Хлодовский Р. Рим в мире Гоголя

ГОГОЛЬ В РИМЕ*
(отрывки из одноименного очерка Н. Паклина )

В Риме, на улице Систина, над дверью одного из домов висит мемориальная доска, на которой на русском и итальянском языке надпись:«Здесь жил в 1838-1842 г.г. Николай Васильевич Гоголь. Здесь писал «Мертвые души».
В творчестве Гоголя Рим занимает особое место. Кроме первого тома «Мертвых душ», который он почти целиком написал в «вечном городе», здесь он переписал начисто «Портрет», существенно переделал «Тараса Бульбу», заново отредактировал «Ревизора» и «Женитьбу».
Как воспринял писатель Италию, Рим на первых порах?«Что сказать тебе об Италии?»-пишет он Прокоповичу.-Она менее поразит с первого раза, нежели после. Только всматриваясь более и более, видишь и чувствуешь её тайную прелесть. В небе и облаках виден какой-то серебрянный блеск. Солнечный свет далее объемлет горизонт. А ночи? ...Прекрасны. Звёзды блещут сильнее нежели у нас, и по виду кажутся больше наших, как планеты. А воздух? – он чист, что дальние предметы кажутся близкими. О тумане не слышно». «Вечный город поражает не сразу, в него надо вглядеться, чтобы оценить его по достоинству.
«Когда въехал в Рим, я в первый раз не мог дать себе ясного отчета, - излагает он 15 апреля 1837 года свои впечатления Данилевскому.-Он показался мне маленьким. Но чем дальше, он мне кажется большим и большим, строения огромнее, виды красивее, небо лучше, а картин, развалин и антиков смотреть на всю жизнь хватит. Влюбляешься в Рим очень медленно, понемногу – и уже на всю жизнь». «Что за земля Италия!... Нет лучше участи, как умереть в Риме; целой верстой здесь человек ближе к Богу... Перед Римом все другие города кажутся блестящими драмами, которых действие совершается шумно и быстро в глазах зрителя; душа восхищена вдруг, но не приведена в такое спокойствие, в такое продолжительное наслаждение, как при чтении эпопеи. В самом деле, чего в ней нет? Я читаю её, читаю... и до сих пор не могу добраться до конца; чтение моё бесконечно. Я не знаю, где бы лучше могла быть проведена жизнь человека, для которого пошлые удовольствия света не имеют много цены. Вся Европа для того, чтобы смотреть, а Италия для того, чтобы жить. Вот мое мнение: кто был в Италии, тот скажет: «прощай» другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю».
В Риме Гоголь застает небольшую, но компактную русскую колонию, которая, прослышав о его приезде, встресчает его тепло, как большого писателя. В то время в городе было около 15 русских художников – стипендиатов Российской Академии художеств. Посылать способных художников из России в Италию стало уже традицией. Здесь жили и работали такие известные русские художники – Сильвестр Федосеевич Щедрин, завоевавший себе призвание в Европе своими римскими и неаполитанскими пейзажами. Неаполь он особенно любил. «Посмотрев Неаполь, можно умирать» - не раз повторял он в своих письмах на родину;

Орест Адамович Кипренский;
- Карл Павлович Брюлов – создатель знаменитой картины «Последний день Помпеи»;
- Федор Иванович Иордан. Художник много лет трудился над гравированием бессмертной картины Рафаэля «Преображение Господне» .
- Александр Андреевич Иванов, создатель картины «Явление Христа народу». Знакомство Гоголя и Иванова быстро переросло в дружбу. В основе их дружбы лежали не столько взаимные симпатии, сколько схожесть во взглядах на предназначение художника и искусство. Писатель все больше приходил к убеждению, что его главный труд «Мертвые души» - дело отнюдь не его личное. Он считал, что ему предначертано самой судьбой совершить, по его словам,- «труд, наполняющий ныне всю мою душу. Здесь явно видна мне святая воля Бога: подобное внушение не происходит от человека; никогда не выдумать ему такого сюжета!».

