своих: -«Душа Моя скорбит смертельно, побудьте здесь и пободрствуйте со Мною».

Мама как-то требовательно взяла мою руку в свои руки. Так в молчании мы просидели несколько минут. Я протянул свободную руку и взял со стола книгу Николая Пестова «Над Апокалипсисом», которую я перепечатал вместе с одной монахиней (этой самой Елизаветой) в Москве, когда был в сельскохозяйственной командировке на ВДНХ. Мама слушала. Вдруг она, не по-женски сильно, сдавила мою руку. Потом опять ее рука стала мягкой. Я почему-то почувствовал, что она умирает. Свободной рукой дотянулся до молитвослова. Начал потихоньку читать канон «На исход души». Лампадка горела у нас всегда.

Мама и в самом деле стала редко дышать. Она сидела с закрытыми глазками. Я подал ей в руки зажженную свечку. Дыхание стало совсем редким: на пол страницы чтения один вздох, затем на страницу и больше не слыхал…

Прочитав канон, я положил маму на кровать. Трудно сказать, что она умерла – она уснула тихим сном. Недаром в христианстве этот момент называется успением. К этому часу мама готовилась всю жизнь. Мелькнула мысль: – «Мама умерла на Евдокию, в день ангела Дунюшки. Господи, как хорошо! Дунюшка-матушка, помоги сейчас моей мамочке в ее новом состоянии, сопроводи ее сама!»

Я вспомнил, что в одном из давних прошлых разговоров с мамой о ее смерти, она очень просила меня похоронить ее не в поселке Октябрьском, где мы жили, а на Коркинском кладбище. «Сынок, – говорила она, – похорони меня в Коркино. Там все мои подружки по церкви. Когда, в родительский день, наши женщины пойдут к своим, и меня посетят и помянут». Я, конечно, обещал, но исполнить это было немыслимо. Время было «Андроповское», во всем ужасная строгость и абсурдная глупость. Может быть, и нужна была жесткая рука, но не во всяком месте. Похоронить человека, имеющего иногороднюю прописку на городском кладбище – это было практически невозможно. Нужны были средства и огромные связи на уровне 2-х исполкомов.

– Дунюшка-матушка, помоги же мне исполнить последнюю просьбу мамы, похоронить ее в Коркино! – мысленно прошу ее. Все мои попытки и хлопоты были безрезультатны, хотя я был с председателями обоих исполкомов в очень хороших отношениях.

Удивительно, но то, что я не мог разрешить на уровне двух исполкомов, этот неразрешимый вопрос неожиданно и беспрепятственно решила самая незаметная, немного знакомая мне женщина, работающая в горкомхозе банщицей, которая закрывала на замочек шкафчик с одеждой посетителей! Она была родной сестрой той самой Лидии Ивановны, нашей регентши. Валентина (банщица!) попросила начальницу, и похороны разрешили. Могилку копали там, где мама раньше мне указала пальчиком: «Вот здесь меня положи». Для меня это было явное и чудесное воспоможение Дунюшки.

Итак, мои друзья по работе копают могилку (март месяц, земля глубоко промерзшая, а сверху солнце, оттепель и грязь), копка почти не поддается. Прежние друзья по шахте, механики, по старой дружбе, изготовили инструмент, способный разрушать мерзлоту. Великая помощь, очень им благодарен. (кто бы мог подумать, что впоследствии мне, уже, будучи священником, придется одного из них перед смертью дважды причастить Святых Христовых Таинств и по христиански препроводить его в вечность. Глубоко верю, он спасен. Это был мой первый производственный учитель и наставник, Анатолий Иванович Мурза). Дома читается псалтирь, мы с Марией заняты похоронными заботами и только ночью сами читаем псалтирь по своей мамочке.

На второй день, после обеда, Мария отправила меня в Коркино покормить ребят, копающих могилку. Спасет Господь и поможет им в день их трудности. Сил положили они премного. Мы с ними были очень дружны, и я чувствовал, что они желают, чтобы я был с ними рядом: «Ребята, отпустите меня, завтра похороны, хоть чуточку побуду еще с мамой».

Еду домой. Через пос. Роза подъезжаю к деревне Калачово к тракту Челябинск – Еткуль. На дворе весенняя оттепель и неимоверный гололед. Об ошипованной резине в то время наш брат и не помышлял, эта роскошь была только для «избранных и сильных мира сего». Моя дорога, немного под уклон, спускалась к основному тракту Челябинск – Еткуль. Это была высокая насыпная грейдерная дорога. Если с проезжей части съедешь, то шутя перевернешься через крышу. Сейчас это опасное место «КамАзы» завалили горной породой из шахты.

Подъезжаю к тракту. До него осталось метров 30. Мне надо поворачивать в сторону Челябинска, налево. Рейсовый автобус, идущий из Челябинска на Розу, поворачивает направо, в мою сторону. Оба едем предельно тихо. На повороте автобус резко заносит, и мы оказываемся на одной полосе движения. Я еду почти «пешком», но тормозить все равно нельзя. Занесет, и я кувыркнусь под откос. Мы с водителем автобуса безучастно смотрим друг на друга. Зад автобуса продолжает заносить, а его передок уже почти у моего капота. Расстояние между нами 3-4 метра. Выхода никакого.

– Господи, – закричал я мысленно, – если надо мне разбиться, то не сейчас… Там лежит моя мама, здесь буду я. Дунюшка-матушка, помолись!

Времени больше нет, спасения тоже. Чтобы сохранить глаза от разлетающегося стекла, я бросаю руль, закрыв лицо руками, и почти в момент удара, падаю на переднее соседнее пассажирское сидение. Страшная минута ожидания… Вот сейчас будет удар…, ну.., ну… Нервы на пределе: ну, скорее уж…, ну..!

Удара нет.

– Что это? – мелькнуло в голове, – ему удалось отвернуть?

Если так, то, по времени, сейчас должен быть удар задом автобуса в мой передок и полечу под откос… Ну.., ну… Удара нет. Ага, значит, сейчас в левое крыло ударит… ну же!.. Нет удара. Сейчас в мою дверку ударит… Напряженнейшая секунда! Удара нет.

– Всё, – мелькает мысль, – теперь только в заднюю дверку.

– Пускай бьёт, – решаюсь я, и, соскакивая, хватаюсь за руль.

Автобуса нет. Смотрю, сколько можно влево: его нет. Поворачиваюсь вправо назад, а он выезжает из моего «москвича», а я – из автобуса!!! За моей спиной во весь москвичевский салон (у меня был москвич-комби ИЖ-2125) красный цвет задней части автобуса и его громадный номер, написанный белой краской. Затем появилось мое заднее сиденье, заднее стекло и дальше мы вышли друг из друга.

Ничего не понимая во всем происходящем, в голове ясный, громкий и отчетливый голос: «А Он прошед сквозе них!»

– Господи! Спасен! Слава Тебе! Дунюшка-матушка, благодарю-ю-ю..!

Но где же автобус? Открыл дверку и гляжу назад. Водитель автобуса, наполовину высунувшись из окна своей кабины, широкими, удивленными, ничего не понимающими глазами смотрит на меня. Я махнул рукой: «Поезжай!» – и мы разъехались. Слов никаких нет. В каждой моей клетке невыразимая радость. Лечу к маме…

– Что с тобой? – спросила Мария меня дома, заметив во мне что-то неладное.

– Потом расскажу, – ответил я.

Было действительно не время, передо мной лежала мама. Рассказал после похорон. Оба еще раз вместе попереживали и порадовались.

Вот Божия милость к человеческому ничтожеству! Ты только попроси, у Господа нет ничего невозможного, как говорит пророк: «Аще где хощет, побеждается естества чин, творит бо елика хощет». Вот молитвенная помощь Дунюшки, да и каждого святого угодника Божия, которого ты призываешь в помощь!

