Издания “западников”. «Эстетическая критика» либералов-западников Эстетическая критика либеральных западников

В 40-е гг. В.Г.Белинский называл "эстетической критикой суждения о литературе с позиций "вечных" и "неизменных" законов искусства. Такой подход в значительной степени был присущ, например, статьям С.П.Шевырева о Пушкине и Лермонтове, а также отзывам К.С.Аксакова о "Мертвых душах" Гоголя и "Бедных людях" Достоевского.

В первую половину 50-х гг. "эстетическая" критика, сформировавшись в целое течение, занимает господствующее положение в русской литературе и журналистике. Ее принципы даровито развивают П.В.Анненков, А.В.Дружинин, В.П.Боткин, а также С.С.Ду­шкин, Н.Д.Ахшарумов.

В своих философских взглядах представители этой критики остаются объективными идеалистами, в основном гегельянцами. По политическим убеждениям они противники крепостнической системы, экономического и государственного (сословного) подавления личности, мечтающие о реформировании России по образцу западноевропейских стран, но выступающие против революционно-насильственных способов общественного прогресса. В русской литературе они опираются на наследие Пушкина, творчество Тургенева, Гончарова, Л.Толстого, поэзию Фета, Тютчева, Полонского, А.Майкова.

Общественное значение " эстетической" критики в России 50-60-х гг. можно правильно оценить лишь с конкретно-исторических позиций. В пору "мрачного семилетия" (1848-1855) она, как русский либерализм в целом, играла несомненно прогрессивную роль, отстаивая самоценность искусства и его нравственно совершенствующую человека и общество миссию, высокое призвание художника. Этим ценностям она остается верной и в годы общественного подъема, ознаменовавшегося размежеванием либералов с демократами в русском освободительном движении и возникновением в литературе "социологического" течения (М.Е.Салтыков-Щедрин, Н.Некрасов, Н.Успенский, В.Слепцов, А.Левитов, Ф.Решетников), теоретическими манифестами которого стали диссертация Чернышевского "Эстетические отношения искусства к действительности" (защищена в 1853, опубл. в 1855) и статья Салтыкова-Щедрина "Стихо­творения Кольцова" (1856). Ни теоретические, ни творческие принципы новой литературы "эстетической" критикой, однако, приняты не были. С ее точки зрения, писатели-социологи" (демократы) отра­жали действительность в субъективно-тенденциозном духе, что вело к деформации ее объективной полноты и правды и означало разруше­ние художественности. Однако вне художественности - разумеется, в понимании, присущем самой "эстетической" критике, - эта крити­ка не представляла и нравственно-общественного значения литера­турного произведения.

Оставаясь вплоть до конца 60-х гг. пропагандистом и защитником литературы как искусства, "эстетическая" критика ограничивала рамки этой литературы произведениями близких ей по социально-эстетическим позициям писателей. В этом она объективно уступала "реальной" критике Чернышевского, Добролюбова, Салтыкова Щедрина, Некрасова. В то же время при анализе творчества Тургенева, Гончарова, Л.Толстого, Островского, Фета она не только уделяй больше внимания "сокровенному духу" (Белинский) этих художников, но нередко и глубже, чем "реальная" критика, проникала в нее.

Таковы общие черты "эстетической" критики. Перейдем теперь к индивидуальным позициям ее крупнейших представителей - Анненкова, Дружинина и Боткина.

Павел Васильевич Анненков (1813-1887) в 40-е гг. был близок с Белинским, Гоголем, Герценом, позднее с И.С. Тургеневым. Автор "Писем из-за границы" ("Отечественные записки", 1841-1843)» "Парижских писем" ("Современник", 1847-1848), очерка "Февраль и март в Париже 1848 года" (первая часть опубл. в "Библиотеке для чтения", 1859 г.; вторая и третья - в "Русском вестнике", 1862 г.), а также чрезвычайно содержательных мемуаров "Гоголь в Риме летом 1841 года" (1857), "Замечательное десятилетие" (1880), вторых нарисованы живые образы Гоголя, Белинского, И.Тургенева, Герцена, Н.Станкевича, Т.Грановского, М.Бакунина и др. Анненковым подготовлено первое выверенное издание сочинений А.С.Пушкина (1855-1857), а также опубликованы ценные "Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина" (1855) и ис­следование "Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпо­ху" (1874).

Заинтересованный и нередко проницательный наблюдатель идейно-политического движения во Франции и Германии 40-х гг., Анненков лично знал К.Маркса, с которым переписывался в 1846-1847 гг. Сопровождая в 1847 г. больного Белинского в его поез­дке по курортам Германии, Анненков был свидетелем работы крити­ка над зальцбруннским письмом к Гоголю.

Основные литературно-критические выступления Анненкова следующие: "Романы и рассказы из простонародного быта в 1853 го­ду" (1854); "Характеристики: И.С.Тургенев и Л.Н.Толстой" (1854); "О значении художественных произведений для общества" (1856; позднее эта работа публиковалась под названием "Старая и новая критика"); "Литературный тип слабого человека. - По поводу турге­невской «Аси»"(1858); «Деловой роман в нашей литературе: "Тысяча душ", роман А.Писемского» (1859); "Наше общество в "Дворянском гнезде" Тургенева" (1859); «"Гроза" Островского и критическая буря» (1860); "Русская беллетристика в 1863 году..." (1864), «"Истори­ческие и эстетические вопросы в романе гр. Л.Н.Толстого "Война и мир"» (1868).

Если попытаться вычленить основной вопрос и вместе с тем Равное требование (критерий) этих и других статей Анненкова, то этим вопросом и этим критерием будет художественность.

Уже в "Заметках о русской литературе прошлого года" (1849) Анненков, впервые в русской критике прибегнув к понятию "реализм", отграничивает с его помощью в "натуральной" школе произведения Гончарова, Тургенева, Герцена, Григоровича, развивавших гоголевскую традицию без ущерба для искусства, от очерков и пове­стей Я.Буткова, В.Даля и других нравописателей-"физиологов". Как помним, Белинский также разделял беллетристов типа Буткова и писателей-художников. В своем обзоре русской литературы за 1846 год критик, поддерживая в целом "Петербургские вершины" Буткова, в то же время отмечал: "По нашему мнению, у г. Буткова нет таланта для романа и повести, и он очень хорошо делает, оставаясь, всегда в пределах... дагерротипических рассказов и очерков. ... Рассказы и очерки г. Буткова относятся к роману и повести, как статистика к истории, как действительность к поэзии". По Белинскому, создание художественного произведения невозможно без фантазии (вымысла) и вообще той "огромной силы творчества", которую, например, сразу же обнаружил Достоевский. Своим пафосом статья Анненкова, таким образом, в основном совпадала с ценностью шкалой Белинского.

С мыслью Белинского о необходимости для современного художника субъективно-личного отношения к действительности расхо­дилась, пожалуй, лишь анненковская похвала повести Герцена "Со­рока-воровка" за то, что в ней "обойдено... все резкое, угловатое", Как показала следующая крупная статья Анненкова, "Романы и рас­сказы из простонародного быта в 1853 году", она не была, однако, случайной. Здесь критик уже многократно повторяет мысль о том, что острые противоречия жизни "могут быть допущены в литератур­ном произведении... с условием, чтоб в сущности их не заключалось упорной и непримиримой вражды", то есть чтобы между ними была "возможность примирения". Такая постановка вопроса означала, по существу, уже иной, чем у Белинского 40-х гг., взгляд на художе­ственность. Он был сформулирован Анненковым в программных для него и для всей "эстетической" критики статьях "О мысли в произве­дениях изящной словесности" (1855) и "О значении художественных произведений для общества".

В первой из них критик резко разделяет созерцание и "чувст­вование", с одной стороны, и исследование, мысль - с другой. Если последние, по его мнению, удел науки, то задача искусства ограничи­вается созерцанием и "чувствованием". Это было несомненным ша­гом назад по сравнению с той диалектической трактовкой художест­венной идеи, которая была дана Белинским в его учении о пафосе, как мы помним, ее специфику и коренное отличие не только от абст­рактно-логического понятия, но и от всякой односторонней мысли (просветительской, религиозной, нравоучительной и т.п.) Белинский видел в ее целостно-жизнеподобном и цельном характере: художник "является влюбленным в идею, как в прекрасное, живое существо... и он созерцает ее не какою-либо одною способностью своей души, со всею полнотою и целостью своего нравственного бытия...". В этом духе, заметим попутно, понимает художественную идею такой представитель "реальной" критики, как Салтыков-Щедрин. Едва ли не прямо возражая Анненкову в статье "Стихотворения Кольцова", он указывает на глубоко синтетический процесс и итог поэтического созерцания, отличающегося единством и взаимопроникновением мысли и чувства.

Во второй статье, называя "вопрос о художественности" и ценным вопросом для отечественной литературы, пред которым все другие требования... кажутся... требованиями второстепенной важно­сти", Анненков излагает свое понимание этой эстетической катего­рии в целом. Прежде всего он высказывает резкое несогласие с мне­нием автора "Очерков гоголевского периода русской литературы" Чернышевского, что "искание художественности в искусстве" явля­ется "забавой людей, имеющих досуг на забавы", что художествен­ность - это "игра форм, потешающих ухо, глаз, воображение, но не более". "По нашему мнению, - возражает Анненков, - стремление к чистой художественности, в искусстве должно быть не только допу­щено у нас, но сильно возбуждено и проповедуемо, как правило, без которого влияние литературы на общество совершенно невозможно".

Не равнял художественность с забавой, как и с простою "игрою форм", и Белинский. И он не сомневался в том, что "искусство преж­де всего должно быть искусством, а потом уже оно может быть выра­жением духа и направления общества в известную эпоху". Словом, в своей защите художественности и ее содержательного значения Ан­ненков, вне сомнения, прав. Что означает, однако, "чистая художест­венность", к которой призывает критик?

"Понятие о художественности, - пишет Анненков, - является у нас в половине тридцатых годов и вытесняет сперва прежние эсте­тические учения о добром, трогательном, возвышенном и проч., а на­конец, и понятие о романтизме".

Генезис категории художественности в русской литературе и критике Анненков устанавливает вполне точно. Присутствующая уже с середины 20-х гг. в переписке и статьях Пушкина-реалиста (пусть и без употребления самого термина), она знаменовала созна­ние той самоценности литературы, неповторимости и незаменимости восприятия ею действительности (содержания), а также воздействия на человека, которые затем у Белинского эпохи "примирения с действительностью" примут вид стройного, но почти в такой же мере и догматического учения. Именно к Белинскому не последнего периода его эволюции, но к Белинскому - автору статьи о Менцеле, Белин­скому - правоверному гегельянцу и восходит анненковская концеп­ция "чистой художественности".

"Теория старой критики (т.е. критики Белинского рубежа 30-40-х годов)...- пишет Анненков, - остается еще стройным зданием... значительная доля эстетических положений старой крити­ки еще доселе составляет лучшее достояние нашей науки об изящном и остается истиной, как полагать следует, навсегда". Каковы же те основополагающие нормы (требования) "чистой художественности" которые обеспечат ей значение "всегдашнего идеала" в нынешней и будущей русской литературе?

Это, говорит Анненков, отказ писателя от "оскорбляющей од­носторонности" в отношении к действительности, то есть от субъективно-личной (с позиций общественной группы, сословия, класса) ее трактовки, так как она препятствует объективному восприятию жизни во всей ее полноте и многосторонности. А "полнота и жизненность содержания" - "одно из первых условий художественности". "Худо­жественное изложение, - пишет критик, - прежде всего снимает ха­рактер односторонности с каждого предмета, предупреждает все воз­ражения и наконец ставит истину в то высшее отношение к людям, когда частные их интересы и воззрения уже не могут ни потемнить, ни перетолковать ее". Отсутствие полноты в изображении действи­тельности пагубно "отражает в самой форме" произведения.