Также относился Иванов к своей главной работе – «Явление Христа народу». Он вплотную принялся за неё в 1837 году в Риме и окончил только в 1856 году. Сюжет картины он назвал «всемирным». И писатель и художник видели смысл жизни в создании глубоких по мысли, монументальных произведений, которые оказали бы воздействие на общество, даже на целые народы, сделали их лучше, выше, чище. Ради этого готовы были терпеть невзгоды и лишения, идти на жертвы.Особенно показательна в этом отношении жизнь Иванова, полная самоотречения. Он был буквально одержим своей главной работой, отказываясь от выгодных предложений, хотя его частенько терзал, в прямом смысле, голод. Гоголь часто бывал в ателье Иванова в переулке Вантаджио, недалеко от набережной Тибра. На глухой стене дома, где жил художник, недавно была прикреплена мемориальная доска.
В Риме Гоголь знакомится с княгиней Зинаидой Александровной Волконской. Она была представительницей высшей русской аристократии. Её отец Александр Белосельский-Белозёрский, был посланником Екатерины Второй при короле Сардинии в Турине. Он пользовался особым расположением импертрицы. Покровительствовал музам, писал, сочинял музыку. Зинаида Волконская родилась в Турине 3 декабря 1792 года. Любовь к искусству была у неё в крови.Она обладала множеством достоинств: природный ум, тонкое понимание прекрасного, незаурядние художественные и литературные способности. Больше всего Зинаиде Волконской подходила роль хозяйки салона и вдохновительницы муз. Снятый ею палаццо Полли возле знаменитого фонтана «Треви», она превращает в музыкально-литературный салон, где собираются знаменитые русские художники, поэты, путешественники.

Между Гоголем и Волконской сразу же возникает взаимопонимание. Он желанный гость, которого в доме Зинаиды всегда ждал обильный обед, домашний уют и обаятельная хозяйка. Особенно Гоголю нравилось бывать на вилле, которая находилась у стен великолепной базилики Сан-Джовани ин Латерано. Писателю нравилось всё: и уединенный парк, и руины акведука, и чудесный открывающийся вид на римскую долину Компанья, резко очерченную на горизонте Альбанскими горами, пристанищем древних латинов.
Многие страницы «Мертвых душ» были написаны Гоголем в кафе «Греко». Это кафе было основано в 1760 году греком Николой, и как ценный памятник старины взято под охрану государства. Кафе служило местом встреч и времяпрепровождения для многих известных людей того времени. На деревянных скамьях сиживали Гёте, Гольдони, Андерсен, Теккерей, Шатобриан, Марк Твен, Коро, Бегас, Торвальдсен, Вагнер, Россини, Берлиоз, Мендельсон, Тосканини, Байрон, Лист, Ницше, Мицкевич, Бизе, Гюго. Его завсегдателями были русские художники. Гоголь любил Рим, увлекая всех неудержимо к такому же поклонению чудесам его, буквально с первого дня тащил гостя любоваться достопримечательностями «вечного города». «Он показывал Рим с таким наслаждением, как буд-то сам открыл его»,- вспоминает Анненков. Он повёл гостя на античный Форум, указывая точки, откуда можно было обозреть останки древней площади в целом и лучше понять предназначение каждого её строения.
У Гоголя была особая манера смотреть Рим. Памятники, музеи, дворцы, картинные галереи он осматривал, погружаясь в немое созерцание, редко прерываемое отрывистыми замечаниями. Только по прошествии некоторого времени развязывался у него язык и можно было услышать его суждения о виденных предметах. Скульптурные произведения древних производили на него особенно сильное впечатление.
Очень хорошо у Гоголя сказана о римской весне в одном из писем, которое он датирует весьма своеобразно: «Рим, месяц апрель год 2588 от основания города». «...Какая весна! Боже, какая весна! Но вы знаете, что такое молодая, свежая весна среди дряхлых развалин, зацветших плющом и дикими цветами. Как хороши теперь синие клочки неба промеж дерев, едва покрывшихся свежей, почти желтой зеленью, и даже темные, как воронье крыло, кипарисы, а ещё далее – голубые, матовые, как бирюза, горы Фраскати и Альбанские, и Тиволи. Что за водух! Кажется, как потянешь носом, то по крайней мере 700 ангелов влетают в носовые ноздри. Удивительная весна! Гляжу, не нагляжусь. Розы усыпали теперь весь Рим; но обонянию моему ещё слаще от цветов, которые теперь зацвели и которых имя я, право, в эту минуту позабыл. Их у нас нет. Верите, что часто приходит неистовое желание превратиться в один нос, чтобы не было ничего больше – ни глаз, ни рук, ни ног, кроме одного большущего носа, у которого бы ноздри были величиною в добрые вёдра, чтобы можно было втянуть в себя как можно больше благовония и весны».
Рим, Италия много дали Гоголю.
...В глубине кафе «Греко», на стене, над одним из прямоугольных мраморных столиков висит среди других миниатюрный портрет Гоголя. Его написал художник Свекдомский. А повесили по случаю 50-летия смерти писателя почитатели его таланта.Чуть дальше в рамке под стеклом висит исписанный лист бумаги. Кто-то искусно произвёл на нём гоголевским почерком строки из его письма П.А.Плетнёву, написанного 17 марта 1842 года в Москве: « О России я могу писать только в Риме. Только там она предстоит мне вся, во всей свой громаде...»