Этот случай я старался никому не рассказывать. Неверующему – не хотелось бросать чистого бисера под ноги, а верующего боялся ввести в ненужное искушение. Кроме того, могли подумать, что со смертью матери у парня стало что-то неладно с головой.

В этом меня наглядно убедил один священник, иеромонах. Мало того, игумен. (Говорят, что сейчас он вышел из РПЦ. Я был некоторое время у него диаконом в Еманжелинске, потому и открылся). Он выслушал и с язвительной ухмылкой сказал: -«Ты больше никому не говори, засмеют».

Духовенство я уважал с детства, благоговею перед ним и сейчас, потому спорить и доказывать не стал, но внутри кричал, негодуя:

– А имею ли права молчать о воле и силе Божией, помогающей нам, человекам, когда сам ты каждую службу возглашаешь: «Не умру, но жив буду и повем дела Господня!»..?

Было очень больно, никому не пожалуешься, никому ты не нужен. Только в «Апостоле», прочитав, немного успокоился, что хоть «они и вышли от нас, но не были нашими».

– «Никому не говори»…

– А как можно пребывать в молчаливой неблагодарности, когда находишься в крайней, смертельной безысходности, и, вдруг, спасение!?

Если сможешь, представь себе, любезный читатель: на моих глазах, в моем присутствии тонут одновременно три моих дочки 5 лет, 10 и 11. На берегу лежит масса народа, общий шум и гвалт. И кто-то кричит: «Смотрите, тонут, тонут!» Я слышал эти слова, но принял за неуместную шутку. Дно твердое, песчаное, на довольно хорошее расстояние мелкое. Словом – «песчанка», Коркинский городской пляж. 30 лет прошло с того дня, о котором и сейчас не могу вспомнить без ужаса. Но, по порядку…

1977 год, июль месяц, Петров пост, купальный сезон, жена на летней экзаменационной преддипломной сессии в институте в г. Троицке. Мои девочки, соблазненные подружками из соседних домов, неудержимо просят меня отпустить их со всеми ребятишками на «купалку».

– Девочки, давайте сделаем так, – предлагаю им, – мама сдает экзамены, вся в расстройствах и переживаниях, а мы, в нелепой радости, будем голышами бегать по берегу, как папуасы. Она приедет 15 июля, осталось немного, и тогда вместе с ней поедем и отдохнем. А пока давайте побудем дома и будем просить Боженьку, чтобы Он помог ей на экзаменах.

Предложение было принято. По приезду Марии я объяснил ей, что обещал свозить детей не «купалку» вот на таких условиях. Поехали.

Я первый входил в воду и, осенив ее крестным знамением, сказал:

– Господи, в этом году мы первый раз купаемся. Благослови, и не дай нам погибнуть на водах! Матушка-Дунюшка, помолись о нас!

Купаемся, барахтаемся. Из детей плавать никто не умеет. Мария в воду не пошла и сидит на берегу. Немного отдалившись от общей купальни, две мои старшие дочери Аня и Маша в воде играли в догонялки. Я с младшей, Татьяной, зашел по грудь на глубину и «возил» ее на руках, приучая к плаванью. И вот крик: «Смотрите! Тонут! Тонут!»

Оказалось, мои старшие. Играя, обнявшись, они неожиданно потеряли дно, и ушли под воду. Один Господь знает как старшая, Аня, оторвалась от объятий другой, чудом взобралась под водой на скользкий обрыв и крикнула меня на помощь:

– Папа, Маняша тонет!

Между нами было метров 15. От неожиданности и испуга я бросил младшую и кинулся вплавь к средней. Потом вдруг вспомнил, Татьяну-то по росту тоже скроет под водой. Кинулся назад, на поверхности ее нет. Нырнул, вода мутная, ничего не видно. Нащупал, выхватил наверх и что есть силы, бросил Татьяну у всех на виду ближе к берегу, рассчитывая, что там ее уже не скроет или люди на берегу, видя мое положение, подхватят младшую.

Вот уж истинно правдивые слова: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения». У массы людей на глазах совершается (можно это назвать полным именем), трагедия, видят, как я мечусь и не успеваю, и никто не пошевелился на помощь! Теперь, спустя не один десяток лет, Татьяна вспоминает:

– Я думала, папа со мной так играет, бросив меня, и нисколько не испугалась. Глаза открыла – вокруг зелененькая водичка.

Старшая дочь Анюта подбежала, ей в этом месте глубина была до шейки, вытащила Татьяну. А мать в это время отошла к нашей машине, где уже «хозяйничали» чужие мальчишки.

Бросив к берегу Татьяну, вновь кинулся на поиски Маняши. Нырял несколько раз, прощупывая дно. Потом сам внезапно резко соскользнул в глубину. Мгновенно понял: металлическая труба метр в диаметре. Это с нее девчонки сорвались. После трубы уклон, куда же могло унести Маняшу?

«Должна же она, – думаю, – барахтаться..!?»

Замер, растопырив руки, нащупывая, где есть колыхание воды. Почувствовал справа, ринулся, движение воды усилилось. Значит, где-то, совсем рядом! Нащупал, схватил. Она меня тоже. Воздуху уже у самого не хватает. Дно – сплошной глиняный ил.

«Она, – думаю, – дольше моего под водой, надо дать ей хоть разок глотнуть воздуху». (Эту безсмыслицу осознал потом, будучи дома. Она могла быть без сознания и тогда мои старания напрасны, только время затягивал).

С большим трудом оторвал ее от себя, схватил ее за ступни ее ног и поднял ее над своей головой, думая, может возьмет немного воздуху. Мои ноги ушли выше колен в ил. Мелькнула мысль:

«Вышла ли ее голова на поверхность воды?» – еще 2-3 секунды выждал, может, все-таки сделает вдох.

Стал совсем задыхаться сам и, чувствую, что ноги мои крепко сидят в глине. С невероятной последней силой дернул Маняшу вниз на себя и только за счет этого выдернул свои ноги. Она старается обхватить меня. Схватив ее за косички, стал выгребаться на поверхность.

– Ну, где же она, эта поверхность? Двигаемся мы или нет..? Всё, не могу, сил больше нет, надо дышать…или хлебать воду.

И вдруг нащупал злополучную трубу. Появилась надежда, и как будто прибавилось сил. Дотянуться до верха трубы не могу, вся труба в глине и страшно скользкая. Кое-как, и уже в хорошем испуге, все-таки вскарабкался с девочкой наверх трубы. Можно было встать на ноги, дно твердое, песчаное. Глубина около полутора метров.

Нет ничего на свете дороже глотка воздуха!!!

Маняша не дышала, она была без сознания. На руках вынес ее на берег и положил на горячий песок. Приложил ухо к груди – сердчишко билось. Перевернул через коленку, вышло со стакан воды и больше не было. Положил опять на спину. Сердце бьется, дыханья нет.

Набежала целая толпа советчиков:

– Искусственное дыхание! Искусственное дыхание!..

– Давай я сделаю! – крикнул кто-то прямо мне в ухо.

Я знал, что не дышит она по причине самозащитных спазм. Поэтому искусственное дыхание, в этом случае ничего не даст, а может даже и навредить. Так оно и вышло. Наступил критический момент, она конвульсивно безсознательно сделала вдох – он оказался к жизни. Еще вдох! На третий вдох она сильно, не приходя в сознание, заплакала. Для нас этот плач был неописуемой радостью!

Господи, слава Тебе!!! Благодарю, но какое это маленькое слово… Слава Тебе, Господи, слава Тебе! Дунюшка-матушка, благодарим!

Старшая дочка, Анюта, теперь матушка Анна (ее муж, протодиакон Николай служит в Свято-Троицком соборе в Челябинске), вспоминает:

– Нет, папа, ты сделал правильно, что поднял Маняшу над собой. Она раза два-три сделал вдох.

– Оставшись под водой одна, – вспоминает Маняша, – я сильно испугалась. Не знаю где верх, где низ. Все тону, но барахтаюсь. Вдруг меня кто-то сильно схватил. Я поняла: папа. Всё, теперь не страшно, и потеряла сознание.