Анненков сознает, что нарисованный им идеал "чистой худо­жественности" едва ли реален, если, конечно, не иметь в виду писа­теля-созерцателя, попросту не причастного к "труду современности, мысли, ее оживляющей", и стоящего "ниже или вне" своего времени. И он готов, не уступая в принципе, "свести прежнее идеальное пред­ставление художественности на более скромное и простое определе­ние", которому в той или иной мере будут отвечать многие явления современной литературы. А о "степени художественности" каждого из них, а также "о формах и законах, какими достигается художест­венность", должна, говорит критик, "судить наука" - то есть "эсте­тическая" критика.

Свое первостепенное внимание, пишет Анненков в статье "О мысли в произведениях изящной словесности", она должна обратить на "эстетическую форму, обилие фантазии и красоту образов", "по­стройку" произведения, а не на его "поучение", под которым критик подразумевает не столько некую отвлеченную мысль, "философскую или педагогическую" (в этом случае он был бы прав), сколько собст­венно творческую, но социально или политически острую ("злобо­дневную") идею или позицию автора. Ведь подобная идея, даже цело­стно-эстетически освоенная и воплощенная писателем, в глазах Ан­ненкова не входит в разряд поэтических, художественных.

Приступая к разбору произведений Тургенева, Анненков ста­вит задачу "открыть и уяснить себе... художнические привычки своеобразный образ исполнения тем". "Нам всегда казалось, - пояс­няет он такой подход, - что это самая поучительная и самая важная часть во всяком человеке, посвятившем себя искусству". Так Анненков сам впадает в критическую односторонность, в которой без оснований упрекал "реальную" критику Чернышевского. Чернышевский вычленяет у писателя (например, в статье "Русский человек на rendes-vous" (1858)) актуальный для него идейно-социальный аспект - пусть он и расходится с целостным смыслом произведения Он говорит не столько о произведении, сколько на его основе о жизни. Анненков, напротив, обращается к формальным приемам худож­ника, не увязывая, однако, их совокупный содержательный смысл с конкретной концепцией произведения. Первого интересует в литера­турном явлении его временная и злободневная грань; второго - не­преходящая ("вечная") и общая. Один склонен понимать художест­венность рационалистично и утилитарно, другой - догматично и аб­страктно. Но ведь в подлинно художественном произведении нерасчленимы форма и содержание, смысл непреходящий и современный.

Анненков тем не менее рассматривает современную русскую литературу в свете тех прежде всего неизменно-вечных человеческих стремлений и ценностей, адекватной формой которых, по его мне­нию, и является "чистая художественность". "Не только у нас, - пи­шет он, - еще необходимо продолжение чистой художественности... но оно необходимо каждому образованному обществу на земле и в каждую эпоху его жизни. Это всегдашний идеал... Художественное воспитание общества совершается именно этими идеалами: они под­ымают уровень понятий, делают сердца доступными всему кроткому и симпатическими откровениями души, освежающей любовью к че­ловеку обуздывают и умеряют волю",

Как следует из этих слов Анненкова, "чистая художествен­ность" наряду с эстетическим заключает в себе и нравственно гуманизирующее воздействие на человека. Действительно, мысль о том, что искусство - нравственный воспитатель общества, было глубоким убеждением критика. В понимании общественной роли литературы Анненков подключался не к поэтам-декабристам, Белинскому по­следнего периода и писателям-демократам ("социологам"), но к традиции Карамзина, Жуковского, Ф.Тютчева, писавшего, например, в стихотворении "Поэзия" (около 1850): "Среди громов, среди огней, / Среди клокочущих страстей, / В стихийном, пламенном раздоре, / Она с небес слетает к нам - / Небесная к земным сынам, / С ла­зурной ясностью во взоре - / И на бунтующее море / Льет примири­тельный елей".

Анненкова в морально-нравственных ценностях человека инте­ресует, в свою очередь, их неизменно-общий аспект вне его конкрет­ного преломления и видоизменения в той или иной социальной обста­новке. Показательна в этом свете полемика Анненкова с Чернышев­ским по поводу повести Тургенева "Ася" (1858). На статью Чернышевского "Русский человек на rendes-vous" (1858) Анненков ответил статьей "Литературный тип слабого человека" (1858).

Считая героя "Аси" (а также Рудина, Бельтова и других "лиш­них людей") типом дворянского либерала, Чернышевский задавался вопросом о причинах бездеятельности и нерешительности, проявляе­мых подобными людьми даже в интимной ситуации с любимой и от­вечающей взаимностью девушкой. Разлад между возвышенными стремлениями и неспособностью претворить их в дело Чернышевский объяснял противоречивым социальным положением таких людей: русский дворянский либерал не может быть действенным и последо­вательным борцом за общественный прогресс, потому что сам при­надлежит к сословию, являющемуся главным препятствием на пути этого прогресса. Отсюда и его половинчатость, неумение действовать, апатия.

Отвечая Чернышевскому, Анненков соглашается: да, герой Тургенева слаб, непоследователен, бездеятелен, безволен, слишком занят собой, порой эгоистичен по отношению к другим людям. Но отчего он такой? Ответ Анненкова на этот вопрос оказался диамет­рально противоположным мнению Чернышевского. Все дело в том, полагает критик, что герои Тургенева, вообще люди подобного типа жаждут непреходящих нравственных ценностей, гармонии, свободы, красоты, духовного совершенства. Их слабость коренится в максима­лизме их нравственных потребностей и сознании их разительных противоречий с реальной действительностью. И все-таки высота ду­ховных стремлений делает, говорит Анненков, именно этот тип лю­дей единственно нравственным типом в современной русской литера­туре. Ведь те решительные натуры, за которые ратует Чернышевский, оттого и деятельны, энергичны, напористы, что, пренебрегая высокими моральными человеческими целями, ищут лишь утилитар­ных ценностей. И Анненков ссылается на купцов-самодуров Остро­вского, чиновников Салтыкова-Щедрина. По существу подобными же сухими, жесткими, холодно-рассудочными, а не духовными людь­ми считает Анненков и самих представителей революционно-демок­ратического лагеря, от которого выступал Чернышевский.

Деятельно-героическим натурам, о которых мечтали револю­ционные демократы, Анненков предпочитает слабых, но одухотво­ренно-нравственных людей - как в литературе, так и в жизни. Пото­му что для либерала-реформиста и эволюциониста залогом подлин­ного общественного прогресса была не революционная ломка, но по­степенное нравственное совершенствование человека и человечества, вдохновляемого и направляемого на этом пути высокими - в том числе и литературно-художественными - примерами.

Следует отметить, что в своей позиции Анненков был тем не менее чужд слепому фанатизму. С годами он все яснее сознавал, что историческое развитие идет вразрез с его представлениями. И после 1858 года он честно признавался в устарелости своих идеалов и критериев. "Потеряли мы, - писал он 4 октября 1858 года Е.Ф.Коршу, - нравственный, эстетический... аршин и надо новый заказы­вать". В рецензии 1859 г. на "Дворянское гнездо" Тургенева Анненков, сердечно сочувствуя Лизе Калитиной, Лаврецкому как, по мнению критика, высоконравственным героям, в то же время пря­мо заявляет, что Тургенев до конца уже исчерпал излюбленный им мир образов и должен избрать новый путь, изобразить новые типы и конфликты.

Это, впрочем, не означало отказа Анненкова ни от нравствен­но-воспитательной трактовки литературы, ни от тезиса о "чистой ху­дожественности", которую он противопоставляет социально-полити­ческой направленности демократической ("социологической") бел­летристики. И не только ей. Так, с позиций "чистой художественно­сти" рассмотрен Анненковым роман А.Ф.Писемского "Тысяча душ" (1858). Показательно анненковское определение этого произведения - "деловой роман", подчеркивающее утилитарно-практический ха­рактер коллизии, в рамках которой действуют герои Писемского. "Он (роман ), - пишет Анненков, - весь в служебном значении Калиновича" - "честолюбца, пробивающего себе дорогу". Но в этом же, согласно Анненкову, таится и главный порок произведения. "Отличительное качество романа, - где гражданское дело составляет главную пружину события, - говорит критик, - есть некоторого рода сухость. Он способен возбуждать самые разнородные явления, кроме одного, чувства поэзии.

Социально-деловому роману Анненков противопоставляет иной вид этого жанра, не нарушающий "законов свободного творче­ства". Это лучшие романы Жорж Санд, Диккенса и, конечно, романы Тургенева, Гончарова. Это произведения, организованные и проник­нутые высокодуховным началом, носителем которого большей час­тью выступает "одно существо (мужчина или женщина - все равно), исполненное достоинство и обладающее замечательною силой нрав­ственного влияния. Роль подобного существа постоянно одна и та же: оно везде становится посреди столкновения двух различных ми­ров... - мира отвлеченных требований общества и мира действительных потребностей человека, умеряя присутствием своим энергию их ошибок, обезоруживая победителя, утешая и подкрепляя побежден­ных".

Так и в понимании романа Анненков исходит из своей идеи о примиряющем" (гармонизирующем) назначении "чистой художест­венности".

Большое общественное влияние в 60-е гг. "социологической" беллетристики побудило Анненкова обратиться к произведениям таких ее представителей, как Помяловский, Н.Успенский, Салтыков-Щедрин. Им в значительной своей части посвящена статья "Русская беллетристика в 1863 году". Однако и здесь Анненков остался верен своим прежним критериям. Так, Помяловского он упрекает в том, что его типы "не имеют рельефа, выпуклости и лишены свойств, по которым узнаются живые организмы". В целом Помяловский демон­стрирует лишь "отсутствующее творчество". Рассказы Н.Успенско­го, высоко оцененные Чернышевским в статье "Не начало ли переме­ны?" (1861), Анненков считает "анекдотами", находит в них "без­различие юмора", "упрощенные отношения к народу". Салтыков-Щедрин, "посвятивший себя преимущественно объяснению явлений и вопросов общественного быта", по мнению критика, "не знает та­ких случаев в жизни, которые важны были бы одним своим нравст­венным или художественным значением", и только однажды отдал дань "поэтическим элементам жизни". Но это для Щедрина "явление случайное".

Своего рода итогом "эстетической" критики Анненкова стала его статья 1868 г. «Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л.Н.Толстого "Война и мир"». Погружение в огромный мир этого глубоко новаторского произведения, блестящих творческих решений и вместе с тем могучей мысли, в том числе и философской, не позво­ляло ограничиться простым сопоставлением его с нормами "чистой художественности". И надо отдать должное Анненкову - он во мно­гом оказался на высоте задачи. В статье сделаны многие ценные за­ключения об исторических взглядах Толстого и их месте в романе, о его жанре в отношениях к роману историческому, бытовому, соци­альному, о психологическом анализе. Наибольший интерес представ­ляют соображения Анненкова о новом характере соотношения у Тол­стого жизни бытовой и исторической, личной и общественной. Эта часть статьи сохраняет свою актуальность и поныне.

На фоне анненковской значительно менее гибкой и вместе с тем более односторонней выглядит критическая позиция Александра Васильевича Дружинина (1824 - 1864).

Дружинин приобрел известность повестью "Полинька Сакс" (1847), где оригинально развил некоторые идеи и мотивы (о достоин­стве женщины, ее праве на свободу чувства) романов Жорж Санд. Белинский отметил в повести "много душевной теплоты и верного, сознательного понимания действительности". В годы "мрачного се­милетия" Дружинин заявил себя умеренным либералом-реформи­стом, не приемлющим революцию и революционно-демократическую идеологию. В эти годы он публикует в "Современнике" серию фелье­тонов "Сентиментальное путешествие Ивана Чёрнокнижникова по петербургским дачам", журнальные обзоры "Письма иногороднего Подписчика", статьи об английской и французской литературе, переводит Шекспира.