Среди русских никто не высказывался о Риме так ярко, как "синьор Николо", обитавший в старинных домах Вечного города, где помнят о нем. Век тому назад русская колония установила на доме номер 126 бывшей Strada Felice, ныне Via Sistina, мраморную доску с барельефом Гоголя.

Надпись на русском и итальянском языках гласит, что здесь в 1832-1842 годах он жил и писал "Мертвые души". Пять тысяч рублей для долгого пребывания за границей Гоголь получил из казны по повелению Николая I.

Николай Васильевич Гоголь очень любил Италию, особенно Рим. Там он прожил с 1837 по 1846 год, периодически возвращаясь в Россию. В Риме он почти полностью написал "Мёртвые души". Интересно отметить, что сюжет этого романа ему подсказал Пушкин. По приезде в Италию, правда с большим опозданием, Гоголь получает весть о смерти своего друга и очень переживает эту утрату.

Писатель быстро выучил итальянский язык и свободно разговаривал и писал на нём. В Риме Гоголь часто посещает дом княгини Зинаиды Волконской. Он высоко ценил её радушие и кулинарные способности. Когда княгини не было в городе, Гоголь чувствовал себя сиротливо. У Волконской в 1838 году писатель познакомился и подружился с художником Ивановым, картина которого "Явление Христа народу" выставлена в Третьяковской галерее.

Гоголь любил путешествовать. Дорога развлекала его обновлением пейзажей и знакомством с новыми людьми. В мае 1840 года писатель в очередной раз возвращается в Италию из России. По пути он останавливается в Вене, где пьёт минеральную воду и посещает итальянскую оперу. Вот что пишет Гоголь в своём письме к Шевырёву: "Вся Вена веселится, и здешние немцы вечно веселятся, но веселятся немцы, как известно, скучно, пьют пиво и сидят за деревянными столами - под каштанами, вот и всё тут".

На белом постаменте надпись: "...О России я могу писать только в Риме,
только так она предстоит мне вся, во всей своей громаде".

Об Италии Гоголь отзывается с огромным чувством любви и преклонения:

- "Если бы вы знали, с какой радостью я бросил Швейцарию и полетел бы в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире её не отнимет у меня! Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр - всё мне снилось!..." Н. В. Гоголь В. А. Жуковскому 30 октября 1837 года.

- "Словом, вся Европа для того, чтобы смотреть, а Италия для того, чтобы жить". Н. В. Гоголь А. С. Данилевскому апрель 1837 года.