Теперь же мы оба лежали на песке, покрыты черной глянцевой глиной горной (шахтной) породы. Придя в себя, она перестала плакать и кинулась ко мне в объятия. Счастливейшая и радостнейшая минута! Объятий не разжать! Еще немного отдохнув, предлагаю Маняше подойти к воде и у берега немного обмыться. Она всеми силами и со слезами отбивалась, не желая приблизиться к воде:

– Нет, папа, поехали домой. Дома помоемся!

Тут вспомнился когда-то прочитанный мной эпизод из рассказов Архиепископа Илии Минятия: – «У одного ученого человека одно из окон его дома выходило на море. Готовя диссертацию о жизни морских животных, ученый часами любовался морем. Однажды, находясь на корабле в море, изучая его, случилась буря, и корабль затонул. Ученый чудом спасся на доске. После этого приказал строителям, чтобы они кирпичом заложили окно, которое выходило в море».

Когда мы приехали домой, моя мама (она тогда была еще живая) со слезами спрашивает меня:

– Сынок, расскажи мне, что с вами случилось? Когда вы уезжали и закрывали дверь ключом, я проснулась, и с тех пор, не вставая с колен, плакала и молилась о вас!

Видя ее сильное расстройство, я скрыл. И только потом-потом все рассказал.

– Сынок, просил ли ты у Господа помощи?

При этих словах меня как током прошило:

– Нет, мамочка! Когда был под водой, даже ни разу не вспомнил о Нем! Господи, прости меня, пожалуйста!

Теперь только я понял, что такое Господь в немощах пребывает.

Вот помощь Господня по молитвам Его угодников, а для нас блаженной девицы Евдокии Чудиновской! Вот о чем говорила мне умирающая Александра, показывая пальчиками «четверть»!

– Дунюшка говорила: всем говори. Кто будет чтить меня при моей жизни – одна честь. Кто будет чтить меня после моей смерти – на четверть выше будет.

Так оно и есть. И я, Божией милостью, протоиерей Сергий, хоть и «горьким», но счастливым опытом своей жизни это подтверждаю.

…А вот на днях, 25 июля 2006 г. мне исполнилось 68 лет. И на мой день рождения приехала моя, Божией милостью, спасительница – врач хирург, гастроэнтеролог Тамара Федоровна Лохоткина. Член Академии медицинских наук, теперь на заслуженном отдыхе, живущая в Москве, посещяющая раз в год Челябинск. На именины подарила мне книгу «Невидимый мир Ангелов». И в ней я встретил эпизод, похожий на мой страшный дорожный случай, который решил приписать к моему рассказу для скептиков:

Чудесные случаи спасения на автодорогах

Существует множество случаев, когда спасение происходит гораздо более непостижимым образом и всегда приписывается ангельскому могуществу.

О подобном случае сообщает Джессика Беллмен из Лос-Анджелеса, которая ехала со своей матерью по многорядной скоростной автостраде в окрестностях Голливуда. Это был час пик, трасса была перегружена, автомобили на большой скорости двигались буквально бампер к бамперу.

Неожиданно огромный фургон, ехавший перед ними, потерял управление, развернулся и встал поперек дороги. Если бы это произошло в крайнем ряду, то у них оставался бы шанс свернуть с автомагистрали и избежать катастрофы. Но Джессике не повезло. У нее оставались лишь доли секунды, чтобы затормозить и свернуть в сторону. Ее автомобиль перелетел через три ряда быстро движущегося транспорта. Столкновение было неизбежно.

Но случилось чудо. Время как бы замедлилось, и наступила странная тишина. Джессике показалось, будто автомобиль вместе с ней и ее матерью оказался внутри глубокого колодца. Контакт с внешним миром был полностью потерян.

Джессика помнит, что страстно молила о помощи – такую молитву произносят только перед лицом неминуемой гибели. Она помнит глаза своей матери, застывшие от ужаса. Потом она увидела крупным планом двух мужчин в автомобиле, смеющихся и совершенно не замечающих того, что машина Джессики проходит сквозь них, словно сквозь туман. Раздался глухой удар, и машина Джессики остановилась.

Джессика осмотрелась вокруг и увидела ряды транспорта, проезжающего мимо. Она и ее мать были в полном порядке, а на машине не оказалось ни одной царапины. Каким-то непостижимым образом они спаслись от неминуемой смерти.

(Это мой случай с автобусом, прямо один к одному. – о. Сергий)

Еще некоторые воспоминания к продолжению Божией милости ко мне грешному.

Интересное дело – меня не должны были брать на службу в Армию, поскольку я был у мамы, нетрудоспособной женщины-старушки, единственный кормилец. Я обращал внимание Коркинского военкома на положение моей мамы. Пообещали дать ей пенсию. Итак – я служу в рядах Советской Армии верой и правдой. Прошел год моей службы, а маме пенсию всё не дают. Гнев и негодование в душе невыносимые. Пишу во все инстанции, но, как говорят: сытый голодного не разумеет, это разговор двух глухих. Такая уж была наша нелепая совдеповская действительность.

Наконец, мама радостно сообщает, что ей дали пенсию 10 рублей в месяц. Моим слезам и горю о голодующей мамочке, не было предела! 6 рублей – плата за квартиру, 4 рубля на пропитание и лекарства женщине-старушке, отдавшей любимой Родине в войну мужа, а теперь и сына, оставаясь сама голодной. Вспоминалась солдатская песенка о женщинах красноармейках:

Шинели не носила, под пулями не шла,

Она лишь только мужа Отчизне отдала.

Кто поймет, и кто поможет, кроме Господа? И я молился. Служба была, слава Богу, легкой, я возил на военный аэродром керосин для заправки тяжелых самолетов. Бывало, увлекшись Иисусовой молитвой, не помнил, сколько делал ходок в городок на ГСМ и обратно на аэродром. Но что меня более всего тревожило, я не помнил, как я вел себя в движении на трассе. В конце дня, приходя в себя, внутренне вздрагивал и думал, что со моей головой что-нибудь не так, что же это я, день отработал и ничего не помню.

Мне, позже, рассказывала мнх. Елизавета, когда она, будучи еще молодой девушкой, работала на заводе космической аппаратуры и паяла «ШээРы» – штепсельные разъемы, соединяющие между собой отдельные отсеки космических кораблей и спутников. Работала она в лучшей бригаде электромонтеров, где ее плохо терпели члены бригады за ее беспартийность и веру в Бога. Так, однажды собирая очередной ШР, в которых бывало и больше сотни пар проводов и которые должны были строго соответствовать конечным распайкам жгута, для чего требовалась частая, тщательная «прозвонка» отдельных пар проводов, Елена (ее имя до пострига в монахини) вдруг мысленно «уехала» в Псково-Печорский монастырь к о.Савве (Остапенко). Батюшка вышел с Чашей причащать людей. После последнего причащающегося, он громко позвал Елену к амвону и благословил причащаться. Отстояла службу до конца и после отпуста подошла ко Кресту, где батюшка еще раз ее благословил и отпустил домой. В это время она допаяла последнюю пару проводов жгута к ШР и очнулась, в окружении бригады, собравшейся идти на обеденный перерыв. Чем-то пораженные, они, как вкопанные, стояли вокруг Елены. Первым на происходящее откликнулся ненавидящий Елену бригадир: – «Так вот кто гонит брак! Она паяет без прозвонки, а мы потом переделываем!» – «Нет, – отвечает Елена, – мои жгуты согласно схемы собраны правильно, можете проверить». – «Конечно, проверим!» – и приступили к прозвонке. Оказалось, все верно. Удивленные небывалым, пошли на обед.

Продолжу о своей службе. Служил в Калининской обл., где погиб мой папочка в 1942 г. Базировалась наша авторота на старом, разбитом немцами аэродроме. Электричества не было и в помине, даже в ближайших деревнях. Удивлялся: «И это центр России?!»