В 1856 - 1861 гг. Дружинин редактирует "Библиотеку для чтения", превращая ее в орган "эстетической критики", противостоящей "реальной" критике "Современника".

В защите и пропаганде Дружининым идеи "чистой художест­венности" ("Чистого искусства") его эстетические симпатии слива­лись подчас с далеко не бескорыстными соображениями, о которых свидетельствует, например, письмо Дружинина к В.П. Боткину от 19 августа 1855 г. Имея в виду деятелей типа Чернышевского, Дру­жинин пишет: "Если мы не станем им противодействовать, они наде­лают глупостей, повредят литературе и, желая поучать общество, на­гонят на нас гонение и заставят нас лишиться того уголка на солнце, который мы добыли потом и кровью". На эту самоохранительную по­доплеку "эстетических" критиков намекал в "Очерках гоголевского периода" Чернышевский, предлагая читателям "ближе всмотреться в факты, свидетельствующие об их стремлениях": "Надобно посмот­реть, в каком духе сами они пишут и в каком духе написаны произве­дения, одобряемые ими, и мы увидим, что они заботятся вовсе не о чистом искусстве, независимом от жизни, а, напротив, хотят подчи­нить литературу исключительно служению одной тенденции, имею­щей чисто житейское значение".

В 1855 г. Дружинин выступил с программной статьей "А.С.Пушкин и последнее издание его сочинений". В ней он отрицательно оценивает не "даггеротипическое" течение в "натуральной школе", как это было в "Заметках..." Анненкова, но эту школу в целом, а заодно и все "сатирическое направление" в русском реализме, по ви­не которого текущая русская литература якобы "изнурена, ослаблена". "Что бы ни говорили пламенные поклонники Гоголя, - пишет Дружинин, - нельзя всей словесности жить на одних "Мертвых ду­шах". Нам нужна поэзия. Поэзии мало в последователях Гоголя, по­эзии нет в излишне реальном направлении многих новейших деяте­лей".

Здесь же Дружинин впервые противопоставляет пушкинскую традицию в русской литературе гоголевской. "Против того сатириче­ского направления, к которому привело нас неумеренное подражание Гоголю, - говорит он, - поэзия Пушкина может служить лучшим орудием". Подлинно художественный смысл пушкинского творчества был обусловлен, согласно Дружинину, "незлобным, любящим" отно­шением поэта к действительности. Поэтому, в отличие от гоголев­ских, в его произведениях "все глядит тихо, спокойно и радостно". Дружинин высказывает надежду, что, в частности, пушкинские "По­мести Белкина" послужат "реакции против гоголевского направле­ния, - а этого времени ждать недолго".

Через год в статье "Критика гоголевского периода и наши к ней отношения" (1856) Дружинин предпринимает попытку обосновать свое противопоставление Пушкина Гоголю теоретически - в свете извечного в истории искусства (литературы) противостояния двух его концепций и видов - "артистического" и "дидактического". "Все критические системы, тезисы и воззрения, когда-либо волновавшие собою мир старой и новой поэзии, - пишет он, - могут быть подведе­ны под две, вечно одна другой противодействующие теории, из кото­рых одну мы назовем артистическою, то есть имеющей лозунгом чистое искусство для искусства, и дидактическою, то есть стремя­щейся действовать на нравы, быт и понятия человека через прямое его поучение".

Мысль Дружинина об артистической и дидактической литера­туре не следует отвергать с ходу: в ней есть рациональное зерно. Вспомним, что и Белинский разделял поэзию (литературу) на собст­венно художественную, с одной стороны, и "риторическую" - с другой. Первая есть форма, матери­ализация целостно-цельного восприятия мира, содержания-пафоса. Вторая лишь использует определенные образно-эстетические формы (тропы, высокую лексику, экспрессивные фигуры и т.п.) как средст­во для не художественной, но отвлеченной или односторонней (нравоучительной, моральной, педагогической) идеи и цели. Как мы по­мним, собственно художественная литература, поэзия как искусство в России, согласно Белинскому, были созданы не ранее Пушкина, хотя предшественниками поэта были на этом пути и Карамзин, и Жуковский, и Батюшков. Таким образом, различение литературы художественной и дохудожественной, нехудожественной само по себе исторически оправдано. И теория Дружинина неприемлема не по этой причине, но потому, что она, в отличие от исторической поста­новки вопроса у Белинского, в принципе антиисторична. Ведь Дру­жинин считает существование и противостояние "артистической" и "дидактической" поэзии извечными. Это во-первых. Во-вторых, он проводит свое разделение внутри собственно художественной литера­туры, так как Гоголь - в такой же степени поэт-художник, как и Пушкин, и для противопоставления их по соображениям художест­венности оснований не было.

По существу, Дружинин, признающий содержанием искусства лишь неизменные "идеи вечной красоты, добра, правды" и считаю­щий противопоказанными ему преходящие "интересы минуты", про­блемы текущей жизни, не приемлет в литературе (в том числе в на­следии как Гоголя, так и Пушкина) ее социальной идейности (конф­ликтов, образов) и направленности, которые и объявляет "дидактиче­скими". Отсюда же и его трактовка пушкинской поэзии как якобы примиряющей светлые и темные стороны действительности и чуждой "житейского волненья".

Неприятие конкретно-социального пафоса в искусстве предоп­ределило основные оценки Дружининым современной ему русской литературы, содержащиеся в таких статьях критика, как "Военные рассказы графа Л.Н.Толстого" (1856), «"Губернские очерки" Н.Щедрина» (1856), «"Очерки из крестьянского быта" А.Ф.Писемско­го» (1857), "Стихотворения Некрасова" (опубл. в 1967 году), «"По­вести и рассказы" И.Тургенева» (1857), "Сочинения А.Островского" (1859), «"Обломов". Роман И.А.Гончарова» (1859).

Дружинин считает, что Тургенев "ослабил свой талант, жерт­вуя современности". Л.Толстого и А.Н.Островского он, напротив, зачисляет в "чистые" художники, видя в их творчестве начало реак­ции против господства "натуральной школы". Признавая энергию в "суровой" поэзии Некрасова, Дружинин находит ее тем не менее уз­кой, так как она не удовлетворяет людей, "мало знакомых с грустной стороной жизни", и противопоставляет ей якобы многостороннюю поэзию А.Майкова.

Вернемся к статье "Критика гоголевского периода и наши к ней отношения". Дело в том, что в ней Дружинин выразил и свое отноше­ния к критике Белинского. Оно было противоположным суждениям о Белинском в "Очерках гоголевского периода русской литературы" Чернышевского. Если Чернышевский считал вершиной литературно-эстетической эволюции "неистового Виссариона" вторую половину 40-х гг., то Дружинин отдавал полное предпочтение позиции Бе­линского периода "примирения" с действительностью. "Лучшая пора деятельности критики гоголевского периода, - писал он, - совпадает с последними годами полного владычества философии Гегеля. Эсте­тические его теории, его воззрения на благородное значение искусст­ва, даже его терминология, - все это было воспринято нашей крити­кой, и воспринято не рабски".

Для Дружинина Белинский дорог как идеалист-гегельянец, те­оретик искусства объективистски-созерцательного, отрицающего право поэта на субъективное отношение и суд над действительно­стью. Он и укоряет Белинского за то, что было его заслугой, - за довольно скорое преодоление гегельянства: "Гегелевское воззрение... начинало укореняться в нашей словесности, как вдруг... в направле­нии критики, нами разбираемой, начали появляться печальные сим­птомы, заставлявшие предполагать в ней начала разлада с теориями, недавно ею высказанными".

К оценке критического наследия Белинского Дружинин вер­нулся в 1859 г. в своей рецензии на три тома впервые вышедших "Сочинений Белинского". Здесь Дружинин назвал односторонним и "временным" свое мнение о Белинском, высказанное три года назад, и впервые положительно отозвался именно об общественном характере критической деятельности этого "могущественного таланта". Здесь же Дружинин хвалит статьи Белинского о Гоголе, Марлинском. Оставаясь, впрочем, верным себе, он все-таки особо выделяет статью Белинского "Менцель, критик Гете", где, по его словам, "найдете вы, по всей стройности, теорию о свободе искусства, теорию, которая не умрет никогда и всегда останется истинною, стоящею выше всех оп­ровержений".

Дружинин, как и Анненков, проявлял незаурядную проница­тельностью, когда вел речь о художниках, в той или иной мере близ­ких ему по социально-эстетических позициям. Она сказалась в статье о Фете, в ряде наблюдений статей о Пушкине, в разборах "Обломова" и очерков из «Фрегата "Паллада"» Гончарова и более всего в от­зыве на "Повести и рассказы" И.Тургенева. Здесь мы найдем серьез­ный анализ произведений Тургенева в связи с русской жизнью, а так­же стремления кпоэзии (в смысле ориентации на общечеловеческие проявления и устремления бытия и тонкие душевные струны челове­ка) как характерной черты тургеневского таланта.

В отличие от Дружинина Василий Петрович Боткин (1811 - 1869) не был критиком-журналистом, и его литературные разборы относительно эпизодичны и немногочисленны. Это в основном статьи "Шекспир как человек и лирик" (1842), "Н.П.Огарев" (1850), "За­метки о журналах за июль месяц 1855 года" (1855), "Стихотворения А.А.Фета" (1857). Ценные суждения и отзывы о русских и западно­европейских писателях содержатся в обширной переписке Боткина с Белинским - в особенности за 1841-1847 гг.

Участник кружка Н.В.Станкевича, друг Белинского и его еди­номышленник в оценках Лермонтова, Гоголя, многих авторов "нату­ральной школы" и в полемике со славянофилами, автор замечатель­ных "Писем о Испании" (отд. изд. в 1857 году) и статей о живописи, музыке и театре, Боткин пользовался симпатией и дружбой таких разных людей, как Бакунин, Герцен, Грановский, Некрасов, Турге­нев, Л.Толстой, А.Фет. Объяснение этому далеко не только в своеоб­разной идеологической "всеядности" Боткина, совершавшего, как верно отмечает Б.Ф.Егоров, неожиданные "колебания от демокра­тизма, чуть ли не революционного, к крайнему консерватизму, от утилитаризма к защите «свободного искусства»" (Егоров Б.Ф. Бот­кин - критик и публицист/ /Боткин В.П. Литературная критика. Публицистика. Письма. М., 1984. С. 21). В Боткине привлекали неза­емный ум, оригинальность при нередкой глубине взгляда на предмет (например, в суждениях о Лермонтове, высказанных в письме к Бе­линскому от 22 марта 1842 г.) и прежде всего редкостное эстетическое чутье и чувство как едва ли не решающий момент в боткинском восприятии литературы.

Б.Ф.Егоров не без основания говорит о элементе гедонизма в эстетическом чувстве Боткина: "...Искусство воспринималось им как личная, чуть ли не физиологическая радость" (там же, с. 22). Одним из первых эту черту своего друга подметил не кто иной, как Белин­ский в связи с реакцией Боткина на только что вышедшую в свет повесть Д.Григоровича "Антон-Горемыка". Сам Белинский, увидев­ший в "Антоне-Горемыке" "мысли грустные и важные", назвал ее больше, чем повестью: "...это роман, в котором все верно основной идее, все относится к ней, завязка и развязка свободно выходит из самой сущности дела". Боткину повесть Григоровича, напротив, как видно из письма Белинского к нему, не доставила удовольствия, он упрекает ее в длиннотах, вялых описаниях природы и тому подобных эстетических погрешностях. Отвечая на это, Белинский замечает: "Стало быть, мы с тобою сидим на концах. Ты, Васенька, сибарит, сластена - тебе, вишь, давай поэзии да художества - тогда ты бу­дешь смаковать и чмокать губами". Показательно и другое впечатле­ние Боткина - на этот раз приятное - от романа Гончарова "Обык­новенная история", который Боткин, по его словам, "прочел... как будто в жаркий летний день съел мороженого, от которого внутри остается самая отрадная прохлада, а во рту аромат плода, из которого оно сделано".