- "Вот моё мнение! Кто был в Италии, тот скажи "прости" другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю. Словом, Европа в сравнении с Италией всё равно, что день пасмурный в сравнении с днём солнечным". Н. В. Гоголь В. О. Балабиной 1837 год из Баден-Бадена.

- "О, Италия! Чья рука вырвет меня отсюда? Что за небо! Что за дни! Лето - не лето, весна - не весна, но лучше весны и лета, какие бывают в других углах мира. Что за воздух! Пью - не напьюсь, гляжу - не нагляжусь. В душе небо и рай. У меня теперь в Риме мало знакомых, или, лучше, почти никого. Но никогда я не был так весел, так доволен жизнью". Н. В. Гоголь А. С. Данилевскому 2 февраля 1838 года из Рима.

Какая весна! Боже, какая весна! Но вы знаете, что такое молодая, свежая весна среди дряхлых развалин, зацвётших плющом и дикими цветами. Как хороши теперь синие клочки неба промеж дерев, едва покрывшихся свежей, почти жёлтой зеленью, и даже тёмные как воронье крыло кипарисы, и ещё далее голубые, матовые, как бирюза горы Фраскати и Албанские и Тиволи. Что за воздух! Удивительная весна! Гляжу - не нагляжусь. Розы усыпали теперь весь Рим; но обонянию моему ещё слаще от цветов, которые теперь зацвели и которых имя я, право, в эту минуту позабыл. Их нет у нас. Верите ли, что часто приходит неистовое желание превратиться в один нос, чтоб не было ничего больше - ни глаз, ни рук, ни ног, кроме одного только большущего носа, у которого бы ноздри были в добрые вёдра, чтоб можно было втянуть в себя как можно побольше благовония и весны. (Письмо к Смирновой)

Что за земля Италия! Никаким образом не можете вы её представить себе. О, если бы вы взглянули только на это ослепляющее небо, всё тонущее в сиянии! Всё прекрасно под этим небом; что ни развалина, то и картина; на человеке какой-то сверкающий колорит; строение, дерево, дело природы, дело искусства, - всё, кажется, дышит и говорит под этим небом. Когда вам всё изменит, когда вам больше ничего не останется такого, что бы привязывало вас к какому-нибудь уголку мира, приезжайте в Италию. Нет лучшей участи, как умереть в Риме; целой верстой здесь человек ближе к небу. (Письмо к Плетнёву)

В. А. ЖУКОВСКОМУ

Если бы вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию! Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня. Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр, - все это мне снилось. Я проснулся опять на родине и пожалел только, что поэтическая часть этого сна, - вы, да три-четыре оставивших вечную радость воспоминания в душе моей, - не перешли в действительность. (…) Как будто с целью всемогущая рука промысла бросила меня под сверкающее небо Италии, чтобы я забыл о горе, о людях, о всем и весь впился в ее роскошные красы. Она заменила мне все. Я весел. Душа моя светла…

А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ

Никогда я не чувствовал себя так погруженным в такое спокойное блаженство. О, Рим, Рим! О, Италия! Чья рука вырвет меня отсюда? Что за небо! Что за дни! Лето - не лето, весна - не весна, но лучше и весны и лета, какие бывают в других углах мира. Что за воздух! Пью - не напьюсь, гляжу - не нагляжусь. В душе небо и рай. У меня теперь в Риме мало знакомых, или, лучше, почти никого. Но никогда я не был так весел, так доволен жизнью.

Моя квартира вся на солнце: Strada Felice, N 126, ultimo piano (верхний этаж).

А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ

Ты спрашиваешь меня, куда я летом. Никуда, никуда, кроме Рима. Посох мой страннический уже не существует. Ты помнишь, что моя палка унеслася волнами Женевского озера. Я теперь сижу дома; никаких мучительных желаний, влекущих вдаль, нет, разве проездиться в Неаполь и во Фраскати или в Альбани... Я, наконец, совершенно начинаю понимать науку экономии. Прошедший месяц был для меня верх торжества: я успел возвести издержки во все продолжение его до 160 рублей нашими деньгами, включая в это число плату за квартиру, жалование учителю (итальянского языка), bon gout, кафе, grec и даже книги, купленные на аукционе. Дни чудные! На небе лучших нет.