Наконец, с полкового аэродрома, который обслуживала наша авторота, дали «добро» протянуть ЛЭП к нашей стоянке.

Напряжение 380. Тянуть шесть км. Привезли совершенно нестандартные опоры (столбы), т.е. такие тонкие, что их не могут обхватить монтерские когти, чтобы не сорваться со столба. По технике безопасности – недопустимо! Ждали монтеров, но их не было. Время шло. Была вторая половина ноября, днем моросит, ночью всё леденеет.

Вдруг меня вызывают к командиру части. Ну, думаю, заставят меня ставить столбы и тянуть линию. Так оно и вышло: по документам личных дел меня вычислили, что я электрик. Командир части, в чине майора, очень грубенько меня встретил, и прямо с порога:

– Ты почему молчал, что ты электрик?

– Товарищ майор, я шахтный электрик по кабельному хозяйству и к воздушным линиям не имел никакого отношения. Я даже не представляю, как на когтях можно производить работы, к тому же, это не опоры, а жерди, такой малый диаметр опор недопустим, можно поломать ноги.

– За пререкание командиру будешь наказан, а пока иди, из роты охраны отбери 15 человек и за работу, нужен свет.

Но что такое ребята из роты охраны? Потому они и в охране, что совершенно не приучены ни к какому труду, тем более все они без малейшего образования. Одним словом – охрана. День чистят картошку в столовой, на другой день охраняют стоянку самолетов. С великим трудом выставили опоры, если их можно так назвать. Оставалась только моя работа – натянуть провода. Столбы, мало того, что тонкие, но еще и обледеневшие. Пошевелиться на столбе почти невозможно, много раз скатывался вниз. Один Господь знает, как я не поломал ноги. На каждом столбе я просил Божией помощи и Дунюшкиных молитв. Наконец, к вечеру одного дня позвонил полковым электрикам подать в нашу линию напряжение. Можно бы идти в казарму на отдых, но многолетнее патриотическое воспитание не позволило уйти. Осталось подключить к линии провода уже нашей местной сети, освещающей нашу автостоянку. Выключил в дежурке рубильник, повесил аншлаг: «Не включать, на линии люди», подключил все прожектора стоянки, остался последний, прямо у крыльца дежурки (дневального помещения). Видел, как пришла группа ребят на ночное дежурство со старшиной. Считал, что и они меня видели. Но только я подключил последний провод прожектора и отнял руки от проводов – прожектор загорелся и вся наша стоянка осветилась. Кто-то, невзирая на аншлаг, внутри дежурки включил рубильник. Я весь по пояс между проводов, которые теперь уже под напряжением. Пошевелиться нельзя. Стал кричать, чтобы кто-нибудь вышел на крик на улицу. Вышел старшина-сверхсрочник, и, увидев меня на столбе кричащего, побледнел. Оказывается, это он включил рубильник. Ни один рядовой солдат не решился, а взрослый, грамотный, ответственный за всё человек, разблокировал рубильник, снял аншлаг, никому не позвонил о работе на линии, сам не проверил линию, подал напряжение. Но, удивительное в другом, как могло получиться, что я, будучи среди проводов, ни одного не коснулся в момент подачи напряжения. Господь меня чудесно сохранил. Вот тебе и сила молитвы! Молитвы Дунюшки, которых я всегда у нее просил и молитвы моей мамы. Уж я-то знал, как она всю жизнь молилась.

За молитвы мамы и ее слезы обо мне, за нашу с ней общую любовь друг к другу, маршал Малиновский на втором году службы меня отпустил домой. (Я, конечно, предварительно описал ему положение мамы, и меня тут же отпустили).

Случилось это счастье дней за 4-5 до наступления Нового года. Стоим с несколькими ребятами отпускниками на станции, ждем с нетерпением поезда. Все поезда проходящие, уж больно станция наша была незначительной. Один поезд остановился на две минуты, но нас не взяли за неимением мест в вагоне. В момент отправки поезда я завопил проводнице, что мы постоим в тамбуре. Господь смягчил ее сердце, и она впустила нас в тамбур.

Можно представить какой там холод! А мы, нас было четверо ребят, были в кирзовых солдатских сапогах. Чтобы совсем не отморозить ноги, мы «отбивали чечетку». Но как только прослушивалось приближение к нашей двери проводницы, мы стояли смирнехонько. Мы же солдаты, терпеливые и гордые!

Вдруг она торопливо забегала и застучала в вагонном туалете. Оказалось – замерз кран. Нужен инструмент, чтобы раскрутить кран. Почти со слезами, хорошо напуганная, просит нас помочь. У меня в кармане были плоскогубцы. Быстренько разобрал кран, прочистил только что схватившийся лед и снова собрал. Сердце проводницы тоже растаяло, и она впустила нас в свою каморку, где мы отогрелись и доехали до Москвы. Промысл и милость Божия!

Как у меня, у солдата, едущего из армии домой, в кармане оказались плоскогубцы? Нам, водителям, в зимнее время выдавали ватные брюки и списанные лётные меховые куртки. В момент увольнения мою курточку в казарме кто-то «увел». С меня высчитали ее стоимость, и я остался почти без дембельных денег. Обидно. Мечтал приехать домой, купить инструмент для работы, а тут на тебе – в дороге и перекусить-то не на что. Шибко обиженный, из комплекта своего топливозаправщика, тоже «увел» старые, почти никуда негодные плоскогубцы, оправдывая свой грех, мол, ну надо же хоть первое время чем-то работать в шахте. Вот они в моей дембельной дороге и пригодились. Грех, что взял не свое, конечно сверлил меня, но и мысль, может быть и неправильная, успокаивала: «Ведь повелел же Господь израильтянам перед их выходом из Египта пойти и взять у египтян золотые вещи, с которыми они потом и ушли из Египта». Это расценивалось как плата за весь их бесплатный труд в египетском плену. Сюда и я себя причислил.

Наконец, по Божией милости, прибыл в Челябинск. На дворе 31 декабря 1961 год, 10 часов вечера, в кармане ровно один рубль. Автобусов в Коркино нет, кое-как влез в Еманжелинский, который проходил мимо Коркино. Слава Богу – еду. Автобус прямо летит вовсю. Я прижат к автобусной двери, в неплотность которой свистит встречный ветер, и бедная моя спина опять борется с холодом. В Тимофеевке я буквально вывалился из автобуса. Радость – не выразишь: я почти дома! Жил я на Розе. Время 11 часов, автобусов нет. Решение принято моментально – бежать! В 12.оо – я буду рядом с мамой! Но, что-то сдерживало меня: а вдруг какой-нибудь дежурный автобус пройдет мимо меня, бегущего, будет очень обидно. Минут через 15, к моему счастью, подошел дежурный автобус. Народу море, я опять притиснут к двери, но счастлив безконечно! Спаси, Господи, и помилуй тех автобусных проводниц, ни та, ни другая с меня, бедного солдатика, не взяла денег за проезд.

И вот я на родной Розе. Вылез в центре у трехэтажного продуктового магазина (так мы все его называли). Мысль – что же подарить мамочке? – в кармане 1 рубль. Мама всегда любила крутой кипяток с пряником. Зашел в магазин, Господи, подумал я, хоть бы никого из знакомых не встретить, никого не хочу видеть кроме мамы! Килограмм пряников стоил 90 копеек. С кульком пряников быстрее автобуса лечу в конец Розы к 12-му детскому садику, против которого находится наш шахтерский дом, в котором я еще ни разу не был.

В армию меня взяли из барака, в который привез нас папка в 39 году. Обычный шахтерский барак. Который потом, в мое отсутствие сломали, освобождая место под частные гаражи, а маме дали, как одиночке, на подселение 14 кв. м. жилья. Я был рад тому, что это не барак и маме не нужно было топить печку.