В середине 50-х гг. литературно-критическая позиция Бот­кина отмечена особой непоследовательностью, выразившейся, в част­ности, в переписке с Дружининым и Некрасовым о значении гоголев­ской традиции в русской литературе. Поначалу Боткин готов оспо­рить неприятие Дружининым социальной идейности в литературе. Он пишет Дружинину в связи со статьей последнего о Пушкине: "Нам милы ясные и тихие картины нашего быта, но... в сущности мы окружены не ясными и не тихими картинами. Нет, не протестуйте, любезный друг, против гоголевского направления - оно необходимо для общественной пользы, для общественного сознания". В ответном письме Дружинин, однако, продолжает настаивать на том, что "нео­дидактическое направление словесности, то есть усилия к исправле­нию нравов и общества, может быть, полезны для житейских дел, но никак не для искусства". И Боткин соглашается. Процитировав в письме к Некрасову почти весь отзыв Дружинина о Гоголе, он добав­ляет от себя: "...все это, по моему мнению, совершенно справедливо. Кто не согласится с тем, что дидактика доказывает только совершен­ное бессилие творчества".

Противоречивая позиция Боткина в вопросе о социальной направленности искусства хорошо заметна на фоне решения того же вопроса Некрасовым. В ответе Боткину поэт заявляет: "...прочел я, что пишет тебе Дружинин о Гоголе и его последователях и нахожу, что Дружинин просто врет и врет безнадежно, так что и говорить с ним о подобных вещах бесполезно... Люби истину бескорыстно и страстно... станешь ли служить искусству - послужишь и обществу, и наоборот, станешь служить обществу - послужишь и искусству", Быть может, неосознанно, но Некрасов возвращается здесь к учению Белинского о пафосе, согласно которому любая идея (в том числе со­циальная, даже политическая и т.д.) в случае, если она целостно-цельно, "страстно" пережита и воплощена писателем, способна стать основой художественного произведения.

Боткина Некрасов тем не менее не убедил. В конечном счете, он принял сторону не Некрасова, но Дружинина, в письме к которому, в частности, заявил, что "политическая идея - это могила искусства". Тут же он предлагает адресату, не ограничиваясь только гоголевским направлением, обратить критику и на стихотворения Некрасова, ко­торый "начинает впадать в дидактический тон".

В 1856 - 1857 гг. Боткин, по его словам, с большим участи­ем следил за печатавшимися в "Современнике" "Очерками гоголев­ского периода" Чернышевского, находя "много умного и дельного" и в его диссертации. Это нимало не помешало ему в статье 1857 г. "Стихотворения А.А.Фета" выступить с позиций, диаметрально про­тивоположных эстетическим понятиям Чернышевского и Некрасова. Статья о Фете - своего рода итог "эстетической" критики Боткина, поэтому на ней следует остановиться подробнее.

Анализу лирики Фета Боткин предпосылает общие соображе­ния о сущности искусства. По его убеждению, оно обращено к посто­янным ("одинаковым") свойствам и потребностям человеческой при­роды, которые неподвластны практическим и социальным изменени­ям. "При всех временных преобразованиях различных стремлений, которыми исполнена жизнь народов, основные свойства человеческой природы, - говорит критик, - остаются одинаковы во все времена". Одно из таких свойств - стремление человека к гармонии и наслаж­дению ею. В ее сотворении и заключена основная задача и обще­ственное предназначение искусства. Нынешний век, продолжает Боткин, принял в особенности практическое, утилитарное направле­ние, заслонившее от сознания людей основные, глубинные потребно­сти человека. Но с тем большей верностью и постоянством должно отвечать им искусство. "Надобно, - говорит критик, - чтобы под наружностью временного угадан был поэтом вечный факт человеческой души".

Подлинное, свободное творчество (художественность), по Ботки­ну, несовместимо с мыслительностью (идейностью), оно бессознатель­но, таинственно. Поэтому "сознательный Гете" слабее бессознательного Шекспира. Идеал поэта-художника - артист-созерцатель типа Фета.

Легко заметить, что Боткин, подобно Дружинину и Анненкову, возвращается здесь к тому представлению о художественности, которое было свойственно Белинскому "примирительного" периода и ухо­дило своими корнями в эстетику Гегеля и Шеллинга (идею о бессоз­нательности и бесцельности творчества), а также в учении теорети­ков западноевропейского романтизма (братьев Шлегелей и др.).

В свете этого учения понятно и логично резко отрицательное от­ношение Боткина к идее поэта-гражданина. "У нас, - пишет он, - и в прозе, и в стихах сочиняли, чем должен быть поэт; особенно любят изо­бражать его карателем общественных пороков, исправителем нравов, проводником так называемых современных идей. Мнение, совершенно противоречащее и сущности поэзии, и основным началам поэтическою творчества". И Боткин, всячески унижая "утилитарную теорию, кото­рая хочет подчинить искусство служению практическим целям", проти­вопоставляет ей "теорию свободного творчества".

Подытожим. Пафос "эстетической" критики можно выразить положением: нет ничего дороже гармонии, и искусство - единствен­ный орган ее. Именно поэтому оно должно остаться "чистым" от те­кущих социально-политических страстей, забот, коллизий, наруша­ющих гармонический смысл искусства. Однако гармонию (в виде и художественности, и нравственности, и духовности) представители "эстетической" критики понимали весьма отвлеченно и асоциально, что, разумеется, было отражением вполне определенной социальной позиции - позиции реформаторов, противников революционных по­трясений.

"Эстетическая" критика весьма односторонне восприняла на­следие Белинского. Из него была взята ею наиболее догматическая, недиалектическая часть. Напротив, учение о пафосе, в котором диа­лектически сливались непреходящая (эстетическая) и конкретно-ис­торическая (социальная) грани произведения искусства, "эстетиче­ской" критикой не было ни понято, ни продолжено.

В конце 50-х гг. - перед лицом нового течения в литерату­ре, отмеченного всевозрастающей социализацией (социологизацией") и новыми формами художественности, "эстетическая" крити­ка становится объективно все более архаичной.

Вопросы для самостоятельной работы студентов

1. Основные черты эстетической критики, ее формирование и развитие.

2. Литературно-критические взгляды П.В.Анненкова.

3. А.В.Дружинин о пушкинской и гоголевской традиции в русской литературе.

4. В.П.Боткин об «утилитарной теории» и свободном творчестве.

Задание: прочитайте статью и ответьте на следующие вопросы:

1. В чём особенности русской критики 2-ой половины 19 века?

2. Чем объясняется многообразие направлений в русской критике 2-ой половины 19 века?

3. Что не принимали в русской прозе и поэзии славянофилы?

4. Какие традиции в литературе и искусстве отстаивали либералы-западники?

5. Какое искусство критик Дружинин считал подлинным?

6. В чём достоинства либерально-западнической критики?

7. В чём недостатки либерально-западнической критики?

8. Какова задача «реальной» критики, по мнению Добролюбова?

9. Каковы недостатки «реальной» критики?

Лебедев Ю.В. — Русская литературно-критическая и религиозно-философская мысль второй половины XIX в.

О своеобразии русской литературной критики. "Пока жива и здорова наша поэзия, до тех пор нет причины сомневаться в глубоком здоровье русского народа",- писал критик Н. Н. Страхов, а его единомышленник Аполлон Григорьев считал русскую литературу "единственным средоточием всех наших высших интересов". В. Г. Белинский завещал своим друзьям положить ему в гроб номер журнала "Отечественные записки", а классик русской сатиры М. Е. Салтыков-Щедрин в прощальном письме к сыну сказал: "Паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому".

По словам Н. Г. Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, объединившего наиболее жизнеспособные силы русского общества. В сознании читателя XIX века литература была не только "изящной словесностью", но и основой духовного бытия нации. Русский писатель относился к своему творчеству по-особому: оно было для него не профессией, а служением. "Учебником жизни" называл литературу Чернышевский, а Лев Толстой впоследствии удивлялся, что эти слова принадлежат не ему, а его идейному противнику.

Художественное освоение жизни в русской классической литературе никогда не превращалось в сугубо эстетическое занятие, оно всегда преследовало живую духовно-практическую цель. "Слово воспринималось не как звук пустой, а как дело — чуть ли не столь же "религиозно", как и древним карельским певцом Вейнемейненом, который "делал пением лодку". Эту веру в чудодейственную силу слова таил в себе и Гоголь, мечтая создать такую книгу, которая сама, силой лишь высказанных в ней, единственно и неоспоримо верных мыслей должна преобразовать Россию",- замечает современный литературовед Г. Д. Гачев.

Вера в действенную, преобразующую мир силу художественного слова определяла и особенности русской литературной критики. От литературных проблем она всегда поднималась к проблемам общественным, имеющим прямое отношение к судьбе страны, народа, нации. Русский критик не ограничивал себя рассуждениями о художественной форме, о мастерстве писателя. Анализируя литературное произведение, он выходил к вопросам, которые ставила перед писателем и читателем жизнь. Ориентация критики на широкие круги читателей делала ее очень популярной: авторитет критика в России был велик и его статьи воспринимались как оригинальные произведения, пользующиеся успехом наравне с литературой.

Русская критика второй половины XIX века развивается более драматично. Общественная жизнь страны в это время необычайно усложнилась, возникло множество политических направлений, которые спорили друг с другом. Пестрой и многослойной оказалась и картина литературного процесса. Поэтому и критика стала более разноголосой по сравнению с эпохой 30-40-х годов, когда все многообразие критических оценок покрывалось авторитетным словом Белинского. Подобно Пушкину в литературе, Белинский в критике был своеобразным универсалом: он совмещал в оценке произведения и социологические, и эстетические, и стилистические подходы, охватывая единым взором литературное движение в целом.

Во второй половине XIX века критический универсализм Белинского оказался неповторимым. Критическая мысль специализировалась по отдельным направлениям и школам. Даже Чернышевский и Добролюбов, критики наиболее разносторонние, обладавшие широтой общественного взгляда, уже не могли претендовать не только на охват литературного движения во всей его полноте, но и на целостную интерпретацию отдельного произведения. В их творчестве преобладали социологические подходы. Литературное развитие в целом и место в нем отдельного произведения раскрывалось теперь всей совокупностью критических направлений и школ. Аполлон Григорьев, например, споря с добролюбовскими оценками А. Н. Островского, подмечал в творчестве драматурга такие грани, которые ускользали от Добролюбова. Критическое осмысление творчества Тургенева или Льва Толстого нельзя свести к оценкам Добролюбова или Чернышевского. Работы Н. Н. Страхова об "Отцах и детях" и "Войне и мире" существенно углубляют и уточняют их. Глубина понимания романа И. А. Гончарова "Обломов" не исчерпывается классической статьей Добролюбова "Что такое обломовщина?": А. В. Дружинин вносит в осмысление характера Обломова значительные уточнения.