H. Я. ПРОКОПОВИЧУ

Жду с нетерпением лета. Зима была здесь чудная. Я ни один раз не топил в комнате, да и печи нет. Солнце, и дни без облака; но весна принесла и холод, и дожди.

А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ

Я пишу к тебе письмо, сидя в гроте на вилле у княгини Зинаиды Волконкой, и в эту минуту грянул прекрасный проливной, летний, роскошный дождь, на жизнь и на радость розам и всему пестреющему около меня прозябению. Освежительный холод проник в мои члены, утомленные утреннею, немного душною прогулкою. Белая шляпа уже давно носится на голове моей, но блуза еще не надевалась. Прошлое воскресение ей хотелось очень немного порисоваться на моих широких и вместе тщедушных плечах, по случаю предложенной было поездки в Тиволи; но эта поездка не состоялась. Завтра же, если погода, то блуза в дело; ибо питтория (живописцы) вся отправляется и ослы уже издали весело помахивают мне.

В Риме время с началом мая прелестно. Летом, когда сделается очень жарко, думаю на месяц уехать, - тем более, что все почти в это время уезжают. Кн. Зинаида Волконская, к которой я всегда питал дружбу и уважение и которая услаждала мое время пребывания в Риме, уехала, и у меня теперь в городе немного таких знакомых, с которыми любила беседовать моя душа. Но природа здешняя заменяет все.

[По записи Н. В. БЕРГА]

Ехал я раз между городками Джансано и Альбано, в июле месяце. Середи дороги, на бугре, стоит жалкий трактир, с бильярдом в главной комнате, где вечно гремят шары и слышится разговор на разных языках. Все проезжающие мимо непременно тут останавливаются, особенно в жар. Остановился и я. В то время я писал первый том «Мертвых Душ», и эта тетрадь со мною не расставалась. Не знаю почему, именно в ту минуту, когда я вошел в этот трактир, мне захотелось писать. Я велел дать столик, уселся в угол, достал портфель и под гром катаемых шаров, при невероятном шуме, беготне прислуги, в дыму, в душной атмосфере, забылся удивительным сном и написал целую главу, не сходя с места. Я считаю эти строки одними из самых вдохновенных. Я редко писал с таким одушевлением.

Климат Неаполя не сделал на меня никакой перемены. Я ожидал, что жары здешние будут для меня невыносимы, но вышло напротив: я едва их слышу, даже не потею и не устаю; впрочем, может быть, оттого, что не делаю слишком большого движения... На днях я сделал маленькую поездку по морю, на большой лодке, к некоторым островам, и между прочим посетил знаменитый голубой грот на острове Капри... Мне жизнь в Риме нравится больше, чем в Неаполе, несмотря на то, что здесь гораздо шумнее.

А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ

Зима в Риме прелестна. Я так себя чувствовал хорошо! Теперь мне хуже: лето дурно, душно и холодно. Неаполь не тот, каким я думал найти его. Нет, Рим лучше. Здесь душно, пыльно, нечисто. Рим кажется Париж против Неаполя, кажется щеголем. Итальянцев здесь нельзя узнать; нужно прибегать к палке, - хуже, чем у нас на Руси... Я живу в Кастелла-Маре, в двух часах от Неаполя. Я здесь начал было пить воды, но оставил воды. Вод здесь страшное множество: один остров Искио весь обпарен минеральными ключами. Скалы прелестны. Время я провожу кое-как: я бы проводил его прекрасно, если бы не мое здоровье.

Я еще до сих пор не в Риме, и долго еще не буду, - по крайней мере, целый месяц. В Риме теперь жить еще жарко, и мне притом хочется увидеть еще много невиданных мною городов и земель.