Стою у двери мамы и потихоньку стучу. В квартире слышно новогоднее веселье. Дверь открыла соседка: «Вам кого?» – «Здесь живет моя мама». – «Проходите». Открываю дверь маминой каморки. Мама лежит на кровати под одеялом, покрытая с головой. Мелькнула мысль – болеет. (Простыв в 30-х годах во время коллективизации на неустроенных скотских дворах, как кулацкая дочь и «враг народа», она оставила там всё свое здоровье. Господь послал ей моего папку, и он увез ее из колхоза в этот шахтерский поселок. В войну 41-го его взяли на фронт, в 42м он погиб.)

Сбросил шинельку и потихонечку открываю лицо мамы. Лампочка не горит, перегорела и должно быть уже давно, свет проходит из коридора в приоткрытую дверь. Мама открывает глазки и с недоумением смотрит на меня. Я шепчу: «Мама!». Мама, не веря своим глазам, спрашивает: «Сынок, это ты?» – «Я, мамочка!» – «Сынок, это правда ты?» – «Правда мамочка, это я!» Радости и нашим слезам не было конца! Иначе нашу радость и невозможно было высказать друг другу. Все время, целуя меня и ощупывая, уверилась, что это действительно я.

Немного успокоившись и вспомнив, что меня надо бы с дороги покормить, она, как бы виноватая, с глубоким извинением, сказала: – «Сынок, у меня покушать нечего». Для меня это было как громовой удар – у моей мамы нечего покушать! – «Мамочка, у меня есть пряники, встретим Новый год чаем с пряниками!»

Время было должно быть без пяти двенадцать, поскольку соседи зашумели больше. Мы решили с ней идти на кухню пить чай, она его пила без заварки, но с пряничком. На пороге появилась соседка. Я понял, что будет приглашать к столу. Сколько бы я отдал, лишь бы быть с мамой вдвоем! (Мама сказала, что эта женщина хорошая, и часто чем-нибудь кормила маму за то, что мама, когда могла, водилась с ее младенцем-дочкой. Сама мать работала в нашей школе учительницей, муж – тракторист на разрезе.) Мама уговорила меня идти, потому что нам придется жить вместе по соседству. Нужен мир.

…В первый рабочий день после Нового года побежал в военкомат вставать на воинский учет и в этот же день побежал на шахту и устроился на работу электрослесарем на свой же участок. Нужно было чем-то жить.

Однажды конвейера, переполненные углем, остановились, и стало тихо-тихо. Я пошел по штреку узнать причину остановки. Оказалось – кончился «порожняк», все вагонетки заполнены углем, и замены пока нет. Нужно ждать когда электровоз заберет груженный состав и подаст пустой. Вагонетки состава подтягивались к течке угля лебедкой, и весь состав, сцепленный между собой вагонными сцепками, был как бы в натянутом состоянии. Было интересно, встав на натянутую сцепку между вагонетками, нажимая на нее ногой, покачиваться вверх-вниз. От нечего делать.

Надо сказать, что все работали патриотично, быстро. И потому допускали нарушения в должностных инструкциях и правила техники безопасности. Так, например, машинисты электровозов, вместо того, чтобы помедленнее приблизиться к составу, буквально перед ним контроллером «контроточили» двигатель, заставляя колеса вращаться в обратную сторону, и этим достигали быстрого торможения.

Так было и в этот раз. Машинист, разогнавшись, мечтал мгновенно остановиться, но на повороте к нашему составу у него слетел пантограф (токоприемное устройство) и, потеряв всякое управление, электровоз на полном бешеном ходу врезается в наш груженный состав. Вагонетки, как домино, стукаются между собой буферами, сцепленными сцепками. А я, дурак, стоял на сцепке между буферами, и, видите ли, качался. Мгновенно моя сцепка резко ослабла и моя правая нога, попав между вагонными буферами, была раздавлена.

Страшная боль пронзила меня всего! Господи, ну зачем же я так неосторожно поступил, ведь я теперь на всю жизнь молодой инвалид, только что пришел из армии и вот, пожалуйста. Нет сил терпеть боль раздавленной ноги. Удар пришелся как раз по щиколоткам стопы. Через мгновение вагонетки ослабли, ногу вытащил, а пошевелить невозможно, в сапоге мокро от крови. (В то время нам, как обслуге, давали вместо сапог резиновые боты, полусапоги). Надо как-то снять бот и посмотреть, что с ногой. Придется терпеть дополнительную боль.

Я после армии страшно не любил портянки, и мама мне всегда вязала шерстяные носки. Надев простой, а затем шерстяной, было удобно ходить и работать.

Кое-как стянув бот, увидел окровавленный носок. Осторожненько стянул шерстяной носок, потом хлопчатобумажный. Нога вся в крови, ничего невозможно понять, где рана, где порванная кожа, где кости? Припрыгал к водосточной канавке, думая прополоскать в ней ногу и умалить боль холодной водой. В холодной воде стало как-то отраднее. Вода в канавке потекла подкрашенная кровью. Немного подождав, решил вынуть ногу и осмотреть травму. Нога цела. Нет никаких ран. Господи, завопил я внутри себя, что это?! Моя нога цела?!!? Но откуда же взялась кровь, и столько много..?

Попробовал пошевелить пальчиками, получается. Радости нет предела! Пожилая женщина, работающая на лебедке, смотрела на все это округленными глазами с недоумением. Но я знал – это милость Божия, это молитвы мамы, это молитвы Дунюшки, которую я всегда просил о помощи! Затем я отжал тонкий носок от крови и постирал его в канавке, затем отжал шерстяной и тоже постирал. Затем обулся и попробовал немного наступить на ногу. Вроде боль не увеличилась. К концу смены я чуть-чуть прихрамывая, пошел домой. Ну, кто может сказать, что это не чудо?!

…Вспоминается такой шахтерский случай. На нашей новой лаве (пачка угля) было отработано несколько циклов (вынуто несколько лент угля). Дальше брать уголь нельзя, поскольку получилось после выемки угля неимоверно большое пустое пространство и это очень опасно внезапным обрушением всей «кровли», т.е. громадной образовавшейся площади, которая в любое время может самопроизвольно обрушиться, как выражаются горняки, по грудь забоя, т.е. до целика угольного пласта. Чтобы этой опасной неприятности не происходило, существует понятие «управление кровлей», т.е. в выработанном пространстве вокруг деревянных стоек, поддерживающих «кровлю» от обрушения, заводят петлей стальной трос, конец которого крепко закрепляют в безопасном месте недалеко от посадочной лебедки, и включением лебедки выбирают трос. Трос ломает стойки как солому, и кровля постепенно частями тут же обрушивается до того места, где стоит нетронутое крепление. Это и есть управление кровлей. Когда, таким образом «посадка» лавы произведена, горняки начинают выемку нового цикла.

И вот заведен трос вокруг выработанного пространства, и лебедка вытягивает трос. Если это делается в лаве первый раз, то этот процесс называется «первичной посадкой». Итак, трос выломал все стойки, а песчаная кровля и не думает падать. Это самое страшное. Обвал может произойти в любую секунду и причем сразу всей массой, теперь уже не поддерживаемой стойками кровли, площадь которой более 1500 кв. метров.

Смена кончилась, и горняки ушли домой, в лаву теперь не войдет ни один человек. Опасность смертельная. Все будут ждать результата посадки. Что будет, то и будет.

Я тоже уже собирался уходить домой и для интереса заглянул в темное и глубокое пространство грозно нависшей кровли. Даже для глаз это очень жутко. Тут я обратил внимание на растянутый и нехорошо брошенный кабель с кнопкой для управления посадочной лебедкой. При обрушении кровли кабель и кнопка вполне могли оказаться под завалом. Поворчав на работяг, решил смотать кабель на лебедку, которая была в довольно опасной близости от вентиляционного штрека и в случае общего обвала могла быть похоронена навсегда.

Растянул трос до безопасного места по штреку и там завязал его вокруг крепкой стойки. С помощью троса и перекидных блочков потихоньку лебедка сама себя вытянула на вентиляционный штрек и была в безопасности. Внутри негодовал: бригада в двадцать человек бросила и ушла, а мне пришлось тянуть одному, время потерял хорошее, да и работу выполнял совсем не свою. Просто жалко было потерять такой мощный и удобный механизм.