Основные этапы общественной борьбы 60-х годов. Разнообразие литературно-критических оценок во второй половине XIX века было связано с нарастающей общественной борьбой. С 1855 года в общественной жизни выявляются, а к 1859 году вступают в бескомпромиссную борьбу две исторические силы — революционная демократия и либерализм. Голос "мужицких демократов", обретающий силу на страницах некрасовского журнала "Современник", начинает определять общественное мнение в стране.

Общественное движение 60-х годов проходит в своем развитии три этапа: с 1855 по 1858; с 1859 по 1861; с 1862 по 1869 годы. На первом этапе происходит размежевание общественных сил, на втором — напряженная борьба между ними, а на третьем — резкий спад движения, завершающийся наступлением правительственной реакции.

Либерально-западническая партия. Русские либералы 60-х годов ратуют за искусство "реформ без революций" и связывают свои надежды с общественными преобразованиями "сверху". Но в их кругах возникают разногласия между западниками и славянофилами о путях намечающихся реформ. Западники начинают отсчет исторического развития с преобразований Петра I, которого еще Белинский называл "отцом России новой". К допетровской истории они относятся скептически. Но, отказывая России в праве на "допетровское" историческое предание, западники выводят из этого факта парадоксальную мысль о великом нашем преимуществе: русский человек, свободный от груза исторических традиций, может оказаться "прогрессивнее" любого европейца в силу своей "переимчивости". Землю, не таящую в себе никаких собственных семян, можно перепахивать смело и глубоко, а при неудачах, по словам славянофила А. С. Хомякова, "успокаивать совесть мыслию, что как ни делай, хуже прежнего не сделаешь". "Почему хуже? — возражали западники.- Молодая нация может легко заимствовать последнее и самое передовое в науке и практике Западной Европы и, пересадив его на русскую почву, совершить головокружительный скачок вперед".

Михаил Никифорович Катков на страницах основанного им в 1856 году в Москве либерального журнала "Русский вестник" пропагандирует английские пути социальных и экономических реформ: освобождение крестьян с землей при выкупе ее со стороны правительства, предоставление дворянству прав местного и государственного управления по примеру английских лордов.

Либерально-славянофильская партия. Славянофилы тоже отрицали "безотчетное поклонение прошедшим формам нашей старины". Но заимствования они считали возможными лишь в том случае, когда они прививались к самобытному историческому корню. Если западники утверждали, что различие между просвещением Европы и России существует лишь в степени, а не в характере, то славянофилы полагали, что Россия уже в первые века своей истории, с принятием христианства, была образована не менее Запада, но "дух и основные начала" русской образованности существенно отличались от западноевропейской.

Иван Васильевич Киреевский в статье "О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России" выделял три существенных признака этих различий: 1) Россия и Запад усвоили разные типы античной культуры, 2) православие имело ярко выраженные самобытные черты, отличавшие его от католичества, 3) разными были исторические условия, в которых складывалась западноевропейская и русская государственность.

Западная Европа унаследовала древнеримскую образованность, отличавшуюся от древнегреческой формальной рассудочностью, преклонением перед буквою юридического закона и пренебрежением к традициям "обычного права", державшегося не на внешних юридических постановлениях, а на преданиях и привычках.

Римская культура наложила свой отпечаток и на западноевропейское христианство. Запад стремился подчинить веру логическим доводам рассудка. Преобладание в христианстве рассудочных начал привело католическую церковь сначала к реформации, а потом и к полному торжеству обожествившего себя разума. Это освобождение разума от веры завершилось в немецкой классической философии и привело к созданию атеистических учений.

Наконец, и государственность Западной Европы возникала в результате завоевания германскими племенами коренных жителей бывшей Римской империи. Начавшись насилием, европейские государства должны были развиваться периодическими революционными переворотами.

В России многое складывалось иначе. Она получила культурную прививку не формально-рассудочной, римской, но более гармонической и цельной греческой образованности. Отцы восточной церкви никогда не впадали в отвлеченную рассудочность и заботились прежде всего о "правильности внутреннего состояния мыслящего духа". На первом плане у них стоял не ум, не рассудочность, а высшее единство верующего духа.

Славянофилы считали своеобразной и русскую государственность. Поскольку в России не существовало двух враждующих племен — завоевателей и побежденных, общественные отношения в ней основывались не только на законодательно-юридических актах, сковывающих народный быт, равнодушных к внутреннему содержанию человеческих связей. Законы имели у нас скорее внутренний, чем внешний характер. "Святость предания" предпочиталась юридической формуле, нравственность — внешней пользе.

Церковь никогда не пыталась у нас присвоить власть светскую, подменить собою государство, как это не раз случалось в папском Риме. Основой самобытной русской организации было общинное устройство, зерном которого являлся крестьянский мир: маленькие сельские общины сливались в более широкие областные объединения, из которых возникало согласие всей русской земли во главе с великим князем.

Петровская реформа, подчинившая церковь государству, круто сломала естественный ход русской истории.

В европеизации России славянофилы видели угрозу самой сущности русского национального бытия. Поэтому они отрицательно относились к петровским преобразованиям и правительственной бюрократии, были активными противниками крепостного права. Они ратовали за свободу слова, за решение государственных вопросов на Земском соборе, состоящем из представителей всех сословий русского общества. Они возражали против введения в России форм буржуазной парламентской демократии, считая необходимым сохранение самодержавия, реформированного в духе идеалов русской "соборности". Самодержавие должно встать на путь добровольного содружества с "землею", а в своих решениях опираться на мнение народное, периодически созывая Земский собор. Государь призван выслушивать точку зрения всех сословий, но принимать окончательное решение единолично, в согласии с христианским духом добра и правды. Не демократия с ее голосованием и механической победой большинства над меньшинством, а согласие, приводящее к единодушному, "соборному" подчинению державной воле, которая должна быть свободной от сословной ограниченности и служить высшим христианским ценностям.

Литературно-критическая программа славянофилов была органически связана с их общественными взглядами. Эту программу провозгласила издаваемая ими в Москве "Русская беседа": "Высший предмет и задача народного слова состоит не в том, чтобы сказать, что есть дурного у известного народа, чем болен он и чего у него нет, а в поэтическом воссоздании того, что дано ему лучшего для своего исторического предназначения".

Славянофилы не принимали в русской прозе и поэзии социально-аналитических начал, им был чужд утонченный психологизм, в котором они видели болезнь современной личности, "европеизированной", оторвавшейся от народной почвы, от традиций национальной культуры. Именно такую болезненную манеру со "щеголяньем ненужными подробностями" находит К. С. Аксаков в ранних произведениях Л. Н. Толстого с его "диалектикой души", в повестях И. С. Тургенева о "лишнем человеке".

Литературно-критическая деятельность западников . В отличие от славянофилов, ратующих за общественное содержание искусства в духе их "русских воззрений", либералы-западники в лице П. В. Анненкова и А. В. Дружинина отстаивают традиции "чистого искусства", обращенного к "вечным" вопросам, чуждающегося злобы дня и верного "абсолютным законам художественности".

Александр Васильевич Дружинин в статье "Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения" сформулировал два теоретических представления об искусстве: одно он назвал "дидактическим", а другое "артистическим". Дидактические поэты "желают прямо действовать на современный быт, современные нравы и современного человека. Они хотят петь, поучая, и часто достигают своей цели, но песнь их, выигрывая в поучительном отношении, не может не терять многого в отношении вечного искусства".

Подлинное искусство не имеет ничего общего с поучением. "Твердо веруя, что интересы минуты скоропреходящи, что человечество, изменяясь непрестанно, не изменяется только в одних идеях вечной красоты, добра и правды", поэт-артист "в бескорыстном служении этим идеям видит свой вечный якорь… Он изображает людей, какими их видит, не предписывая им исправляться, он не дает уроков обществу, или если дает их, то дает бессознательно. Он живет среди своего возвышенного мира и сходит на землю, как когда-то сходили на нее олимпийцы, твердо помня, что у него есть свой дом на высоком Олимпе".

Бесспорным достоинством либерально-западнической критики было пристальное внимание к специфике литературы, к отличию ее художественного языка от языка науки, публицистики, критики. Характерен также интерес к непреходящему и вечному в произведениях классической русской литературы, к тому, что определяет их неувядающую жизнь во времени. Но вместе с тем попытки отвлечь писателя от "житейских волнений" современности, приглушить авторскую субъективность, недоверие к произведениям с ярко выраженной общественной направленностью свидетельствовали о либеральной умеренности и ограниченности общественных взглядов этих критиков.

Общественная программа и литературно-критическая деятельность почвенников . Другим общественно-литературным течением середины 60-х годов, снимавшим крайности западников и славянофилов, было так называемое "почвенничество". Духовным его вождем был Ф. М. Достоевский, издававший в эти годы два журнала — "Время" (1861-1863) и "Эпоха" (1864-1865). Сподвижниками Достоевского в этих журналах являлись литературные критики Аполлон Александрович Григорьев и Николай Николаевич Страхов.

Почвенники в какой-то мере унаследовали взгляд на русский национальный характер, высказанный Белинским в 1846 году. Белинский писал: "Россию нечего сравнивать со старыми государствами Европы, которых история шла диаметрально противоположно нашей и давно уже дала цвет и плод… Известно, что французы, англичане, немцы так национальны каждый по-своему, что не в состоянии понимать друг друга, тогда как русскому равно доступны и социальность француза, и практическая деятельность англичанина, и туманная философия немца".

Почвенники говорили о "всечеловечности" как характерной особенности русского народного сознания, которую наиболее глубоко унаследовал в нашей литературе А. С. Пушкин. "Мысль эта выражена Пушкиным не как одно только указание, учение или теория, не как мечтание или пророчество, но исполнена и м н а д е л е, заключена вековечно в гениальных созданиях его и доказана им,- писал Достоевский.- Он человек древнего мира, он и германец, он и англичанин, глубоко сознающий гений свой, тоску своего стремления ("Пир во время чумы"), он и поэт Востока. Всем этим народам он сказал и заявил, что русский гений знает их, понял их, соприкоснулся с ними как родной, что он может п е р е в о п л о щ а т ь с я в них во всей полноте, что лишь одному только русскому духу дана всемирность, дано назначение в будущем постигнуть и объединить все многообразие национальностей и снять все противоречия их".

Подобно славянофилам почвенники считали, что "русское общество должно соединиться с народною почвой и принять в себя народный элемент". Но, в отличие от славянофилов, они не отрицали положительной роли реформ Петра I и "европеизированной" русской интеллигенции, призванной нести народу просвещение и культуру, но только на основе народных нравственных идеалов. Именно таким русским европейцем был в глазах почвенников А. С. Пушкин.

По словам А. Григорьева, Пушкин "первый и полный представитель" "общественных и нравственных наших сочувствий". "В Пушкине надолго, если не навсегда, завершился, обрисовавшись широким очерком, весь наш душевный процесс", наши "объем и мера": все последующее развитие русской литературы — это углубление и художественное осмысление тех элементов, которые сказались в Пушкине. Наиболее органично выразил пушкинские начала в современной литературе А. Н. Островский. "Новое слово Островского есть самое старое слово — народность". "Островский столь же мало обличитель, как он мало идеализатор. Оставимте его быть тем, что он есть — великим народным поэтом, первым и единственным выразителем народной сущности в ее многообразных проявлениях…"

Н. Н. Страхов явился единственным в истории русской критики второй половины XIX века глубоким истолкователем "Войны и мира" Л. Н. Толстого. Свою работу он не случайно назвал "критической поэмой в четырех песнях". Сам Лев Толстой, считавший Страхова своим другом, сказал: "Одно из счастий, за которое я благодарен судьбе, это то, что есть Н. Н. Страхов".

Литературно-критическая деятельность революционеров-демократов. Общественный, социально-критический пафос статей позднего Белинского с его социалистическими убеждениями подхватили и развили в шестидесятые годы революционно-демократические критики Николай Гаврилович Чернышевский и Николай Александрович Добролюбов.