А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ

из Рима

Я до сих пор еще как-то не очнулся в Риме. Как будто какая-то плева на глазах моих, которая препятствует мне видеть его в том чудном великолепии, в каком он мне представился, когда я въехал в него во второй раз. Может быть, оттого, что я еще до сих пор не приладил себя к римской жизни. (…) Здесь встретил некоторых знакомых, которые мне не дали еще вступить в мою прежнюю колею, в которой я плелся было-мерно, или лучше - кое-как. Хотел бы кинуться с жаром новичка на искусства и бежать деятельно осматривать вновь все чудеса римские, но в желудке сидит какой-то черт, который мешает все видеть в таком виде, как бы хотелось видеть, и напоминает то об обеде, то об завтраке, словом - все греховные побуждения, несмотря на святость мест, на чудное солнце, на чудные дни... Да, что меня больше всего поразило, так это Петр [собор Петра]. Он страшно вырос, купол необыкновенно сделался огромнее.

Николай Васильевич Гоголь подолгу жил в Риме между 1837 и 1846 годами. Всего он провел в Риме около четырех с половиной лет, возвращаясь в Рим девять раз. Предлагаю Вам выбрать в комментариях вашу любимую цитату Николая Васильевича:

1. «Притом уже в самой природе моей заключена способность только тогда представлять себе живо мир, когда я удалился от него. Вот почему о России я могу писать только в Риме. Только там она предстоит мне вся, во всей своей громаде . А здесь я погиб и смешался в ряду с другими. Открытого горизонта нет предо мною. Притом здесь, кроме могущих смутить меня внешних причин, я чувствую физическое препятствие писать. […] В Риме я писал пред открытым окном, обвеваемый благотворным и чудотворным для меня воздухом. Но Вы сами в душе Вашей можете чувствовать, как сильно могу я иногда страдать в то время, когда другому никому не видны мои страданья»
   Письмо Плетневу из Москвы 17 марта 1842 г.
2. «Приезжай когда-нибудь, хоть под закат дней, в Рим, на мою могилу, если не станет меня уже в живых. Боже, какая земля! какая земля чудес! и как там свежо душе!»
   Письмо к М.А. Максимовичу от 22 января 1840 г.
3. «Если бы Вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь. – Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр – все это мне снилось. Я проснулся опять на родине и пожалел только, что поэтическая часть этого сна…»
   Письмо к Жуковскому от 30 октября 1837 г.
4. «Здесь все мешается вместе. Вольность удивительная, от которой бы ты, верно, пришел в восторг»
   Письмо к Данилевскому от 8 февраля 1838 г. о римском карнавале, на котором Гоголь оказался впервые в жизни
5. «Я не знаю, писал ли вам про . Они очень богаты. Таких у нас нет совсем церквей. Внутри все мрамор разных цветов; целые колонны из порфира, из голубого, из желтого камня. Живопись, архитектура – все это удивительно. Но вы еще ничего не знаете этого»
   Письмо к сестрам в октябре 1838 г.
6. «Кстати о форестьерах (иностранец-путешественник, прим. автора). Всю зиму, прекрасную, удивительную зиму, лучше во сто раз петербургского лета, всю эту зиму я, к величайшему счастию, не видал форестьеров; но теперь их наехала вдруг куча к пасхе, и между ними целая ватага русских. Что за несносный народ! Приехал и сердится, что в Риме нечистые улицы, нет никаких совершенно развлечений, много монахов , и повторяет вытверженные еще в прошлом столетии из календарей и старых альманахов фразы, что италианцы подлецы, обманщики и проч. и проч., а как несет от них казармами, - так просто мочи нет. Впрочем, они наказаны за глупость своей души уже тем, что не в силах наслаждаться, влюбляться чувствами и мыслию в прекрасное и высокое, не в силах узнать Италию. »
   