Довольный своим глупым патриотизмом, пошел по штреку домой. Поднялся по вертикальному гезенгу (15 м) на главный вентиляционный квершлаг. Это капитальная горизонтальная выработка очень широкая (как метро) с двумя параллельными железными дорогами для электровозов. Прошел по квершлагу метров 20, вокруг ни души, и мертвая тишина.

Вдруг меня кто-то мгновенно со страшной силой резко толкнул в спину, я падаю и кувырком качусь вдоль рельсовой дороги. Моя каска улетела далеко вперед. Когда перестал кувыркаться, встал на ноги – вроде, слава Богу, ничего не болит. Тут я понял, что это «села» лава. Нависшая поверхность песчаника рухнула вниз и образовала сильнейшую волну вытесняемого воздуха, который и толкнул меня в спину. Вдалеке разыскал свою шахтерскую каску и решил вернуться и посмотреть результат посадки.

Как и ожидал: кровля села по грудь забоя. Лава совершенно выведена из строя. Теперь будут пробивать новую «печку» т.е. нарезать новую лаву. Это очень трудоемко и плохо оплачиваемо. Но это уже дело горняков. Посмотрел на лебедку, лебедка в безопасности. Воздух без движения, долго находиться опасно в отношении загазованности, теперь уже тупиковой выработки. Снял с электрооборудования напряжение и пошел домой.

Теперь только и подумал, что я, когда тянул лебедку, был в ужасной опасности. Лава могла сесть в любую секунду, и если бы я был в штреке, меня бы ветром разбило об стойки крепления и металлическое оборудование, а если бы это меня застало в вертикальном гезенге, могло, шутя сорвать с лестницы, подкинуть вверх и я бы, взлетев, рухнул бы вниз на штрек. Это была бы смерть. Стало быть, от смерти я был в нескольких минутах. Но Господь оставил жить за молитвы мамы, за молитвы Дунюшки, за молитвы Ангела-Хранителя, которого я всегда молил о помощи.

НЕВОЗМОЖНОЕ СПАСЕНИЕ

Был у меня друг по работе Славка Мартьянов, мы с ним были ровесники, теперь ему уже вечная память. Водочка сделала свое коварное дело.

Работали мы с ним по молодости на шахте на «крутых» лавах. Так они назывались по углу залегания угольного пласта. Бывает пачка угля (угольный пласт) залегает горизонтально или с некоторым уклоном. На нашем участке лава (место непосредственной добычи угля) располагалась под углом 80 градусов, практически вертикально. Славка, не имея никого образования, работал на откатке, включал конвейера и загружал уголь в вагонетки. Я работал электрослесарем.

Воздух для вентиляции лавы проходил с квершлага, (это был «первый горизонт шахты» на отметке 100 метров), где Славка заполнял вагонетки углем, затем через конвейерный штрек, через саму лаву, где работали «забойщики» (так называли горняков, непосредственно отбивающих уголь в «груди забоя»), а дальше воздух проходил через вентиляционный штрек и через шурф прямо на поверхность. Иногда, быстро справившись с заданием, мы с ним по необузданной молодости и молодецкой силы вылезали через шурф «на-гора» на поверхность, и до конца смены грелись на солнышке. Длина лавы была 70 метров.

Однажды утром, придя на наряд, мы услыхали, что ночная смена, по каким-то причинам, плохо сработала, и забой остался почти не крепленный, к тому же «отпалка» (действие взрыва) в груди забоя, произошла неудачно, скосив саму грудь. Чтобы выровнять грудь забоя, требовалось скос отбурить и вновь отпалить. После ручной зачистки забоя от угля нашей бригаде досталось крепить забой на целую смену.

Услышав, что угля сегодня качать мало, Славка, как искуситель, предложил мне после быстрой откачки вылезти на поверхность и «побалдеть» на солнышке.

Вверху лавы прогремели три взрыва, и отбитый уголь вертикально ссыпался к нам на конвейерный штрек. Славка включил конвейер, а я, чтобы не перегрузить конвейер, начал потихоньку спускать уголь на рештаки конвейера. Взорвано было три «шпура» и накачали мы угля всего вагонов двадцать. Всё, наша работа окончена. Славка опять смущает меня предложением выйти «на-гора». Внутренний голос подсказывал: «Идти нельзя, над нами работают люди. Они не знают, что мы карабкаемся по вертикали, как в колодце, и могут бросить вниз что угодно. Результат будет непредсказуем. Погибнуть можно в два счета». К тому же – это нарушение техники безопасности. Зачем нужен такой риск?! И все-таки согласился.

Во многих святых поучениях встречал, что благо тому человеку, который слышит внутренний голос, голос совести, голос Божий, неподкупный, быстро и правильно решающий любую ситуацию жизни, – знал, и все-таки за компанию соблазнился. «Дунюшка-матушка, что-то я делаю не то, помолись», – и полез за ним вверх лавы.

Так же и в духовной жизни: знаем, чувствуем, что здесь большой соблазн на грех, и, заглушая голос совести, голос Божий, решаемся на совершение греха.

Славка наверх полез первым. Я, пока прятал сумку с инструментом, отстал от него метров на двадцать. Карабкаемся вверх по стойкам, как в колодце. Между стойками 1,2 метра. В лаве полная тишина. Плохо верилось, что бригада чуть подпалив грудь забоя, могла уйти домой. Но подкупающая мертвая тишина сильно смущала. Думалось, – «неужели тоже вылезли на солнышко?» Я пролез метров тридцать, Славка выше меня. Вдруг в тишине слышим пронзительный предупреждающий свисток взрывника! В голове мгновенно пронеслось: – «Батюшки мои! Отпалка! Что делать? Прятаться совершенно некуда. Над головой сейчас прогремят взрывы! Через нас пролетит море отбитого угля! Что будет с нами? Ну, зачем я согласился?!»

Славка кричит: – «Лезь скорее ко мне, здесь полок!» т.е. несколько досок хорошо присыпанных углем, и это хорошая крыша. В голове решительная мысль: «Нет! Только вниз. Сколько успею до первого взрыва. Хорошо если еще подпалка, а если полная отпалка? Затем будет безпорядочная зачистка забоя лопатами, еще страшнее. Кроме того перекроется вентиляционный штрек и я в ловушке! Меня засыпят сотней тонн угля! Нет! Только вниз!»

Уж не знаю, впопыхах, сколько метров спустился, вдруг: бум! Бум! Бум! Первые три шпура взорваны. Над головой страшный воющий шум летящего вниз угля. Прижался, лучше сказать, прирос телом к кровле лавы. Нарастающий звенящий громовой вой в нескольких метрах! В голове мгновенно: «Господи! Мамочка! Дунюшка! Ангеле!» – и всё. Страшный ветер чуть не сдул меня со стоек! Затем мимо пролетели ужасно громадные «чемоданы» отбитого угля, затем – море угля! Какие-то кусочки попадали по голове по шахтерской каске, которая с каждым разом после удара сползала с головы, и мне приходилось задирать голову, чтобы она осталась хотя бы на лбу. Если совсем слетит, то всё.

Удивительное явление подмечено в шахте: малейший, случайный удар углем по руке или куда-либо, – нестерпимая боль. На поверхности, в быту, на такой удар и внимания бы не обратил.

Вот такого удара по голове без каски, или, теперь по высунутому носу, даже маленьким камушком, я очень боялся. Боялся удара по той или другой руке, держась за стойки. Все-таки я стоял не совсем вертикально, а чуть-чуть наклонившись по углу залегания пласта, поэтому мог тут же, опустив руку от боли со стойки, упасть вниз лавы. Боялся, если вдруг хорошим куском угля выбьет стойку из-под руки или ноги. Если выбьет, то полечу вслед за стойкой и буду на лету умирать от ударов.