К 1859 году, когда правительственная программа и взгляды либеральных партий прояснились, когда стало очевидно, что реформа "сверху" в любых ее вариантах будет половинчатой, революционеры-демократы от шаткого союза с либерализмом перешли к разрыву отношений и бескомпромиссной борьбе с ним. На этот, второй этап общественного движения 60-х годов падает литературно-критическая деятельность Н. А. Добролюбова. Обличению либералов он посвящает специальный сатирический отдел журнала "Современник" под названием "Свисток". Здесь Добролюбов выступает не только как критик, но и в роли сатирического поэта.

Критика либерализма насторожила тогда А. И. Герцена, который, будучи в эмиграции, в отличие от Чернышевского и Добролюбова, продолжал надеяться на реформы "сверху" и переоценивал радикализм либералов вплоть до 1863 года. Однако предостережения Герцена не остановили революционеров-демократов "Современника". Начиная с 1859 года они стали проводить в своих статьях идею крестьянской революции. Ядром будущего социалистического мироустройства они считали крестьянскую общину. В отличие от славянофилов, Чернышевский и Добролюбов полагали, что общинное владение землей держалось не на христианских, а на революционно-освободительных, социалистических инстинктах русского мужика.

Добролюбов стал основателем оригинального критического метода. Он видел, что большинство русских писателей не разделяют революционно-демократического образа мыслей, не произносят приговора над жизнью с таких радикальных позиций. Задачу своей критики Добролюбов усматривал в том, чтобы по-своему завершить начатое писателем дело и сформулировать этот приговор, опираясь на реальные события и художественные образы произведения. Свой метод осмысления творчества писателя Добролюбов называл "реальной критикой".

Реальная критика "разбирает, возможно ли и действительно ли такое лицо; нашедши же, что оно верно действительности, она переходит к своим собственным соображениям о причинах, породивших его, и т. д. Если в произведении разбираемого автора эти причины указаны, критика пользуется ими и благодарит автора; если нет, не пристает к нему с ножом к горлу — как, дескать, он смел вывести такое лицо, не объяснивши причин его существования?" Критик берет в этом случае инициативу в свои руки: объясняет причины, породившие то или иное явление, с революционно-демократических позиций и затем произносит над ним приговор.

Добролюбов положительно оценивает, например, роман Гончарова "Обломов", хотя автор "не дает и, по-видимому, не хочет дать никаких выводов". Достаточно того, что он "представляет вам живое изображение и ручается только за сходство его с действительностью". Для Добролюбова подобная авторская объективность вполне приемлема и даже желательна, так как объяснение и приговор он берет на себя сам.

Реальная критика нередко приводила Добролюбова к своеобразному перетолковыванию художественных образов писателя на революционно-демократический лад. Получалось, что анализ произведения, перераставший в осмысление острых проблем современности, приводил Добролюбова к таким радикальным выводам, которые никак не предполагал сам автор. На этой почве, как мы увидим далее, произошел решительный разрыв Тургенева с журналом "Современник", когда статья Добролюбова о романе "Накануне" увидела в нем свет.

В статьях Добролюбова оживает молодая, сильная натура талантливого критика, искренне верящего в народ, в котором он видит воплощение всех своих высших нравственных идеалов, с которым он связывает единственную надежду на возрождение общества. "Страсть его глубока и упорна, и препятствия не страшат его, когда их нужно одолеть для достижения страстно желанного и глубоко задуманного",- пишет Добролюбов о русском крестьянине в статье "Черты для характеристики русского простонародья". Вся деятельность критика была направлена на борьбу за создание "партии народа в литературе". Этой борьбе он посвятил четыре года неусыпного труда, написав за такое короткое время девять томов сочинений. Добролюбов буквально сжег себя на подвижнической журнальной работе, подорвавшей его здоровье. Он умер в возрасте 25 лет 17 ноября 1861 года. О преждевременной смерти молодого друга проникновенно сказал Некрасов:

Но слишком рано твой ударил час

И вещее перо из рук упало.

Какой светильник разума угас!

Какое сердце биться перестало!

Спад общественного движения 60-х годов. Споры между "Современником" и "Русским словом". На закате 60-х годов в русской общественной жизни и критической мысли совершаются драматические перемены. Манифест 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян не только не смягчил, но еще более обострил противоречия. В ответ на подъем революционно-демократического движения правительство перешло к открытому наступлению на передовую мысль: арестованы Чернышевский и Д. И. Писарев, на восемь месяцев приостановлено издание журнала "Современник".

Положение усугубляется расколом внутри революционно-демократического движения, основной причиной которого явились разногласия в оценке революционно-социалистических возможностей крестьянства. Деятели "Русского слова" Дмитрий Иванович Писарев и Варфоломей Александрович Зайцев выступили с резкой критикой "Современника" за его якобы идеализацию крестьянства, за преувеличенное представление о революционных инстинктах русского мужика.

В отличие от Добролюбова и Чернышевского, Писарев утверждал, что русский крестьянин не готов к сознательной борьбе за свободу, что в массе своей он темен и забит. Революционной силой современности Писарев считал "умственный пролетариат", революционеров-разночинцев, несущих в народ естественнонаучные знания. Эти знания не только разрушают основы официальной идеологии (православия, самодержавия, народности), но и открывают народу глаза на естественные потребности человеческой природы, в основе которых лежит инстинкт "общественной солидарности". Поэтому просвещение народа естественными науками может не только революционным ("механическим"), но и эволюционным ("химическим") путем привести общество к социализму.

Для того чтобы этот "химический" переход совершался быстрее и эффективнее, Писарев предложил русской демократии руководствоваться "принципом экономии сил". "Умственный пролетариат" должен сосредоточить всю энергию на разрушении духовных основ существующего ныне общества путем пропаганды в народе естественных наук. Во имя так понимаемого "духовного освобождения" Писарев, подобно тургеневскому герою Евгению Базарову, предлагал отказаться от искусства. Он действительно считал, что "порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта", и признавал искусство лишь в той мере, в какой оно участвует в пропаганде естественнонаучных знаний и разрушает основы существующего строя.

В статье "Базаров" он восславил торжествующего нигилиста, а в статье "Мотивы русской драмы" "сокрушил" возведенную на пьедестал Добролюбовым героиню драмы А. Н. Островского "Гроза" Катерину Кабанову. Разрушая кумиры "старого" общества, Писарев опубликовал скандально знаменитые антипушкинские статьи и работу "Разрушение эстетики". Принципиальные разногласия, определившиеся в ходе полемики между "Современником" и "Русским словом", ослабляли революционный лагерь и являлись симптомом спада общественного движения.

Общественный подъем 70-х годов. К началу 70-х годов в России наметились первые признаки нового общественного подъема, связанного с деятельностью революционных народников. У второго поколения революционеров-демократов, осуществивших героическую попытку поднять крестьян на революцию "хождением в народ", были свои идеологи, в новых исторических условиях развивавшие идеи Герцена, Чернышевского и Добролюбова. "Вера в особый уклад, в общинный строй русской жизни; отсюда — вера в возможность крестьянской социалистической революции,- вот что одушевляло их, поднимало десятки и сотни людей на героическую борьбу с правительством",- писал о народниках-семидесятниках В. И. Ленин. Эта вера в той или иной степени пронизывала все труды вождей и наставников нового движения — П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского, М. А. Бакунина, П. Н. Ткачева.

Массовое "хождение в народ" завершилось в 1874 году арестом нескольких тысяч человек и последовавшими затем процессами 193-х и 50-ти. В 1879 году на съезде в Воронеже народническая организация "Земля и воля" раскололась: "политики", разделявшие идеи Ткачева, организовали свою партию "Народная воля", провозгласив главной целью движения политический переворот и террористические формы борьбы с правительством. Летом 1880 года народовольцы организуют взрыв в Зимнем дворце, и Александр II чудом спасается от гибели. Это событие вызывает шок и смятение в правительстве: оно решает пойти на уступки назначением либерала Лориса-Меликова полномочным правителем и обращением к либеральной общественности страны за поддержкой. В ответ государь получает записки от русских либералов, в которых предлагается немедленно созвать независимое собрание из представителей земств для участия в управлении страной "с целью выработки гарантий и прав личности, свободы мысли и слова". Казалось, что Россия стоит на пороге принятия парламентской формы правления. Но 1 марта 1881 года совершается непоправимая ошибка. Народовольцы после многократных покушений убивают Александра II, и вслед за этим в стране наступает правительственная реакция.

Консервативная идеология 80-х годов. Эти годы в истории русской общественности характеризуются расцветом консервативной идеологии. Ее отстаивал, в частности, Константин Николаевич Леонтьев в книгах "Восток, Россия и славянство" и "Наши "новые христиане" Ф. М. Достоевский и граф Лев Толстой". Леонтьев считает, что культура каждой цивилизации проходит три стадии развития: 1) первичной простоты, 2) цветущей сложности, 3) вторичного смесительного упрощения. Главным признаком упадка и вступления в третью стадию Леонтьев считает распространение либеральных и социалистических идей с их культом равенства и всеобщего благоденствия. Либерализму и социализму Леонтьев противопоставил "византизм" — сильную монархическую власть и строгую церковность.

Критика в русской литературе XIX века Первые высокие образцы русской критики сложились в критической прозе А.С.Пушкина и Н В.Гоголя, оставивших тонкие суждения о назначении литературы, о реализме и сатире, о сущности и задачах критики. В критике В.Г.Белинского, выдвинувшего концепцию критического реализма, оценка произведения строится уже на истолковании его как художественного целого, в единстве его идей и образов, а творчество писателя рассматривается в связи с историей литературы и общества. К началу 1870-х годов формируется понятие "реальной критики". Ее представителями можно назвать Чернышевского, Добролюбова, Писарева. Критика опирается на реальные события и художественные образы произведений, выносит общественные приговоры. Появляется, наряду с новыми течениями, русская критика, представленная тремя крупными течениями: Западники, Славянофилы, Почвенники.

ЗАПАДНИКИ, представители одного из направлений русской общественной мысли х гг. Считали историю России частью общемирового исторического процесса, сторонники развития страны по западноевропейскому пути. Критиковали самодержавие и крепостничество, выдвигали проекты освобождения крестьян с землей, сторонники реформ и конституционного преобразования государственного строя. Главные представители: П.В. Анненков, В.П. Боткин, Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, М.Н. Катков, И.С. Тургенев, П.Я. Чаадаев, Б.Н. Чичерин и др. Сотрудничали в журналах "Отечественные записки", "Современник", "Русский вестник". Крайне левое крыло западников - А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Н.П. Огарев (до конца 1840-х гг.). После крестьянской реформы 1861 западники сблизились со славянофилами на почве либерализма. Взгляды западников (особенно их конституционные проекты) получили дальнейшее развитие в программах российских либеральных организаций и групп конца 19 - начала 20 вв.

СЛАВЯНОФИЛЫ, представители одного из направлений русской общественной мысли х гг. 19 в. Выступали с обоснованием особого, отличного от западноевропейского пути исторического развития России, усматривая ее самобытность в отсутствии борьбы социальных групп, в крестьянской общине, православии как единственно истинном христианстве; противостояли западникам. Главные представители: братья К.С. и И.С. Аксаковы, И.В. и П.В. Киреевские, А.И. Кошелев, Ю.Ф. Самарин, А.С. Хомяков, В.А. Черкасский. К славянофилам идейно близки В.И. Даль, А.А. Григорьев, А.Н. Островский, Ф.И. Тютчев. В процессе подготовки крестьянской реформы 1861 многие славянофилы сблизились с западниками на почве либерализма. Некоторые идеи славянофилов получили развитие в идеологии почвенничества (Н.Н. Страхов), панславизма (Н.Я. Данилевский), а также "охранительных" направлениях русской общественной мысли. ПОЧВЕННИКИ, представители течения русской общественной мысли 1860-х гг., родственного славянофилам (Ф.М. Достоевский, А.А. Григорьев, Н.Н. Страхов). В журналах "Время", "Эпоха" проповедовали сближение образованного общества с народом ("почвой") на религиозно-этической основе.