7. «Сколько у Вас в Пизе англичан, столько у нас в Риме русских. Все они, по обыкновению, очень бранят Рим за то, что в нем нет отелей и магазинов, таких как в Париже, и кардиналы не дают балов»
   Письмо к Варваре Репниной в январе 1839 г.
8. «Здесь все мешается вместе. Вольность удивительная от которой бы ты, верно, пришел в восторг» .
   Письмо к А.C. Данилевскому от 2 февраля 1838 г.
9. «Знакомы ли были вы с транстеверянами (так Гоголь называет жителей , прим. автора), то есть жителями по ту сторону Тибра, которые так горды своим чистым римским происхождением. Они одни себя считают настоящими римлянами. Никогда еще транстеверянин не женился на иностранке (а иностранкой называется всякая, кто только не в городе их), и никогда транстеверянка не выходила замуж за иностранца. Случалось ли вам слышать язык их и читали ли вы знаменитую их поэму Il meo Patacca, для которой рисунки делал Pinelli? Но вам, верно, не случалось читать сонетов нынешнего римского поэта Belli, которые, впрочем, нужно слышать, когда он сам читает. В них, в этих сонетах, столько соли и столько остроты, совершенно неожиданной, и так верно отражается в них жизнь нынешних транстеверян, что вы будете смеяться, и это тяжелое облако, которое налетает часто на вашу голову, слетит прочь вместе с докучливой и несносной вашей головной болью.»
   Письмо к Балабиной в апреле 1838 г.
10. «Но Рим, наш чудесный Рим, рай, в котором, я думаю, и ты живешь мысленно в лучшие минуты твоих мыслей, этот Рим увлек и околдовал меня . Не могу да и только из него вырваться».
    Письмо к А.C. Данилевскому от 30 июня 1838 г.
11. «…светлый, с оживленной душой отправлюсь в мой обетованный рай, в мой Рим , где вновь проснусь и окончу труд мой (Мертвые души, прим. автора)«
    Письмо из Москвы в январе 1840 г. к Жуковскому.
12. «Если бы ты знал, как тягостно мое существование здесь, в моём отечестве! Жду и не дождусь весны и поры ехать в мой Рим, в мой рай , где я почувствую вновь свежесть и силы, охладевающие здесь»
    Письмо из Москвы в январе 1840 г. к М.А. Максимовичу
13. «Влюбляешься в Рим очень медленно, понемногу – и уж на всю жизнь . Словом, вся Европа для того, чтобы смотреть, а Италия для того, чтобы жить. Это говорят все те, которые остались здесь жить»
    Письмо к А.C. Данилевскому от 15 марта 1838 г.
14. «Я соскучился страшно без Рима . Там только я был совершенно спокоен, здоров и мог предаться моим занятиям»
    Письмо из Женевы 19 сентября 1837 г. к Н.Я Прокоповичу
15. «Что за земля Италия! Никаким образом не можете вы ее представить себе. О, если бы вы взглянули только на это ослепляющее небо, все тонущее в сиянии! Все прекрасно под этим небом; что ни развалина, то и картина; на человеке какой-то сверкающий колорит; строение, дерево, дело природы, дело искусства – все кажется, дышит и говорит под этим небом»
    Письмо 2 ноября 1837 г. к Плетневу
16. «И когда я увидел наконец во второй раз Рим, о, как он мне показался лучше прежнего! Мне казалось, что будто я увидел свою родину, в которой несколько лет не бывал я, а в которой жили только мои мысли. Но нет, это всё не то, не свою родину, но родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде чем я родился на свет. Опять то же небо, то всё серебряное, одетое в какое-то атласное сверкание, то синее, как любит оно показываться сквозь арки Колисея (имеется ввиду

Вот, что говорит Гоголь об Италии: «Вот моё мнение! Кто был в Италии, тот скажи "прости" другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю. Словом, Европа в сравнении с Италией всё равно, что день пасмурный в сравнении с днём солнечным!»

огромное спасибо г.Церетели за памятник в 4исто академи4еском стиле!!! новые средства ищут те,кто не способен сделать класси4еский памятник...А как обожает народ памятник Гоголю на Гоголевском булваре в Москве!!!
14.03.06 , [email protected], evdokia