Только теперь я понял, какое страшное нарушение техники безопасности сделали наши многоуважаемые взрывники. Для производства взрыва у них была специальная взрывная машинка. Подсоединив провод, крутнул, произвел взрыв. И так по очереди девять раз. Они же, втихаря, носили с собой батарейку от карманного фонарика, и быстро подключая по три магистральных провода, производили взрывы. На смену очередных трех проводов у меня хватило времени только поправить на голове каску. А если бы работали они машинкой, я бы между взрывами успел бы опускаться пониже.

Итак, снова три подряд взрыва, и снова невероятный, почему-то звенящий и воющий шум пролетел мимо меня. «Господи! – кричал я в уме, – Я еще жив! Еще осталось три шпура!» И снова, в третий раз пережил настоящий Армагеддон!

«Всё, – думаю, – отпалено девять шпуров. Бригада находится метров двадцать выше груди забоя. Сейчас спустятся и начнут грести уголь лопатами. Надо, что есть моченьки спускаться вниз, не дай Бог засыплет углем вентиляционный штрек, тогда мне некуда будет спрятаться, я буду на дне колодца и приму обидную смерть от рук любимых шахтеров, от безпорядочно летящего от зачистки угля».

На моей каске был самодельный, сильный фонарь, светящий прожектором. Вот стали слышаться на верху бубнящие разговоры забойщиков, спустившихся на грудь забоя. Осматривают результат взрыва, думаю я, сейчас буду грести уголь. Тороплюсь вниз, сколько есть сил. Еще довольно высоко. Но вот, слышу, полетели первые очень крупные куски угля, которые обычно сталкивают вниз ногами. Опять надо мной вой! Ничего не остается, надо прыгать на отбитый внизу уголь и будь что будет. На мгновение высветил внизу уголь, до него метров 8 и наполовину не засыпанный вентиляционный штрек. Радости не было предела. Не раздумывая, прыгнул вниз, упал на уголь и мгновенно скатился по горке угля, шмыгнув в боковое отверстие вентиляционного штрека. Тут же прилетела сверху громадная порция угля и запечатала вентиляционный штрек. «Господи! Слава Тебе! Спасен! Дунюшка, благодарю!»

Теперь уже один, без Славки, бегал на откатку и к течке угля из лавы, стараясь освободить от угля вентиляционный штрек, чтобы дать бригаде воздух.

Вот милость Божия на мне грешном! Для чего оставил меня Господь в живых? – для покаяния! Не хочу, говорит Он, смерти грешника!

Еще о неизреченной милости Божией ко мне, грешному

…В молодости бывало я говаривал своей маме о том, что не очень-то хорошо, что я работаю в шахте, нет там благодати Божией, а где найти работу получше – не вижу, да и работа шахтная далеко не во славу Божию. И мама меня очень мягко и смиренно поправляла: «Нет, сынок, на всяком месте владычества Божия присутствует благодать, и особенно с теми, кто Его, кто Божий. Где бы верующий человек ни находился, с ним присутствует Господь и Его спасительная благодать. Спаситель говорил Своим ученикам: «Вы соль земли», – а где находится соль, там все вокруг нее осаливается. Поэтому ты не утруждай себя мыслью, есть благодать Божия в шахте или нет, ты сам работай для славы Его и Господь примет твои труды и зачтет их угодными Ему. Что бы начальство тебе ни говорило сделать, – делай, как Самому Богу».

Так, по слову мамы, я и старался себя вести. Успехи мои были заметны, но радовался я больше всего настоящей дружбе среди окружающих меня простых рабочих. Начальство же меня ущемляло во всем, даже в поощрительных мелочах. Удивляло меня то, что при личной встрече, каждый из начальствующих вел себя со мной достаточно уважительно, но на обществе я был унижаем, и это открыто виделось в моем ущемлении, меня всегда обходили, например, похвальными грамотами в шахтерские праздники и прочими другими поощрительными наградами. Все это было сильно заметно всем. Многие меня внутренне жалели, но молчали (это мне открылись люди много лет спустя, когда я уже был священником), все наблюдали, как я буду себя вести. Но я работал, исполняя свой долг, как бы ничего не замечая, и внутренне жалел их, потому что зараженные воинствующим атеизмом, они не могли вести себя иначе, у нас был разный дух. Я знал, что если бы я работал на угоду начальству, я был бы на виду и в чести, а поскольку я работаю, по слову мамы, во славу Божию, – я в тени и не замечен.

И вот интересный случай. Страна Советов усиленно готовилась с честью провести столетие рождения Ленина. Для этого была учреждена юбилейная медаль. К награде тщательно подбирались достойные и идейные люди. Затем стало заметно, что списки награждаемых людей резко увеличиваются, причем увеличиваются без числа. Наконец, наступил долгожданный памятный день, и на всех рабочих нарядах, в производственных раскомандировках, были торжественно вручены юбилейные медали с бюстом вождя. Списки достойных были дополнены самыми недостойными. Видно уж больно многовато выпустили медалей, девать некуда. Решили давать всем подряд.

Ну и что тут интересного? – спросит меня терпеливый читатель моих записок. Интересно то, что при всем этом, обошли только меня. Из всей шахты оказался я один самый недостойный!

Старые уважаемые шахтеры по этому поводу были возмущены и выражали мне свое дружеское сочувствие. Я же, отшучиваясь, говорил, что я на самом деле такой высокой чести недостоин, а внутренне был ко всему нейтрален. Мысль же сверлила: обошли, не дали, недостоин, видно не хватило «балов», что сутками пребывал под землей без сна и пищи. Бывали такие случаи, когда горно-геологические условия не дают нормально работать механизмам и особенно вода – бич всех шахтеров, тогда угледобывающий комплекс (механизм такой) простаивает, добычи нет, все злятся, ругаются и д.т. Тут уж я никогда не уходил домой во время. Мое время как механика участка было не нормировано, но физиологически, элементарно все равно отдохнуть надо, но уйти нельзя. А вдруг горняки вручную поправят горное дело, выправят, например, в струнку конвейер комплекса или расштыбуют, и затем, включившись в работу, вдруг окажется какая-либо мелочная механическая поломка, тут ругани будет «на чем свет стоит». Я в такие моменты старался быть на месте, и бывало, проходили сутки и более. Горное дело, горные помехи убираются с большим трудом и большой затратой времени.

И вдруг в голове как вспышка – конечно недостоин! Ведь я для них чужой, я не их, я – Божий! Господи! как я рад, что мне не дали, меня вычислили и исключили из всего общества! Этим фактом мне было доказано, что я не ленинец! Да, конечно же, Господи, я Твой на веки!

Прошло время, прошли года, трудовая жизнь, по милости Божией, резко изменилась – и вот я служитель Божий, служитель Церкви.

По благословению правящего владыки епископа Георгия (Грязнова), теперь архиепископа Калужского, – служу в родном городе Коркино, в родном храме, в котором вырос. И вот в декабре 2001 года мне, батюшке, вдруг выдают награду «Орден Дружбы»! Объяснение этому не вмещается в голове. Как это могло случиться, что тогда, когда у меня были блестящие производственные трудовые показатели, меня обходили в любых наградах, даже в простых грамотах. А теперь, когда я служитель Церкви и не имею никаких трудовых показателей, да и само время после «застоя», «перестроек» и явного уничтожения производственного потенциала страны далеко не наградное, мне вдруг выдана серьезна государственная награда?! Да еще с автографом Путина.

Сбылись мамины напутственные слова: – «Ты, сынок, работай как для Бога, для славы Его, а Господь примет твои труды и зачтет их угодными Ему». А говорят чудес не бывает. У Бога все возможно.

Губернатор области вручил орден, я положил его в карман, внутреннего восторга не было, просто восторжествовала запоздалая правда.

Истинная радость награды была тогда, когда митрополит Иов возложил на меня наградной «Крест с украшениями» во время моего служения в тюремном храме «Казанской Божией Матери». Эта радость возобновляется каждый раз, когда я возлагаю его на себя сам перед совершением богослужений.