Николай Николаевич Страхов (), российский философ, публицист, критик. В публицистике развивал идеи почвенничества. Статьи о Л.Н. Толстом (в том числе о романе "Война и мир"). Один из первых оценил огромное литературное значение романа Л. Н. Толстого «Война и мир». В 1870 предсказывал, что «Война и мир» скоро станет «настольною книгою каждого образованного русского, классическим чтением наших детей». Творчество и личность Л. Н. Толстого оказали на Страхова исключительное влияние Первый биограф Ф.М. Достоевского. (одна из его лучших статей о романе Достоевского «Преступление и наказание). В книгах "Мир как целое" (1872), "О вечных истинах" (1887), "Философские очерки" (1895), полагая высшей формой познания религию, критиковал современный материализм, спиритизм. ПОЧВЕННИКИ

Григорьев, Аполлон Александрович (1822 – 1864) русский литературный и театральный критик, поэт Создатель так называемой органической критики: статьи о Н.В. Гоголе, А.Н. Островском, А.С. Пушкине, М.Ю. Лермонтове, И.С. Тургеневе, Н.А. Некрасове, А.А. Фете и др. По мировоззрению почвенник. В лирике Григорьева - раздумья и страдания романтической личности: цикл "Борьба" (полное издание 1857), в том числе стихи-романсы "О, говори хоть ты со мной..." и "Цыганская венгерка", цикл "Импровизации странствующего романтика" (1860). Поэма-исповедь "Вверх по Волге" (1862). Автобиографическая проза. «...органический взгляд признает за свою исходную точку творческие, непосредственные, природные, жизненные силы. Иными словами: не один ум с его логическими требованиями и порождаемыми ими теориями, а ум плюс жизнь и ее органические проявления.» (А.Григорьев) ПОЧВЕННИКИ

АКСАКОВ Иван Сергеевич (), русский публицист, общественный деятель, предприниматель. КИРЕЕВСКИЙ Иван Васильевич () один из основателей славянофильства СЛАВЯНОФИЛЫ

Анненков Павел Васильевич Мемуары являются наиболее прочной и ценной частью литературного наследия; к ним принадлежат также воспоминания об "идеалистах тридцатых годов" - Огареве, Белинском, Кольцове, В.П. Боткине, Грановском, Герцене, Бакунине, Тургеневе (собраны в книге "Литературные воспоминания", СПб., 1909). В середине 1850-х годов выступил на поприще литературного критика и писал о многих современных явлениях литературы о произведениях Тургенева, графа Льва Толстого, графа Алексея Толстого, С.Т. Аксакова, Островского, Писемского, Салтыкова, Кохановской и других. «...род вашего таланта не такой, какой нужен поэту, для рассказчика же у вас гораздо больше таланта, чем сколько нужно» (Белинский П.В.Анненкову) ЗАПАДНИКИ

Грановский Тимофей Николаевич ЗАПАДНИКИ () знаменитый профессор истории ЧААДАЕВ Петр Яковлевич () русский мыслитель, публицист, общественный деятель.

Белинский Виссарион Григорьевич Был противником славянофильской идеализации русской патриархальности, но выступал и против некритического отношения некоторых либералов-западников к европейским буржуазным порядкам. Знал, что капитализм новое рабство для народа, но России не миновать буржуазного пути развития. Человечество, однако, не остановится и на буржуазном этапе, на смену ему придёт социализм. Белинский сделал литературную критику выражением целостного философского миросозерцания. Глубоко постигнув диалектику Гегеля, он разработал объективные, исторические критерии искусства, порвав с вкусовой "романтической" критикой.

Основоположник русской реалистической эстетики и литературной критики, он сочетал философское мышление и литературно-критический талант и пафос революционного публициста. Белинский Виссарион Григорьевич Своё творчество Белинский подчинял задачам борьбы против крепостничества, за развитие общественного сознания и русской реалистической литературы. Традиции его критики продолжены Н. Г. Чернышевским, Н.А.Добролюбовым. Рассматривал Пушкина как первого национального поэта России. Провозгласил Н. В. Гоголя главой современной русской литературы Разъяснял глубоко русский, бунтарский характер поэзии Лермонтова, гуманизм и народность поэта. Обладая отличным художественным вкусом, сумел определить по ранним произведениям Герцена, Некрасова, Тургенева, Гончарова, Достоевского, в чём заключалось неповторимое своеобразие их таланта.

Николай Гаврилович Чернышевский (12.VII (29).X.1889) русский революционный публицист, философ-материалист и социалист-утопист, литературный критик и писатель, Журналистская деятельность Ч. была посвящена задачам борьбы против царизма и крепостничества. «... Он умел влиять на все политические события его эпохи в революционном духе, проводя - через препоны и рогатки цензуры - идею крестьянской революции, идею борьбы масс за свержение всех старых властей» (В.И.Ленин. Полн. собр. соч., 5 изд., т. 20, с. 175) Что делать? Из рассказов о новых людях. Литературная критика 1850 О «Бригадире» Фонвизина. Кандидатская работа Бедность не порок. Комедия А. Островского Сочинения Пушкина Очерки гоголевского периода русской литературы Александр Сергеевич Пушкин. Его жизнь и сочинения Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого Русский человек на rendez-vous. Размышления по прочтении повести г. Тургенева «Ася» Собрание чудес, повести, заимствованные из мифологии.

Добролюбов Николай Александрович русский литературный критик, публицист. С 1857 постоянный сотрудник журнала "Современник". Развивал эстетические принципы В.Г. Белинского и Н.Г. Чернышевского, видя назначение литературы прежде всего в критике существующего строя, разработал метод "реальной критики" (1836 – 1861) статьи: "Что такое обломовщина?", "Темное царство", "Луч света в темном царстве", "Когда же придет настоящий день?" и др. Создал сатирическое приложение к "Современнику" - "Свисток" (1859). Сатирические стихи, пародии.

Дмитрий Иванович Писарев () русский публицист и литературный критик. С начала 1860-х гг. ведущий сотрудник журнала «Русское слово». В заключен в Петропавловскую крепость за антиправительственный памфлет. В начале 1860-х гг. Дмитрий Писарев выдвинул идею достижения социализма через индустриальное развитие страны («теория реализма»). Пропагандировал развитие естествознания, которое считал средством просвещения и производительной силой. Высоко оценивал роман Н.Г. Чернышевского "Что делать?", творчество И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского. С нигилистических позиций отрицал значение творчества А.С. Пушкина для современности. Главные труды: «Очерки из истории труда», «Базаров», «Реалисты», «Разрушение эстетики», «Генрих Гейне».

«В историческом развитии литератур европейских наша юная литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникала к жизни с такою силою и быстротой, в таком мощном, ослепительном блеске таланта... нигде на протяжении неполных ста лет не появлялось столь яркого созвездия великих имен, как в России... Наша литература наша гордость. В русской литературе нашли себе яркое выражение великие освободительные идеи, созданные человечеством... Значение русской литературы признано миром, изумленным ее красотой и силой». А.М.Горький о литературе 19 века

“Отечественные записки”. Журнал был основан в 1818 г. Свиньиным. В нем публиковались статьина исторические и географические темы, а также сообщения о быте и нравах русского народа, который благоденствует под властью царя, церкви и дворянства. Журнал особого успеха не имел. В 1831 г. перестал выходить. Но в 1838 г. Свиньин попробовал возобновить издание. Но опять неудачно. И он передал права на издание А.А. Краевскому, человеку с литературными способностями и опытом, а также с хорошей деловой хваткой. Он давно мечтал об издании журнала. Он придерживался прозападного направления. Журнал был объемный, энциклопедический. Пользовался успехом. Почти сразу в нем стал сотрудничать Белинский, высоко его ценил. При Белинском издание получило четкое направление - борьба против крепостничества, пережитков, застоя, азиатчины. Особенно эта позиция была заметна в отделах библиографии и критики, в которых Белинский выступал со статьями. В работе журнала участвовали Некрасов, Герцен, Панаев, Огарев, публиковались Лермонтов, Кольцов и Тургенев. Журнал активно полемизировал с изданиями Булгарина, Греча, Сенковского, особенно с “Библиотекой для чтения”, а также со славянофильскими изданиями. Белинский привлек к работе в журнале многих видных литераторов – Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Одоевского, Даля, Фета, Майкова и других. Интересен был и отдел переводов журнала – Диккенс, Ф.Купер, Жорж Санд, Г.Гейне. Из зарубежных писателей прошлого на страницах этого издания появились лишь Гете и Шекспир. В отделе критики публиковали обзоры не только отечественной, но и зарубежной литературы, помещали переводы критических статей иностранных авторов. Появлялись в журнале и полемические статьи против выступлений в печати известных славянофилов. Журнал высказывался за распространение просвещения, за свободу, за прогрессивные формы экономической, политической и культурной жизни. Ратовал за всестороннее развитие страны и ее народа. Боролся с крепостничеством, используя для этого все возможные поводы. Например, публиковал статьи о рабстве в Америке. Писал о новых методах труда, подводя к мысли о необходимости отмены крепостного права. Важное место отводилось национальной культуре России и осуждалось пренебрежительное отношение к ней дворянства. Несмотря на западнические взгляды сотрудничающие в журнале Герцен и Белинский нимало не преклонялись перед Западом, хотя и объективно оценивали большие достижения его капиталистический цивилизации. Многие материалы в журнале посвящались развитию науки, освещению новых наработок философии. Однако в 1846 г. Белинский, Некрасов и Герцен ушли из журнала, после чего он занял либеральную позицию.

“Современник”. Журнал, основанный А.С.Пушкиным в 1846 г. приобретают у Плетнева Некрасов и Панаев. Среди ведущих его сотрудников – Белинский, фактически осуществлявший идейное руководство. Он работал здесь всего два года, но это самый заметный период в жизни обновленного журнала. “Письмо к Гоголю” - своеобразное программное произведение Белинского, долгое время известное только в рукописном варианте. Здесь выражен его взгляд на роль литературы и публицистики в борьбе с крепостничеством, с произволом власть имущих, с пережитками самодержавия. Именно с такой меркой подходит Белинский к оценке современной ему литературы и публицистики, в этом ключе реагирует на выступления других журналов, с таких позиций участвует в полемике с оппонентами. Это обеспечило успех журнала. Он выходит тиражом 3100 экземпляров, начинает приносить доход. После смерти Белинского журнал остается одним из лучших журналов. На его страницах появляются произведения Толстого, печатаются Тургенев Гончаров, Писемский. Закрыт журнал был в 1866 г.

Издания “революционных демократов” – это издания, выпускавшиеся за границей и доставлявшиеся в Россию нелегально. Первым, кто стал этим заниматься, был А.И.Герцен, талантливый публицист, литератор и философ. Он решил на деле показать силу свободного печатного слова и начал издание своего альманаха и газеты при нем. Он был сторонником русского утопического социализма. И главной задачей своей журналистской и издательской деятельности считал революционную пропаганду. Критика крепостничества, просвещение народа, распространение идей утопического социализма, опора на русскую крестьянскую общину – вот главная тематика его изданий. На их страницах он поддерживал революционные проявления в разных странах, прежде всего польских повстанцев России. Сначала Герцен издает брошюры, затем альманах и газету.