И вновь Господь призрел на меня Своей милостью: митрополит Иов исходайствовал за меня перед Святейшим Патриархом Кириллом о моем награждении. А после его перевода в Москву- митрополит Челябинский и Златоустовский Феофан в светлый день Пасхи 2012 г. возложил на меня высшую церковную награду – митру.

Эта радость не имеет границ. Не лишил бы меня Господь, тоже по дерзновенным молитвам нашей Уральской подвижницы благочестия Чудиновской Дунюшки еще одной радости – Царства Небеснаго.

Блаженная Матушка Евдокия (Дуняша). День памяти - 28 мая. Между Тулой и Щекино, в маленьком пос. Временный, чуть вдали от дороги, в тихой сторонке, на месте явления иконы Николы-Чудотворца, стоит Свято-Никольский Храм. Его зеленые купола, увенчанные золотистыми крестами, над белокаменными сводами привлекают много прихожан и паломников из разных уголков России, а также из других стран: «Мы там.., уже знаем, кто такая Тульская чудотворица - Блаженная. девица Евдокия!» Возле Храма, чуть позади, находится благодатный уголок-могилка, где похоронена Евдокия Ивановна Кудрявцева, известная в народе, как Дуняша. Теплом и уютом встречает она тех, кто приходит к ней с открытым сердцем и искренними чистыми помыслами. На могиле у Матушки Евдокии всегда стоят живые цветы, неугасимо горят свечи, затеплена маленькая лампадочка в дивном фонарике, сделанная монахами с горы Афон. За могилкой Матушки многие годы ухаживала тетя Таня, как многие ее называли, несмотря на преклонный возраст (ей тогда шел уже восьмой десяток), ежедневно приезжая из Щекино. «Приемником – хранителем» тети Тани стал Иван Степанович. Благодаря ему и прихожанам Свято-Никольского Храма, там всегда чистота и порядок. За 30 лет со дня смерти Дуняши к ней на могилку пришло более полмиллиона человек. Так кто же она, Евдокия Ивановна Кудрявцева? Родилась Евдокия Ивановна в селе Старая Колпна Щекинского района, 8 марта 1883 года. Отец ее служил в царской жандармерии. Сама она, до 18 лет, была такая же, как все. Разве что отличалась необыкновенной красотой, статью и добротой. Был у нее жених, по имени Вячеслав. Но на накануне свадьбы ей было видение: так и остаться на роду венчанной девой... С самого начала XX века, около 80 лет, она несла свой Крест - Христа ради юродивой. У нее не было ни кола, ни двора, ни семьи, ни угла. Родители ее, Иоанн и Агафья, погибли, когда Дуняша была совсем маленькой. В смутные времена неверия и богоборчества Евдокию признавали "психически не здоровой, запрятывая ее в «психушку». Но слава о ней, как о необыкновенной прозорливице, молитвеннице и целительнице, распространялась из уст в уста. Сами врачи в лечебнице приходили к ней с поклоном за помощью. Никому Матушка не отказывала. Многие, после излечения, обретали Веру. Нo не любила Евдокия людей льстивых, старалась отойти от них. Говорила: «Бойтесь людей, хвалящих Вас». Тех же кто ругал и бранил ее, наоборот, ласково привечала. Особенно памятны события начала ВОВ. Известна история о том, что Евдокия Ивановна заверила руководство Тулы: «Немец не войдет, я ключи спрятала». Действительно, немцы не смогли прорвать оборону Тулы. Иногда смысл сказанного, становился понятен только спустя некоторое время. В тяжелые времена ВОВ к ней шли со своими вопросами и опасениями люди, чтобы узнать о судьбах отца и сына, брата или мужа, от которых не было никаких вестей, ища в ней последнюю надежду... В Заречье, где Дуняша жила на улице Галкина, одна мать давным-давно не получала писем от сына - танкиста. «А ты протяни руку к иконочке»,- посоветовала прозорливица. За иконкой была спрятана чернильница. Мать написала письмо на фронт и получила вскоре ответ от командира части, который писал, что её сын жив, но ранен и лежит в госпитале. Бывало, что Евдокия на глазах у всех рвала «похоронку». Затем приходила весточка от этого человека, либо он сам возвращался домой. До сих пор Евдокию Ивановну помнят в Спасском Храме, что находится на Гончарах (Пузакова, 1). Возле дорожки, ведущей к Храму, похоронена Агафья, мама блаженной девицы Евдокии. Очень часто Дуняша приходила на могилку, заказывала панихиду, которую служил отец Илларион, и очень благодарна была тем, кто поминал ее мамочку. Прихожане и служащие Храма рассказывали о ней… Одна женщина вспоминает, что когда она была девочкой, Дуняша ей подарила пелёночки: розовую и голубую. Много лет спустя стал ясен смысл подарка, она поняла, что ей предрекла Евдокия Ивановна. Женщина родила двойню: девочку и мальчика. Некоторые её побаивались, боясь её предсказаний… Однажды венчалась пара. И тут в Храм зашла нарядно одетая Матушка Дуняша и встала рядом с невестой. Та замерла и начала горячо про себя молиться. Напрасно опасалась невеста – ей предстояло долгое и счастливое замужество. Очень часто Дуняша крестила детишек сама (батюшки ей не отказывали). Для многих она становилась Крёстной матерью. Свой земной путь Евдокия Ивановна Кудрявцева закончила в вынужденном заключении в психиатрической больнице - 28 мая 1979 года в возрасте 96 лет. 28 мая 2009 года было 30 лет со дня смерти Матушки. До последнего дня она поддерживала и помогала страждущим, верящим в силу ее молитв людям. Сбылись пророческие слова Великой молитвенницы и прозорливицы: «Приходите ко мне, оттуда я еще больше буду помогать Вам». Имея дома фото-иконку Дуняши - не зло, ни злой человек не коснется ни этого дома, ни живущих в нем. Чудеса на могиле блаженной Матушки Евдокии продолжаются до сих пор. Свечение от ее могилки даже засняли на обычную фотопленку. Кто-то слышал в Рождественские дни величественное пение церковного хора, кто-то колокольный звон. В этом Святом месте исцеляются, находят поддержку, ответы на многие вопросы, а самое важное - обретают Веру люди, верящие ей и просящие ей заступничества и молитвы. Кто-то просит о помощи в житейских нуждах, кто-то в устройстве личной жизни, кто-то просит Матушкиных молитв об исцелении. Никому Евдокия не отказывает в помощи. ...Одна прихожанка решив поздней осенью убрать палые листья с могилки Дуняши, встав на колени совсем забыла о больных коленных суставах, которые ее больше никогда не беспокоили. Другая рассказала, что уже совсем отчаявшись найти работу, со слезами молила Евдокию помочь ей, ведь у нее маленькие дети. Вскоре ее пригласили на хорошо оплачиваемую должность. Многие благодаря ей. нашли и соединили свои судьбы. Особенно любит Евдокия детишек: наставляет, ограждает их от всего плохого, а также помогает в воспитании наших детей в это трудное, полное многих соблазнов время. Блаженная Матушка Евдокия Ивановна прожила долгую нелегкую жизнь. Не искала она в своей земной жизни ни богатств, ни людской славы, ни почестей. Наградой ей стала благодать Святаго Духа, любовь и почитание современников и следующих поколений. Заступница наша пред Господом, Блаженная девица Евдокия, всегда поможет в трудную минуту. Она как-будто дает невидимую ниточку, протягивает руку помощи. И остается только каждому из нас решить: в какую сторону сделать этот важный шаг... Матушка Дуняша! Моли Господа о нас грешных! Доехать из Тулы до могилки Бл. Матушки Евдокии можно от остановки "Мосина" на автолайне №114, №117, а также маршрутным автобусом, идущем в сторону города Щекино до остановки "Пос. Временный" или до указателя "Свято-Никольский Храм".