Издания Герцена: альманах “Полярная звезда” (1855) и газета “Колокол” (1857-1867). Альманах выходил в Лондоне. Название полностью повторяет заглавие альманаха декабристов. Отражено это и в оформлении – на обложке портреты всех казненных декабристов. Первый номер вышел к годовщине их казни – 25 июля 1855 г. Главное в нем – письмо императору Александру II, в котором он требовал свободы слова и освобождения крестьян. Издание получило распространение в России. Через год вышел второй номер. В нем были опубликованы запрещенные стихи Пушкина, Рылеева и других поэтов. Литературные произведения и у Герцена играли пропагандистскую роль и воспринимались как публицистические материалы читателями. Таковы были особенности времени. Альманах выходил редко. Герцен решил выпускать в дополнение к ней газету “Колокол”. Эта первая революционная газета имела эпиграф “Зову живых!”. Выходила раз в месяц, а став самостоятельным изданием в 1861 г., – два раза в месяц. Главная тема выступлений газеты определялась провозглашенным в “Полярной звезде” девизом:“ Везде, во всем, всегда быть со стороны воли против насилия, со стороны разума против предрассудков, со стороны науки против изуверства…” Здесь публиковались злободневные острые сообщения из России. Многие материалы были написаны в жанре революционных воззваний за освобождение крестьян от гнета помещиков, за отмену цензуры и свободу слова. За освобождение крестьян от побоев. В своих выступлениях Герцен беспощадно критиковал самодержавие, помещиков, сановников-казнокрадов. Он способствовал развитию новых жанров революционной публицистики: передовой статьи, критической корреспонденции, памфлета открытого письма. Отмена крепостного права сначала обрадовало Герцена. Но потом стало ясно, что проблем едва ли стало меньше. Крестьяне без земли, власти все так же ведут антинародную политику. Словом, для публикаций у Герцена недостатка в темах не было. Пишет для этого издания и его друг Огарев. Успех газеты в России был огромен. Ее читали многие. Тираж составлял 2500-3000 экземпляров. Естественно, издавалась газета на собственные средства издателя. Однако цели своей Герцен не достиг – революции в России не произошло. Свобода слова не была обретена. Демократия не сформировалась. Он испытал некоторое разочарование. И понял, что стихийные крестьянские бунты, бессмысленные и беспощадные, по его словам, не могут привести к успеху. В последние годы он стал больше материалов в газете посвящать опыту революционной борьбы в европейских странах, деятельности I Интернационала. В 1867 г. издание прекращается. Однако влияние публицистики Герцена на русское общество и на журналистику в целом весьма значительны.

Главное в творчестве В.Г.Белинского – революционно-демократическая устремленность критика, его связь с идеями освободительного движения своего времени. Он был первым профессиональным демократическим журналистом, который своими поисками и размышлениями в области истории и теории журналистики заложил основы науки о печати. Он впервые в России сформулировал те требования, которым должно отвечать журналистика, в статье “Ничто о ничем, или отчет г. издателю “Телескопа” за последнее полугодие (1835) русской литературы”. Статья написана в форме обозрения. Заголовок позволяет затронуть множество тем и сюжетов. Белинский рассматривает только журналы. В них находит наиболее полное выражение ведущих тенденций времени. Широко освещает вопросы журналистики. Это одна из первых теоретических работ в этой области. Он касается вопросов о направлении журнала и о способах влиять на публику. Цели и функции периодического издания и различных его отделов – все это нашло отражение в статье. Белинский видел в журнале огромную идеологическую силу и хотел направить ее на решение демократических задач. Он расширил понятие о журналистике - не только способ интеллектуального развития народа, но и единственный способ пробуждения его политического и правового сознания. “Журнал должен иметь... физиономию, характер; альманачная безличность для него всего хуже. Физиономия и характер журнала состоят в его направлении, его мнении, его господствующем учении, которого он должен быть органом...”. Статья интересна для понимания журнальной борьбы 30-х гг. XIX в. В ней выковывалась демократическая пресса. Статья направлена против антидемократических концепций и охранительной деятельности журнального триумвирата. Публицист Белинский выступает против Булгарина, который, как он считает, издевается над русским народом и его литературой, против издателя “Библиотеки для чтения” Сенковского, провозгласившего, как он утверждает, беспринципность и безыдейность основой своей редакторской деятельности. Он осуждает субъективный характер критики “Московского наблюдателя”. Белинский пытается понять причины роста журнальной промышленности, причины влияния журналистики торгового направления. Оно было довольно значительно. При неразвитости в России капиталистических отношений, русские буржуа научились извлекать выгоду из печатного слова. Благородная просветительская и гуманистическая роль прессы уступила место откровенной торговле словом - доходы издателей находились в прямой зависимости от обесценивания идей, выражаемых журналами. Он старается понять причину их популярности. Учит распознавать истинные ценности и ложные декларации. Статья полна пафоса и борьбы против журнального триумвирата (Сенковского, Булгарина и Греча с их изданиями). Они, по мнению Белинского, своей пошлостью, ограниченность и явным расчетом на помещичьи вкусы стояли на пути прогрессивной журналистики, которая хотела приобщить русских людей к достижениям европейской культуры, возбудить их жажду знания, интерес к прогрессу и стремление к свободе. В торговой журналистике он видит и положительные черты – ее занимательность, доступность, разнообразие и богатство материалов. Он считает необходимым использовать это передовой журналистикой. Но безусловно выступает за идейность изданий одновременно с использованием способов “завоевания” читателей. Но этим не ограничивается вклад Белинского в отечественную журналистику. Он развил и сделал универсальным жанр литературной критики, который стал ведущим в журналистике второй половины XIX в. Белинский создает теорию реализма, основными тезисами которой являются самобытность и народность (т.е. правдивость, верность) литературы. Работы критика долгое время были нравственными и эстетическими ориентирами для интеллектуальной части общества.

Многие русские писатели 19 века чувствовали, что Россия поставлена перед бездной и летит в бездну.

Н.А. Бердяев

С середины 19 века русская литература становится не только искусством номер один, но и властительницей политических идей. В условиях отсутствия политических свобод общественное мнение формируется писателями, а в произведениях преобладает социальная тематика. Социальность и публицистичность - отличительные черты литературы второй половины 19 века. Именно в середине столетия были поставлены два болезненных русских вопроса: "Кто виноват?" (название романа Александра Ивановича Герцена, 1847) и "Что делать?" (название романа Николая Гавриловича Чернышевского, 1863).

Русская литература обращается к анализу общественных явлений, поэтому действие большинства произведений - современное, то есть происходит в то время, когда создаётся произведение. Жизнь героев изображается в контексте широкой социальной картины. Проще говоря, герои "вписываются" в эпоху, их характеры и поведение мотивируются особенностями социально-исторической атмосферы. Именно поэтому ведущим литературным направлением и методом второй половины 19 века становится критический реализм , а ведущими жанрами - роман и драма . При этом, в отличие от первой половины столетия, в русской литературе возобладала проза, а поэзия отошла на второй план.

Острота социальной проблематики была связана ещё и с тем, что в русском обществе 1840-1860-х гг. произошла поляризация мнений относительно будущего России, что выразилось в появлении славянофильства и западничества .

Славянофилы (наиболее известные среди них - Алексей Хомяков, Иван Киреевский, Юрий Самарин, Константин и Иван Аксаковы) считали, что у России свой, особенный путь развития, предначертанный ей православием. Они решительно выступали против западной модели политического развития, дабы избежать обездушивания человека и общества.

Славянофилы требовали отмены крепостного права, желали всеобщего просвещения и освобождения русского народа от государственной власти. В частности, Константин Аксаков утверждал, что русские - негосударственный народ, которому чуждо конституционное начало (см. работу К.С. Аксакова "О внутреннем состоянии России", 1855).

Идеал они видели в допетровской Руси, где первоосновой народного бытия были православие и соборность (термин введён А. Хомяковым как обозначение единства в православной вере). Трибуной славянофилов был литературный журнал "Москвитянин".

Западники (Пётр Чаадаев, Александр Герцен, Николай Огарёв, Иван Тургенев, Виссарион Белинский, Николай Добролюбов, Василий Боткин, Тимофей Грановский, к ним примыкал и теоретик анархизма Михаил Бакунин) были уверены в том, что Россия должна пройти в своём развитии тот же путь, что и страны Западной Европы. Западничество не было единым направлением и делилось на либеральное и революционно-демократическое течения. Как и славянофилы, западники выступали за немедленную отмену крепостного права, рассматривая это как основное условие европеизации России, требовали свободы печати и развития промышленности. В области литературы поддерживали реализм, основателем которого считали Н.В. Гоголя. Трибуной западников были журналы "Современник" и "Отечественные записки" в период их редактирования Н.А. Некрасовым.

Славянофилы и западники не были врагами, они лишь по-разному смотрели на будущее России. По выражению Н.А. Бердяева, первые видели в России мать, вторые - дитя. Предлагаем для наглядности таблицу , где сопоставляются позиции славянофилов и западников.

Преодолеть полярность мнений славянофилов и западников попытались почвенники . Это течение зародилось в 1860-е гг. в кругу интеллигенции, близкому к журналу "Время" / "Эпоха". Идеологами почвенничества были Михаил Достоевский, Фёдор Достоевский, Аполлон Григорьев, Николай Страхов. Почвенники отвергали как самодержавно-крепостнический строй, так и западную буржуазную демократию. Принимая западную цивилизацию, почвенники обвиняли страны Запада в бездуховности. Достоевский считал, что представители "просвещённого общества" должны слиться с "народной почвой", что позволит верхам и низам русского общества взаимно обогатить друг друга. В русском характере почвенники подчёркивали религиозно-нравственное начало. Отрицательно относились к материализму и идее революции. Прогресс, по их мнению, это соединение образованных классов с народом. Олицетворение идеала русского духа почвенники видели в А.С. Пушкине. Многие идеи западников считали утопичными.

Предметом споров с середины 19 века становится вопрос о природе и назначении художественной литературы. В русской критике складываются три взгляда на этот вопрос.

Александр Васильевич Дружинин

Представители "эстетической критики" (Александр Дружинин, Павел Анненков, Василий Боткин) выдвинули теорию "чистого искусства", суть которой в том, что литература должна обращаться только к вечным темам и не зависеть от политических целей, от общественной конъюнктуры.

Аполлон Александрович Григорьев

Аполлон Григорьев сформулировал теорию "органической критики" , выступив за создание произведений, которые бы охватывали жизнь во всей её полноте, целостности. При этом акцент в литературе предлагается делать на нравственных ценностях.

Николай Александрович Добролюбов

Принципы "реальной критики" были провозглашены Николаем Чернышевским и Николаем Добролюбовым. Они рассматривали литературу как силу, способную преобразить мир и способствующую познанию. Литература, по их мнению, должна содействовать распространению прогрессивных политических идей, ставить и решать в первую очередь социальные проблемы.

По разным, диаметрально противоположным путям развивалась и поэзия. Пафос гражданственности объединил поэтов "некрасовской школы": Николая Некрасова, Николая Огарёва, Ивана Никитина, Михаила Михайлова, Ивана Гольца-Миллера, Алексея Плещеева. Сторонники "чистого искусства": Афанасий Фет, Аполлон Майков, Лев Мей, Яков Полонский, Алексей Константинович Толстой - писали стихи преимущественно о любви и природе.

Социально-политические и литературно-эстетические споры существенно повлияли на развитие отечественной журналистики. Огромную роль в формировании общественного мнения сыграли литературные журналы.

Обложка журнала "Современник", 1847